СУДЬБЫ НАУЧНОЙ ФАНТАСТИКИ

Многие полагают, что век научной фантастики закончен. Приведем одну из наиболее ярких метафор: жанр находится в «камере смертников», и пора совершать оттуда «побег» (А. Зорич). Другие уверены, что проблемы вовсе не существует — ведь полки магазинов по-прежнему завалены фантастикой. Где истина (кроме как в вине, разумеется)? Паника на пустом месте? Или, наоборот, профаны не замечают гибели жанра, принимая пустые боевики за полноценную НФ? Тема это огромная, всю ее осветить мы, разумеется, не сможем, даже если возьмем прожектор побольше. Ограничимся двумя вопросами: в чем состоит предполагаемый кризис и каковы его причины.

Кто придумал кризис фантастики?

Могильщики жанра прежде всего кивают на кризис науки. Да, мы все еще летаем в космос. Но нет уже в связи с этим щенячьей радости, каковая выражается не только в повизгивании, но и в финансировании. Бюджет NASA уменьшился почти в десять раз. Впрочем, несмотря на трудности, наука в летаргический сон не впала. Полным ходом, скажем, идет подготовка к колонизации Марса. Да и раньше кризисы были, скажем, в начале ХХ века, когда понятие «материи» едва не рассыпалось... Но жанр-то выжил, и даже окреп. Возможно, есть причины другого рода. Если кому-то кажется, что дерево криво, как знать — вдруг он сам неправильно смотрит. Критикам тоже хочется кушать, а с голоду можно и не такое придумать. Провозглашать конец и гибель, быть вестником очередного Апокалипсиса — работа весьма благодарная. Ломать проще, чем строить. А верещать о том, как что-то сломается само по себе, без твоего участия — для этого и мозги-то не нужны. Зато тысячи, даже миллионы тех, кому это обреченное на разрушение чем-то дорого — все примутся слушать, записывать и обсуждать. Ничего своего не надо придумывать — знай только облаивай слона, как Моська.

Есть и другая причина, о которой писал еще Вальтер Скотт. Люди злы и циничны. Они просто не могут поверить, будто автор, создавший несколько шедевров, удержится на этом уровне. Они ждут, что его новые произведения окажутся значительно слабее старых, и оценивают их не просто строже — а намеренно занижают оценки, чтоб не зазнавался.
Чего уж говорить о целом жанре! Тот, кто долгие годы был властителем дум, просто обязан оступиться и шмякнуться с пьедестала прямо в грязь. Иначе публика будет разочарована.

Однако есть и другие причины, как существуют и достойные критики. Беспокойство за судьбу научной фантастики все же не лишено оснований. Сравним для примера две истории о том, как человек постигает тайны Солнечной системы. «2002», экранизация Артура Кларка, и современная «Миссия на Марс». На первый взгляд, в них действительно много общего. Но есть и огромная разница. «2002» проникнута духом великого открытия. Она открывается словами «Как много звезд» и заканчивается тем, что произойдет «нечто чудесное».

Иная морковка в «Миссии на Марс». По сути, это банальнейший фильм-катастрофа. Зрителя бьют по нервам, используя для этого самые простейшие приемы. Вуди и его жена горячо любят друг друга, они танцуют в невесомости — а вот уже бедный Вуди снимает шлем, жертвуя собой ради команды. Ситуация трагическая, а сюжетный ход примитивный.

И когда в конце герои в восторге знакомятся с новой цивилизацией, возникает чувство раздражения: и какого черта они так сюсюкают? Подумаешь, маленькие зеленые человечки... Валили бы на фиг домой... И дело тут не в цинизме современного зрителя, поскольку «2002» подобных эмоций не вызывает. Просто весь строй «Миссии» заточен под катастрофу — люди попали в беду, кому-то из них удалось спастись — радоваться надо, а не глаза по сторонам пучить. Контакт с пришельцами здесь так же неуместен, как окурок в вазочке с мороженым.

Сравнение двух фильмов позволяет нам по-новому взглянуть на проблему в целом. Наверное, дело не в том, что наука находится в кризисе. Просто она не вызывают у нас тех чувств, как прежде. Это же касается и всего жанра.

Если человек скажет, будто научная фантастика — это не просто звездные корабли и бластеры, а нечто большее, его закидают гнилыми кокосами за банальность. Космос или путешествия во времени — только антураж, он очень красив, но жанра не делает. Настоящая НФ рождается там, где декорации оживлены поцелуем научного дерзания. И если мы потеряем это устремление — вот тогда действительно можно будет петь по жанру отходную молитву. Боевики да фильмы-катастрофы останутся, но от sci-fi в них только яркий фантик.

Однако почему научное дерзание уходит из нашей жизни? Вопрос очень сложный, и ниже мы попробуем назвать три из возможных причин.

Мир опустел?

Жанр, в котором приключения озарены духом открытий, гораздо шире, чем НФ. Обратимся к наследию Жюля Верна. На первый взгляд, он писал на два фронта: фантастику и романы о вполне земных путешествиях. Однако для французского автора это был один и тот же жанр. Он приглашал своего читателя в новые миры, и неважно, где таились неизведанные страны — в Африке или на Луне. Недаром в его лучшей трилогии органически сочетаются полностью реалистические «Дети капитана Гранта» и фантастические «20.000 лье под водой». «Нас интересуют не только драма, но и география», — писал Луи Буссенар, вставляя в свои книги пространные научно-популярные описания. Точно так же мог бы сказать фантаст середины ХХ в., заменив слово «география» «физикой», «химией» или «астрофизикой».

Великие географические открытия дали толчок к развитию жанра, который, вслед за Жюлем Верном, можно назвать «Необыкновенные путешествия». В ХХ веке мир уже был открыт, и человечество устремилось в космос. Романы о путешествиях сменились космической фантастикой. Но со временем ничего принципиально нового не осталось и там. Тогда человек нашел новую неисследованную область — виртуальную. Так появился киберпанк. Но и он оказался исчерпаем, человек быстро изучил новый мир. Что же до декораций и материала, которые киберпанк давал писателям, то были они слишком скудны по сравнению с неисчерпаемым богатством, представляемым космической фантастикой.

Человек изучил все, что вокруг него — не полностью, не до конца, мир еще полон открытий, но он уже не вызовет у нас благоговейного трепета, яркого удивления, каким предстает Вселенная перед героями «2002». Как знать, возможно, мы и откроем в нем новый уголок — и тогда «великие путешествия» снова вернутся к нам.

Обуздайте науку!

«Я хочу знать только Бога и душу», — писал Августин, один из отцов католической церкви. И дело здесь не в отсутствии любопытства. Мир делился для него на две части — человек и основы мироздания, в данном случае, Господь. Последний создал Вселенную согласно своему замыслу; хочешь познать ее — познай Бога, и более ничего не нужно.
Наука в наши дни узурпировала роль этого бога. Она определяет границы возможного — возгордившийся ученый сам стал диктовать миру свои правила, вместо того, чтобы скромно постигать их. Вампиров не бывает — почему? Единственный веский довод, который может привести наука, это «по кочану». Правда в другом — вурдалаки еще наукой не описаны, и это совсем разные вещи. Наука, как авторитарный отец, больше всего на свете боится признаться в своем неведении. И ежели что-то ей неизвестно, стало быть, и нет этого вообще.

Научный поиск, дерзания мысли — все это для фантазеров и сумасшедших, которые обнимаются с инопланетянами и ловят Несси в ближайшей луже. Есть в одном из романов Стругацких такая штука — «большая круглая печать». Соль книги несколько в другом, но сравнение очень яркое. То, на что наука поставила свою печать, чему выдало Справку с большой буквы — то существует. Все остальное — выдумки.

Стоит ли говорить, что так же относились и к монаху Менделю, основателю генетики, и к Дарвину — впрочем, гораздо проще назвать передовых ученых, над которыми не насмехались (кроме, разве что, разработчиков оружия, ибо у военных нет чувства юмора).
Как ни парадоксально, но именно бурное развитие науки привело к тому, что она потеряла тот дух дерзания, который вдохновлял ученых прошлого. Это сильно сказалось и на НФ.

Мир не хочет знаний?

Но есть у бутерброда и другая сторона. Да, мир, очерченный современной наукой, давно исхожен фантастами вдоль и поперек, а седенькие профессора, скорчившись над микроскопами, никак не подкинут нам новой темки. Но полно, хотят ли этого люди?
Наш мир насквозь пропах политикой, словно тряпка, долго лежавшая в грязном подвале. А когда наступают такие времена, сознание людей закрывается, как моллюск в раковине. Человек цепко впивается в то, чему учили его отец и дед, и злобно лает на все новое, непонятное. В нем просыпается все недоброе; он готов убивать людей только за то, что они не похожи на него, и в каждой чужой мысли видит себе угрозу.

Недаром в современную фантастику уверенно и нагло вторгаются персонажи, которые раньше были антигероями. Это фарисеи; ограниченные до тупости, они прикрывают убогость своей душонки бетонными моральными догмами. Раньше их презирали. Теперь ханжи сами стали героями, причем они даже не думают маскироваться и носят все те же костюмы. Шериф Уолт и преподобный Парди из «Мертвой зоны» — яркие тому примеры. В 80-е годы, даже в начале 90-х им бы отвели роль злодеев.

Не человек служит абстрактным, отвлеченным этическим принципам; напротив, сама мораль должна служить человеку. Таков был пафос передовой фантастики — и не только ее. Теперь он понемногу теряется...

С чем же мы остались?

Фантастика может служить, прежде всего, как превосходные декорации. Их хватит на всех — и для тупого боевика, и для психологической драмы. Но будет то только бутафория, тогда как само произведение станет рассказывать о другом — о выстрелах и мордобое в первом случае или о людях и их судьбах, во втором.

Сохранится фантастика и в другом отношении — как инструмент. Она позволяет создать самые невероятные ситуации, в которых по-новому удастся взглянуть на человека и его жизнь. Приведем в пример ту же «Мертвую зону». Здесь фантастика перекликается с философией. Впрочем... Даже тогда грань между НФ, фэнтези или мистикой окажется очень тонкой. Достаточно заменить киборгов на големов, а ионные поля на магическую ауру.

А как же дух научного поиска? Приятно было бы сказать, что он вечен, и именно он делает нас людьми. Но хотим ли мы этого — или нам проще превратиться в «психологических роботов», которые знают свой шесток, да заботливо берегут свой нос, чтобы не прищемили от излишнего любопытства?

«Трудно быть богом», называлась одна из книг Стругацких. Лукавили братья, лукавили! Богом быть просто — а вот людьми тяжело.

Денис Чекалов
20.09.2007