Чудесня должность - веконкурс: Тортик и Рюмка

Отличная профессия стоматолог! Все тебя ненавидят, но стараются не злить, ведь даже стальные зубы когда-то ломаются. Хорошая работа, отличная зарплата, связи в медицине. Всё очень хорошо! Такими бодрыми мыслями я настраивал себя в первый день врачебной практики. Очень хотелось, чтобы пациентом был какой-нибудь неприятный субъект или дюжий мужчина, не так жалко калечить, то есть лечить…
До начала приёма осталось пять минут. Всё больше становилось не по себе. Пролистал учебник, выпил воды, нюхнул нашатыря: в моём состоянии казалось, что он не пахнет и не помогает. Проверил инструменты. Ещё две минуты… Дурацкие мысли атаковали разум: «Какого чёрта я не пошёл на учителя. Нет, это слишком. Учителем быть, наверное, совсем уж тяжело. Пытаться как-то заинтересовать тридцать человек. Представить себе не могу, как это возможно сделать. Не на учителя, а, скажем, на какого-нибудь наладчика персональных компьютеров. Вот это было бы классно. Сидишь себе, играешься…или так только со стороны?». Часы щёлкали. Осталось полминуты. Дверь заскрипела. На пороге показалась медсестра из хирургии. Мы с ней болтали несколько дней назад. Хорошая девчонка, смешливая, остроумная, но вообще не красивая маленькая, толстенькая и круглолицая. Наверное, пришла поддержать. Приготовился выслушать умиротворяющее напутствие.

– Привет, – улыбнулся я.

– Привет, баскетболист, ты подрос, или я не на каблуках? – она не улыбалась. То и дело на её лице возникала гримаса боли. Вздохнула. – Тупая шутка. Зуб болит, сил нет… – буркнула девушка. – А мне работать весь день. Выдерни.

По моей спине побежали капельки пота. Ну почему она не пошла в соседний кабинет? К Парнову или Катаеву Тотразу Сергеевичу? Ну, конечно, потому, что они лечат и пломбируют, а моя работа – это хирургия, имплантация, установка коронок и удаление. Наверняка Настя была уже у кого-то из них. Ох, как не хотелось браться, но что это за врач, если выставляет пациентку за дверь? Безжизненным, но всё ещё сохраняющим остатки приветливости голосом указал на кресло.

– Садись, пожалуйста.

Она забралась в кресло. Халат соскользнул с полных ног. Девушка, заметив это, расправила ткань, уставилась на меня несчастными глазами, запрокинула голову, открыла рот.
Зуб был ужасен. Чёрно-коричневый, весь в трещинах. Потрогал дырку зондом. Настасья охнула от боли, глянула с ненавистью, но промолчала, спасибо ей за это.
Я сказал очевидное:

– Надо вырывать, – стараюсь казаться спокойным, улыбаюсь под маской и думаю: «Чего скалюсь, не видно же». Готовлю анестезию. В голове лёгкое одурение. Меня тошнит. Унимаю дрожь в руках, делаю укол. Кажется, получилось. – Теперь надо подождать. Ждём. Разговор не складывается. Она говорить не может, язык онемел. Я жалко мямлю сипло-срывающимся голосом. Лучше молчать. – Ну, всё. Взяло? Открывай рот пошире.

Щипцы тянутся к дальнему коренному зубу. Губная помада остаётся на моих перчатках, я тящу клещами изо всех сил. Хрясь…ломается гнилой бортик зуба. Настя стонет, сплёвывает, смотрит на меня обиженно и одурело, щупает языком обломок. Хмурит тонкие аккуратные бровки. Округло и невнятно замечает:

– Половину лица не чувствую, а зуб больно…

Нервно шучу:

– Крепкий парень попался: наркоз не берёт, ещё и упирается, сволочь, смотри, как крепко держится. Ну, ничего, сейчас, – пытаюсь успокоить себя и её. – Сейчас я его...

Храбрая девушка снова открывает рот. Я тяну, она стонет, зуб ломается снова, от него мало что остаётся. Чувствую, сейчас со страха в окно выпрыгну, и плевать, что третий этаж. Лишь бы не быть главным в этом кабинете.
Так и эдак возился час. На Настины охи-стоны и мои тихие матюки стали заглядывать любопытные. Дверь скрипнула, в кабинет вошёл Тотраз Сергеевич – вечно хмурый старикашка, тоже стоматолог. Небось, поехидничать решил, как любят пожилые.
Я удваиваю старания.
По Настиным бледным щекам катятся слёзы.
Тотраз Сергеевич кладёт мне руку на плечо, заставляет наклониться, пришепётывая от ярости, чеканит: «Другие щипцы бери, эти для передних зубов». Видит, что я уже ничего не понимаю, хватает с подноса инструмент, суёт мне в руку и уходит.
Не веря, что на этот раз получится, остервенело дёргаю и…зуб легко выскакивает из альвеолы. Чуть не плачу от радости.
Настя, пошатываясь и отплевываясь, ушла.
Мою голову посетила мысль: «Я идиот», – но в этом ничего нового нет. Мне это давно известно, затем явилась вторая: «Теперь все знают, что я идиот». Вот от этогоы уже грустно. Ну, ладно. Рабочий день не окончен, нужно продолжать приём. На всякий случай распечатал инструкции, развесил по стене. Выглянул из кабинета и важным голосом пригласил: «Следующий!». Вошёл старик. Он плохо слышал и неразборчиво говорил. Наконец, я понял, в чём его проблема, проволока коронки царапает язык, – и быстро исправил неприятность. Трижды выдирал зубы. Всё получалось отлично, меня даже благодарили, говорили: «Рука лёгкая». Видели бы они, что тут творилось утром…
На десятом пациенте я заметил, что все, кого ко мне направляли, чем-то похожи друг на друга. Должно быть, в регистратуре знают, «каков новый врач», и что к нему стоит направлять пациентов с проблемами попроще или тех, кому уже не важно, два осталось зуба или три…
Вот и правильно, надо будет подарить работницам на записи шоколадку.
Ни с кем из персонала не говорю, не пошёл на обед и старательно делаю вид, что бесконечно занят. Боюсь встретиться с Тотразом Сергеевичем, если бы он ругался, я бы оправдывался и, в конечном счете, распалился бы до того, что сам бы стал считать себя правым и напрасно обиженным. А он не злорадствовал. Не зашёл поучить жизни. Коварный старик. Я теперь сгорю со стыда, если он только посмотрит на меня. В голове созревает решение: «Задержусь, вроде как навожу порядок после приёма, дождусь, когда все разойдутся по домам».
Семь часов. Горячее летнее солнышко ложится на верхушки далёкого леса. Я с тоской наблюдал, как расходятся по домам врачи. Они торопятся, нагоняют друг друга, болтают. Вот и Настя с подружками, вышли и улыбаются, рассказывают что-то. Небось, надо мной смеются. Конечно, они-то так не облажались, как я, могут и поехидничать. Идут довольные и счастливые, а я маячу в окне, как призрак поликлиники. Нервно улыбаюсь своему пухлощёкому отражению. А ведь я целый день ничего не ел. Вот бы мама удивилась.
Желудок просительно заворчал. Пошёл в подсобку, согрел чайник, достал из холодильника бутерброды, сел, страдаю и ем. Вдруг, слышу: зажужжала бормашина. Непорядок. Кто-то балуется или замкнуло, что ли? Выхожу, смотрю – хорошенькая маленькая женщина в белом халатике сидит в кресле и бором что-то ковыряет.
Я удивился, подбоченился, сделал грозный вид:

– Это что это вы делаете?

– Подарок, – спокойно говорит она. – Извините, я думала, тут никого нет. Я свой бор принесла, твой инструмент не порчу, – женщина протянула маленькую тоненькую ладошку для рукопожатия, представилась. – Римма – дежурный стоматолог. Правда, обычно никто с такими проблемами ночью не приходит. Это же не центральная городская. Ну вот, а пока делать нечего, я из накопившегося за день мусора делаю всякие фигурки.

Осторожно пожал её ладошку. Пальчики девушки казались сахарно-нежными. Будто бы полупрозрачными.

– Женя. Что может получиться из зуба? И вы серьёзно этим занимаетесь?

Она кивнула в ответ.

– Настолько серьёзно, насколько таковым может быть хобби.

Мне стало интересно. Я сел на кресло рядом, смотрю. Бормашина жужжит, неприятно пахнет перегретой костью и костяной пылью. К моему удивлению, из зуба получается забавная поделка-котёнок. Римма пропитала глубокие линии серебром, те потемнели, придавая фигурке выразительности. Девушка приладила петельку и повесила получившийся брелок на цепочку.

– Вот. Это тебе.

– Ой, мне подарок, это ни к чему – вздохнув, пересказываю, что случилось.

– Это, конечно, плохо, – признаёт красавица, стягивает с головы колпак, отводит от лица русые завитки волос. – Ещё хуже, что постеснялся попросить совета.

Глаза у неё цвета мяты, или так кажется под яркой лампой. И смотрит она с пониманием, с состраданием, словно и сама вот в такую ситуацию попадала и потому прощает и чужую оплошность.
Тут уж мне хоть волком вой, хоть плачь навзрыд. И чего они тут в этой больнице такие хорошие? Промямлил:

– Да я, да как бы…

– Ну, ничего. Слушай, а ты Насте тоже подарок сделай. Из её зуба. Он, конечно, плохой, – рассматривает желтоватый комочек с длинными корнями, – но что-то простое получится. Рыбка, например.

– Думаешь, ей такой подарок понравится?

– Почему бы и нет? Хорошая девушка. Она, кстати, никому ничего не сказала про твои пыточные способы лечения. Говорила, что нормально ты всё сделал. Я бы и не подумала, что ты вот так поиздевался.

Хорошая, наверное, жена будет, терпеливая… – подзывает наклониться. Я почему-то подумал, что Настю будет рекламировать. Ну, как это принято у красивых девок, у которых у самих всё в жизни улажено, а подруги страшные мечутся. Ан нет. Римма вместо этого начинает воодушевленно расхваливать своё хобби: – Расслабляет, помогает совершенствовать навыки работы с инструментом, что, конечно, полезно для работы. Разминка для пальцев и ума. Вот, попробуй. Только не забывай, что каждый бор для своей цели.
Она учила меня пользоваться инструментом. Мы просидели до самого утра, делая поделки. Это оказалось так весело! Римма рассказала, как делать «эскиз», как намечать контуры и даже плести верёвочки из лески для шнурка поделки. Мне стало легче. И тут сам по себе на язык пришёл вопрос:

– А что, у Насти никого нету? – и смутился. К чему интересуюсь? – Не то чтобы она мне нравится, я просто вот подумал…

Римма улыбается:

– Ну конечно, как же может нравится то, что не понравится твоим друзьям, – смотрит прямо и насмешливо. – Ты же всегда стеснялся и музыки, которую слушаешь, и книг, которые читаешь.

Я разозлился. Не такой я и мямля, вообще-то. И ничего я не стесняюсь. Откуда она знает про музыку?
Берёзы зашумели за окном. Закаркали сонные вороны, небо стало серым на горизонте. Она посмотрела на часы:

– Ой, ну надо же, моя смена окончилась, – направилась к выходу.

Я остановил её.

– А мы ещё увидимся?

– Очень не скоро, – грустно улыбнулась. – Раз уж ты тут засиделся…– занервничала. – Вообще-то, я не должна ничего передавать, но… – пролепетала, –передай Тортику, что Рюмка его любит, и пусть не торопится, я знаю, как скоротать время. Лучше пусть остаётся таким же добрым, и тогда точно встретимся, и всё это будет не зря.

Солнечное золото казалось ослепительным. Словно тысячи золотых лёгких лепестков пролетели и с тихим шелестом закружили меня.

– О-о-ой…– открыл глаза. В окна било розовое утреннее солнце. – Это сон?

В руке что-то было. Думал, кулон-рыбка, который так старался сделать, но нет, просто щербатый искрошенный зуб. Никогда так не разочаровывался. На белом циферблате часов было семь утра. До начала приёма ещё долго, так что…эх, получится, не получится, принялся высверливать контуры рыбки. Уж очень мне эта идея с брелками понравилась. Делал всё, как говорила девушка из сна. Как её там…Римма, что ли? У меня получалось.
Дверь отворилась, послышался голос:

– Так вот он! Я говорил, хороший парень, и не может он прогуливать! – Тотраз Сергеевич облегчённо выдохнул. – Вот, на своём рабочем месте.

Заведующий озадаченно нахмурился:

– Да? Ну, ладно. А почему на проходной не отметился? Чёрте что… – махнул рукой и удалился.

Тотраз Сергеевич подошел, похлопал по плечу:

– Расстроился из-за вчерашнего?

Не глядя на старого врача, кивнул:

– Есть немного.

– Всю ночь учил? – стал разглядывать памятки, расклеенные по стене.

– Нет. Честно говоря, сел, да уснул прямо тут, в кресле, – коротко глянул на собеседника: тот стоял спиной ко мне. Я продолжил работать над фигуркой. – Такой странный сон приснился. Представляете, – рассмеялся и чуть не отколол рыбке плавничок. – Это что-то с чем-то. Меня какая-то девушка, кстати, хорошенькая, такая маленькая, хрупкая, с глазами необычного, какого-то мятного мягкого цвета. Так вот, во сне неизвестно кому просила передать, – ухмыльнулся, припомнил, – Рюмка просила передать Тортику, чтобы тот не торопился… – развёл руками. – Какая рюмка, при чём тут рюмка, чего я надышался, какой ещё тортик. И главное, тогда мне казалось, что это серьёзное и важное послание. Честно.

Долгая тишина. Врач задышал часто и глубоко и как-то нервно спросил:

– Что-то ещё?

Я покрутил в руках получившуюся фигурку, кивнул. Мне снова начало казаться, что во всём этом бреде что-то есть.

– Да. Она ещё сказала, что умеет коротать время, и что Тортик должен быть добрым, и тогда всё будет не напрасно, – неуверенно добавил: – Идиотский сон. Вот, смотрите, что я сделал. Как думаете, Насте понравится? – протянул рыбку.

Мужчина стоял, словно неживой, по морщинистым щекам медленно текли слёзы. Он улыбался чему-то, шепнул:

– На всю жизнь понравится… – торопливо вышел прочь.

Я пожал плечами. Странный он, всё же. Сначала ворчит, потом помогает, защищает перед начальством, плачет... Впрочем, я так увлёкся своим новым хобби и работой, отношениями с Настей, которая оказалась удивительной и милой девушкой, что надолго забыл о своём сне.
Несколько лет спустя, когда я уже слыл одним из лучших врачей в городе, Тотраз Сергеевич не пришёл на работу, потом позвонил его сын, сказал, что старик ночью умер. Мы все удивились, он выглядел здоровым и крепким. На похороны пришли многие: врачи, пациенты, ученики.
Поминали и его – необыкновенно внимательного и терпеливого человека. Вспомнили и его рано погибшую жену. Каково было моё удивление, когда услышал, что её звали Римма! Подруга семейства плача, и сбиваясь, рассказала, какими хорошими людьми были Катаевы, как те любили друг друга. Вспомнила как Римма – хрупкая крохотная и тихая женщина погибла, спасая сына от стаи разъяренных одичавших собак.
Я тоскливо смотрел на фотографии, расставленные возле венков, и вдруг увидел одну и замер. На ней был изображен красивый молодой мужчина с невероятно хорошенькой девушкой в свадебном платье. Фломастером или перьевой ручкой внизу была сделана подпись: «Рюмка и Тортик навсегда вместе». Моргнул, а ничего на ней не написано. Тут и вспомнился сон и странная улыбка старика, его: «На всю жизнь понравится». Неужели, он знал, что мы с Настей поженимся? Неужели он твёрдо знал, что где-то там его ждут? И как такое может быть, чтобы самый необыкновенный человек из тех, кого знал, всю жизнь работал стоматологом? Я сжал в руке Настину ладонь. Господи, пусть ей никогда не придётся меня ждать. Дочка забралась на колени, поцеловала в щёку и зашептала в ухо: «Тортик и Рюмка сказали тебе держать выше нос», – и убежала.

Нет ничего глупее желания всегда быть умнее всех.

Отредактировано - Коша 08 Дек 2014 20:17:03

Хотя не очень поняла про сувенирчики из зубов. Зуб - он ведь штука небольшая сама по себе, а когда еще и щипцами поломанная, от него вообще одни корни остаются - если вообще они вместе. И целые зубы не дергают, как правило - латанные-перелатаные, колотые-пересколотые. И чего из этих обломков можно выкроить, что не под микроскопом потом разглядывают?.. И сама идея кулона из человеческого зуба... гнилого...

Я - кошка. Хожу где вздумается, гуляю сама по себе.

Отредактировано - Коша 01 Ноябр 2014 17:17:31

Пара примеров

Отредактировано - Автор конкурсного рассказа 02 Ноябр 2014 00:12:31

Но что бы они там не выделывали, на качестве рассказа и симпатичности Ваших персонажей это ничуть не отражается :)

Я - кошка. Хожу где вздумается, гуляю сама по себе.

"Однажды на границе сна падет заклятия стена..."

Я - кошка. Хожу где вздумается, гуляю сама по себе.

"Однажды на границе сна падет заклятия стена..."

Счастливая идея - поделки из зуба, вокруг которой всё строится, подобно лучам из единого центра))

Мне самому такое близко - одна идея, впечатление, наитие, встреча - и понимаешь, что это непростительно не облечь в сюжет)

Отредактировано - Автор конкурсного рассказа 10 Ноябр 2014 22:15:36