Послано - 20 Сент 2012 : 00:57:03
"И вскинулся конь на дыбы, и заржал охуевши, и замахал копытами в воздухе, и одним копытом залепил злокозненной псине прямо в кощунственный ебальник."
Послано - 20 Сент 2012 : 12:09:16
Mat, первая разве что забавная, остальные не впечатляют. А уже если все творчество построено вокруг этого, то пожалуй читать и не стоит. Стеба подобного рода в интернете в количестве "деваться некуда".
Послано - 20 Сент 2012 : 12:58:58
Melx Для массовой читательской аудитории, это - предупреждение, безусловно. А ценящее по делу применяемый, чуть не через слово, мат - могут и как рекомендацию воспринять.
Цитаты, на мой взгляд, это именно такая тема, где нет "рекомендаций от лица Хранителя". Здесь авторам представляется возможность рекомендовать себя текстом. А дело Хранителя - выбрать цитаты, достойно данный текст представляющие.
Так что это - не "казусы". ИМХО, выбранные мной цитаты - адекватно представляют текст.
Официантка, подошедшая к их столику, был немолода, некрасива и уныла. «Вековые традиции домашней кухни! – гласила хвастливая надпись на стене за ее спиной. – Живой обслуживающий персонал! Бумажное меню! Керамическая посуда! Только сертифицированные ГМО! Почувствуйте себя как дома!» Станислав вернулся взглядом от надписи к официантке и содрогнулся. Тетка смотрела на него, как настоящая теща. Тещи, правда, у Стаса никогда не было, но капитан сразу ее узнал. Кафе держало марку. – Мне, пожалуйста, просто кофе, – пробормотал он. – Какого? – сурово уточнила «теща». – У нас есть черный, капучино, моккачино… – Черный, – поспешно сказал Станислав. – С двумя кусочками сахара. Тетка так на него зыркнула, что капитан горько пожалел о своем гурманстве. Доктор оказался более устойчив к обаянию домашней кухни и добродушно поинтересовался: – А какой еще есть? – По-турецки, по-ирландски, – с отвращением принялась перечислять официантка, – по-центавриански… – А это как? – Вениамин в отличие от консервативного Стаса любил пробовать новые блюда. – Он с чем? – Ни с чем, – буркнула тетка. – Обычный кофе. – А человек им не отравится? – на всякий случай уточнил доктор. – Мужчина, – противным голосом завела «теща», похлопывая себя по ладони так и не раскрытым меню, как скалкой, – у нас приличное заведение. Все блюда сертифицированы для трех гуманоидных рас со сходным метаболизмом. К тому же в подарок каждому клиенту полагается капсула с пищеварительными ферментами. – Хорошо что не рулон туалетной бумаги, – проворчал под нос Станислав... ... Официантка вернулась и неодобрительно засопела, заставив друзей поспешно убрать локти со стола и вжаться в спинки стульев. Перед Станиславом поставили чайную чашку, на треть заполненную черной жидкостью с пеной подозрительного оттенка, перед Вениамином – мисочку с горстью кофейных зерен и воткнутыми в середину щипчиками. – Простите, – возмутился доктор, – но вы же сказали, что человеку этот кофе тоже подходит! – Верно, – подтвердила официантка, – если вы его сгрызете, вам ничего не будет. – Нет уж, – обиделся Вениамин, – сами грызите! А мне принесите нормального капучино. – Сами не знают, чего хотят, – буркнула тетка, раздраженно брякая центаврианский деликатес обратно на поднос. – Домашняя кухня, – иронично заметил капитан. Отхлебнул из чашечки и поморщился: – Знаешь, я бы на твоем месте лучше погрыз.
Неожиданность, Ваше Преосвященство, бывает двух видов. Когда вас еще не ждут, и когда вас уже не ждут.
— Добродетельные люди такие странные, — Рокэ задумчиво посмотрел на Вейзеля, — не поймешь, почему вы верны своим женам, то ли вы их любите, то ли Создателя боитесь. — Герцог, — Вейзель все еще сдерживался, — не кощунствуйте! — Не ершитесь, Курт, я и впрямь не понимаю, зачем в отношения двоих впутывать третьего, да еще без его согласия. Конечно, если Создателю нравится подглядывать за неверными женами, то… — Проэмперадор махнул рукой и вновь принялся напевать.
Послано - 21 Сент 2012 : 12:14:03
___"Рудазов Александр"___"Три мудреца в одном тазу"___
Матильда Афанасьевна Сбруева, в девичестве Штуцерман, была ночным кошмаром шефа. Да и Сергей старался держаться от этой старой мымры подальше. Ибо Матильда Афанасьевна была Тещей с большой буквы –самим воплощением этого ужасного слова. Пожилая мадам отличалась телосложением самки носорога, примерно таким же характером и небольшими, но достаточно заметными усами. Зятя она люто ненавидела, считала, что он испоганил всю жизнь ее единственной доченьки, и портила ему настроение всем, чем только могла.
Сергей и на самом деле работал на Петра Ивановича. Только не секретарем, а системным администратором – или, сокращенно, сисадмином. Говоря доступным языком – следил, чтобы все компьютеры и смежная техника работали без сучка, без задоринки. Это место ему подкузьмил Володька – старый однокашник, который был сисадмином у Колобкова прежде. Расхваливал он его очень долго – мол, платят щедро, начальник – золото, а работа легкая-прелегкая. Сиди себе, да в потолок плюй – компы работают сами, юзеры все далеко продвинутые, глупостей почти не делают. В общем, рай, а не должность. Сергей подозрительно спросил, чего же он тогда оттуда увольняется, если там так хорошо. Владимир искренне обиделся на старого товарища и ответил, что всю жизнь бы работал на Петра Ивановича да вот, оказия какая, переезжает в Кишинев – молдаване предложили другую работу, еще лучше. Сергей взглянул в его честные, как у Чубайса, глаза и поверил. Зря. Володька не соврал только насчет щедрости начальника. Платил тот, действительно, не скупясь. Но вот насчет легкости… тут он не просто приукрасил, а нагло подставил однокашника. Контора Колобкова оказалась настоящим лесом – что ни служащий, то дуб. Девяносто пять процентов работников пользоваться компьютером не умели совершенно, а еще четыре – тоже не умели, но сами себя считали специалистами высшего класса. Более-менее продвинутых юзеров обнаружилось всего два – глухой дворник дядя Митя и Венька из котельной. Остальные – самые натуральные ламеры.
Плюс еще и вкусы у всех четверых были разные. Света отдавала предпочтение красочным трехмерным квестам вроде «Атлантиды», Оля играла только в «Sims» и аркады про Гарри Поттера, Вадик резался в стрелялки, а Женя обожал стратегии. И все они почему-то считали, что сисадмин просто обязан разбираться в компьютерных играх. Сергей замучился твердить им, что он тоже не прочь иногда угнать пару машин в «GTA» или повоевать с клисанами в «Рейнджерах», но это совсем не значит, что он знает наизусть все коды и секреты во всех геймах без исключения. Когда Света будила его среди ночи и невинным голосом спрашивала, на сколько оборотов повернуть хрустальное колесо, чтобы открылась дверь на третьем этаже дворца фараона, ему хотелось выпрыгнуть за борт
Вот опять эксперимент не получается, Агрегат скрипит, трясется и качается, Мы вручную измеряем напряжение… Почему лежит профессор без движения? Песня студентов-физиков
Послано - 13 Окт 2012 : 14:11:06
"- Но ты же еретик богомерзкий, - заметила Бонни. - Тебя на костре сожгли. И не покаялся ты ни хера, до самого конца обвинял Роберта и Бенедикта в грехах и преступлениях, клеветал и кощунствовал нагло и закоренело. За то и поплатился. - Клеветал и кощунствовал - это пока в Локлире Роберт сидит, - возразил Мелвин. - А когда в Локлире сяду я, это будет не клевета и не кощунство, а духовный подвиг, типа, пошел на мученическую смерть, но господь не попустил и явил чудо. Поняла?"
Представьте себе природную среду, где человек без специальных защитных приспособлений неизбежно погибает через несколько десятков минут. Это не жерло вулкана, это наша страна зимой.
"- Ты хоть и мал ростом, но зато Мужчина с большой буквы. Настоящий! Хочу от тебя полный дом детей, - сообщила Люси, прервав приятную процедуру. Затем её жаркие уста уже надолго впились в мои."
http://samlib.ru/k/kucherenko_w_a/seraya2.shtml Это же просто пушной зверёк какойта! Не поверите, но первый том - приличная фэнтази, заметно лучше среднесамиздатовского уровня. А вот второй...
Послано - 14 Окт 2012 : 18:00:53
"-- Я полукровка, причем полукровка не в первом поколении. Настоящие драконы не умеют превращаться в человека." http://samlib.ru/d/dubrownyj_a_w/l1.shtml
В целом, как ни странно - неплохо. Но думать же надо, что пишешь! Ну хорошо, переспал барон с четвертьдраконшей в её человеческой ипостаси. Но как эта квартеронша на свет появилась, коли чистокровные драконы в человека обращаться - не умеют? Тогда уж это не "полукровка", а химера, жертва вивисекции!
Послано - 17 Окт 2012 : 09:09:07
Пишет Андрей Стригин в романе Раса: "-- Я, конечно, не пойду против коллектива, решите дать в морду серьёзным людям, поддержу, -- блеет Аскольд, -- но это не метод, это бесчеловечно,... лучше устроим обвал, всё решим одним махом, -- скребёт он куцую бородёнку". Ещё одна цитата из Тайной касты Ассенизаторов: "- Бабушка, а у тебя больше нет патронов с серебряными пулями к автомату, - словно спрашивает о леденцах Рита. - Все истратили, так быстро? - искренне удивляется Дарьюшка, целуя в макушку внучку" #
Это был смуглокожий, белобрысый народ, весьма норовистый и нервный. Говорили же они до того быстро, что рыцари поначалу просто не понимали их речи, принимая ее за некий неведомый дотоле диалект. Впоследствии выяснилось, что это был попросту невероятно ускоренный Общий. Причина же такого ускорения обнаружилась, когда один из старейшин рыцарей по неведению спросил у гномов, как называлась их гора. Приблизительный перевод в общих чертах гласил следующее: «Огромная, Широкая, Высокая Гора, Состоящая Из Нескольких Напластований Камня Разных Пород, А Именно, Гранита, Обсидиана, Кварца С Включениями Камня Иных Пород, Еще До Конца Не Исследованных, Имеющая Естественную Отопительную Систему, Которую Мы Изучаем В Надежде Когда-нибудь Повторить, Ибо Она Разогревает Камень До Такой Температуры, Что Он Плавится, Переходя В Жидкое И Даже Газообразное Состояние, Периодически Вырываясь На Поверхность И Стекая По Склону Огромной, Широкой, Просторной Горы, Которая…» – Не беспокойся, я все понял, – заторопился старейшина. «Не беспокойся»!.. Гномы были потрясены. Люди проявили фантастическую способность уложить описание гигантского, обладающего мириадами свойств объекта всего в два слова! Название «Небеспокойсь» так и прилипло к горе – к вящей радости и облегчению гномской Гильдии Картографов.
Прикинув направление, я неслышно стал пробираться к цели. Пару раз мне пришлось вжиматься в землю, надеясь, что проходящие мимо кочевники, которым внезапно приспичило отлить, меня не заметят. Убивать я их не стал, так как не был уверен в том, что их товарищи не дожидаются возвращения этих писунов. И поэтому мне пока приходилось изображать из себя статую и терпеливо дожидаться, когда они пройдут мимо. Но на третьем встречном мне не повезло. Видимо, этот кадр вечером выпил довольно много жидкости и сейчас решил, что добежать до конца лагеря просто не успеет, поэтому просто завернул за ближайший шатер и достал свой инструмент, которым принялся увлажнять каменистую почву, шатер своих товарищей и мои штаны. Я стоял, вжимаясь в шкуры, и мрачно наблюдал за тем, как он опорожняется, одновременно запоминая его лицо, с блаженным выражением обращенное к звездам. Ну, поссыкун, я тебе еще припомню! Нет чтобы, как все нормальные люди, стоять спокойно, так он еще и вертится в разные стороны! Художественный писун, мать бы его! Умудрился изгадить мои форменные штаны, которые я только недавно постирал!
Выйдя из-за шатра, я подошел к площадке с пленными и остановился между кочевниками и дружной компанией, которая при моем появлении прекратила разговоры. Повернувшись к пленникам, я, недолго думая, сформировал длинное лезвие и одним махом срезал всем им головы. Мертвые тела упали на землю, а я быстро забрал всю их энергию, повернулся к ребятам и наемникам, которые смотрели на меня с неприкрытым испугом, и спросил: – Ну что, пошли завтракать? Мои парни облегченно выдохнули, наемники остались бледными и задумчивыми, а Дельва прорвало: – Алекс, демоны тебе в зад! Ну нельзя же так пугать! – А что такое? – изумился я. – Да, действительно, командир, прекращай свои штучки, – поддержал его Дин. – Сидим мы тут, мирно общаемся, и вдруг появляешься ты, весь такой задумчивый-задумчивый. Кинул взгляд на пленников, и у них разом головы слетели, а потом вдруг оборачиваешься к нам. Ну, думаю, сейчас и мы станем немного короче, а ты просто предлагаешь нам пойти завтракать!..
Послано - 17 Окт 2012 : 23:28:36
Итак, телесный труд был отдан на откуп всяческим самодвигам, которые при случае годились и против соседей; однако еще оставалась тяжкая умственная работа, а потому измыслили мы мыслящие из нас механизмы, как-то: мыслемолки и мысльницы, перемалывающие мир в цифры, а потом отделяющие зерна от плевел. Сперва строили эти машины из бронзы, но за ними приходилось приглядывать, что также утомляет; поэтому вывели мы из обычных зверушек цифроядных мыслюшек, что жили-поживали себе у желоба, предаваясь запрограммированным компьютациям и медитациям. Так доработались мы до первой в нашей истории безработицы. Освободившись от тяжких трудов, имея множество времени на размышления, приметили мы, что не все идет так, как должно бы: ведь отсутствие нужды – еще не блаженство; и принялись мы практиковать Завет наизнанку, вкушая каждый из помянутых в нем смертных грехов уже не с трепетом и не втайне, как встарь, но вызывающе, явно и с возрастающим аппетитом. Опыты показали, что большая часть оных не особенно привлекательна, так что на заре Новой эры мы всецело переключились на грех, обещавший больше всего, а именно грех Облапизма, или Ложства, с такими его разрядами, как Чужеложство, Многоложство, Самоложство и прочие. Этот довольно-таки убогий репертуар мы обогатили рационализаторскими идеями; так появились облапоны, любвеобильные суперлюбы, половицы – пока наконец каждый живлянин не обзавелся в своем содомике полным комплектом блудных машин. Церкви, отнюдь не одобряя происходящего, закрывали на это глаза, ибо на крестовых походах давно был поставлен крест. По части прогресса лидировала первая держава Живли, Лизанция, которая крылатого хищника в своем гербе заменила, путем плебисцита, Порноптериксом, или Блудоптахой. Лизанцы, купаясь в благоденствии по уши, распускали все, что еще не было совершенно распущенным, а остальные живляне тянулись за ними по мере местных возможностей. Девизом Лизанции было: OMNE PERMITTENDUM, ибо всехотящая вседозволенность лежала в основе ее политики. Только живлянский медиевежда, что перелопатил наши средневековые хроники, сумел бы понять всю неистовость сокрушения прежних запретов: то был реактивный выброс в направлении, обратном стародавней аскезе и набожности. Однако же мало кто замечал, что живляне по-прежнему следуют букве Завета, хотя и навыворот. Писатели прямо из кожи лезли, основывая грехопечатни, дабы наверстать многовековую отсталость, и печалились только о том, что никто уже не преследует их за смелость. Гимн молодежи, шествующей в первых рядах радикалов, звучал, сколько мне помнится, так:
Кирпично-медным Сияя лбом, Мы маму – в яму И кол вобьем. Потом на папу Наложим лапу, Сдадим на слом. Сдохни, мать! Папаша, сгинь! Папе с мамою Аминь!
Умственная жизнь процветала. Из забвения были извлечены труды некоего маркиза Де Зада; они стоят особого разговора, поскольку повлияли на дальнейший ход нашей истории. Двумя веками ранее палач изгнал Де Зада как мерзавтора-писсуариста; его писания предали огню – к счастью, предусмотрительный маркиз заранее заготовил копии. Этот мученик и предвестник Грядущего провозглашал Сладость Гадости и Святость Греха, и притом отнюдь не из эгоистических, но из принципиальных соображений. Грех, писал он, бывает приятен, но грешить надлежит потому, что это запрещено, а не потому, что приятно. Ежели есть Бог, следует поступать назло Ему, если же Его нет – назло себе: в обоих случаях мы выказываем всю полноту свободы. Поэтому в романе «Кошмарианна» он выхвалял копролатрию, то есть культ дерьма, освящаемого на золоте под звуки благодарственных песнопений, ведь если бы его не было, объяснял он, следовало бы его непременно выдумать! Несколько меньшей заслугой представлялось ему почитание прочих отбросов. В вопросах семьи он был человек принципов: семью надлежало извести под корень, а еще лучше – склонить ее к тому, чтобы она сама себя извела. Эта доктрина, извлеченная из глубины веков, была встречена с восхищением и почтением. Лишь простаки цеплялись к словам, утверждая, что Де Зад ПРЕДПОЧИТАЛ помянутую субстанцию родным и близким, но как быть, если кому-то милее все же семья? Лицемерие этих критиков изобличили задисты, ученики и душеприказчики маркиза, опираясь на теорию доцента Врейда. Сей душевед доказал, что сознание есть зловонное скопление лжи на поверхности души – из страха перед тем, что в середке («Мыслю, следовательно, лгу»). Однако же Врейд рекомендовал лечение, вытеснение и окончательное прекращение, тогда как задисты призывали к демерзификации путем наслаждения до пресыщения, а потому учреждали выгребные салоны и тошнительные музеи, дабы там потрафлять себе и своим ближним; помня же о заветах Де Зада, особенно культивировали эту последнюю часть тела. Как говаривал видный активист движения, доцент Инцестин Шортик, кто задов не знает, тому и наука не впрок, а живлянин-де задним умом крепок. Поскольку тогда уже много шумели об охране среды, задисты загрязняли ее сколько было мочи. Кроме копрософии волновала умы футуромантия. Пессимизм, столь модный в конце прошлого века, ныне высмеивался, ведь на одно рабочее место, теряемое вследствие роботизации, приходилось двадцать новых. Появились неизвестные прежде профессии, к примеру, оргианист, стомордолог (умел мордовать на сто ладов), триматург (драматизировал по заказу семейную жизнь, выстраивая супружеский треугольник), экстерьер и секстерьер (первый был просто экс-собакой, а второй занимался содо-мистикой, разновидностью авто-мистики, то есть составления священных обетов, исполняющихся автоматически). Даже физики, уступая моде, снабжали свои аппараты порноприставками.
Послано - 18 Окт 2012 : 09:24:00
Андрей Стригин. Холодный Рай. # " - Что там?- громко шепчет Нина. - Они здесь, похоже, какой-то тусняк сорвало потопом. Еды в ящиках валом, вино, виски, водка, колбаса ... - Ой, я колбаски хочу!- Нина втискивается в узкий проём между скалой и Виктором. На берегу застыл полуспущенный аттракцион, на нм до сих пор болтаются чудом уцелевшие воздушные шары, а на широкой ленте просматривается надпись: С Днём рождения - Дмитрий Леонидович!!! Несколько парней пытаются закрепить на палках покрывало, но руки дрожат, вероятно, с того самого момента, как их выбросило на берег, они лишь пили и ели, но вот, слегка очнулись от запоя и пытаются как-то наладить свой быт. Под разлапистыми деревьями, предавая друг другу бутылку сухого вина, корчат страдальческие лица пять мрачных девиц. В мятых вечерних нарядах и без косметики они похожи на драных куриц. А вот, вероятно сам Дмитрий Леонидович, достаточно молодой мужчина, сидит на раскладном кресле, рядом воткнут пляжный зонтик, под ногами валяется початая бутылка виски, рассыпанные чипсы, куски недоеденных бутербродов с чёрной и красной икрой и свежая блевотина. Лицо бледное, потное, он судорожно пьёт минералку, затем отбрасывает пустую бутылку, зачем-то достаёт дорогой мобильник, набирает номер, в удивлении хмыкает, пожимает плечами."
И ещё одна цитата из Холодного Рая: "- Печень Вовану,- гнусаво говорит мрачный детина, поглаживая неухоженную чёрную бороду. - Аккуратней работай, желчь прольёшь! Смотри, коровкой сделаем,- с угрозой вздёрнулся чёрнобородый зек."
В общем, здесь как водится, разные люди собрались в одном месте, а именно - Земля после очередного Потопа. Жаль роман только пишется, весьма неплохо.
Он вредит Алторану даже из заточения, его гнусная сила просачивается сквозь печати, наложенные магами. Эта скверна рождает хрялков, мордодралов и прочую нежить. Он отравил истоки магии нашего мира, теперь любой человек, родившийся с даром, обречен желать другого человека и никогда не возляжет с женщиной ни по доброй воле, ни по принуждению! По-настоящему одаренные маги рождались лишь от союза двух магов, у нас не осталось теперь могущественных волшебников. А те ничтожные даны, что прячутся за стенами Твердыни Зад... Они стареют, как обычные люди. Они не в силах даже укрепить печати на узилище Темного. Разве смогут даны выйти на бой с Повелителем Теней, когда падет последняя печать, и он вылезет из заточения, чтобы мстить тем, кто лишил его свободы творить зло!?
Шестеро против Тёмного, Фирсанова Издевательство над покойным Робертом Джорданом.
– Лучше уж вы к нам,– неловко ответил Таль.– Удачи!
– Адъютант, труби построение. Надеюсь, эти блином клятые мыши уже приняли подходящий лошадям облик? Вперед, на ахарцев! Труби!
Его премьер-министр ... Лемур скрипел зубами от злости, не забывая вежливо улыбаться. И какого блина его садист-ское величество сосватал ему эту должность? Быть шутом Лемуру нравилось куда больше.
...а сколько охоты на эльфов, магов и прочих ведьм... А запрет лошадям скрещиваться с полевыми мышами... кто ещё помнит дело о морали тёлок и крольчих в подсобных хозяйствах ЮКОСа...
Послано - 30 Окт 2012 : 13:33:10
"Заметив Президента и премьер-министра, оба демона едва не повернули назад, и вновь назначенному руководителю ФСБ пришлось подталкивать их в спины.
- Поздравляю, - сказал Президент и приколол к пиджаку каждого из них по Золотой Звезде Героя России.
Полковник Двигун не сплоховал. Его ответ "Служу России!" прозвучал словно лай сторожевого пса, охраняющего периметр мясокомбината.
Сплоховал майор российской разведки Длиннорылов (именно на эту фамилию была выписана государственная награда). Демон вскинул лапу и радостно проревел:
- Служу родному Аду!
Президент и премьер-министр сделали вид, что не расслышали его. В соответствии со сложившимися традициями каждый из них аккуратно коснулся губами свиных рыл демонов."
Послано - 31 Окт 2012 : 22:12:56
"То, что творит «Петушиный час», – это к вере в Творца никакого отношения не имеет. Продажность верхушки да фанатизм остальных – на том и поднялись."
"Тренировка – дело, конечно, хорошее, но я же вроде профессию менять собирался. Не королевское это дело – замки вскрывать. Короли – они все больше на троне сидят, а не шастают по чужим особнякам."
"Фигура в мантии, со съехавшей набок короной увлеченно пялится в свиток пергамента и растерянно оглядывается по сторонам. «Не подскажете, где тут мой королевский сортир?» Умора!"
" Лучшая кража в моей жизни! Королевский трон – это тебе не побрякушку у торговца спереть!"
Послано - 01 Ноябр 2012 : 12:33:48
"Ну все, его счастье, что колдовать я пока не могу, а то бы он у меня остаток жизни провел как минимум женщиной, а как максимум – дурой!"
Послано - 03 Ноябр 2012 : 15:23:02
"Если не было беременной жены с обеспеченными родителями, то вернее всего вас охраняла полная негодность к службе. Неплохим средством являлось повреждение барабанной перепонки, но лучше была все-таки аллергия. Один из моих соседей ужасно страдал от астмы, которая длилась ровно до 26-го дня его рождения. Никакого притворства – у него было аллергия к призывным участкам. Еще одним способом освободиться было убедить армейского психиатра, что ваши способности более подходили Государственному Департаменту, чем армии. Более половины моего поколения были «негодны к несению воинской службы».
Я не думаю, что это беспрецедентно. Есть старая картина, изображающая толпу, пробирающуюся на санях по дремучему лесу и преследуемую волками. Время от времени люди хватают одного из своих и швыряют его волкам. Вот вам воинская повинность, даже если называть ее «отборочной службой» и прихорашивать ее чинами и «пособиями ветеранам», это означает выбрасывание кого-то волкам, в то время как остальные продолжают свою слепую погоню за гаражом на три машины, плавательным бассейном и верными-надежными пенсионными пособиями."
Послано - 04 Ноябр 2012 : 05:16:12
"— Тогда ты должен выбрать мир, где сможешь делать выбор, который не будет разрушать твою личность.
Я откинулся на спину, заложил руки за голову.
— А где такой мир, ты знаешь? Где-то, где живут добрые, разумные и справедливые ящерицы, накопившие опыт миллионов лет созерцания собственных хвостов?"
"- Отдаваться дракону было с твоей стороны опрометчиво. А кружить ему голову, влюблять в себя - еще более опрометчиво. Но что сделано, то сделано. Дракон тебя любит, хочет на тебе жениться, а я не хочу отказывать ему в этой просьбе, он ценный союзник. Тем более что удовлетворить его просьбу мне ничего не стоит. Так что готовься под венец."
Первыми встревожились наступившим безмолвием немцы, когда в апреле вокруг Берлина смыкалась красная клокочущая жижа и Гитлер кричал: «Я должен был так же, как и Сталин, расстрелять всех своих генералов!». Геббельс просиживал вечера над личными делами наркомов и маршалов Советского Союза, бесполезно вслушиваясь в биографические сведения и вглядываясь в немые рабоче-крестьянские лики: что же с ними сделалось? какой-то метеорит! И европейские обыватели, сдвинув на затылки панамки, наблюдали странное свечение на востоке, а охотники, добравшись через пятьдесят лет до эпицентра взрыва, находили только обелиски со звездой над массовыми захоронениями и каменные скульптуры с поднятою рукой – словно гораздо длительнее, длиннее и совершенней повторилось время Ивана Грозного, когда летописание оборвалось и от месяцев, лет сохранились только слепые от ужаса свидетельства «немцев», полоумные визги бежавших недобитков да поминальник, составленный перед смертью царем. Рукописание собственных мыслей преодолевалось как искушение. Вожди перестали переписываться в середине тридцатых годов, когда наладилась телефонная связь, прекратились частые выезды на кавказские дачи – отстроились в Подмосковье. Вожди и железные люди – никогда, с 1917 года, ни один (сотни, тысячи знавших грамоту русских душ, прежде путавших рукописную литературу и религию) – не посмели завести или продолжить дневник. Особенно боязливые катали ученические прописи, перебеляя домашние работы над ошибками, и равнялись на лондонского посла Майского – тот сам выслал почтой императору чучело когда-то повсеместно встречавшейся птицы: «Посылаю мой дневник вам. Делайте с ним, что хотите. С товарищеским приветом. И. Майский».
Потом довольно быстро начали исчезать основополагающие и сущностные документы, протоколы человеческих обсуждений на заседаниях за обеденным столом, и, наконец, свинцовый гроб наглухо запаялся изнутри – император запретил записывать за собой. Максим Горький (его каменный профиль впереди Маяковского, напротив Пушкина и Толстого на фасадах школ-пятиэтажек) со слезами неясного происхождения прошептал про императора: «Мастер. И хозяин времени» (кажется, неточная запись, точку после «мастер» надо устранить) и наступило полное, как заключают историки и патологоанатомы, «письменное и устное молчание». Остались решения. Но исчезли мотивы. Но в полном порядке подкинули нам протоколы допросов, что никогда не высохнут от крови, как сказочная мокрень-трава – чем дольше сушишь, тем мокрей, в них живые, полные страдания голоса человеков повторяют диктуемое Абсолютной Силой, что, конечно, избавляет нас от пошлых слезливых отступлений «мне больно!», криков «мама! мамочка!» и прочих малоценных шкурок и сухожилий, но уничтожает единоличное, забавное содержание этих человеков.
Сказанные вслух слова оказались бессильны, а после уже не значили ничего. Родную, земляную, пахнущую молоком личную речь поцеловали в макушечку и выбросили из вагона на скоростном участке между станциями – она одичала, обобществилась и оскотинела в рамках газетных колонок и свинцовых рядов типографского шрифта; и всякие там трепеты нежных душ («Мне очень тяжело, Ваше императорское величество, что я являюсь причиной такого Вашего волнения. Я никогда не хотел огорчить Вас, и мне больно видеть, что принятое Вами решение вызывает в Вас такое волнение. С Вашего дозволения я пришел проститься с Вами и прошу Вас, по русскому обычаю, не поминать меня лихом. Если я чем-либо не угодил Вам, простите меня и поверьте тому, что я Вам служил всеми силами моего разумения и всей моей безграничной преданностью») ликвидировались вместе с последним царем, сожжены, засыпаны известью, брошены в шахты.
Они боялись, толковало быдло, и – молчали, боялись «сталинского террора», рабье племя! Чего там – дрожали, что убьют… Лагеря, Лубянка, пуля, дети в приютах с клеймами на лбу… Но империя страха развалилась бы в 4 часа 22 минуты 22 июня 1941 года, еще до того, как Молотов после пыточной паузы и вздоха заставил себя произнести в радиомикрофон: «Советское правительство… и его глава товарищ Сталин… поручили мне сделать следующее заявление…» Неужели только страх?.. Как писал командарм Гай в письме, казавшемся ему главным: «В камере темно, да и слезы мешают писать…» Но так и немцы боялись гестапо, концлагеря, никто не хотел на мясницкие крюки, или качаться на рояльных струнах (как те ребята-взрыватели), или стреляться в родовом имении под присмотром генерала СС (как тот из пустыни), однако же по команде «не бояться» достали из полевых сумок дневники «восточного похода», где под различными датами записано: «фюрер совершает безумство за безумством» и «мы обречены»… А русские князья и дружинники, когда опустели лобные места, «стояли немы», в согласии промолчав сотню томов мемуаров, как и прежде надиктованных Абсолютной Силой, исправленных редакторами в офицерском звании. Где свидетельства? где воспоминания железного поколения? Как написал тридцать четыре года назад майор запаса Шилов: «Их труды, наверное, читают жены»… Мучаясь от забвения павших друзей, ненавидя Хрущева за сталинскую войну «по глобусу» и брежневскую мнимую полководческую славу, обесценившую ордена, не имея ни крохи веры в рай-ад, они валились в могилы молча, соответствуя формуле Лазаря Кагановича «Никому, ни о чем, никогда». Молчали и опальные, и победители. Генеральные конструкторы, маршалы, наркомы, секретари ЦК – никто не узнает, что видели железные люди там, там… за смертельной гранью – что мерцало им оттуда, какой немилосердный ад античных времен? Маршал Голованов шептал жене, выдыхая последний воздух: «Мама, какая страшная жизнь», – женщине, девчонке, что вдруг поцеловала его сама возле парадного и вздрогнула от обиды и убежала, как только летчик спросил: «И много у вас было таких поцелуев?» А теперь она причитала: «Что ты? Что ты, почему ты так говоришь? Почему страшная жизнь?» – «Твое счастье, что ты этого не понимаешь».
Для ясности, чтобы избавить от сомнений, что заметание следов и тишина не просто так, нас подождали не постельные грелки и конюхи, а старшие – Молотов, Маленков, Ворошилов, Микоян, Каганович (да и Берия дотянул бы, кабы не расстреляли). Отмороженные, размятые ледником столетние люди бродили среди нас, писали и обдумывали что-то в своих скитах, ни разу не встретившись за тридцать лет проживания в соседних подъездах, «без слов», как раньше писали под карикатурами, – без слов, хмуро взглядывая на приходящих сантехников и двоюродных племянников. И как раньше, умирая, хрипели: «Попа…», так теперь когда пришла пора, они нацарапали иноческими клешнями: восстановите в партии! – и ничего кроме! – рассказав не больше мертвых, соблюдя уговор. За посмертными мемуарами Кагановича стояла, пуская жадные слюни, очередь и получила в лапы библейскую пачку бумаги со словами «Да здравствует Коммунистическая партия Советского Союза и ее великий вождь Иосиф Виссарионович Сталин!», написанными 43 278 624 раза… Лишь единственный раз, после похорон жены, инфаркта и перед смертью, Маленков, открыв глаза, прошептал: в октябре 1941 все руководство покинуло Москву и он остался на хозяйстве один – фантастический пустяк, не подлежащий проверке по своей ничтожности, – и это все? После жертвоприношения, многомиллионного отсева, после рывка от собирания колосков к шарику – искусственному спутнику Земли?!
Все наши карты и досье, расположение улиц, узлов связи и кровоснабжения, свычаи и обычаи осаждаемого города, переставшего существовать, сообщено детьми, ровесниками Вовы Шахурина, и является дезинформацией. Абсолютная Сила, велевшая отцам молчать, разрывала родовые традиции, веру в Бога, тысячекилометровые расстояния, семейные привязанности и даже (никакого «даже» – «и»!) любовь. Император, я уверен, и сам ужасался, читая письмена: «Просит предоставить ему любую форму (по указанию ЦК) реабилитации. От себя вносит предложение разрешить ему лично расстрелять всех приговоренных к расстрелу по процессу, в том числе и свою бывшую жену. Опубликовать это в печати». Железные люди оставили не детей, а потомство.
Потомство, кто почестней, признавалось: мы ничего не знали, родители молчали, отец клал под подушку пистолет, мне обидно, когда папу называют палачом, – нечего вспомнить, кроме уроков французского на дому, кинозала на даче и тенниса в Серебряном Бору; отцы ни с кем не дружили (обычай дружить семьями появился, когда кончился свет, 5 марта 1953 года), а если доводилось «гостить», отцы прогуливались по дорожкам Горок-(с прибавлением нескольких цифр), следом крались жены с бабскими рассуждениями, а замыкали дети с планами покорения миров. Отцы шли молча – не боясь собеседника, нет, а учитывая слабость человеческого существа, искривленную памятливость, способность, открыв рот, отвлечься, ослабеть от грубого словца и зажить чем-то несущественным. Отцы, бредущие по садовой дорожке, ощущали себя звеньями цепи, могучими руками непонятно чего – они не принадлежали себе; в любое мгновенье человек, гуляющий с тобой, мог оказаться врагом, но о нем не поручали что-то сообщить, так о чем же говорить? Ведь не о том же, что опоздала весна и как вытянулись дети…
Те из потомства, кого больно царапало клеймо «палач», забыв совесть, катали: «И если бы не противоборство, которое исподволь, а то и открыто велось отцом против сталинских сатрапов, то не сохранить бы ему душу живую, не выйти после смерти деспота с теми выстраданными втайне при нем, поистине демократическими реформами, которые стали первым шагом к краху тоталитарного режима», – про человека, утвердившего автографом не одну тысячу расстрельных списков и задушившего бы сына подушкой за «деспот» и «сатрап».
Не сказав ничего, отцы позволили безнаказанно делать из себя все, что угодно, и сын Лаврентия Берии написал об отце обаятельную книгу: добродушный человек, преданный семьянин (фигурировавший на суде список из полутора сот любовниц – всего лишь прикрытие агентурной работы), политик, мечтавший, чтоб было поменьше крови, а помыслы и приказы его извращали – и все достаточно убедительно, опираясь на известные бумаги и неоспоримые факты.
Даже дочь императора, когда потребовались деньги: жрать что-то надо, одеваться, дитя кормить, я сама еще молодая и желания имею, – догулялась до того, что продала за доллары с груди нательный крестик с хорошим разгоном: «Я могу написать о своей жизни в доме с отцом в течение двадцати семи лет; о людях, которые были в этом доме или были к нему близки; о всем том, что нас окружало и составляло уклад жизни; о том, какие разные люди и какие разные стремления боролись в этом укладе». Ты это знаешь? ну, напиши! – а она давила, давила, жала из себя и смогла надоить лишь на тощую книжку пустот: три совместных обеда, две ссоры, несколько сплетен (после смерти отца мне рассказывали…), подробнейшее описание няни и собственной первой любви; еще бессильное разглядывание фотографий (ну хоть что-то вспомнить на продажу, вот! – «Киров в сорочке, в чувяках»), цитирование писем императора к «Сетанке» младенческих времен и хлипкая, общая для потомства идея: Берия – вот кто во всем виноват, играл, как хотел, стареньким папой. Прожила она (как и все потомство, сверстники В.Шахурина и Н.Уманской) слепо, как глубоководная, пещерная рыба, погруженная в собственную сытную жизнь, не заметив войны и простонародья, утопая в пошлости: «…откуда это во мне такая любовь к России?», с прибавлением: «А мы варвары, каких не сыщешь нигде», с омерзительными прибаутками: «Разве быть честным, порядочным человеком в наше время – не подвиг?»
Один читатель-американец захлопнул книгу с разочарованным итогом: «По прочтении ее кремлевские стены не падут».
Вот. Вот это: они никогда не падут. Так все подстроено.
Дежурная по залу тихонько прочистила горло и попросила сдавать книги, кивнув на настенные часовые стрелки. Я поднялся и, складывая тяжелые, пыльные стопки, признавался себе: мы бессильны даже в установлении милицейских подробностей: десять минут агонии императора на кунцевской даче при шести (самое меньшее) совершеннолетних цепенеющих свидетелях не поддаются достоверному воспроизводству. Подзывал ли прощаться? кивал ли Булганину: «отойди»? задержал ли в длани пальцы Маленкова? Произнес или не произнес император, черт возьми, «Дз-з-зы…»? Бормотали: «Что они со мной сделали?». Целовал ли его «монстр», «палач», «хамелеон», «врожденный садист», «упырь», «один из самых знаменитых в истории злодеев» Берия? Бредил ли: «К Ильичу…»? Верно ли, что по-волчьи улыбнулся? Дал ли ему ложку бульона Ворошилов? отвернулся ли от Хрущева? обвинил ли в отравлении Молотова? Просил ли открыть двери: мне душно? Вообще – приходил ли в сознание? Да и кто там присутствовал поименно? И наконец – откуда достовернейшие сведения, будто император, отходя, широко перекрестился на икону – откуда икона на кунцевской даче?! Ничего из этого (вообще из всего этого) не является тем, что случилось на самом деле.
Отказ от личной правды, отпечатка собственной пятки на мокром песке обернулся сверхъестественной душевнобольной покладистостью – сотни тысяч революционных бойцов подтверждали убогие, позорные, сочиненные дебилами обвинения, не сомневаясь, что подтверждают собственную смерть; подписывали все и показывали (кое-кто на гласном суде и при иностранной публике, подъехавшей глянуть на русскую корриду), расширяя размеры покоса, сообщая следствию новые имена. Никто не бежал с подложными документами в тайгу, не скрывался в скитах, не отстреливался, перебегая от окошка к окошку, вспомнив навыки подпольной работы и Гражданской войны; все (кроме редких самоубийц) всё знали и ничего не боялись; сидели и ждали забирающих шагов, чтобы все, что скажут, исполнить и сохранить свою причастность к Абсолютной Силе, дававшую им сильнейшее ощущение… чего? мне кажется – бессмертия. И только по недомыслию можно сказать, что прожили они в оковах. Они прожили со смыслом. Определенным им смыслом. И выпадение из него было большим, чем смерть, – космической пылью, Абсолютным Небытием, а про Абсолютное империя дала им четкое представление.
Быдло знает – пытки, их просто запытали, били; слаб, животен человечишка, когда каблуком-то по пальцам и недельку не поспать… Но наступает мгновенье, когда трехминутный суд позади, когда между человеком и землей остается – ничто, клочок воздуха для не слышных никому слов, а они кричали: «Да здравствует Сталин!» И жестокосердый нарком Николай Иванович Ежов по пути туда запел «Интернационал», а несгибаемый Абакумов после трех месяцев в кандалах в камере-холодильнике вскричал навстречу летящим пулям: «Я все напишу в Политбюро!» А Николай Иванович Бухарин, отправивший императору из камеры пятьдесят любовных писем (никому не дали так основательно подготовиться к смерти, обдумать ее), опустил руки и что же? «…Я пишу и плачу, мне уже ничего не нужно… Но я готовлюсь душевно к уходу от земной юдоли, и нет во мне по отношению к вам, и к партии, и ко всему делу ничего, кроме великой и безграничной любви». Не поверить в искренность его у кого хватит сил?
Один Зиновьев (по легенде) на пороге подвала вдруг поднял руки: «Услышь меня, Израиль, наш Бог есть Бог единый» – императору в лицах представляли эту сценку, и зрители смеялись до слез.
Сверхпроводимость – вот что они должны были исполнять и исполняли. Гони по цепи имперскую волю, не становись для нее преградой, а напротив, разгоняй и усиливай своим существом – это едино понимали и наркомы, и пехотинцы.
Ну, оставим; человеки, переставшие говорить свое и писать свое, видимо, и мыслят как-то иначе, в этом, я думаю, должны разобраться нейропсихиатры и социо-педагоги. Меня и нас шибко коснулась другая их развившаяся мозговая особенность: сталинские соколы, железные люди разучились запоминать. Нельзя сказать: они не помнили ничего, – своей собственной жизни они не помнили.
Когда их начинали трясти, напоминать, старики и старухи морщились, словно что-то мелькало там, вон там перед их глазами с назойливостью лесной мошкары; они всматривались, вытирая засочившуюся влагу, всматривались, но – нет. Там их нет. Они себя не видят.
Ничтожное происшествие (убили, любовь, летом тыщдевятьсотсороктретьего года) – вот что занимало нас, с их точки зрения. Первые годы я думал иногда: был бы жив император… Позже понял: и он бы не вспомнил. Дела Уманской для него не существовало, про такое император говорил: «Это для баб».
Послано - 09 Ноябр 2012 : 14:44:35
___"Моэрс Вальтер"___"13 1/2 жизней капитана по имени Синий Медведь"___ Следующие несколько недель волны-болтушки неустанно кружили вокруг моего плота и терпеливо учили меня говорить. Сначала я повторял за ними совсем простые слова, такие как «волна» или «вал», но постепенно у меня стали выходить и более сложные, например «волнообразный» или «взволнованный». Я выучил короткие и длинные слова, слова, обозначающие действие, обстоятельство действия и вопросы, важные слова и слова второстепенные, союзы и междометия; красивые слова, а также те, которые никогда не следует произносить. Я выучился диктовать слова по буквам с правильной артикуляцией, а кроме того, склонять и спрягать, изменять по лицам и числам, субстантивировать, вербализовать и правильно коннотировать. Потом настала очередь предложений: простых и сложных, главных и придаточных, самостоятельных и подчиненных, а также тех, что серединка на половинку, вопросительных и восклицательных, полных и неполных, усеченных, обделенных и даже настоящих деловых предложений... ...Они научили меня бубнить, орать во все горло, шептать, ворчать, распинаться, сплетничать, молоть чепуху, вести светскую беседу, разливаться соловьем и, само собой, просто болтать. Волны-болтушки обучили меня держать речь, разговаривать с самим собой, а также посвятили меня во все тайны искусства переубеждения: как прожужжать собеседнику все уши, наврать с три короба и выйти сухим из воды. Самым тяжелым делом было научиться сохранять дар красноречия в экстремальных условиях. Для этого я тренировался говорить, стоя на одной ноге, вниз головой, с кокосом во рту и под градом колючих брызг морской воды. Удивительно, что мои новые подружки за это время тоже преобразились, от прежней их вредности не осталось и следа. Вероятно, ни разу в жизни у них не было еще такого интересного и ответственного занятия. И они отдались ему целиком и полностью, без остатка. Надо признать, лучших учителей мне вряд ли удалось бы сыскать. Язык у обеих был подвешен что надо. Да и я очень быстро постигал все тонкости мастерства. По прошествии пяти недель волны уже ничему не могли меня научить, я, пожалуй, даже чуточку их превзошел. Я мог свободно произносить любое из существующих слов, с любой интонацией и в любой тональности, при необходимости даже задом наперед. «Биноминальный коэффициент» давным-давно уже превратился в простенькое упражнение для разминки. Я умел ораторствовать, произносить тосты, давать клятву (и тут же ее нарушать), сыпать проклятиями, читать монологи, ловко ввернуть сочиненный экспромтом стишок, расточать комплименты, нести несусветную чушь и бормотать нечленораздельный вздор. Я мог говорить начистоту, негодовать, критиковать, ругаться, драть глотку, разражаться тирадами, разглагольствовать, выступать с докладом, проповедовать и, само собой, рассказывать небылицы о своих морских приключениях. Выучившись говорить, мне захотелось общаться, и первыми моими собеседниками, естественно, стали волны-болтушки. Только вот жизненного опыта у меня пока еще было маловато, так что рассказывать было особенно не о чем. Зато они знали массу всяких интересных и полезных вещей. Веками — так, во всяком случае, они утверждали — подружки скитались по морям-океанам и за это время повидали немало. Они поведали мне о чудовищных ураганах, высверливающих в море огромные воронки, о гигантских змеях, которые бьются друг с другом, выплевывая длинные языки пламени, о розовых прозрачных китах, заглатывающих корабли, об осьминогах, у которых щупальца такой длины, что они могут обхватить ими целые острова, о крошечных морских чертенятах, пляшущих на гребне волны и охотящихся за выпрыгивающими из воды рыбешками, о горячих метеоритах, от которых закипает вода в океане, о затонувших и, наоборот, появившихся из воды континентах, о подводных вулканах, о кораблях-призраках, о водяных и русалках, о морских духах, всевозможной нечисти и о подводных землетрясениях.
Основным источником всех опасностей было, есть и будет легкомыслие. Многие из наших клиентов, конечно, попадали в затруднительные ситуации в результате несчастного случая, но встречались и такие, и их было явное большинство, которые сами искали себе приключений, шальные головы, которые по какой-то непостижимой причине выискивали случая помериться силами с дикой природой, точно в непролазные чащи обязательно надо залезть, по бурным порожистым рекам непременно проплыть, а топи с нечистой силой изучить, и притом по возможности в темное время суток. Некоторые, беззаботно посвистывая, разгуливали в лесах, о которых говорили, что там водятся кровожадные вервольфы, другим надо было присутствовать при извержении вулкана, стоя на самом краю кратера, или же наблюдать за разбушевавшимся торнадо в непосредственной близости от него
ПРОСТРАНСТВО ЧЕРНОЙ ДЫРЫ. Представить один квадратный метр пространства черной дыры совсем не сложно, при условии, если у вас семь мо?згов. Представьте себе поезд, мчащийся с горящей свечой на крыше в черной дыре, в то время как вы сами со свечой на голове стоите на высокой башне на Марсе и заводите башенные часы размером ровно один квадратный метр. Затем представьте филина, который также со свечой на голове несется со скоростью света навстречу поезду в туннеле, который сам находится в некой черной дыре, у которой на голове тоже установлена горящая свеча (правда, чтобы представить себе черную дыру с зажженной свечой на голове, вам потребуется не меньше четырех мо?згов). Теперь нужно только соединить цветным карандашом полученные точки, в которых в этот момент находятся свечи, и у вас получится ровно один квадратный метр пространства черной дыры. А по часам на башне вы сможете определить время на Марсе, даже в темноте, поскольку на голове у вас горит свеча.
ЧЕРНЫЕ ПРОСТРАНСТВЕННЫЕ ДЫРЫ [продолжение]. Отваживаясь на прыжок в пространственную дыру, нужно не забывать, что в другом измерении решительно все устроено по-другому. Может даже случиться, что там не хватает чего-то очень важного и необходимого для вас, например, атмосферы. Или же атмосфера состоит не из воздуха, а из свинца или бетона. Может также случиться, что привычные для нас законы природы там не функционируют, а вместо них действуют какие-то другие. Например, нет силы тяготения, а возможно даже самих понятий пространства и времени. Другое измерение может запросто целиком и полностью состоять из одной лишь замороженной скуки или музыкального холода, из какого-нибудь ядовитого газа или раскаленной тысячеградусной лавы, из тока высокого напряжения или несбыточных желаний. Есть измерения, в которых печаль является главным продуктом питания для существ, живущих в крошечных храмах, сложенных из тоски. Есть также измерения очень маленькие, в которых наша планета сжалась бы до размеров булавочной головки, — это такие мини-измерения с совершенно крохотными законами природы. А другие, наоборот, такие огромные, что атомы там размером чуть не с нашу планету. Есть измерения, где живут только мысли, а в иных — неприятные чувства, такие как, например, голод и зависть, и существуют они в виде маленьких, подрумяненных крендельков, которые еще умеют петь, — одним словом, все возможно! Если попадаешь в двухмерное измерение, то станешь плоским, как блин на сковороде, а в одномерном вытягиваешься до бесконечности, словно тонкая резинка, в пятимерном превращаешься в нечто среднее между радиоволной и головной болью, а описать, как выглядит существо, попавшее в восьмимерное измерение, вообще не хватит возможностей нашего языка. Из всего этого ясно следует одно: попав в другое измерение, вам придется в корне изменить все свои привычки, и притом самым радикальным образом.
Все предыдущие замонианские сочинения, особенно у гладиаторов-лжецов, либо вообще не имели конца — в лучшем случае содержали какое-нибудь вытекающее из сюжета нравоучение, — либо же заканчивались крайне трагически — с огромным количеством жертв, морем слез и бездной страданий. Умирали главный герой и героиня, умирали все злодеи, а также король с королевой и, само собой, все их подданные. Одним словом, все замонианские истории прежнего образца заканчивались естественным образом со смертью последнего персонажа. Так, например, драматическое сочинение Саттама Треб-Айза «Заливные луга» заканчивалось тем, что все персонажи тонули в результате страшного наводнения. В самом известном романе Хильдегунста Сказителя «Жареный гость» всего насчитывалось двенадцать тысяч трупов, а в полном собрании его сочинений — свыше миллиона, причем большинство героев погибли именно на последних страницах. В Замонии существовала даже специальная школа литераторов, в которой учили, что любое мало-мальски приличное литературное произведение должно обязательно заканчиваться смертью основных действующих лиц, и на протяжении всего обучения учащиеся разбирали различные способы наиболее элегантного отправления своих героев на тот свет: от использования мечей, шпаг и всевозможных ядов до тщательно спланированных несчастных случаев, нападений, болезней и всемирных катастроф. Сочинители соревновались друг с другом, стараясь угробить в конце как можно большее количество персонажей и создать самый жуткий, кровавый и душераздирающий финал. Только так можно было увековечить свое имя и попасть в список подлинных гениев.
Что-то гениальное в авторском наблюдении - явно наличествует. "Но от всех этих громких речей..." (с) Александр Галич Только как "ограничить" (расширить) цитату, чтобы красно-коричневый её "ход" - не казался притянутым за уши...
В апреле 41-го года Сталин уже объявил о грядущем роспуске Интернационала. А в 43-м Интернационала не стало – было сказано, что это несвоевременно, надо решать национальные задачи. И это во время войны, когда коммунисты – оплот сопротивления! Преданных и проданных коммунистов можно перечислять десятками – списки существуют: Сталин последовательно обрубал все то, что выстраивал Ленин, а до Ленина – марксисты, Плеханов, Лафарг, Засулич, Мартов, а до них Энгельс. То была идея революционного союза – и саму идею отменили. Прежде Коминтерн был, выражаясь языком Бодлера, «пароль повторяемый цепью дозорных», братство коммунистических фантазеров и агитаторов – а Сталин это братство планомерно уничтожил.
Как правило, старых коммунистов обвиняли в шпионаже, подверстывали под охоту на фашистских шпионов. Зачем Сталин убивал тех, кто может помочь?
Разве союзник не нужен в чужих странах? Иные сознательно выстраивают пятую колонну, внедряют инакомыслящих в государство-противник. А здесь – все наоборот. Странно.
Однако это не странно ничуть, если попробовать ответить: что именно произошло в ХХ веке – в целом.
Ответ звучит на редкость банально: в ХХ веке планировали совершить мировую революцию – но вместо революции устроили мировую войну.
Мировую войну сделали вместо революции, чтобы революции не было. Мировую войну сделали от испуга перед переменами, который несла революция, желая остановить этот самый «мировой пожар», который революционеры раздували по всему миру.
И этот мировой пожар планомерно тушили по всему миру – еще большим пожаром.
Где спрятать лист? – спрашивает Честертон, и отвечает: в лесу. А где спрятать мертвое тело? Среди других мертвых тел.
А как спрятать мировой пожар революции? Только в огне мировой войны. И этот огонь запалили.
В свое время Ленин сумел превратить войну империалистическую – в войну Гражданскую, перевести войну – в революцию. То был великий, отчаянный ход.
И мир ответил ему стремительно: революцию опять перевели в войну, только в еще большую, в еще более страшную убийственную войну.
Теперь уже воевали народы, воевали демократии.
Теперь перевели войну классовую (революцию) в войну империалистическую и демократическую одновременно – в войну за образование демократической империи нового типа.
Это был сильный ответ идеям интернационала.
Одним из отвечавших – был Сталин. Подобно Гитлеру, Черчиллю и прочим деятелям середины века, он получил в наследство мир, в котором идея войны была замещена идеей революции.
Революция – это война бедных; а война – это своего рода революция богатых.
И вот лидеры второй трети ХХ века заменили идею революции – на идею войны. То, как легко классовый враг превратился у Сталина во врага народа, а враг народа – в военного изменника – потрясает.
И так сделали повсеместно, логика революции везде отступила перед логикой войны.
Коммунисты, анархисты, ленинская гвардия, коминтерновцы – были не нужны более, идея перманентной революции уже устарела.
Послано - 11 Ноябр 2012 : 12:57:59
"Просто воспоминания накатили, как с бабушкой ходил, совсем пацаном еще. Ох они и торговалась! Любила это дело. Она хохлушка, хоть в России лет двадцать прожила, но даже язык толком не выучила, гнала на суржике."
В семидесятых, деды-бабки - на Украине жили. Где, собственно и родились. Если украинский и знали (чтоб говорить, а не понимать через слово), то я от них - не слыхал, да и акцент их, по "тяжести" был диалектным, а не иностранным. По-моему, до лихих нулевых, на Украине - и в Раде говорили на ридной мове с трудом да с акцентом, а не на русском ;)
Послано - 13 Ноябр 2012 : 02:59:44
"- Господь-то все видит, ему похуй, через попа ты молишься или сам по себе... - Ересь говоришь! - перебил ее Мелвин. - Не помню, как она называется, но это точно ересь, притом очень опасная. - Что в ней опасного? - удивилась Бонни. - А ты представь себе, что любой мудак станет трактовать закон божий, как ему на душу взбредет, - сказал Мелвин. - Вон тот мудак, например. Или вон тот. Не страшно? Бонни немного помолчала, затем сказала: - Нет, мудаки тут ни причем. Если мудаков бояться, так придется любое новшество отвергать. Пусть не мудаки трактуют закон божий, а нормальные люди вроде нас с тобой. Мы с тобой знаем, что в колдовстве нет ничего плохого, почему мы должны скрывать это знание? - А ты уверена, что мы с тобой не мудаки? - спросил Мелвин. - Сможешь обосновать?"
Послано - 17 Ноябр 2012 : 05:54:27
"Вон о далеких-далеких полуденных землях тоже рассказывают много удивительного – будто бы там каждый вождь правит страной не меньшей, чем весь горный пояс, и даже если вождь глуп и труслив, его соплеменники не выбирают нового вождя, а, наоборот, слушаются старого и даже поклоняются ему, ровно богу. Смешно, но правда."
"Я тебе не рассказывал, как меня одна чува едва не затащила в загс?
– Нет.
– Невеста в одной машине, я, блин, в другой. С приятелем. Костюмчики, цветочки, ленты, плюшевая зверушка на радиаторе. Едва от дома отъехали, как водила спрашивает: слинять, мол, нет желания? Я репу почесал. Есть, говорю. Он – по тормозам, развернулся, где разворота нет, и ищи нас… Я ему двадцать баксов, а он не взял: такое удовольствие, говорит, выше денег."
"Не дай мне, Феб, быть генералом, Не дай безвинно поглупеть!
Во всяком деле нужна серьёзная подготовка. Возьмём, к примеру, ремесло пекаря. Простой рецепт: яйца, сахар, мука и сладкие друлы. Что-то надо взбить, что-то перемешать, затем поставить в печку и запекать. Ерунда ведь, правда? Однако купи дрянную муку, плохо очисть друлы или поленись поработать венчиком — и вот уже вместо вкуснейшего пирога у тебя клёклая гадость, которой побрезгует даже уличный бродяга. А ведь казалось, как всё просто. Нет, без правильной подготовки можно испоганить даже самую простую работу. Если же речь идёт о вещах по-настоящему важных, то следует застраховать себя от любых ошибок. В мире чересчур много такого, что, единожды потеряв, нельзя вернуть обратно. Например, вашу жизнь. Из лекции лорда Грегори, посла Тлантоса в Нолде, для студентов Высшей школы Талака
Власть — такое сладкое, манящее слово. И сколь многое в нём сокрыто. Философ властвует над умами, пророк — над душами, а король — над бренными телами. Что выбрать, по какой из трёх дорог пойти… Сложный вопрос. Ведь как бы ни различались между собой эти пути, есть у них общая черта. Кровь, реки крови проливают разумные, следуя за ведущими их к неведомым целям властителями. Не так важно, философская ли то идея, новая религия или желание создать своё государство, — рано или поздно проливается кровь. Будто высшие силы посылают испытание, проверяя новую власть на прочность. И проходят его далеко не все… Из собрания изречений учёного, мага и дипломата Лоцика з’Ергенда
Несчастен тот народ, лидер которого станет править не по уму, а по совести. Да, мораль, честность, открытость — это некий абсолют, на который должен равняться каждый человек. Недостижимый, но одно стремление к которому возвышает над тварным миром, делает чуточку лучше. Однако то, что верно для конкретной личности, смертельно для общества. Ведь государство есть инструмент защиты своих граждан, их интересов. Настоящий вождь должен пойти на всё, но дать своим чуточку больше, чем чужим. Хорошо, если это не противоречит законам чести и нравственности, но, увы, так бывает не всегда.
Послано - 18 Ноябр 2012 : 21:14:47
– Не будем мы никого взрывать, солнышко – тяжело вздыхаю. – Мы же не звери, какие. Мы цивилизованные люди, – я посмотрел на Дашу с укоризной, – а для цивилизованных людей главное информация! Поэтому они сначала всех жестоко пытают, и только когда выяснят все необходимое, всех свидетелей убивают... – ведь на втором месте по важности у цивилизованных людей стоит репутация.
Послано - 19 Ноябр 2012 : 06:01:46
"Грабя города и крепости вместе с такими же, как он баронами, дед, не разбирая, собирал все попавшиеся ему книги и свозил их в замок. Говорили, что он считал поход неудачным, если ему не удавалось пополнить свою коллекцию двумя-тремя телегами нагруженными книгами."
При всей банальности сюжета и перекачанности ГГ, очень неплохо написано :) К сожалению, тщательная вычитка текста автором подчёркивает недостатки языка, которые (как это водится на Самиздате) отлично замаскировала бы ошибка-другая на строку.
Оч жизненное наблюдение! Никогда не стесняйтесь потребовать, чтобы женщина положила опасные предметы - прежде, чем согласитесь на сокращение дистанции ;)
"Большинство москвичей скверно знают свой город. Исключение составляют таксисты."
Исключение составляют некоторые таксисты :) Лично я - пешком ходил по родному городу - километров двадцать за раз накручивать доводилось. Т.е., знал по нескольку маршрутов до любого места, где часто бывал - хоть в десяти км от дома. Но это - процентов пять города. А чуть в стороне, я - вообще не ориентировался. Т.е., в Лондоне - я всегда знал, как найти Темзу, а от неё - гостиницу - хоть без карты. Ну и Тибр - или как его там - в Риме. А вот течением Москва-реки - как-то не интересовался, да Яузы даже.
"Все слишком были заняты делом. Четверо домовых из отряда защитников традиций – все крепкие парни в лаптях и красных рубахах – целеустремленно мутузили одного западного гнома. Гном, видно пробравшийся ночью из западного сектора Эдема, пинался безнадежно, но точно, стараясь попасть домовым в живот и по коленкам. Порой это ему удавалось, однако справедливого негодования домовых это ничуть не уменьшало. Не прошло и минуты, как домовые сбили гнома на землю, натянули ему на глаза красный колпак и деловито скрутили руки кушаком. Однако даже вслепую гном продолжал угрюмо плеваться и пинаться. При этом у него хватало ума не орать и лягаться в полной и даже зловещей тишине. Разборки домовых и гномов не должны выходить за рамки приличий – это правило было усвоено твердо.
Домовые, озираясь, выкатили откуда-то маленькую мортиру, головой вперед затолкали в нее гнома и принялись поджигать запал. Дафну домовые явно не видели, иначе вели бы себя осмотрительнее.
– Больше не шпионь тут, западник! В следующий раз хуже будет! – заявил домовой, выглядевший века на три помоложе остальных"
"Женщины – это кошмар, это гибель для всякого мыслящего существа. Они сотворены из ребра Адама на скорую руку. Это невыносимо! И еще им все время нужна помощь."
Послано - 23 Ноябр 2012 : 21:13:14
Из дневника Лешего:
"...в ходе выполнения плана похищения лиц женского пола предположительно королевской и царской крови по неосторожности, а впоследствии и по жадности погибло, а также получило увечья разной степени тяжести огромное количество зверья. Волк, получив по загривку неизвестно как оказавшимся в воздухе куском каменного сыра, потерял сознание, после чего узелком завладела рыжая лисица, схватив добычу и проявив чудеса ловкости, пробежалась по спине медведя, вырвав ему три клока шерсти и сломав у себя коготь на задней левой лапе ,который удаляли из пятой точки косолапого в течение часа, ибо он оказал активное сопротивление лечащей стороне, и скрылась в районе северного болота, где и покончила свою жизнь от расстройства желудка (сыр был с плесенью и какими-то грибами... предположительно, сушеные мухоморы). Два зайца, воспользовавшись беспомощным состоянием серого санитара леса, сговорившись с невесть как оказавшимся в лесу бобром (отродясь здесь их не было), перетащили волка в район болот и на огрызке бревна отвезли в самый центр на крупную кочку, где и оставили без средств пропитания (лягушки и жабы там уже кончились). Медведь, нашедший остаток пиршества лисы и сам рыжий воротник, один из блуждавших по восьмому маршруту, решил подкрепиться... Жив, здоров и третий день пугает окрестную живность матерными частушками и заверениями, что он некая тучка, а вовсе не медведь. Попавшийся на пути косолапый едва сумел унести свой мохнатый зад от данной личности, пытавшейся сотворить дождь, прыгая за ним с ветки на ветку, словно очумелая белка..."
– И последнее, оно же первое и самое важное – Дракон! – магистр выдержал трагическую паузу и со скорбным видом произнес. – Он последний! Если мы его завалим, то конечно приобретем славу убийц последнего дракона... но мы изведем последнюю особь мужского пола и нам банально не на кого будет ходить, чтобы спасать принцессу! Зал в ужасе замер. – Да, да, да... отмазка для женатых: «я пошел на дракона» просто не прокатит, ибо его больше не будет и про бурные заседания можно просто забыть...
"Когда одна женщина дерется с другой женщиной, мужчина не должен вмешиваться, потому что он заведомо сильнее. Опять же женщины, когда их разнимаешь, пускают в ход зубы и когти! Укус проходит втрое медленнее любого фингала, а царапины вообще не желают заживать!"
"Возьми Даф, и вперед. Подростки больше доверяют подросткам. Только не расслабляйтесь. Эти три ангелочка способны на многое… Не удивлюсь, если у них, к примеру, в холодильнике обнаружатся замороженные головы предыдущих агитаторов…"
Послано - 29 Ноябр 2012 : 13:07:53
"Программа все усложнялась и усложнялась, теперь в тренировочном боксе появилась, каждый день меняющаяся, полоса препятствий, а скачки гравитации возросли от трехкратной гравитации до вакуума. "
Хорт, Шахтёр-2 - Скачем от забора и до обеда ;)
"Я хочу просить техника Гури выбрать из станционных модулей, те которые были искинами."
"были" ;) Вот что значит - взаимозаменяемость! Был модуль сортиром. А в следующей инкарнации - может стать мозгами. И наоборот :) Но лучше мозги оставлять мозгами, у них - опыт накапливается... Мой друг, не говори красиво! (с) Базаров
"плотный завтрак на пятерых и кусок мяса с кровью килограммов на пять. Мясо сейчас, а завтрак через десять минут.
На сонном лице изобразилась судорожная работа мысли. Надо помочь человеку. Я сегодня добрый.
– Мясо – мне, – я хищно улыбнулся, – но если у тебя его нет?..
Я окинул задумчивым взглядом ее фигуру и положил руку на кинжал.
"А любовь действительно несчастная. Нет, пока она счастливая. У нее счастливая. Несчастной любовь станет тогда, когда я повстречаю свою женушку и устрою ей несчастный случай. Кинжалом по горлышку – что может быть несчастнее?"
(Алиса, пластинка) Это уже и за садоматематику выходит. Зайцев, это... Абердин??
"Теперь посёлок стал регулярно содрогаться от ударов молота, весом триста килограммов, зато скорость ковки и её себестоимость значительно снизились."
Уменьшить скорость ковки, да ещё и значительно - достижение для книги рекордов, да!
"Оружейных и человеческих возможностей хватало для победы любого врага, способного напасть в здешних условиях."
Ну зачем же для гарантии победы любого врага - ещё и особые возможности?
Аффтар перезаряжает примитивную пушку за три секунды. Каждые три секунды - залп! ;) Вообще-то, три минуты - несколько реалистичней. Т.е., примитивные пушки могут встретить даже пешую атаку только одним залпом. Ну... или выдумал бы многозарядные пушки, автоматическую подачу снарядов :)
Зато ступеньки в нескольких (до десяти) метрах ледяного склона у аффтара надо выбивать несколько дней. Хотя там - и на час работы - ребёнку не найдётся.
"...а кислород назовём живень и обозначим буквой Ж. Какой умелец догадался назвать живительный газ пошлым именем кислород?"
- Да такой умелец, который не захотел кислоты в живОты переименовывать! :-)
Зато ступеньки в нескольких (до десяти) метрах ледяного склона у аффтара надо выбивать несколько дней. Хотя там - и на час работы - ребёнку не найдётся.
А может он по кругу вдоль холма каждую,типа чтобы толпа как один человек могла поднятся
«. Во время обкатки лунохода в какой-то захолустной американской пустыне, кстати, на исконно индейской земле, к учёным подошёл старый вождь и долго разглядывал диковинную машину. Ему снисходительно пояснили, что аппарат готовят к отправке на Луну. Вождь надолго умолк, а потом спросил, нельзя ли туда отправить весточку. Учёные просто завизжали от восторга, предвкушая грандиозный пиар. Быстро нашли магнитофон. Вождь произнёс на плёнку несколько отрывистых фраз и быстро ушёл. Как и обещали, плёнку потом отправили по назначению. Но! Сколько учёные не бились, ни один из индейцев, знающих то редкое наречие, не сказал перевод. Дело приобрело принципиальный оборот. - Ну и? - Долго бились. Наконец в одном из университетов откопали какого-то древнего старичка-языковеда. Послушав запись, рассмеялся и попросил пояснить обстоятельства. Когда объяснили суть, с ним от смеха истерика приключилась. Отсмеявшись, сказал дословный перевод. Тот вождь сказал: лунные братья, не верьте бледнолицым, что бы они ни говорили, что бы ни обещали, хотят лишь одного - силой забрать ваши земли!» На тёмной стороне Земли Сидоров Леонид http://zhurnal.lib.ru/s/sidorow_l_w/black_side.shtml
Версия для печати
Послано - 20 Сент 2012 : 00:57:03
