Осколки - конкурс: Колдовство любви

- Слышали? В Большедубье нежить троих королевских стражников порубила! Одного за другим. У всех на глазах. Так мастерски, как и на турнире в позапрошлую весну никто не дрался, – захмелевший Скиверт вытер пиво с колючего подбородка. – Я же был на том состязании в замке. Видел всё: как аристократы, мать их, себя не щадили. Сперва копьями на лошадях друг в друга тыкали, а потом, отдохнувши, такой бугурт устроили! Кто мечом, кто шестопёром. И хоть благородные люди, а каждый норовил побольнее ближнего ударить.

Напротив Скиверта за столом деревенской корчмы сидели двое его приятелей: Лимп – не по возрасту долговязый помощник мельника, и Губарь – широкий кузнец с обгорелым лицом.

- С турниром-то знамо, слыхали, – Лимп сложил на груди тощие руки. - Но откуда тебе известно, как мертвяк дрался? Ты же здесь проторчал всё лето.

- Не умничай, щеня! Раз королевских сдюжил, значит по-настоящему бился. По-военному.

Кузнец согласно кивнул.

- Верно говоришь. В королевские стражники кого попало не берут. Помните Майпа? Его сам воевода топором наградил за свирепость в бою. Видел я этот топор - отменная работа. Так вот Майпа не взяли, когда он после войны-то вернулся. Не прошёл их ассистацию.

- Чего не прошёл?

- Ассистацию. Смотрят, какие они воины: как мечом махают, как в седле держатся. Да не только это. Ещё нужно уметь вести себя не по-хамски. Ну, в обществе, с аристократами. Говорить им чего, кланяться как. Зато если падёт на тебя выбор, считай, жизнь себе и детишкам обеспечил. И в почете, и при золоте старость встретишь.

- Так вот он их всех. Одного за другим, – Скиверт с пьяной тоской уставился куда-то вдаль.

– Всё равно не понимаю: как же он троих сразу? У нежити небось только кости гнилые, кожей обтянутые, а внутри пусто, ветер гуляет от мосла к мослу. Его дубиной тресни, он весь и рассыплется.

- Нежить она, брат, разная бывает. Скучающий некромант и корову мёртвую поднять может. Да так, чтоб она и молоко давала хоть каждый день, и траву не жрала. Режьте мне язык, но говорю вам – кто-то поигрался с чёрной магии.

- А что если он к нам заявится? От Большедубья всего два дня верхом.

- Не боись. Чего ему к нам-то тащиться? В лес уйдёт да и сгинет в болотах. Нежить же она без мозгов своих. Ночью провалится в топь и будет там на дне тыщу лет гнить без покоя и сна. Да пузыри пускать со стонами.

В корчму вошёл староста.

- Смотрите-ка, - Лимп наклонился вперёд и зашептал. – Совсем изнахалился. Как прибрал к лапам красавицу Луню с хозяйством, так чуть ли не каждый день праздничает.

- Личико видное, да судьба незавидная, - кузнец погрустнел. - Когда муженёк другую бабу обрюхатил и сбежал, она в такие долги влезла, что только за Карпуха и осталось идти. С дитятком у подола, да с бабкой полоумной.

- При Марике староста только и мог, что по забору хвостом бить. Слюни в колею чужую пускал. Боялся. А как узнал, что свободна к ней тропинка, так сразу с подарками да золотишком зачастил. Говорят, проценты взвинтил похуже банкиров. А куда ей деваться было? Ребятёнка кормить надо, бабку из ума выжившую тоже.

Староста с бутылью подмышкой подошёл к ним.

- Господин Карпух! Просим к нам, - Скиверт подвинул стул.

- О чём судачим, бездельники?

- Да о судьбинушке справедливой. Сколько лет вы на нас, простаков, себя не жалели, а всё одним одинёшеньким прозябали. А теперь вот Луня при вас. Согревает. Бабы они ж такие. Им сначала шишку набить надо о какого-нибудь простофилю, чтоб уразумели как мужа порядочного выбирать.

Карпух запустил руку в карман и бросил на стол два медяка.

- Гуляйте за наше с Луней здоровье. Обещаю: не пройдёт и двух зим, как будет у нас прибавление. Уж я-то постараюсь. Да и Луня спуску мне не даёт, резвая. Видать, Марик совсем по-мужицкой части слабоват был.

- Вы, господин Карпух, зовите, если работёнка какая появится. Я не только кузнечить, я и плотничать могу. Колясочку там может сколотить иль ещё чего. Заработать-то всегда готов.

- Тогда не сиди с этими пустобрёхами. Мне мою пегую переподковать надо. Вот как раз сегодня может и приведу. Всё, бывайте!

- Доброго вам здоровья, господин!

Лимп обождал когда тот выйдет из корчмы и снова зашептал.

- Сам-то из наших тоже выбился, а выделывается так, будто кровей иных.

Скиверт сплюнул.

- Ох, дождётся он.

Луня сидела на скамейке у окна и перебирала мотки пряжи.

- Томик, ну где же тебя так угораздило? Теперь новые справлять придётся, - она просунула палец сквозь дыру в штанине и улыбнулась. Мальчуган примостился рядом. Коленки под широкой длинной рубашкой он подтянул к подбородку, и в ответ только пожимал плечами.

- Егоза ты и непоседа, - она поцеловала его в лоб. У Томика были отцовские чёрные волосы и карие глаза.

Вошёл Карпух. Взгляд у него плохой, жестокий, а кулаки крепкие.

- Опять, гадёныш, изорвал всё. Всыпать бы тебе, чтоб хребет переломился, - Томик сжался. Карпух уже поднимал на него руку. Бил тяжело, по-мужски, до кровавых ссадин.

- Вы бы лучше Томику одёжку купили, чем мне платья с серьгами. Для чего они? Ходить некуда. Как не выйду на улицу, так все про меня такое говорят, что хоть беги со стыда. Зачем вы про меня всякое рассказываете? Мужчины после ваших слов на улице подмигивают, а женщины отворачиваются.

- А ну пошёл отсюда! – он дёрнул Томика за ворот и тот, как сидел калачиком, упал со скамьи. Мальчишка сразу же поднялся и выбежал прочь.

- Опять глазёнки намочила? – Карпух подошёл к ней сзади и схватил за грудь.

- Нет, господин Карпух. Вам показалось.

- Ну какой же я тебе господин, дура плаксивая? Я муж теперь твой. Хотя если тебе так по душе, то я не против. Я всегда знал, что ты моей будешь. Карпух всего в жизни добивается, чего пожелает.

- Прекратите, господин, нас же бабушка видит.

- Час за часом, день за днём, - старчески проскрипело в углу. Завёрнутая в шали и лоскутное тряпьё, там в кресле-качалке сидела её бабка

- Молчи, ведьма! – Карпух намахнулся.

- Господин, не надо больше её бить, прошу вас! Она же болезная.

- Лучше бы она онемела, чем сбрендила. Слышать её не могу.

Родителей Луни уже давно не стало. Мать у неё красивая была, зеленоглазая, с волосами чёрными как смоль. Луня уже и не помнит что тогда случилось в их родном селе - совсем малой была. Помнит только как люди злые к ним завалились. Много, почти все сельские. Кричали «Ведьма!», вывели мать из дома и принялись избивать. Отец бросился на них. С топором – он дровосеком был. Кого-то зарубил, кого-то покалечил, кровь так и хлестала везде. Да только и его скоро вилами проткнули. Бабушка всего этого не выдержала и занемогла душой.

- У вас наверное по крови это передаётся. Мне говорили про твою мать, знаю я всё. Дрянью она ещё той была, ведьмой. И бабка тоже. Вон, посмотри, как зыркает на меня. Была б в своём уме, траванула бы уже давно.

У Луни тоже зелёные глаза, но она не колдунья. У неё две косы цвета спелой пшеницы, и все говорят, что она красавица. Марик, так тот вообще каждый час об этом напоминал. Даже научился сам ей косы заплетать. Когда Марика призвали на службу, она его столько ждала, мечтала, чтобы скорей возвратился, строила планы, а он прошлым летом взял и сбежал к другой женщине. Оказалось, где-то у него семья вторая есть. Ребёночек родиться должен.

- Я только по доброте душевной держу в своём доме эту каргу да ублюдка твоего.

- Что вам ещё от нас нужно? Я согласилась стать вашей женой, потому что выбора не было. Так что ещё?

- Хватить тараторить. Давай, ложись на постель задом вверх.

- Не при бабушке. Прошу вас, господин!

Он швырнул её на дубовую кровать.

- Смолкни пока не закончу.

Карпух грубо завернул подол её платья. Она тихо заплакала.

- Мама, тебе плохо? – это вбежал испуганный Томик.

- Да чтоб вас, ведьма да выродок! – он пинком опрокинул стульчик, куда она выложила разноцветную пряжу и вышел. Томик бросился к ней. Она быстро села и оправила платье.

- Всё хорошо, мой маленький. Всё хорошо.

Марик как-то поколотил Карпуха на людях, чтобы тот не шутил о ней бесстыже, вот он, видать, им и припоминает. Только они разве виноваты? Марик никогда злым не был. Просто стоило ему услышать как её обижают, и ярость в нём просыпалась такая, что мужики даже толпой боялись подступиться.

- Час за часом. День за днём, - бабка закачалась взад-вперёд.

- Вернись к нам, Марик. Приди и убей. Убей их всех, – Луня зашептала слова как заклинание.

Краски мира блекли, чувства и эмоции угасали, а передвигать ноги с каждым шагом становилось труднее. Память утрачивала остроту. События прошлого выпадали как камешки из мозаики, и рисунок прошедшей жизни терял узнаваемость. Он и сам менялся. Раньше он любил мечом фехтовать, а теперь в руках боевой топор. Нет, не такой, которым дровосек валит толстые дубы, а такой, каким воин разрубает закованных в латы противников. Былая ловкость ушла, и её место заняла дюжая сила. Никогда раньше он не чувствовал себя столь могучим. Мышцы крепкие, будто каменные. Теперь все, кто увидит его, разбегаются точно зайцы от лисы. Наверное, топора боятся.

Последний день, который он хорошо запомнил, был странным, как дурной сон. Вот к нему приходит жилистый тип, улыбается во весь рот, мол, от жены весточку принёс, радуйся, служивый, на сносях она, красавица его, живот с тыкву уже. Смерть, говорит, как хочет мужа увидеть перед родами. Он счастливый стрелой несётся к капитану. Просит отпустить на побывку - с любимой свидеться. Сам он сержант в казармах, учит молодых новобранцев держать в руках оружие. Старый капитан, похлопав по плечу, отпускает его, шутит что-то про будущего солдата. Он чуть ли не пляшет. Второго уже ему родит, ненаглядная. Сколько же он её добивался, как мечтал. Ох и пригожая она у него, а красавица - всем на зависть.

Собравшись, они идут с тем типом домой в деревню. Он вроде неплохой парень оказался, весёлый, шутит постоянно. Когда стемнело, заночевали они у просёлочной дороги. Просыпается он, а тот сидит сверху и режет ему горло. Он уже и бороться не может, кровью почти изошёл. Тип, щерясь, наклоняется ему к уху и говорит:

- Карпух просил передать, что твоя Луня теперь для него юбку задирать будет.

Потом он очнулся у дерева. В лесу, почти возле дороги, где они спали. Он присыпан листьями, укрыт ветками. Кровь уже высохла, да и нет в нём больше крови. Ушла вся в землю сухую и впиталась. А легко ему так, будто родился заново. Вот с той самой поры он и идёт. Час за часом, день за днём.

«Убей их всех», - мысль, которая теперь грызёт его червяком, была словно чужая, но он принял её как свою.

- Пожар! Пожар! – по ночной деревни разлетались перепуганные крики. Луня вскочила, накинула на себя марикову рубаху и заторопилась на крыльцо. Карпух уже был там.

- До нас не дойдёт. Видишь, как я дом-то построил? По всем городским правилам. Не меньше двадцати шагов до халуп соседних.

- Я всё равно соберу Томика и бабушку, - она развернулась к дверям, но старуха в своих тёплых шалях уже шла к ним. За ней волочился сонный Томик.

- Бабушка, ты сама? Как же…

Она ничего не ответила. Тряпичным клубком протиснулась между ними и села на ступеньках крыльца. Томик прижался к Луне.

- А где погорельцы-то? – Карпух вглядывался в темноту ночи, с которой боролись яркие сполохи. - Половина деревни уже в огне!

- Я слышала, как кричал кто-то. От того и проснулась.

Тишину пронзил жуткий вопль. Пронзительный, страшный.

- Ох, да что же это такое, господин Карпух?

- Не трясись. Пусть горят там хоть живьём. Не наша забота эти оборванцы и лодыри.

- Давайте поможем, - Луня вернулась в дом, нацепила колоши и снова выбежала на крыльцо.

- Стой, глупая баба, - Карпух схватил её за рубаху и та затрещала. – А это что на тебе? У меня такой не было.

- Да вы, верно, забыли, господин.

Он зло посмотрел ей в глаза.

- Оставайся тут, стерва.

Несколько человек, измазанных копотью, выбежали со своими пожитками. Они суетливо причитали и кудахтали как куры. Потом к ним присоединилась целая семья. Все галдели и жались кучкой в центре деревни .

Один человек отделился от них и подскочил к крыльцу.

- Господин, Карпух, что делать-то? – это был Скиверт, шорник.

- Пить меньше. Наверняка сжёг кто-то сено у себя по пьяни, вот и началось. От вас только беды.

- Что же теперь со всеми будет?

- А поздно уже затылок чесать. Я когда от криков проснулся, то полдеревни в огне было. А сейчас и остальное сгорит. И где все? Они чего, в домах что ли своих поспалились?

- Не знаю, господин Карпух. Вот те, кто остались. Ещё вон кое-кто скотину спасает, ценное вытаскивает наружу. Эх, что ж на самом-то деле никто и не пискнул раньше… А это кто, смотрите? – Скиверт указал на фигуру, вышедшую из пылающего дома.
- Это мельника что-ли изба?

- Да, только Стёха наш не такой высокий. Чего это он в руках тащит?

Крепкого сложения мужчина шагал медленно, свет от пожаров мерцал, но этого не хватало, чтобы разглядеть лицо. Видно было только выпачканные кровью и сажей доспехи. Кто-то крикнул. Он не ответил и направился дальше, прямо на погорельцев.

- Звала, звала и дозвалась! - старуха захохотала.

В руках у незнакомца сверкнул топор, отражая языки пламени. Он ударил им широкой дугой перед собой. Один человек тут же разрубленным рухнул, второй попятился назад и упал в руки родных. Незнакомец не переждав даже секунды, прыгнул в середину толпы и замахал топором по головам как косарь по колосьям.

- Убивец! – истошно закричала женщина. Двое детишек с плачем пустились в бег.

- Разбойник это, Скиверт, дуй за мужиками! Пусть берут оружие и ко мне – я не пожадюсь.

- Так точно, господин Карпух!

Скиверт метнулся к оставшимся домам, где ещё копошились люди.

- Встречай теперь, чего стоишь-то? - бабка достала откуда-то чёрную спицу и принялась её слюнявить.

Луня замешкалась.

- Папа? – она посмотрела на того мужчину. Как и отец тогда, он рубил топором, вокруг кричали, стонали и хлестала кровь. Как же это так? Нет, не может быть. И почему она стоит? Вроде и бежать надо, а не хочется - спокойно на душе, как дома под одеялом.

Незнакомец кружился ураганом, сталь сверкала. Бил он метко и сильно. Руки, ноги не отрубал, а целил в головы и по туловищу. Луня вскрикнула. Сбоку на того с разбега налетел мужик. Ткнул вилами как в медведя рогатиной и замер.

- Готов, голубчик! – Карпух хлопнул в ладоши.

Незнакомец взял топор одной рукой, перерубил деревянную ручку, и вынул из себя вилы. Деревенский на полусогнутых отступил. Незнакомец шагнул и обрушил на него топор. Мужик с раной через всё тело упал и как выпотрошенная рыба раззявил рот.

К крыльцу их дома подбежали двое. Скиверт привёл с собой Майпа – бывалого солдата с волчьей ухмылкой. Про него ходили слухи, что в войну он не сражался, а только разбойничал по сёлам. В руках Майп держал топор с двусторонним лезвием.

- Да это же мертвяк! Нежить! Тот, с Большедубья! – Скиверт сделал два шага назад и пустился наутёк

Луня взглянула незнакомцу в лицо. Оно было почти синее, в трупных пятнах, рот перекошен, будто скалится, а вокруг карих глаз копошатся белые личинки. Луню будто иглой в сердце ткнули.

- Марик! – она прикрыла руками рот.

- Чего? – Карпух выпучил глаза. - Смотрите и шрам на горле есть! Тебя же прирезали! Я тридцать золотых тому бандюгану заплатил! – Карпух сделал шаг назад. – Ах, ты, нечисть проклятая.

- Так ты убил его, подлец! – слёзы посыпали у Луни из глаз, она побежала к Марику, но бабка удержала её с нестарческой силой.

- Куда, дурёха! Не узнает он тебя, зарубит. Любовь твоя позвала его, да только души в Марике теперь шиш да маленько. Давно уже идёт, не здесь он почти, а там, в мире не нашем. Только зов твой и держит.

Майп ногтями поскрёб щёку.

- Так-то мне всё равно кого кромсать: хоть живого, хоть неживого. Только ставки повышаются, Карпух. Он же по твою душу пришёл.

- Пятьдесят золотых! Больше нет, клянусь! Прикончи его.

- Маловато для такого. Это ж смерть твоя.

- Луньку мою поимеешь сколько захочешь, стервятник.

- Вот это другой разговор.

Майп размял толстую как у кабана шею и шагнул к Марику. Тот опустил оружие. Недвижимо стоял и смотрел на него с кривым оскалом гнилых зубов. Майп ринулся, вскинув топор. Марик вместо того, чтобы отступить, шагнул вперёд, встретив того грудью, схватил поднятую с оружием руку за локоть и толкнул. Майп охнул. Топор у него тяжело завалился, потянув за собой хозяина. Марик одной рукой взмахнул широким лезвием и разрубил Майпа пополам.

- Да за что же мне такое! - Карпух на трясущихся ногах повернулся. Видимо, решил скрыться в доме. Марик метнул своё оружие. Топор со свистом пролетел мимо Луни, врезался Карпуху в спину и пригвоздил его к двери. Та распахнулась, волоча на себе дрыгающееся тело.

Марик подступился к Луне. Иссохшийся рот открывался, не издавая ни звука, личинки червей заползали под веки. Луня бросилась к нему на грудь. От него пахло землёй, кровью и горелым деревом. Марик обнял её одной рукой.

- Родной мой, любимый. Я ведь не знала, я думала ты к другой ушёл. Приезжал капитан, сказал, что ты к какой-то женщине беременной уехал. Я подумала, что другую себе нашёл. Марик, прости меня. Прости!

Он отстранил её.

Карие глаза смотрели с тоской и болью. Они были по-прежнему живыми, но к белкам уже приступили паразиты. Марик обернулся. Он во время перехватил руку старухи, которая попыталась проткнуть его чёрной спицей.

- Что, таким хочешь остаться? – старуха скинула с себя шали и стояла перед ним даже не сутулясь.

Он потянулся к Томику. Мальчишка отпрыгнул от него и спрятался за мать. Всё это время он дрожал как в лихорадке. Марик опустил голову.

- Прощайся с ним. Скоро он совсем всё забудет и в падаль превратится. Спаси его душу пока не поздно, - она протянула ей спицу. - Любовь только твоя и держит её здесь.

- Мой Марик, - Луня погладила его по изъеденной щеке. - Прости меня. Я всегда тебя любила, даже когда думала, что ты ушёл от нас. И сейчас люблю. Ещё сильнее.

- Быстрее, глупыха! – бабушка всплеснула руками.

Луня воткнула ему в шею спицу. Он захрипел. Постояв ещё несколько секунд, Марик с протяжным стоном рухнул ей под ноги. Луня зарыдала.

- Мама, это всё? Теперь нас никто не будет мучить?

- Да, сынок, иди ко мне на руки. Больше не надо бояться.

Деревня, которую она так ненавидела, к утру выгорела дотла.

Нет ничего глупее желания всегда быть умнее всех.

Отредактировано - Дервиш 15 Ноябр 2016 20:05:24

Дорогу осилит идущий

«Топор со свистом пролетел мимо Луни, врезался Карпуху в спину и пригвоздил его к двери»

В это не верю, копье может. Топор - нет, каким бы не был, тем паче летящий.

название. оно, быть может, и отражает суть рассказа, но на фоне всех остальных конкурсных "любовей" теряется и мне вот требуется усилие, чтобы вспомнить, что именно это за рассказ.

дальше. непонятен момент, даже не так, недостоверным мне показалась такая ненависть ко всей деревне, что её в финале... того самого...

что понравилось. атмосферность. атмосфера тут густющая, вкусная и хочется ещё. думаю, автор ещё поработает над рассказом и он станет действительным шедевром. я не шучу.

мрачная, серьёзная фентезятина. местами грубовато, но эта грубость оправдана.

мне было интересно.

тема раскрыта во многих планах сразу.сюжет... ну, классика, но такая классика, которая не баян.

по поводу мастерства - не мне судить, но раз я не плевался, значит, думаю, на уровне.

общее впечатление: хочу ишшо. наверняка мальчик вырос или Луня стала-таки ведьмой. ишшо хочу.

Кот, Мартокот, Мартокот в октябре.
Всем добра и кофе из-под диванья