Крупное тело вяло развалилось в яме, неестественно завернув изломанные лапы. Левое крыло подвёрнуло под брюхо, правое – выбило из сустава, его растрескавшийся коготь сейчас судорожно цеплялся за край воронки. Огромные, шикарные крылья, лощенные и ухоженные, с длинными, круто завёрнутыми внутрь тёмно-нефритовыми когтями. Мелкие серые перья слиплись. От их облизанных пламенем концов блёклыми нитями на тот свет тянулось дыхание тлевшей плоти, дыхание, скажу я вам не самое ароматное. Человеческие глаза в семи аршинах начинало разъедать и приходилось перевязывать их вымоченной в травах влажной тряпкой, чтоб грязно-жёлтая корка не закрывала обзор. Зрение тут уж не столь важно: иди на вонь - и точно не собьёшься. Когда смятые, изуродованные бока зверя конвульсивно вздрагивали в слабом болезненном бурлении крови, сквозь рваные края розовели рёбра. Короткий, не успевший вылинять на лето пух отставал клоками от осклизшей кожи, лип к порезам. Голый, как и подобает самцу, хвост не лупцевал землю в ярости и боевом безумье, его концевой шип слабо подрагивал на кошачий манер, но не более. Отяжелевший от яда, он не мог просвистеть над жертвой преддверьем ужасной смерти, слишком тяжёл был не израсходованный в бою запас и слишком слаб был его обладатель. Последние силы гордеца уходили на то, чтоб, по законам клана, держать голову выше хвоста. Глупые ничтожные потуги чести дорого давались твари с длинной хищной мордой, сохранившей на V-образных скулах свой изначальный зелёный цвет.
Скрытый текст
Зелёный. Люблю зелёных. Красивый цвет. Наверное, тварям было бы лучше всем рождаться зелёными - было бы приятнее иметь с ними дело. Так и представляешь себе эту стремительную вереницу свежей листвы, проносящуюся под облаками в погожий денёк. Ветвь ивы, развевающаяся на ветру, неловкий мазок живописца в небесной лазури; оплошность Создателей, услаждающая взгляд. Прекрасен полёт этого гибкого тела. Всё гармонично в нём, всё взвешенно: и взмах бесконечных сотканных самим воздухом крыльев, и мощный рывок оплетённых сталью мышц плеч, и изящное трепетанье смертоносного хвоста.
Летящая тварь особенно хороша, когда молодая и свежая кровь заставляет её выписывать под солнцем лихие колёса и волчки. Ещё лучше, если у неё, вдобавок к зелёному, окажется голубая или красная полоса по хребту, что будет праздничной лентой извиваться в этом царственном шлейфе. У этого полосы не было.
Жаль, что шкура сильно попортилась, иначе можно было бы выкроить кусок потоньше на плащ. Мне бы пошёл под цвет глаз. Почти один и тот же.
Я сделал шаг вперёд и начал долгий и опасный путь к твари. Выжженная земля норовила ускользнуть из под ног, завязнуть, засосать ничтожным пеплом. Отполированные камни и сгустки новоявленного стекла покрывал слой едкой сажи, липкой и жирной. Такая с кожи так просто не сойдёт, её водой не отпаришь, щёткой не сдерёшь. С такой только время справится да, на худой конец, острая бритва и умелые руки. Ну, у меня в достатке было и первого, и второго, и третьего. Глубоко раненая земля зияла вновь образовавшимися пустотами с догорающими залежами торфа, от которых валил удушающий дым. Один неверный шаг – и под тобой разинет пасть такой вот жадный костерок, чтоб поглотить тебя по самую макушку. Твердь пылала…. Тут уж ни одни сапоги не выдержат, сколько б алхимики над ними не бились. Скорлупа твари бережёт от огня, но это ещё как посмотреть от кого огня и какой твари. Хорошо, что я вышел босой…
Встрепенулась сломанная лапа, расчертила когтями воздух в локте от моего бедра и нелепо загнулась в другую сторону. Тварь со смесью боли и облегченья уронила на неё голову и замерла. Дыханье дважды содрогнуло эту гору, гулом раздалось в грудной клетке и, наконец, вырвалось наружу. Сгусток ненависти огненными плевком сквозь сцепленные зубы исторгся мне под ноги. Кровь обволокла массивный подбородок твари уродливой маской.
- Ну, ни Дьявол мне в бабушки! – невольно вырвалось у меня, когда над коленом начали расползаться любимые штаны, и без того нуждавшиеся в срочном ремонте.
Тварь поняла, что потратила последний шанс впустую и коготь последней надежды, что я позволил себе милосердно оставить на поверхности, разжался, с глухим шумом роняя на землю правое крыло. Вонь заметно усилилась.
Наверное, стоило бы добить и уйти восвояси латать порты, да искать прикопанные под валуном новые сапоги и походную сумку. Стоило б, но что поделаешь – такие условия игры. Для этого она и затевалась, иначе что толку было портить лесопосадку.
- Сдаём, сдаём позиции, - почти сочувственно усмехнулся я, поудобнее усаживаясь на лапе издыхающей твари прямо напротив её морды. – Раньше жертвы приносили, храмы строили, а теперь что? Куда мир катится…. Вот посмотри на меня, небось, века четыре назад без сорока поклонов и подойти не смог бы, а теперь сижу, болтаю по душам. Нет? Ах да, сорок поклонов для знати было. Челядь пятьдесят или шестьдесят должна была отбивать. Ушли, ушли безвозвратно годы золотые…
Тварь приоткрыла один глаз, покрасневший от разорванных капилляров, второй – вытек. Ну, и не жалко: всё равно с бельмом был, насколько я помню. А при моей профессии память отличительная черта, куда без неё родимой.
Кстати о памяти. Я вытащил из кармана треугольный кристалл и оторвал верхнюю, уже порядком замусоленную пластинку, вытянул руку и постарался улыбаться по высшему разряду, что мне крайне редко удавалось: каждый раз то морда в ссадинах, то руки трясутся, то настроение ни Создателям в портянки. Досчитать до пяти. На срезе проявилось изображение.
- Вот жабьи твари! Снова пол головы краем срезало! Зато ты, брат, хорош! Хочешь, на твою долю сделаю, всё равно мне камень даром достался? Могу твоим послать с какой-нибудь задушевной надписью, чтоб слезу вышибить у особо сердобольных. Не пыхти, - пришлось шлёпнуть тварь по носу, когда из ноздрей угрожающе повалил дым, - ничего личного! Моё дело предложить, так сказать, запечатлеть судьбоносное знакомство с такой выдающейся личностью, а ты можешь трепыхаться, можешь не трепыхаться. Меня твоё мнение особо не волнует. Главное что? Главное, чтоб заказчик был доволен. Ах да!
Пришлось изрядно порыться в карманах, пока под пальцы попалась знакомая дешёвая бумага, что часто используется в городах во всяких общественных целях. Я облокотился на тварь, так чтоб единственный глаз тоже мог узреть прочитанное. Под локтем отвратительно чавкало, но ощущения у твари должны были быть всё-таки гаже. А куртку от этой дряни в любом ручье отмочить можно.
- Слушай, друг сердешный: « Сиим постановляю, что монстр, порождённый Кривыми Разрушителями, да будет проклято имя это, что в народе известен как Тварь подлежит повсеместному уничтожению во имя Создателей». Дожили…. Какой позор, какое сказочное свинство! Такую зверюгу тварью называть. А ведь это уже и не ругательство у людей, а, скажем так, официальное название! Обидно, не так ли? Вот и я говорю, хоть бы монстром или нечистью, а то – тварью. Напомнишь мне, болезненный, кого этим прозвищем в ваших стаях кличут?
Тварь не мог уже рычать, край губы, конечно, дёрнулся в тщетной попытке, но не более. Я отвесил ему затрещину, как шелудивому тупому псу, и засмеялся.
Смех это настоящее искусство, и люди, как правило, даже не подозревают о всей его мощи. Этими не сложными звуками можно сделать из себя юродивого и повелителя, простака и кляузника, просителя и подателя; можно вызвать в другом радость или сочувствие… мне нужно было иное. А я всегда получаю то, что мне нужно. Я умею смеяться.
Он был оскорблён, унижен и раздавлен, мой голос стал ему отвратителен. Звук человеческого хохота пробудил в твари ненависть и ярость, плотно смешавшиеся и глубоко теперь засевшие в его естестве. Тварь беззвучно стонала.
- Поздравляю! – я позволил себе фамильярно сочувственный тон, что готов привести гордецов в бешенство. – Отныне вы все - твари. Поразительное стечение обстоятельств…. Кстати, ты мне ещё должен за то, что просветил твою тупую скисшую башку об особенностях современной лингвистики.
Щедрость не нашла себе приюта в сознании этой твари, и слова мои остались без отклика. Пришлось снова скатать объявление и запихать подальше, чтоб не мозолила глаза и не сбивала меня с мажорного настроения.
Ведь, во истину, судьбу видишь, когда она на тебя наступит. Во что превратило время повелителей небес, созданий, что безраздельно правили стихиями и вершили историю. Люди, те, что не удостаивались и съедения, теперь пренебрежительно называют их тварями и объявляют загоны (не самые успешные в большинстве случаев, скажу больше, безуспешные; но важен сам факт). Загоны, как на скот, на убойное мясо, что виновно лишь тем, что мешает плодиться и размножаться этой всёпожирающей двуногой саранче. Саранче, что сметает всё на своём пути. Пали под её напором древние расы со всеми их знаниями и талантами, пали чудеса их же отступников, пала природа. Сейчас пришёл черёд последней силы – и господа, обряженные в прозвища рабов, объявлены в отстрел.
В кармане случайно обнаружилась горсть лесных орехов, что вместе с тощим кошелём монет была сунута мне подскарбием в качестве аванса за истребление твари. Мелочь за первым же поворотом отправилась в ближайшую канаву, а вот орехи меня действительно подкупили, крупные. Поджаристые, щедро сдобренные солью и перцем. Я вытряхнул в горсть пару штук и подсунул твари, на что тот зло застонал.
- Зря это ты. Хорошая штука. Я бы, конечно, специи поразнообразнее сделал, да кого интересует мнение такого как я. Может, будешь? Нет, ну как хочешь. Орехи, между прочим, весьма сытная и полезная еда, хорошо восстанавливают силы и вообще от них один доход. Ну, предположим, перешли бы вы все на орехи, легче на подъём были бы, перестали бы зверей жрать, и люди бы на вас по-иному смотрели, хотя… за последнее не ручаюсь. На вас, как ни посмотри, всё гора дармового мяса. О, наконец-то!
Маленький белоснежный голубок, с забавным рыжим хохолком на вертлявой головке спикировал с поднебесной мути ко мне и благодарно рухнул на колени, обессиливший от жары и смрада адской воронки. Его птичье сердечко взволнованно билось от ужаса перед ещё живой тварью. Глупая, натасканная птица из лучшей людской голубятни, последовала б за адресатом хоть к Разрушителям, но не могла справиться с обуревавшими инстинктами и несовершенством собственного слабого тела, задыхалась, тряслась, жалась к человеку.
Я помог посланцу избавиться от предрассудков перед тварью, пальцами сломав шею, и, отцепив донесение, вышвырнул птицу. Осторожно свёрнутый листок ещё хранил терпкий запах ненавистного мне парфюма этого идиота.
«Я получил твоё подтвержденье, верный рыцарь мой. Кончай с тварью!»
Кончай? Нет, Ваше Святейшество. Я ещё даже не начинал.
Люди на диво кичливые созданья, достаточно похвалить их, умаслить раздражённое до зуда самолюбие и первым ринуться на ничтожную ступень, как они слепнут и глохнут, теряют остатки разума и совести. И если ты сам обделён Создателями, то не успеешь оглянуться, как окажешься под чьим-нибудь седлом рабочим конём. В любом случае, ногу на тебя закинуть попробуют. С другой стороны, коль с брезгливостью ты не слишком дружен, а гордыня не давит хребет, ты с лёгкостью можешь обойти любого. И вот твоя добыча с упоеньем трясётся на табурете, представляя, что понукает тебя вожжами, в то время, как ты спокойно пьёшь мёд в его кресле. Единственное, что в таком положении и может нарушать твой покой, так только свист кнута и команды разыгравшегося горе-всадника.
День близился к обеду, и я совсем не горел желанием тащиться домой по самому солнцепёку. Один мощный пинок сбросил голову обессилевшей твари с передней лапы. Зверь судорожно заурчал, пытаясь поднять морду в последнем порыве чести, но я уже крепко прижал его пасть к земле ногой и, оттянув здоровое веко, склонился над самым глазом:
- Ща, тварь! Знай своё место! Кто теперь отбивает поклоны? Правильно, правильно, тварь, до самой земли, чтоб слышать запах камней из-под подошв, чтоб брюхом пропахать, как твои предки-ящерицы.
Тварь пыталась вырываться, и едва не скулила от бессилия, пока её благородная гордыня смешивалась с грязью под человеческой ногой.
- Вы выродились твари. Смотрите насколько вы пали, пресмыкающаяся голытьба. Теперь другие решают, когда жить, а когда дохнуть. Валяетесь в ногах у человеческого недоноска. Где ваша хвалёная честь, а? Где гордость? Вершители судеб, властелины мира. Вы все сдохните в собственном дерме, под ногами таких вот бескрылых. И что же ты, повелитель, теперь можешь? Пускать пузыри да слюни. Ты ничто, падаль для воронья, отход производства, тварь…очень подходящее название для тебя и тебе подобных. Великий и грозный, ха. Как низко ты пал, тварь. Ты мерзок даже человеку.
Хоть во рту и пересохло, я собрал достаточно слюны для плевка. В сравненье с огненным плевком твари мой, само собой не годился, только здесь дело в другом, здесь главное побольнее зацепить тонкую и такую звонкую струну самолюбия в инструменте души, чтоб звон её отдавался в ушах до конца жизни, царапая и гадя всё вокруг. По виду твари мне это удалось. Само собой, люди мастера унижений, а умные люди ещё и умеют их правильно продумывать.
Когда стало ясно, что тварь уже не сможет поднять глубоко вдавленную морду, я попросту присел на корточки возле него, продолжая держать огромный глаз открытым.
- Помнишь, в вашей стае был дефективный детёныш, - приходилось, как твари, втягивать в голос весь свой яд. – Изгой и выродок, слабый и малохольный, которым брезговали даже породившие его. Вы, вроде, послали его к людям на верную смерть. Вспомнил, тварь? Что ж, хороший способ сбагрить урода…. Вот только вы, тупые пресмыкающиеся, не додумались, что двуногие могут приручить и Разрушителей. Ваш выродок много знает о тебе подобных, много очень полезного для людей. Подумай, пока не сдохнешь о вежливости, семейном счастье и счастье людском…. Пока, дед, у меня по списку ещё три твари из вашей стаи на этот месяц, нужно отдохнуть.
Я с натугой оттянул сухую кожу и разжал пальцы, чтоб веко больно резануло тварь по глазу. Дыра на штанах совершенно не радовала, и я позволил себе, поднявшись, пнуть ногой окровавленную рожу, попутно окатив её песком и пеплом.
Не стоило совершать глупостей и возвращаться к краю воронки тем же путём. Всё можно предусмотреть и я брал в расчёт, что оскорблённая тварь вполне способна из последних сил порезать мне спину крылом или снова плюнуть в темечко. А снова стричь с трудом приведённые в порядок после последней драки волосы не хотелось, да и лишняя возня с бинтами была ни к чему. Я пошёл вдоль туловища к противоположному краю, где как раз и должна была появиться дорога на запад к дому и хорошему обеду. Да и склон здесь поднимался удобнее, мелкими покатыми уступами, почти как славная лесенка для усталого путника.
Проходя мимо хвоста, я не отказал себе в удовольствии с разгону прыгнуть на него обеими ногами, заставив выпустить в землю струю гноистого яда и обвиснуть бесполезной тряпкой. Это было плохим решением в любом случае. Только получить хвостом, на мой взгляд, всё лучше, чем оказаться под ядовитым обстрелом.
Безумно хотелось помыться, от всей той грязи, что пришлось увидеть и наговорить. Не скажу, что я был себе противен, напротив, даже горд за стойкость и сдержанность. Хотелось наговорить больше, бить больше, измываться, чтоб он блювал, чтоб умолял, но это был уже совсем перебор…. Грязно было от его презрения, от тупой самоуверенности и упёртости в собственном превосходстве и неуязвимости, что тварь так щедро излучала перед дракой. Такая помпезность, такое наигранное благородство…. Грязь, их благородство давно протухло под манерностью и себялюбием! Люди правы, хоть и не верится, что я с ними соглашаюсь, это уже не повелители, это твари и я ничуть не сожалею, что они все передохнут. Туда им и дорога.
Завеса дыма тяжёлым пологом отскользила в сторону. Лесная прохлада обдала ветром и закутала исцарапанные голые плечи в налетевший тополиный пух. Я улыбнулся, чувствуя черноту и грязь позади, чувствуя боль и злобу твари, каждый вздох, каждую мысль, эмоцию. Чувствовать и читать окружающих это не искусство, это – талант, как и талант с ними работать и ими управлять. Просто выродок из драконьей стаи оказался не так уж и слаб, просто похищенная и спрятанная седьмая по счёту из двенадцати дочек местного царька оказалась весьма умна и хороша собой, просто люди так и не стали искать её, просто тварь тоже мужчина, просто очередной выродок уже не нуждался в скорлупе. Так просто объясняется человеческое ополчение против тварей, появление молодого охотника и эта язва в земле. Так просто, но не стоит объяснять это старой твари на дне воронки, что каждое уродство – это скрытое преимущество.
Бывший вожак жив, я знаю, что он жив, и что он выживет даже в таком состоянии, вернётся в стаю, пылающий жаждой мщения.
Вот и чудесно вот и прекрасно. Пусть протряхнут свои толстые задницы в кои-то веки. Ни им, ни людям не помешает небольшая разрядка, скажем так, привнесение интриги в отношения, чтоб пересмотрели некоторые вопросы нравов. Пусть обе стороны исчезнут, не суть важно. Важно, что принцессу оскорбили, бросив без помощи. Важно, что тварь унизили, изгнав из стаи. Важно, что новое поколение с их способностями выживет в грядущей заварухе, возможно, они останутся единственными… настоящими, а не тварями.
Сейчас успокоиться, расслабиться, опустить плечи, вспомнить, где спрятал вещи… Эх, мать моя женщина!
За пеленой чада не проступало и клочка неба, всё смешалось над умирающим в бесцветное сплошное марево. Поэтому тварь не могла видеть, как в небо поднялся молочно белый, с полупрозрачными золотистыми крыльями зверь. Да и не только по этому. Молодое, поджарое тело двигалось слишком быстро и стремительно, без протяжности и изящества повелителей неба, оно просто мелькнуло лучом солнца и растворилось в сини.
Потребность быть правым – признак вульгарного ума (Альбер Камю)
– Дедушка, расскажи нам сказку, – малыш умоляюще посмотрел на старика. – Ты уже несколько дней ничего нам не рассказывал…
– Да-да, дедушка, – подхватила малышка. – Столько дней без единой сказки… А папа и мама, улетая на Памир к тётке, поручили нас твоим заботам. Вот и заботься, будь так добр…
– Разве ж я не добр!? – старик неловким движением снял наушники и выключил компьютер. – Я вас ни разу даже не наказал, несмотря на все ваши шалости… Ты, малыш, хрустальную вазу разбил? Разбил! А она, между прочим, вещь совершенно уникальная… была… В нашей семье хранилась несколько тысяч лет, и принесла её в приданное бабушка, когда мы с ней обустраивались в этом логове… Сейчас такую вазу днём с огнём не найдёшь…
Скрытый текст
– Я же извинился за вазу, – малыш виновато потупился.
– И ваза сразу сделалась целой…
– Не нарочно же я…
– Ещё чего не хватало! А ты, малышка, – продолжал ворчать дедушка, – прожгла абажур из драконьей кожи… Ему и вовсе цены не было – теперь никто не решается освежевать дракона… Я не говорю уже о том, что секрет выделки драконьей кожи утерян нами годы и годы назад. Утрачен во времена Большой Драконьей войны. Все мастера погибли в тех сражениях… Ну, и кожевники – тоже… Этот абажур дороже всего, что находится в нашем логове. Все наши сокровища ничто – рядом с абажуром, – старик зачерпнул из сваленных грудой ценностей горсть золотых монет и медленно просыпал их обратно. И сверкающие монеты золотыми искрами отразились в его выцветших от времени глазах. – Разве эти монеты могут услаждать взор любого из наших гостей так, как услаждает и радует зрелище драконьей кожи, смягчающей ослепительный свет моей настольной лампы?.. Нет, вид уже не тот… Не тот вид…
Дедушка покрутил настольную лампу и так, и этак, стараясь скрыть от глаз злополучный прожог на абажуре, но, не сумев – с какой-нибудь стороны всё равно было видно пропалину – отодвинул лампу в сторону и снова принялся за внуков.
– Какую же сказку вам рассказать? Я, уж, поди, и не упомню ни одной. Старость, сами знаете, не радость…
Старик явно набивал себе цену, и дети охотно поддержали нехитрую игру деда.
– Да, какой ты там старый!? – будто впервые удивился малыш. – Если кто и старый, так это Коготь. Он уже забыл больше, чем мы когда-нибудь узнаем. Так про него папа говорит, а в папиных словах хороший сын сомневаться не должен, – малыш довольно похоже подделал дребезжащий голос дедушки, и получилось очень смешно – особенно от того, что фраза о хорошем сыне тоже принадлежала дедушке. Не далее, как вчера именно этой фразой завершил дедушка ежедневный урок хороших манер для малыша и малышки. И то сказать, учитывая абажур и вазу, кое-кто явно этими самыми манерами пренебрегал… Впрочем, всему своё время, и о манерах следует говорить на уроках, им посвящённых. Сейчас же настала очередь сказки.
– Итак, дети, о чём вы хотите услышать сегодня? – дедушка устроился ловчее и подождал, пока дети приготовятся слушать.
Для непоседливых малыша и малышки долго лставаться без движения было сущим наказанием, и сохранять неподвижность достаточно долгое время они могли только в каком-то одном положении. Малыш любил слушать лёжа на животе и повернув голову набок на большой и мягкой, набитой сухим мхом, подушке. Малышка же сворачивалась в клубок, но ложилась всегда так, чтобы видеть при этом дедушку.
«Они же и спят так, – сообразил вдруг старик. – Потому и привыкли в этих позах не шевелиться…»
– Ну, улеглись? Заказывайте сказку, сорванцы…
– Я хочу услышать про драконов, – сказал малыш. – Ничего другого не хочу – только про драконов.
– И я хочу про драконов, – сказала малышка. – Если это не очень страшно…
– Может, что-то другое? – попытался дедушка сменить тему сказки. – Про корову Пеструшку, например. Или про героев древности – Чёрную Молнию и Острого Зуба?
– Не-а, про драконов хочу, – заупрямился малыш. – Ты нам про них ничего не рассказываешь, а Коготь только о них и говорит. Но всё непонятно как-то, и всегда по разному... Да и взрослые ему никогда досказать не дают…
И дедушка, наконец, уступил. Всё равно, хочешь, не хочешь, а рассказать детям о драконах рано или поздно придётся. Лучше уж рано, чтобы не попали они в беду во время всё учащающихся прогулок. Одних запретов для безопасности становится мало – пора к запретам и понимание добавлять. Была, не была – хуже, небось, не сделает.
– О драконах разговор долгий. Что бы вы хотели узнать сперва?
– Раскажи нам с самого начала, дедушка, – попросила малышка.
– Да-да-да, с самого начала. Откуда пришли драконы и кто они такие? – поддержал сестру малыш. – Они же не всегда жили с нами, правда?
– Правда-правда, – ответил старик и задумался: рассказать надо было так, чтобы не поселился в детских сердцах тягучий, липкий страх. Но и беспечность чтобы не торжествовала. Страх убивает способность мыслить, бесстрашие убивает умение поступать разумно. Для народа столь малочисленного, каким они стали после Большой Драконьей войны, оба этих качества – и страх, и бесстрашие – были смертельно опасны, попросту – губительны. Жизнь каждого приходилось оплачивать золотом, и за жизнь своих детей он, старик, немало золота отдал охотникам драконов.
Скоро наступит время платить и за внуков, а запасы золота, собранные прежними поколениями, небесконечны. Уже несколько тысяч лет народ балансировал на границе критической численности, по одну сторону от которой существовала угроза неизбежного естественного вымирания, по другую – угроза быть замеченным всей массой драконов. С тем же результатом, но уже насильственным. Сохранить народ можно было, только ограничив его рост и платя золотом немногим из драконов за сокрытие тайны. И ждать, ждать, ждать… Ждать благоприятного момента для возрождения былого могущества. Вот что следовало объяснить детям.
– В этот мир издавна приходят разные народы, – начал свою сказку дедушка. – И приходят сюда лишь по воле Создателя. Так когда-то пришли мы и правили миром долгое время. У нас не было врагов, потому что не было равных нам. Динозавры, населявшие этот мир до нас, оказались неспособны помешать нашему главенству. Не очень разумные, они не умели делать совершенно ничего. Лишь есть, да спать, да рамножаться. Наша жизнь в те времена была легка и беззаботна, и гибли мы только по неосторожности да в поединках между собой…
– Наши дрались между собой!? – поразился малыш. – Это же запрещено законом нашего народа! Куда смотрели старейшины? Почему ты не помешал драчунам, дедушка?
– Это было задолго до моего рождения, малыш. Как рассказывал мой дед, в те времена не существовало такого запрета. Бойцы пробовали в поединках свою силу и оттачивали боевое мастерство. Нас было много тогда, и смерть бойца, огорчая родственников, не становилась трагедией для всего народа. Нас было очень много, мы были сильны и потому – беспечны… Беда пришла, откуда не ждали – кто-то из нас наткнулся в лесу на первых драконов. Они, конечно, не были первыми – жили и до того, как попались на глаза нашему народу. Но это была первая встреча с нашей бедой, а мы ещё не знали об этом… Мы не поняли этого тогда и не понимали ещё долгое время – вплоть до Большой Драконьей войны. Как часто ошибается разум в прогнозах будущего! Драконы были жалки и беззащитны, и динозавры питались ими. Только хитрость и умение прятаться спасало тогда драконов, и мы пожалели их. Понимаете, – дедушка посмотрел в широко раскрытые от удивления глаза детей, – у драконов оказался очень живой и изобретательный ум. А кроме того – очень умелые и ловкие руки. Всё, что вы видите в моём логове, сделано руками драконов…
– Не может быть! – малыш вскочил с места и, перебегая от одного предмета к другому, выкрикивал вопрос-удивление: – Это!? И это!? И это – тоже!? И это!?
Старик только согласно кивал головой, когда малыш оборачивался к нему за подтверждением своих вскриков.
– Это!? – малыш остановился возле настольной лампы и показал на абажур. – Это!? – повторил он настойчиво.
– Нет, абажур – нашей работы, – на этот раз словами ответил старик. – Потому так и ценен он для меня, и для всего нашего народа…
– Но тогда… тогда… тогда… тогда драконы – лучшие мастера, чем мы? – еле решился выговорить кощунственную фразу малыш. – Да?
– Да, малыш, да. Потому мы и обратили внимание на драконов – из-за их умелых рук. Драконы стали нашими слугами и нашими рабами. Не забывай – мы правили миром. Мы были сильны тогда, много сильнее драконов, и думали, что так будет продолжаться вечно. И мы совершили ошибку. Мы научили драконов не бояться огня. И драконы перестали бояться нас. А уважать перестали раньше, когда увидели, как и ты только что, что их работа намного лучше нашей.
– Надо было их всех перебить! Пока мы были сильны! Почему их не тронули, дедушка? – воинственный вид малыша вызвал у старика довольную улыбку: хороший вырастет боец. «Да только зря пропадёт его сила, – почти сразу подумал дедушка, и улыбка его погасла. – Против техники драконов никому из народа не совладать…»
И ответил он уже печальным, надломленным голосом:
– Слишком велика была для нас выгода от труда драконов, и слишком привычна для нас – за эпохи нашего владычества. Когда осознали опасность, было уже поздно – грянула Большая Драконья война.
– Но мы – победили!? – вопрос малышки прозвучал неуверенно – открывшаяся ей историческая правда поколебала привычные понятия. – Мы – победили!?
– И да, и – нет, – ответил старик. – Огромный остров, на котором драконы поднялись против нас, разрушили высвобожденные ими во время войны силы. Те, на острове, погибли все… И знания их погибли… И нас там погибло столько, что мы уже не могли удержать власть над миром – слишком многочисленны и плодовиты драконы. С тех пор планета принадлежит им, а мы… мы стараемся быть незаметными…
Грустная получилась у дедушки сказка. Грустная и длинная. Говорили ещё долго: малыш и малышка выясняли подробности драконьей анатомии, боеспособность одной особи и группы особей, и всё не прекращалось удивление детей сложившейся на планете ситуации. А потом, когда дети устали, полученные ими новые знания вылились в новую шумную игру.
– Они всё время ходят на двух ногах! – воскликнул малыш и, выпятив грудь в подражание драконам, прошёлся перед дедушкой настоящей драконьей, как ему казалось, походкой. – Поэтому они часто падают на пол…
Малыш громко упал и деланно застонал:
– Ой-ой-ой!
– У них нет крыльев, и потому они змеями ползают по земле! – поддержала брата малышка, рухнула на пол рядом с малышом и поползла к дедушке, извиваясь и шипя – ну, змея змеёй, ничего не скажешь.
– Они едят траву, а не мясо, и потому слабы и беспомощны! – продолжал выкрикивать малыш, барахтаясь на полу.
– Они всего на свете боятся, и потому жмутся друг к другу, живя в тесноте городов, как муравьи в муравейнике! – и малышка навалилась на малыша, изображая тесноту.
Некоторое время дети безвредно возились, играя в городскую жизнь драконов, и дедушка с удовольствием наблюдал за баловством внуков. Но, как и всякая игра у проказливых детей, эта тоже завершилась очередной шкодой. Малышка, увлёкшись, выкрикнула один из основных признаков дракона:
– У них нет хвоста!
И малыш среагировал мгновенно, проорав ещё один, пожалуй, самый важный признак (отличник и на каникулах отличник):
– Они не умеют извергать пламя!
И – изверг!
Ну, что ты будешь делать с такими детьми!
Дедушка едва успел убрать с линии огня настольную лампу с бесценным абажуром и в досаде смотрел, как струя напалма облизывает стол и стоящий на нём компьютер. Рассказал внукам сказочку, старый дурак! Опять придётся лететь в город, унижаться перед драконами, просить, вымаливать – чтобы ему собрали клавиатуру под размер широкой когтистой лапы. И стол ему нужен новый – эта лужица остывающего металла даже в лом, пожалуй, уже не годна.
– Вы вот что, – дедушка строго посмотрел на испуганных собственной шалостью внуков, – наведите здесь порядок. И до моего возвращения чтобы никаких игр, никакого баловства… Дождётесь, что я когда-нибудь по-настоящему рассержусь!
Малыш с малышкой виновато закивали головами, крепко стиснув челюсти и сжав губы – спрятались даже боковые клыки: что ты, дедушка, что ты! Шалостей больше – ни-ни! Ни один язычок пламени не вырвется из плотно закрытых пастей! Всё, что в логове твоём целое, таким и останется до твоего возвращения.
В общем, дети есть дети.
Старик сыпанул горсть золота в поясной карман и вышел на карниз перед пещерой. Заснеженные альпийские вершины искрились в лучах заходящего солнца, и меркнущая синева неба приглашающе позвала: «Лети! Лети! Лети!» Как хорошо быть Крылатым! Как замечательно быть Крылатым! Как это прекрасно – быть Крылатым! Живи и радуйся!
Эх, если бы не драконы там, внизу… драконы, почти полностью истребившие народ Крылатых. Слабые и немощные, слизь перед Крылатыми, драконы оказались очень умны и изобретательны. Вот и до неба уже добрались… Дедушка проследил летящий над горами реактивный самолёт – самому быстрому Крылатому не догнать железной птицы драконов.
«Большая Драконья война была ошибкой, – с горечью подумал старик, вспомнив, как одетые в железо драконы убивали Крылатых – сотня, тысяча железных воинов на одного Крылатого. Как тут устоишь, как спасёшься. – Драконы нас взяли числом. Не нужно было ссориться с ними. Хотя, наверное, и миролюбие не спасло бы Крылатых от гибели. Золото… Всё дело в золоте… Драконы ничто на свете не любят так сильно, как любят золото. А пещеры Крылатых всегда были золотом полны чуть не доверху… Вот он, главный признак дракона – любовь к золоту... Драконов порождает любовь к золоту!»
Старик почувствовал, что нащупал важную мысль, но… Время, надо было спешить – ночью компьютер не купишь. А для умной мысли он время найдёт потом, позже. И обдумает её, обсосёт со всех сторон, как малыш обсасывает леденец. И тогда, хотелось бы верить, он, дедушка, спасёт своих внуков для будущего, указав Крылатым новую дорогу и новый способ выживания на этой планете, пока что – планете драконов… А сейчас – пора в путь…
Старик распахнул широкие кожистые крылья и сорвался с карниза, оттолкнувшись всеми четырьмя лапами и помогая рулить хвостом. Полетел покупать компьютер: без компьютера – это уже не жизнь… Досадно, всё же, что и его изобрели драконы…
Потребность быть правым – признак вульгарного ума (Альбер Камю)
Они уходили из селения, как и полагается Темным Жнецам – в сумерках. Дзенера коротко обняла мужа и сотворила какой-то оберегающий знак, тот буркнул в ответ что-то невнятное и отвернулся.
- Пошли! – кивнул он Орину.
Тот пропустил наставника вперед и, молча, двинулся следом. Это было его первое паломничество и во всем, что касалось выбора пути и мер предосторожности, он полагался на спутника - Рудан был Жнецом уже пятнадцать лет и в Драконьи Горы ходил семь раз.
Скрытый текст
Теплая весенняя ночь заволакивала холмы прозрачным туманом. В Урдане нет птиц, которые могли бы нарушать тишину пением, а для цикад было слишком рано, единственным звуком в длине был шорох травы и ветра. Все селение спало или притворялось спящим, никто не ходил между домами, двери не скрипели, не слышно было голосов. Даже собаки молчали – то ли спали, то ли были заперты по домам. Но расслабляться не стоит: Орин слышал, что в такие лунные ночи начала весны из храмов выпускают ручных леопардов, натасканных охотиться на людей. Оружия иметь крестьянам не положено (в Урдане даже топоры дровосеков были наперечет), а одной дубиной одолеть хищную кошку не всякий сможет.
Именно поэтому Жнецов всегда двое.
На гребне первого холма Рудан остановился, знаком показав спутнику, что выбирает «верхнюю тропу». Орин кивнул и про себя гнусно помянул драконов – эту дорожку протоптали козопасы в полном соответствии с нравом своей шкодливой скотины. Придется ползать по камням в темноте, рискуя свернуть шею, с другой стороны, встреча с имперскими святошами тоже добра не сулила.
Пройти ночью этим путем мог только тот, кто еще мальчишкой облазил все окрестные холмы и знал на них каждый куст, каждую рытвину. Орин шел при свете луны почти так же уверено, как днем – зелье Жнецов обостряло его чувства, слух отчетливо различал тяжелое дыхание Рудана, обоняние упивалось ароматами прошлогодней травы и молодых побегов, глаза легко отыскивали нужные приметы.
Внизу, в долине бледный свет серебрил купола форпоста, об имперском названии которого Орин знал только, что оно обыгрывает слово «убежище», по-урдански он назывался просто Назарк. Время от времени от крепости доносился переливчатый рев труб, призванный (по словам священников) символизировать начало весны, но по странному совпадению полностью воспроизводящий территориальный кличь самки дракона – имперские священники дураками не были и видеть предмет своего поклонения вблизи не хотели.
Рудан остановился и махнул рукой в сторону наезженной дровосеками колеи, вьющейся между холмами. Засаду выдавали даже не звуки, а запах – плотный смрад любимого имперскими солдатами табака. Курить они, может быть, и не решались, но самокрутки в руках мяли, а возможно, пытались даже жевать.
Никем не замеченные, Жнецы миновали опасное место и углубились в предгорья, где дорог уже не было, только тропы, и шли, не останавливаясь, пока светила луна.
- Как-то очень вовремя они там засели, - озвучил свое опасение Орин.
Наставник кивнул:
- Кто-то скрысятничал, убей бог! Третий раз уже. Ничего, Старик обещал с этим разобраться, а он слово держит.
В ожидании рассвета путники устроились на палой листве под кустами, Рудан, кажется, спал, а Орин размышлял о превратностях судьбы, о своем выборе и вообще о жизни.
Имперские священники именовали Темных Жнецов богомерзким культом, приносящим кровавые жертвы ради покровительства адских сил (забавно, если учесть, что святым покровителем Империи считается дракон). За подозрение (только подозрение) в принадлежности к тайной секте полагалась публичная порка и пожизненная ссылка, хотя куда ссылать из Урдана (который как раз и был основан как тюремное поселение) судьи просто не задумывались – все равно после пятидесяти ударов кнута никто не выживал. Свои, урданские селяне лучше понимали, что к чему, но все чаще прислушивались к словам проповедников - теперь, когда драконов в горах осталось мало, многие убедили себя, что проблема может решаться сама собой. Так можно было не чувствовать себя обязанным «бродящим в ночи», да и с властями проблем было меньше. Для самого Орина вопрос выбора никогда не стоял: его отец был охотником, а мать – из последних «переселенцев», так что и об Империи, и о драконах он знал намного больше, чем хотел. Пять лет он потратил, чтобы найти служителей неуловимого «культа» и теперь безвестный помощник кузнеца из Верхнереченской, должен был превратиться в настоящего Темного Жнеца, Разрушителя и Осквернителя (если выражаться официальным языком).
Лунных ночей в месяце слишком мало, поэтому идти им пришлось и днем, подвергая себя немалому риску – слишком уж хорошо были видны движущиеся силуэты на фоне камней. «Священные Стражи Урдана» по горам бегать не любили, а вот сидеть в засаде, поглядывая по сторонам – самое оно. Однако у Рудана тоже было обзорное стекло (откуда – Орин не спрашивал) и перед каждым выходом на открытое место он тщательно изучал через него окрестности.
- Через рощи идти вообще бессмысленно – такие места «охранители» навещают по три раза на день, да с собаками. Чем проще путь, тем ближе могила.
Орин послушно кивал, меж тем дорога превращалась в блуждание по скалам и лощинам, в которые не то, что всадник, но и горный кот забираться бы не пожелал. Лишь один раз Рудан рискнул спуститься в долину – в этом месте они надеялись подбить какую-нибудь дичь. Там, у основания рухнувшего акведука (забытой попытки обеспечить долины водой) Жнецов ожидал неприятный сюрприз – человеческие кости. Скелеты лежали здесь давно (травы успели густо прорости через раздробленные ребра), но остатки одежды показывали, что покойники были все-таки из местных.
- Это Кармак и Сильфин, - с сознанием дела заключил Рудан. - Вот они, стало быть, где остались...
- Драконы?
- Нет, люди. Здесь опаснее всего: к жилью - близко, от гор – далеко. Тут все эти «охранители» и пасутся. Уходим!
- Мы их не похороним?
Рудан покачал головой.
- Наверняка, ловушка. Так святоши точно будут знать, что кто-то из наших идет.
Наставник отвернулся и спокойно продолжил путь, но Орин долго не мог успокоиться.
- Как так можно, а, Рудан? За что? Даже если верить в бред про ритуальные убийства, какие тут могут быть жертвоприношения? Горы кругом!
- Какая им разница? Охота на драконов запрещена под страхом смерти, я имею в виду, в Империи. Так что, со своей колокольни они правы.
- А когда драконы воруют детей, кто прав?
Рудан пожал плечами:
- Смотря, чьи дети. Это тупой разговор! Господа из Империи уверены, что все звери должны их бояться, взрослых драконов они никогда не видели и представление о них имеют весьма условное. Учить же зверей уму-разуму должны мы, расплачиваясь за науку собственным мясом. Запомни, Орин, в жизни нет места позиции «сю-ся, маму-ся»! Эта земля родит слишком много живых существ, всем вместе на ней не поместиться. Но осознать этот факт может только человек!
Орин пожал плечами – его прописным истинам можно было не учить. Имперские священники, проповедовавшие любовь и послушание, драконов в расчет не принимали. Если любить – то почему меня убивают? А если слушаться – то кто меня защитит? Философия Темных Жнецов была циничней и восходила к логике ссыльных каторжан, а от того повсеместно считалась чем-то постыдным и неправильным. Гораздо приятнее было считать, что бог тебя любит, но почему-то в проповедях воздаяние благодетели осуществлялось исключительно на небесах, а на земле полагалось терпеть и страдать. Вот только в отношении драконов терпение оказывалось большой ошибкой – взрослого зверя человек (как угодно хорошо вооруженный) одолеть не мог, зато сама тварь, походя, могла переселить на тот свет целую деревню. Именно поэтому насмешливо кривились селяне, слушая заезжих проповедников, именно поэтому отправлялись в паломничества Жнецы.
Жители далеких, прохладных стран называли это варварством, попеременно причисляя драконов то к лику божеств, то к числу священных животных, а то и к своим предкам.
Верить этим басням не стоило - как и когда появились на земле драконы, никто из людей доподлинно не знал. Неясно было также, кто появился первый. Память у людей была короткой и все, что происходило за пределами жизни трех поколений, превращалось в сказочную быль, почти неотличимую от вымысла. Имперские историки тщательно вели летописи и записывали древние легенды, но и в них слишком часто вносились «правки», выгодные тому или иному правителю. Орин верил только своим глазам, а они видели горы, в которых было слишком уж много словно бы выведенных циркулем сквозных пещер, россыпей цветного камня и прямоугольной формы валунов, в которых можно было бы заподозрить творение человечески рук, если бы люди в состоянии были создать что-то настолько грандиозное.
Жнец не знал, кто появился на земле первым, но в то, что раньше все было иначе, верил твердо.
Рудан заметно повеселел – освоенные людьми долины остались позади, и путников обступила «глушь». Здесь правила бал исконная природа Урдана – невероятное смешение всех форм, бурно расцветающее с началом весны, и столь же бурно умирающее поздней осенью. Сейчас волна тепла поднималась в горы, но первый ливень еще не прошел, в пыльных зарослях, оплетенных прошлогодним вьюнком, возились мелкие свиньи, тыквенные мыши, с писком, выпрыгивали из-под ног, на склоне холма меланхоличный ослум потрошил трухлявый пень в поисках жуков. Высохшая бесснежной зимой растительность напоминала порох, не мудрено, что самые крупные здешние хищники так любят плеваться огнем - один вздох, и можно спокойно собирать среди камней обжаренные тушки, никто никуда не убежит.
Неразличимая среди камней тропа забирала все круче, заснеженные вершины приблизились, а вот ручьи, текущие по дну расселин, становились все теплей.
Восхождение на первую настоящую гору отняло у них целый день. Стоя на гребне и пытаясь отдышаться, Орин оглядел пройденный ими путь (отсюда он был виден почти до самой Верхнереченской), но кое-что из увиденного заставило его вздрогнуть и потянуть Рудана за рукав:
- Смотри!
По дну долины, которую они покинули часов восемь назад, черными точками ползло два-три десятка всадников, впереди них, едва не волоча за собой псарей, бежали рыже-пегие охотничьи собаки.
- Облава, однако, - глубокомысленно заметил Рудан.
- Можно скинуть на них камни…
- Оставь! Мы уже близко к цели. Они нам послужат – отвлеку самок на себя. Запомни, дракон никогда не упускает возможности убить человека, слишком уж легкая добыча.
- Но у них же копья!!
- Ты просто старого дракона еще не видел и они – тоже. Зверю что копейщик, что крестьянин – один черт, разве что безоружный бегает быстрее. Короче, не о том думаешь!
Жнецы приготовились к последнему броску: омылись в ручье, натерли кожу дурно пахнущей травяной настойкой и накинули поверх одежды маскировочные накидки с натыканной в них соломой, ветками и сушеной листвой. Преследователи должны были сократить расстояние до двух-трех часов пути, но это, и в самом деле, было уже не важно – впереди лежала Огненная Земля.
Сначала появился запах – словно где-то стухла сотня яиц, потом над ручьями поднялся прозрачный пар, а вода в них стала невыносима горячей, на дне котловин разлились болота булькающей грязи. Жнецы пошли вперед еще осторожней и снова стали изъясняться жестами: ждать темноты они не могли, а прятаться было негде - высокая растительность полностью исчезла, ее место заняли короткие, жесткие травы и разноцветные мхи.
Последний раз они остановились в небольшой лощине, чтобы выпить остатки стимулирующей настойки и немного отдохнуть. По мере того, как зелье проникало в кровь, Орина начинал беспокоить однообразный рваный звук. Он совсем уже приготовился спросить наставника о его природе, но тут Рудан поднял руку и подал знак «бежим» - преследователи нагоняли.
Погоня приближалась быстро – обострившийся слух Орина уже различал лай собак, звон подков о камень и азартные крики загонщиков, причем его наставник упорно забирался вверх, хотя остановить гончих склоны не могли, да и от лучников не защищали. Взмыленные и задыхающиеся, они вскарабкались на почти вертикальную стенку ущелья и залегли там, прикинувшись кучами мусора.
Орин рухнул на камни, пытаясь удержать сердце в груди – он считал себя крепким парнем, но эти горы его убивали. Дальше, даже под страхом смерти, он бежать не мог. Рудан тронул его за локоть и подал сигнал «смотри», «слушай». Орин, нехотя, обернулся.
Преследователи были уже в пределах видимости. Собаки захлебывались лаем, псари едва удерживали свору, а скорость лошадей ограничивало только отсутствие дороги. Загонщиками были не какие-то там деревенские стражники, а полноценные «священные стражи», набранные в благодатной Империи из обедневших дворян: рослые, обученные в оружии и злые. С этими дискуссии бесполезны, у этих «вера сильна», а понимать искаженное урданское наречие они попросту отказываются – «дикарский говор». Согласно закону, поднять руку на священного дракона могли только они, но найти их для этого дела было почти невозможно.
Вот всадники выбрались из распадка на широкое место и Орин, наконец, понял, что наставник имел в виду под «слушай»: к общему гаму добавился новый звук – гулкое ритмичное биение, исходящее сверху.
Огромный, серовато-зеленый дракон спланировал к устью долины, отрезая добычу от распадка, в который, из-за размера туши, протиснуться не мог. Орин смотрел во все глаза. У зверя не было этих странных длинных выступов на спине, которые обычно рисуют на гравюрах, реальный дракон был больше похож на крысу, а не на ящерицу, и весь какой-то… граненый. Защитой ему служила не гибкая чешуя, а толстые роговые щитки, словно бы треснувшие мозоли. Участки открытой кожи под мышками и на животе топорщились редким волосом.
Ликующие крики словно отрезало.
Собаки сбили псаря с ног и с надсадном визгом волокли его прочь. Зверь обратил внимание на ближайшего всадника, окатив жертву дымным дыханием. Непривычный к виду драконов конь встал на дыбы, и тварь одним ударом тяжелой башки сшибла на землю и лошадь, и наездника. Как и предсказывал Рудан, первым делом дракон принялся за седока – просто перекусил человека надвое и принялся заталкивать мясо в пасть, помогая себе передними лапами.
- Старая самка отложила яйца и голодна, она сейчас даже на зайца кинется. Эти олухи слишком увлеклись погоней, - хмыкнул Рудан, наблюдая развернувшуюся внизу бойню с холодным удовлетворением. – Они думали, что будет смешно.
«Охранители» не сразу поняли, в каком положении оказались. Они не готовы были драпать без оглядки, медлили, пытались сгруппироваться, тем временем, следом за первым в долину опустился второй дракон, потом третий. Для четвертого зверя места попросту не было, он уселся сверху на скалы и принялся раздраженно шипеть.
- Пошли! – Рудан одернул Орина. – Пока они заняты добычей, мы проскочим!
Ошалевший от увиденного юноша шел за наставником, а болезненно обостренный слух терзали предсмертные визги коней, полные боли и ужаса крики, и какой-то странный, совсем уже не человеческий булькающий звук. Перед глазами стояла довольная морда старой драконихи, по которой ручьями стекал кроваво-красный сок.
Последний отрезок пути был похож на сон: Огненная Земля на всех производит такое впечатление. Здесь камни покрывал многометровый слой пепла, шуршащего и проваливающегося под ногами. Ненадежную почву прихотливо размывали брызжущие кипятком ручьи, все вокруг застилали влажные испарения, в глубине тумана передвигались огромные туши и раздавались звуки, от которых волосы вставали дыбом, а ноги не желали идти. Снова смеркалось, а Рудан все петлял и петлял по долине, прислушиваясь и принюхиваясь.
Орину решил, что от наполнявших воздух испарений он начинает сходить с ума – ему казалось, что где-то варят рыбу.
- Вот они! – выдохнул Рудан.
У их ног открывался очередной провал. Вода горячего источника омывала покрытые отложениями валуны, а чуть выше нее, на рыхлых склонах оврага грудами лежали драконьи яйца. Их было много: тысячи, сотни тысяч. Они были отложены безо всякого порядка, некоторые – скатились в кипяток и теперь испускали ароматный дух.
- И они все выведутся?! – ужаснулся Орин.
- Еще чего! От этих вылупится где-то треть, за сутки они заматереют и сожрут всех, кто не успел проклюнуться. Потом уцелевшие полезут наверх и еще половину от них съедят взрослые самцы (ты их видел, такие красные) – им плевать, кем обедать. Кто-то считал, что в итоге до года доживут где-то около сотни, к тому времени они будут метров пяти от головы до хвоста. Эти-то слетки и спустятся в предгорья, туда, где старших нет, а еда – есть. Империя пришлет солдат, только если они доживут лет до восьми и станут представлять угрозу для целых селений, отдельные пропавшие никого не волнуют. Я слышал, что в этом даже видят пользу – подлый люд не так быстро плодится.
Рудан говорил, между делом вынимая из мешка плотно набитые кожаные мешочки и раскладывая их двумя кучками. Орин делал то же, но сразу нанизывал мешочки на руку за длинные шнурки.
- Ты – слева, я – справа! Рассыпай равномернее. И не вздумай наступать на них – на запах тут же слетятся мамаши.
Орин не возражал – перебраться на другой склон не окунувшись в кипяток и не раздавив злосчастные яйца он был просто неспособен. Юноша шел, щедро осыпая кладки крупной солью. Если бы священники знали, в чем секрет Жнецов, ни одной крупицы этого вещества в Урдан не попало бы! Но мешочки опустели раньше, чем кончился овраг – там еще оставалось много, много яиц.
- Ничего не поделаешь, - выдохнул успевший вернуться Рудан. – Будь у нас больше денег, мы извели бы тварей за шесть-семь лет. Но так, по крайней мере, их не становится больше. А теперь, помоги мне!
Осторожно, чтобы не повредить кожистую оболочку, они уложили одно из яиц в заплечный мешок Рудана.
Путь назад показался Орину намного проще: преследователей не было, а дорога все время вела вниз. Жнецы шли, почти не скрываясь, и даже рискнули поохотиться.
- Два отряда разом в горы не пошлют! – резонно рассуждал Рудан.
Орин был молчалив – он устал, а по ночам ему снились кошмары. Он вспомнил, что отца засекли насмерть за убийство слетка, чей череп спокойно уместился на седле приехавшего в Верхнереченскую судьи. А в пасти самок, рвавших отряд имперской стражи, та судейская лошадка влезла бы целиком. Прав был наставник – никто из живущих в долинах настоящего дракона не видел. Потому что те, кто видел ЭТО, в живых не остаются. Вспоминались слова священника, что благородного зверя, де, достаточно только попугать, и к жилью он больше не приблизится. А ведь слетки выбираются в предгорья потому, что долины вокруг мест гнездовья заняты старыми самками и самцами. Что будет, если места в горах не хватит уже им?
В сказках драконы могли говорить и владели кладами, в сказках не описывается, как кричит разрываемый на части человек. В душе Орина вера в благородство сражалась с ненавистью к бессмысленной твари, которой безразличны порывы души. Правы все-таки Жнецы! Для того чтобы жить в мире, зверю и человеку обоим надо потесниться, но понимает это только человек.
Стараясь примерить мальчишку, потерявшего семью, с причиной его сиротства, священник долго и с чувством рассказывал о существах, способных свободно парить в небе, и о том, как герои древности летали на драконах. Теперь Орин знал, что герои летали исключительно в желудках своих замечательных коней. Он предпочел бы научиться летать сам, а не ждать, когда голодный охотник его «покатает».
Когда через две недели похудевшие и замызганные путники возвращались в долину Верхнереченской, Темных Жнецов среди них было действительно двое.
Домой наставник Орина не отпустил, сначала надо было встретиться со Стариком и выяснить, что происходило тут в их отсутствие.
Старший Жнец пас своих коз в условленном месте, на самом виду, ни от кого не таясь. Услышав призывный свист, он величественно поддернул штаны, повесил на куст торбу и целеустремленно полез в заросли.
- Хвала Громовержцу! Я уж думал, что вы не вернетесь.
- Нас преследовали.
Старик почти не удивился:
- А у нас стражники ходили по селу, переписывали отсутствующих - они знали, что Жнецы выйдут из Верхнереченской. Орина прикрыла Ксифана, но тебя, кажется, отметили. Тебе нельзя возвращаться домой.
- Дзенера? – напрягся Рудан
- За ней следят. Но дело не в этом – в Назарк прибыли две сотни «священной стражи», похоже, готовится крупная чистка.
Рудан усмехнулся и стал похож на дракона, решившего прикинуться человеком.
- Однако, вовремя мы!
- Это - да.
Они плотно перекусили спрятанной в зарослях едой и немного отдохнули до вечера, а когда солнце коснулось горизонта, отправились на условленное место. Сомлевший от сытной трапезы Орин слабо представлял себе дальнейшее развитие событий. Старший Жнец говорил, что им предстоит избавиться от присутствия святош в долине, а также от появившегося в рядах общества «крота», но как это сделать, не подставив себя под удар карателей, было непонятно. Пока было видно, что Старик собрал вместе всех верхнереченскиж Жнецов, что было серьезным отступлением от ритуала – знать друг друга в лицо было не принято. Двое ближайших помощников Старика, похожих как близнецы, но братьями не являющихся, пожали Орину руку, поздравляя с удачно закончившимся паломничеством. Кузнец, у которого Орин работа почти три года, смотрел на своего подмастерье с удивлением и старался улыбаться. Невзрачный мужичонка, числившийся писарем в сельской управе, скучающе разглядывал окрестности и поигрывал ножом с такой ловкостью, словно высланным в Урдан за грабеж пройдохой был он сам, а не его дед.
- Ну, тронулись!
Жнецы потянулись за Стариком. Шли быстро – до новолуния оставалась пара дней, так что времени у них было ровно до заката, а дальше темень должна была наступить непроглядная. Целью вылазки был жиденький лесок, выросший на берегу реки после последней рубки. Ушедшие вперед помощники Старика успели подготовиться – за веревки, заранее привязанные к вершинам, они пригнули к земле верхушки двух деревьев и теперь крепили между ними плетеную люльку, достаточно большую, чтобы в нее могло поместиться драконье яйцо.
Впереди сквозь просветы между деревьями виднелись приземистые купола Назарка – крепости, призванной защищать не столько от людей, сколько от зверей. Убежище было слишком мало, чтобы укрыть окрестное население, да и не в этом была его цель – прятать от драконов подлый люд никто не собирался. Изначально, когда Урдан еще был местом ссылки, там обитали надсмотрщики, теперь, когда отбитым у драконов землям даровали название «вольных» - останавливались сборщики налогов.
- Все внутри? – поинтересовался Рудан.
- Да, - выдохнул старший Жнец, - вечером мы пуганули стражу и они затаились – ждут света.
- Начнем?
- Постой. Кое-что мы забыли, - Старик подал знак и двое помощников, молча, набросились на кузнеца. Мужик был силен, но к тем двоим присоединился Рудан и селянина удалось повязать.
- Ты, кажется, возлюбил драконов превыше Громовержца, Майм? – кротко поинтересовался у пленника старший Жнец.
- Да вы чего, мужики? Да разве я мог?!
- Тебя видели со священником из Озерного. Тебе ведь приходилось лично встречаться с ними, так? Грамотой-то ты не владеешь.
- Да вы... Вы… - лицо кузнеца исказилось страхом и злостью, - ... просто банда сумасшедших! Тронулись на своих зверюгах, - он повернулся к Орину. – Смотри! Они хотят убить меня!!
- Нет, нет, - поцокал языком Жнец. – Мы будем справедливы и доверим твою судьбу тем, кому ты поклоняешься. Заткните ему пасть!
Возмущенно мычащего кузнеца Жнецы оттащили в сторону и потеряли к нему интерес. Драконье яйцо было водружено в корзину, и помощники Старика готовились рубить удерживающий ее канат.
- Сработает? – беспокоился Рудан.
- Не знаю, - честно признался Старик, - выбора особого нет, но чем дальше эта штука полетит, тем лучше!
Яйцо не долетело до форпоста сорока локтей, но самок драконов мало беспокоили частности. Утром, когда слабый ветерок донес запах разбитой кладки до склонов гор, над крепостью появились первые летуньи, скоро к ним присоединились десятки слетков и привлеченные суетой самцы. Когда стая атаковала форпост, сказать было невозможно – из гарнизона не уцелел никто, и даже от кузнеца Майма, случайно оказавшегося неподалеку (кой бес понес его туда в такое время?) остались только раздавленная голова и кисть правой руки. Вызванная гарнизоном для усмирения горцев подмога была съедена полностью, из четырех куполов Назрака уцелел только один, в остальных кладка расселась, не выдержав веса огромных самок, и юркие слетки сумели протиснуться внутрь. По иронии судьбы, уцелевший купол был храмом.
С теми солдатами, что задержались в Верхнереченской, Жнецы разобрались по-тихому, притравив сержанта и нашептав туповатым громилам, что драконы вот-вот спустятся с гор. А вот двух молодых самцов, отбившихся от стаи, селянам пришлось убивать самим – обнаружив новый источник пищи, драконы начали методично уничтожать дом за домом, причем, деревянные стены задерживали их ровно так же, как кроликов – песок. Людей как угрозу они не воспринимали, а потому вовремя остановиться не смогли: дождавшись, когда звери нажрутся и улягутся спать в развалинах чьей-то хаты, мужики сумели стреножить тварей цепями и сожгли их на месте живьем.
Потребность быть правым – признак вульгарного ума (Альбер Камю)
Утро. Выполз из пещеры. Солнышко светит. Птички поют. Красота! Энергичная разминка и вперед, на облет владений. Лечу, ветер в ушах свищет. Внизу человеки ползают. Вот уж бестолковые создания. Сколько трудов положил, чтоб приучить их, данью мне кланяться. Но ничего, справился. Горжусь собой. Теперь каждый день несут вкусненькое ко мне на гору.
Под крылом промелькнул городок. И знакомая проплешина рядом. Лет сто назад, из этого города по мне бревном выстрелили. Из баллисты. Идиоты! Мне эта деревяшка, что слону дробина. Даже не щекотно. Но наказать пришлось. Спикировал. Подождал, пока все разбегутся. И спалил городишко к чертовой бабушке. А на соседнюю деревню нагадил. Пусть знают, кто в доме хозяин.
Город они потом быстро отстроили. А с деревней нехорошо получилось… Там теперь даже трава не растет.
Скрытый текст
По прилету домой, пошел проверить, что мне сегодня на покушать. Эти осла приволокли. Стоит, деликатесами хлопает. Дубоголовые не понимают, что в ослятине самое вкусное – уши. Остальное - конина. Как ее ни приготовь. Решил попробовать с перчиком и лавром.
Как и ожидалось, ушки получились выше всяких похвал! Хрустящие! А бульон – так себе. Даже лаврушка не помогла.
Вечером потрепались по магосвязи с приятелем. Сгоняли партеечку в шахматы. Ничья.
Утренняя зарядка. Поднимаюсь повыше. Два пируэта, переворот через крыло, затяжное пике и полет на бреющем. Традиционный облет границ.
На обед обнаружился жираф. Откуда эти бестолковые такую экзотику достали? Пришлось доставать кулинарную книгу. Замариновал в уксусе. С луком. Поджарил на палочках. Хорошо пошло. Особенно шейка!
Старшее поколение, патриархи, дичь живьем заглатывают. Да. Но мы новое – культурнее. Предпочитаем повозиться. Результат вкуснее получается.
Вечером тусовался в магочате. Обсуждали с друзьями новый опус, выложенный молодым автором на СИ. Основной идеей он прописал наличие полноценного разума у человеков. Долго смеялись. Дружно устроили ему обструкцию в комментах. А нечего свое произведение Научной фантастикой называть. Написал бы правду – Юмористическая. Приколист.
Сегодня все утро тренировал «Бросок кобры». Пилотажный элемент весьма красивый, но для военных действий малоэффективный. Жаль.
Пролетая над пограничным городком, заметил шатер на главной площади. Цирк «Шапито». Ага! Теперь понятно, откуда у моего жирафа ноги росли. Надо бы их подбодрить. Глядишь, лет через двадцать, гиппопотама притащат. Молочного. Плюнул с высоты. Хорошо попал. Весь город накрыло. Эти недоумки считают слюну драконов лечебной. Забегали… Ну-ну, радуйтесь.
Приземлился у пещеры. Пора перекусить. Что там у нас? Две корзины яиц. Негусто…Я яйца не особо люблю. Возни с ними много. Если вкрутую, то потом чистить замучаешься. А если всмятку и со скорлупой, небо царапает. Слышал, правда, для костей полезно. Да и каннибализмом попахивает. Курица тоже тварь крылатая.
Решено. Яичница! С петрушкой.
После обеда немного подремал. Потом замагичил контакт с Элеонорой. Это подружка моя. На стольник помоложе меня, но умница. Красивая. Рыженькая с серебристой полоской вдоль спины. У нас с ней имена похожи. Я – Элеондар, она – Элеонора. Да и смотримся вдвоем хорошо. Особенно я, весь из себя золотистый!
Она в Столице живет. Мне там не нравится. Теснота страшная. Население аж за три тысячи зашкаливает. Правда, пещеры у них благоустроенные. С ватерклозетом!
Поболтали немного о погоде. Поздравил с наступающим. Напросился в гости.
Спать завалился пораньше. Завтра праздник – День дракона.
С утра, в приподнятом настроении, вылез из пещеры. Да-а-а… Погодка не фонтан. В небе хмарь какая-то висит. Дождик противный. На тренировку забил. На пограничную инспекцию тоже. Все-равно ни один нормальный дракон в такую погоду в налет не пойдет. Отморозки встречаются, но редко. Среди драконов дураки не выживают. Ну а раз так, решил разобраться с подарками. Тем более, эти дубоголовые все с утра приволокли.
Так, что здесь у нас? Обязательный сундучок с сокровищами и девственница. Стоит к столбу привязанная. Глазами зыркает! Кушать рановато. Переберу пока золотишко.
Сундучок не особо большой. Так, скорее шкатулка. Пуда на два. Жмоты!
Диадема мне не приглянулась. Топорная работа. Да и изумрудик маловат. Цепочки, перстни, прочее барахло. Браслет порадовал. Пухлый такой. Только легковат показался. Отнес в сокровищницу. На очереди – обед.
Девицу пришлось отпустить. Последние сотни две лет, мне с ними категорически не везет. Ну как этим тупоумным объяснить, что тощие мне не по вкусу? А может, я просто не умею их готовить? Придется вечерком слетать в долину. Спалить им пару амбаров.
Далеко лететь не пришлось. На половине пути к поселку увидел новый сарай. Когда только выстроить успели, бестолковки? Сжег нахрен! С чувством глубокого удовлетворения, но голодный, залег спать.
Завтра махну в Столицу, на Острова. Надо разнюхать, что нового в кулинарии.
Прибыл под вечер. В гостинице останавливаться не стал. Полетел сразу к Элеоноре. Первым делом – подарок. Она как браслет увидала, аж взвизгнула. И дым из ушей пустила. Оказалось, самый писк моды. Дутое золото. А я думал, человеки меня надуть хотели.
Элеонора крутилась перед зеркалом. Как обычно, о чем-то щебетала. Уловил лишь что-то о новой ресторации. А я пытался приобнять ее за хвост. Потом разговор принял нежелательный для меня характер. О свадьбе, о драконятах. Мне это надо? Я еще молодой, пятисот лет не исполнилось. Пеленки, распашонки. Лет на семьдесят о личной жизни забыть придется. Пока молодняк подрастет. Чтобы отвлечь, пригласил ее в новую ресторацию. Согласилась, конечно. Она тоже поесть любит.
Ресторация называлась «Вегетарианская Пища». Непонятно. Сели за столик. Подошел сам хозяин заведения. Представился Казимиром. Молодой совсем, лет стапятидесяти. Пестрый. В очечках. По-виду типичный ботаник. Но держится солидно. Предложил, для начала, салат. «Греческий» называется. Название смешное, но оказалось вкусно. Хоть и не прилично, но я потом все когти облизал. И миску дочиста вылизал.
Как меня Элеонора домой довела, не помню, так налопался.
С утреца, пока Элеонора спала, рванул в «Вегетарианскую Пищу». Познакомился поближе с Казимиром. Нормальный дракон оказался. Но с прибабахом. Человечковский язык изучает. Не в гастрономическом смысле. Зато столько рецептов знает – жуть. Учил меня готовить «суши». Оригинально. Продегустировал. Казимиру с шеф-поваром пришлось меня за хвост оттаскивать. Кричали, что много – вредно для пищеварения. Угу. А как оторваться-то, вкуснотища!!!
Оказалось и вправду – вредно. Вторую половину дня провел в гостинице. На стульчаке. Читал.
Сразу после побудки к Казимиру. Только клыки полирнул. На этот раз Казя показал интересную штуку, «мюсли». Готовится очень просто. Засыпаешь в ведро что-то толченое с кусками фруктов. Заливаешь водой. Вуаля – готово! Даже дуть не надо, чтоб вскипело. Попробовал. Даже не сожрал, проглотил влет!!! В гостиницу, вечером, не летел, не полз, «колобком» катился. Вот тоже блюдо вкуснейшее. Главное, замесить покруче. Потом испечь правильно. Язык проглотить можно.
Неделя пролетела в гастрономическом угаре. Казик оказался неисчерпаемым источником деликатесных знаний. Он посвятил меня в мир салатов, закусок и овощных супов. От вегетарианского буритто, я чуть на стенку не полез. Вовремя остановился, углядев перцы в чесночном соусе. Заел пожар во рту. Не ожидал, что меня, дракона, настолько пронять может. А десерты!!! Звучит песней; торт «Наполеон», мусс из крыжовника с вином и взбитыми сливками, желе из кокосового молока. Надо будет потом уточнить, как правильно доить кокосы. Я в этом деле – дуб дубом. Очень хорош, под настроение, тыквенный суп с сырными клецками. По цвету драконью кровь напоминает. Про вкус и говорить нечего. Божественно!!!
С Элеонорой я поссорился. Она для нас целую программу наметила. Театр, Концертный зал, выставка и музей. Чего я там не видел? Репертуар триста лет не менялся. А в музее последний экспонат еще до моего рождения добавили.
Предложил сходить на Драконий Канкан. Обиделась. Тебе б только на чужие ляжки пялиться, говорит! Причем здесь ляжки? Это ж приятное с чисто эстетической точки зрения зрелище. Радуга на сцене.
Разругались вдрызг. Ну да ладно. Через пару лет остынет.
Завтра – домой. Перед отбытием надо залететь к Казику. Он обещал научить правильно левитировать галушки в тазик со сметаной.
Раннее утро. Хочется понежиться в ложе. Расслабился я в Столице. Жирком оброс. Надо себя перебороть.
Усиленная тренировка. Резкий взлет, две «бочки» подряд, «горка» и «штопор» с выходом в долине. С деревенских домов крыши посносило. Пусть порадуются. Хозяин вернулся.
Патрульный полет над владениями. Пролетел над оплеванным городком. Меня увидели. Эти тупицы опять учудили. Из домов высыпали, кричат чего-то, руками машут, шляпы в верх кидают. Сбить хотят что-ли, недоношенные? Так я ж высоко?!
Нормальная драконица яйцо два года вынашивает. Потом еще год высиживает. Процесс длительный и ответственный. А эти ,недоносив, сразу рожают! Ну и что хорошего так быстро может получиться? Одно слово – недоноски!!!
Проголодавшись в полете, поспешил проверить что на обед. КОЗА!!! Стоит, хвостом обмахивается!!!
Лежу перед пещерой и смотрю на козу как баран. А она на меня посматривает. Хитро так. Скотина!
Что же ты наделал, Казимир?! Как объяснить, этим недоразвитым, что я теперь – ВЕГЕТАРИАНЕЦ !!!!!!
Потребность быть правым – признак вульгарного ума (Альбер Камю)
Лес… река… Вот факт начальный: ночь… костёр… герой печальный… Сказка ль? Быль ли? Да, задача: здесь беда или удача?
Добро пожаловать на встречу с телом нашего героя, с его почти что бесчувственной тушкой. Позвольте представить – Аркадий. Да-да, тот самый – вполне удачливый бизнесмен. Только учтите – «тот самый» не означает, что вы обязательно знаете его. Просто наш Аркадий – самый, что ни на есть типический-претипический современный скороспелый богач, какими переполнены биржи и рынки всех близлежащих стран и их окрестностей. Со всеми сопутствующими достоинствами и недостатками. Смотрите – расположился он на пеньке подле костра, пригорюнился, буйну голову уныло свесил, и не поймёшь – то ли плачет, то ли – спит.
Скрытый текст
Выезд на природу не состоялся. Вернее, выехали, но отдохнуть уже не смогли. Ни в речке искупаться, ни рыбу половить, ни песен у костра попеть – понапились да рассорились. И сбежала компания от хмельного Аркадия назад в город, покарав его одиночеством за буйный нрав и прочие художества. Втиснулись в две машины и укатили, оставив на поляне костёр, надраенный до блеска «хаммер» и его хозяина – горевать да кручиниться. Так спешила компания смыться, что не стала недельный припас для гулянки с собой забирать… А, может, и места в машинах не нашлось… Как бы то ни было, но Аркадию досталось еды месяца на три да выпивки – на полгода минимум. Экое, однако, богацьтво!
Природа не терпит пустоты, и на освобождённое беглой компанией место тихо прокралось неведомое. Шагов неизвестности не бывает слышно, но поступь её неотвратима, словно уверенная походка палача. И так же неотразим её удар, подобный отпущенному ножу гильотины. А прячется странное за безобидными пустяками – без особой на то нужды им внимания ни за что не уделишь. В чём, например, заподозришь согбенную сухонькую старушку, вышедшую из леса к твоему костру? Подобный визит в ночную темень да при отсутствии близкого жилья, возможно, и удивит – но только трезвого. Тому же, кто принял на грудь до килограмма водки – море и вовсе по колено. А уж согбенные старушки в лесу для него – эка невидаль!
А что глаз у старушки с кровавым отливом – так это, пожалуй, отблеск костра. Или померещилось – с устатку да от хмеля в голове. А страшный вид бабкиного бородавчатого лица и не пугал вовсе – симпатия к старушке преобладала над разумом и над всеми прочими, внушаемыми гостьей, отвращениями и страхами. Ибо, как гласит народная мудрость: не бывает некрасивых женщин – бывает мало водки. И старая, горбатая, с немытыми космами волос, седая, как лунь, обаяшка – в данный момент показалась чуть ли не королевой подиума. Парыж, Мормантер, ну, и всё такое прочее…
Она же, родимая (водка, само собой) только с третьего раза позволила пребывающему в эйфории телу Аркадия едва расслышать и еле-еле понять навязчивое старушечье шамканье.
– Столько припасов – на одного! Не покормишь ли меня и моего Горыныча? – еле сдерживая нетерпение и голодную слюну, снова и снова повторяла ночная гостья. – Пропадёт же, как есть – пропадёт! И выбросишь без всякой пользы… столько еды выбросишь…
Тело Аркадия встрепенулось, неловко поднялось на нетвёрдых ногах и, пошатываясь, сходило к машине за раскладным стулом для старушки – всё же, воспитан наш бизнесмен был в приличной семье. Стул не пенёк – со спинкой, как-никак. А старому человеку лишнее удобство не в тягость. Уселась старая поближе к огню и благодарно улыбнулась гостеприимному хозяину костра, «хаммера» и одиночества. Ну, и припасов – что съедобных, что распивочных. Тут, при виде единственного, рыжего от времени клыка в почти что беззубом рту старушенции, очнулось и затуманенное водкой сознание Аркадия – в помощь подгулявшему туловищу бизнесмена.
– Горынычем у нас кто будет? – полюбопытствовал взбодрившийся Аркадий и громко икнул. – И-ик! Пардон, мадам… Милости прошу к нашему шалашу. Мне компания Горыныча, мамаша, вполне сгодится – ежели он водовку потребляет… то бишь – пьёт…
Старушка начала уже губами перебирать, готовясь к произнесению торжественной речи, но с ответом не успела – где-то в зарослях радостно охнуло, живо откликнулось и зашебуршало, зашарило, затрещало ветками. И проломилось из кустов на поляну нечто счастливое и необъятное…
Аркадий обернулся в сторону производимого шума и…
2.
Как и положено в приличных историях, настала очередь немой сцены. Для несведущих не сочту за труд пояснить: немая сцена – это когда почти все обалдело молчат, утратив дар речи. Но кто-то один обязательно ехидно хихикает – желательно, незаметно для окружающих. Иначе биту ему (ей) быть нещадно, не взирая ни на пол, ни на возраст. Минуты собственной слабости ни один человек никогда не забывает. И не любит тому свидетелей. И не прощает организаторов.
Ну, а теперь – немая сцена нашего рассказа. Действующие лица и исполнители, то есть – кто и чего вытворяет и кем при этом выглядит, в нашей немой сцене оказались следующие. Я перечислю только биологически активных персонажей, что означает немедленное исключение из перечня «хаммера», костра и одиночества.
Дар речи, конечно же, утратил Аркадий. Он и до этого был не слишком многословен – за полрассказа едва полтора десятка слов произнёс, если считать вместе с икотой… Теперь же и этой малости в дальнейшем ожидать от бизнесмена не следовало. Окаменел – иначе и не скажешь.
Хихикала в немой сцене старушенция. Хихикала, не скрываясь, и было от чего хихикать. Поясняю – соляной столб по имени Аркадий даже не дышал, и, пользуясь случаем, к нему в ноздрю полез любопытный комар. Ощущение, любой скажет, не из приятных – но со стороны наблюдать весело. И углядела же старушенция этакую малость хитрым глазом с кровавым отливом! Не подумайте плохого, на самом деле бабуля имела два вполне здоровых глаза. Да только жизнью и возрастом её исковеркало так, что смотреть на что-либо старушенция могла лишь искоса, исподлобья, и всегда одним из двух – либо левым, либо правым. Что совершенно не портило достоверность описанного, поскольку кровавые искорки мелькали в обоих.
Третьего участника немой сцены – комара – я уже упоминал. Надеюсь, никто не сомневается, что комар, увлечённый ковырянием в чужом носу, не издавал при этом ни звука. Или же вы никогда не имели дела с комаром, которому от природы свойственно пищать до укуса, но никак не вовремя оного.
Переходим к четвёртому, к тому, кто из чащи выломился. Представьте себе автобус с четырьмя головами на тонких и длинных шеях. Представили? Теперь вообразите, что он мчится на вас, и все четыре его головы лыбятся от восторга, исходят счастьем, повизгивают от радости, попыхкивают серным дымком, и четыре раздвоенных языка, протиснувшись между острых зубов, тянутся к вашему лицу – лобызаться. Тут на любого столбняк навалится, и разницы – бизнесмен, небизнесмен – никакой наблюдаться не будет...
Внимание – немая сцена подошла к концу: комар добился-таки желаемого результата, и громкий Аркадиев чих, словно гаубичный «ба-бах!», нарушил очарование бессловесной встречи.
3.
– А-а-пчхи! – Аркадий согнулся чуть не до земли, да так и повалился на неё, грешную – в обморок упал.
Надо же, и водка от стресса не спасла. Не защитила, родимая. А все четыре раздвоенных и слюнявых языка промазали, промахнулись мимо Аркадьева лица, и автобус, то бишь – Горыныч (вы ж сами догадались, не правда ли?), всей массой пронёсся над бесчувственным телом бизнесмена. Пришлось дракону подпрыгнуть, дабы не нанести вреда бедолаге, а, заодно, и собственной мечте про покушать вволю и про выпить пару (десятков?) раз по сто грамм. Благо, что крылья у Горыныча таки обнаружились – не очень большие, правда, но приподнять его над землёй смогли. И Аркадия по поляне не размазало.
– Эх, и слабый ноне мОлодец пошёл, – заругалась старая, покидая раскладной стул. – Чуть что – в обморок норовят, будто девицы красные. Да, и ты, Горыныч, хорош – на людей с поцелуями бросаться… А как не откачаем его теперь, в чувство его не приведём? Что тогда делать будем, а?
Горыныч подсуетился, пулей слетал к реке, черпнул пастями водицы и, не успела ещё бабка согнуться над бесчувственным телом Аркадия, был уже тут, как тут. И четыре цистерны воды разом плюхнули на обморочного бизнесмена. Аркадия смыло к краю поляны, где среди густых кустов он и очухался в объятиях мокрой, как хлющ, костлявой бабки. Сам он тоже нитки сухой на себе не имел. Костёр же, конечно, погас, и ни согреться, ни обсушиться стало теперь негде. А новый костёр смастерить – ни одной неподмокшей веточки на поляне, похоже, не осталось. Горыныч, как видно, всё делал на совесть, от широты души, так сказать. И кому от такой обалденной старательности бабкиного змея стало лучше? Чуть было мой рассказ не погубил, паршивец этакий…
Бабка из объятий выбралась первой – свыше трёх тысяч лет она дружила организмами с местным Лешаком и не желала давать тому повода к ревности.
– У-у-у, паразит четырёхголовый!.. Чего натворил-то, баламут!.. Пригрела тебя на свою голову!.. – старушка побрела к размытому кострищу. – Сходили в гости – на огонёк… Э-эх…
Крылатый головастик, убедившись, что продукты не пострадали – разве, что чуть-чуть, а это не считается – заметался, забегал по поляне в поисках дров и прочего деревянного мусора. И возле вновь усевшейся на стул бабуси быстро выросла горка мокрых веток. Горыныч прикинул, не слишком ли близко, и отгрёб ветки лапой – немного в сторону. Всё это делалось при свете звёзд, которых, после смерти костра, на небе оказалось видимо-невидимо. И Аркадий, лёжа в кустах, залюбовался небесными светлячками. До чего же хороши летние ночи в средней полосе неизвестного нам государства!..
А тем временем Горыныч продолжал возиться с ветками.
– Ты это… потихонечку, – напомнила о себе старушка. – Полегче, без фанатизьма, пожалста…
Четыре головы согласно кивнули, и к веткам склонилась только одна из них. Тоненькая-тоненькая струйка пламени брызнула из сложенных трубочкой губ Горыныча, и на мокрых ветках радостно заплясали жаркие язычки. Многоголовый лесной Прометей снова подарил людям огонь. И неосторожно смытый уют тут же вернулся на поляну.
4.
– Хозяин! Хорош по кустам от гостей прятаться! – громко позвала Аркадия бабка. – Накрывай свои разносолы, да станем мировую пить. А на Горыныча не серчай – молод он ещё и глуп, намедни лишь третью сотню годков разменял. Даже летать ещё не способен – крылья не доросли…
Старушка устроила долгую паузу – сам Станиславский, присутствуй он здесь, толкнул бы в бок Немировича со словами: «Все главные роли ей отдам!» А выдержав паузу (даже лес притих в ожидании, чего там последует дальше) бабка заверещала, запричитала голосом деревенской дуры:
– Бяда! Бяда у меня с им, сапсем бяда! Недокормленный он, оголодал – вот и не летаить!
Тут бы и Немирович не выдержал: «И все неглавные роли – тоже её!» Но это, сами понимаете, авторские фантазии – откуда ночью, в лесу, да в двадцать первом веке, взяться Станиславскому с Немировичем? Поехали рассказывать дальше.
– Угум, – поддакнул бабке нелетающий по причине оголодалости недокормленный Горыныч. Всеми четырьмя пастями поддакнул. А восемь голодных глаз своих не сводил с пакетов, с коробок да с ящиков – Аркадий в качестве еды Горыныча совершенно не интересовал.
У бизнесмена в голове, что замечательно устроено? А замечательно устроено у него своевременное переключение с заполошной истерики на деловой конструктив. Щёлк! И человек уже готов к разговору, чтобы выгоды своей не упустить. Или не пострадать физически. Или ещё каких потерь себе не позволить. У Аркадия же щёлкнуло так, что даже Горыныч вздрогнул.
– Никак, на сухое дерево стал!? – удивилась одна из голов дракона. – Тащи, пАря, дровеняку сюды – пущай в запас будет…
Аркадий безропотно подхватил хрустнувшую под ногой ветку и поволок её к костру. Не потому, что такой послушный с детства, а просто ошалелость от необычного всё не выветривалась. И присутствие говорящего дракона отнюдь этому выветриванию не способствовало.
Накрыли разносолами стол, приспособив под оный несколько ящиков и коробок. Поставили стол так, чтобы Аркадию с пенька доставать удобно было. Бабке для этого пришлось передвинуть стул. Горыныч же решил не выёживаться – и принимать напитки с пищей, лёжа на левом боку. При этом освобождалась передняя правая лапа – чтобы брать стакан, а в передней левой легко помещался поднос с закусками – тарелки на столько ртов было маловато...
Расположились, налили, приготовились выпить по первой.
– Со знакомством, – произнесла тост бабка.
Аркадий растерялся и пить промедлил.
– Эээ… с кем имею честь? – выдавил он подсмотренный в старом фильме вопрос. – Меня, например, Аркадием кличут…
– Я – Яга, – гордо представилась бабка. – А этого сорванца зовут Витя…
Самая правая голова дракона отвесила Аркадию изящный поклон.
– …Митя…
Поклонилась соседняя голова.
– …Петя…
Третья драконья голова приветливо кивнула и осклабилась.
– Ничего сложного, дорогая бабуся-Ягуся, – как-то безрадостно ответил Аркадий. – Обычный Митя-Витя-Петя-Коля по фамилии Горыныч…
Выпил он водку залпом и закусывать не стал: трезвеющему мозгу не по силам оказалось относиться к происходящему адекватно – шарики постоянно западали за ролики, грозя необратимым повреждением личности.
Бабка свою порцию без проблем проглотила – под толстый бутерброд со шпротами. Отсутствие зубов кусать и пережевывать откушенное нисколько не мешало. Впрочем, о чём это я – не кости же грызла… А хлеб да шпроты сами тают на языке…
У Горыныча же заминка вышла: подзабыли головы, чей черёд водовку хлебать, и затеяли возню вокруг лапы со стаканом. Проворней всех оказался Витя.
– Глядите, братья, никак драконица летит!? – удивлённо воскликнул он, уставясь в небо.
– Где драконица!? Где летит!? Не вижу! – вскинулись прочие головы.
– А-а, пролетела уже, – ответил Витя, облизываясь и спешно закусывая куриными окорочками. Собственно, закусывая – это громко сказано. Просто содержимое с подноса (помните – в левой передней лапе?) было пересыпано в широко раскрытую пасть. А дальше – уже дело техники.
Прочие головы обиделись – а кто бы стерпел подобную шутку? – и дружно накинулись на нахала, пролезшего вне очереди. Потасовка без помощи рук – очень занимательное зрелище. Кусаться да мордой – об морду. Тресь! Хрясь! Ой! Тело-то одно, потому избиваемый убежать дальше, чем позволяла шея, никак не мог. Преследователи, правда, тоже в передвижениях были сильно ограничены. Если Витя отклонялся вправо, то Коля до него уже не доставал – разве что куснуть в основание шеи, от чего больно становилось всем четверым… А морда наглеца оставалась нетронутой.
Драку прекратила Яга – лихим, в два пальца, направленным на Горыныча, свистом. Соловей-разбойник против неё – школяр необученный. Да, вековые дубы он посвистом валил. Но… Муромец-то устоял. Устоял, да надавал шельмецу по сусалам. От бабкина же свиста на поляне ни одна травинка не шелохнулась, ни один листик не дрогнул. Что там говорить, даже чуткие язычки пламени в костре ничем на свист не отреагировали. И, тем не менее, дракона скинуло в реку.
– Лихо вы его, – одобрил меры по пресечению беспорядка Аркадий, только по бабкиным движениям понявший, что это был свист. – Ультразвук? – бизнесмен оказался начитанным.
– Ась!? – откликнулась бабка. – Ты эта… слова-то выбирай! А то не сглянусь, что потчуешь – узлом завяжу…
Не зря, видать, у Яги глаз с кровавым отливом – крутая старушка: ей-ей завяжет! И счастье твоё, если узел окажется не Гордиев – который разрубать надо. Полезная организация головы бизнесмена и в этот раз Аркадия не подвела – шёлк!
– Что вы, бабушка! Да разве ж я посмел бы!? Слово я сказал научное – про свист, которого не слышал, – торопливо пояснил Аркадий и сменил тему разговора: – Не утонет?
– Пущай тока спробует! Я ему тады ужо…
Чего «тады ужо» Аркадий так и не узнал, потому что случилось чудо. Горыныч барахтался посреди реки, непрестанно хлопая крыльями – одним этим и держался на поверхности. Четыре морды, полные отчаяния, развернулись в сторону костра, в ожидании помощи то ли от Яги, то ли от бизнесмена. Тщетно – ибо без плавкрана достать дракона из воды не представлялось возможным. В общем, хороший шанс научиться плавать, как подумал Аркадий. Но плавать Горыныч не научился, не использовал самой Судьбой предоставленную возможность. Вместо этого взял – и взлетел!
Что значит – правильное питание! Да? Всего лишь ящик окорочков да стакан водки – но какой положительный эффект! И в окорочках ли тут дело?
– Летить, радимай! Летить! – бабка аж прослезилась от умиления. – Ах ты ж, огнедышащий мой!
Огнедышащий Горыныч, ошалевший от избегнутой угрозы утопления и от героического своего полёта – пусть и низко-низко, над самой водой – тяжело опустился у костра. Рухнул на брюхо – земля вздрогнула. Рухнул, широко раскинув усталые крылья, и засипел в четыре горла… Страдалец…
Спасшийся счастливчик, если двумя словами охарактеризовать. За что и был приговорён к застольному штрафу. Но сам-то дракон спасся, а стакана с подносом не спас – выронил во время неравной борьбы со стихией, прибыль Водяному принёс. Пришлось Аркадию новую тару для Горыныча нести – благо, в «Хаммере» чего только к гулянке не было приготовлено! Вот когда начался настоящий выезд на природу.
5.
Витя-Митя-Петя-Коля принял по одному стакашеку на каждую голову – и сердцем отошёл. Бесхитростная душа – ни зла, ни обиды в помине не осталось. Выпимши, повело дракона песни петь – добряки всегда к песне тянутся, изливая в мелодию свои успехи и радости. И почему бы не петь, скажите на милость, всегда имея под рукою квартет? В смысле, нераздельно существующий на одном туловище.
И по голосам драконьи головы удачно подгадали – два лирических тенора (Витя и Петя), драматический баритон (Митя) и бас-профундо (Коля). Певучей оказалась и баба Яга. Да, не как-нибудь певучей, абы песню проорать, а колоратурным меццо-сопрано. Настала очередь для восторгов Дунаевского и Захарченко. Но, к досаде Аркадия, имевшего за плечами два курса музучилища по классу барабана, они отсутствовали на поляне по той же причине, что и Станиславский с Немировичем. Такова несчастливая судьба талантов – прозябание в неизвестности.
Первым номером импровизированного концерта стали «Хороши вечера на Оби». Вдогонку за ними – «Подмосковные вечера». А дальше пошло-поехало: «Ой, мороз, мороз», «Вечерний звон», «Не жалею, не зову, не плачу», «Выхожу один я на дорогу», «Соловьи» и прочее, и прочее, и прочее.
Единственный благодарный зритель обихаживал певцов – наполнял стаканы да подкладывал закуски, изредка подтягивая ту или иную фразу (но тихо, фактически себе под нос – чтобы не испортить прекрасного пения). Ничто не нарушало музыкальной гармонии, даже заплывший Витин левый глаз – это Митя ухитрился во время потасовки прицельно попасть своим широким лбом. Утренние птицы, и те заслушались, прощёлкав солнечный восход…
Утро… Настало утро...
Устали певцы… Подошли к концу припасы… Пришло время прощания…
Объевшийся Горыныч лететь не рискнул. Осторожно пожав Аркадию руку, он в развалку, трудным шагом, уполз в чащу.
– Ему теперя на полгода хватит не есть, – пояснила баба Яга. – Пасиб, милок, выручил. Завертай к нам, ежели что – хорошим людям мы завсегда рады.
Сказала и – нет её, будто в воздухе растаяла. Чудеса – они и есть чудеса.
Аркадий навёл порядок на поляне, сырым дёрном прикрыл потухшее кострище, громко сказал «Спасибо!» – лесу, реке, ночным своим гостям – и медленно, не пыля, двинул «хаммер» из леса. Где-то в городе его ждали бизнес, взаправдашняя привычная жизнь и беглая с поляны компания. Но сердце его навсегда осталось здесь, у догоревшего костра, который свёл его с давно забытой сказкой. А, может, сердце его унесла Яга? Или смешной, неуклюжий Горыныч? Кто знает… Но прежним Аркадию уже не бывать – об этом знал он… знаю я… Знайте и вы, мои внимательные читатели…
Вот, собственно, и вся история, в которой нет ни слова лжи. Низко кланяюсь вам за внимание и, благодарный, удаляюсь.
Чао!
Потребность быть правым – признак вульгарного ума (Альбер Камю)
- Миямото опозорил себя! Господин Танака-сан будет вынужден подать в отставку! Поступок Миямото на банкете ко дню открытия учебного года отвратителен! Позор!
Администратор господин Сато со всхлипом набирал в тщедушную грудь порцию воздуха и исступленно выплевывал мне в лицо фразу за фразой. Сегодня ученик старших классов Миямото, желая скорейшей и успешной защиты диплома с целью отдать всего себя упорной работе на благо корпорации «Огуни-электроникс», принес господину Танаке, начальнику старших классов, свои новые числа прямо на банкет. Числа вылезли из портфеля Миямото в тот момент , когда жена начальника господина Танаки, господина Симуры, подносила ко рту ложку горячего мисо… Я вздохнул про себя: бедный восторженный мальчик! Я учил Миямото математике не для того, чтобы он защищал - да так неловко! – работы по практической теории чисел, которую в связи с известными событиями давно избегали работодатели, особенно такой корпорации как «Огуни-электроникс».
Скрытый текст
- Это ваша вина!
Я молча соглашался.
- Позор! И за что только вас здесь держат!?
Я молча выражал сокрушенное удивление.
Господина Сато не смущал мой двухметровый рост и медвежья фигура, не смущало то, что он всегда был вынужден смотреть на меня снизу вверх. Он начальник. Такой маленький начальствующий фонтанчик слюней в синем галстуке, похожий на статуэтку цирковой собачки, что на площади фонтанов в Старом Токио.
- Позор!
Зовут меня Тоширо. Я преподаю математику в частном пансионе господина Симуры, начальника господина Сато и господина Танаки. Дочь господина Сато замужем за сыном господина Танаки, поэтому неприятности господина Танаки – это неприятности и господина Сато. В свободное от работы время я занимаюсь практической теорией чисел. Ученики часто приходят ко мне домой, и я рассказываю им то немногое, что знаю об удивительном мире живых чисел — не для дипломов, но для души... Мой маленький сын Хидеёши готовит на всех бутерброды с кабачковой икрой. А держат меня за то, что до сих пор ни один мой ученик не провалил вступительных экзаменов в Университет.
- Позор!!!
Фонтанчик начал повторяться и иссяк. Последовала обычная корпоративная нравоучительная лекция о том, какие значительные места в обществе занимают выпускники пансиона господина Симуры и как важно оправдать надежды родителей наших любимых питомцев. От собственных слов господин Сато благожелательно расслабился, и моя улыбка осталась для него незамеченной. А я вспомнил, какое лицо было у жены господина Симуры, когда из портфеля Миямото вылезло четыре салатово-зеленых мышонка с ярко-желтыми пушистыми хвостами – числа из пространства иррациональной размерности. Забавные мыши! И математика может жизнь порождать.
***
Велосипед, натружено поскрипывая по земляному дну оврага, размеренно влек меня домой. Потертый портфель с банкой кабачковой икры и батоном хлеба покачивался в багажнике. Там же старенький радиоприемник тихонько напевал Джо Дассена. Надо мной, на вершинах склонов, на широких общественных дорогах, отчаянно стояли автобусы, полные возвращавшимися с работы людьми. Еще выше, на дорогих подвесных трассах, непрерывно струилась серо-стальная лента машин. Если бы не моя европейская ирония к начальникам, я, к несчастью, сейчас обязан был быть в одной из этих машин, одинаковый среди одинаковых... Еще выше, срываясь с крыш небоскребов бетона, серого пластика и синеватого металла, спешили одноместные самолеты, белые, с черными и синими полосами. Еще выше парила громада бизнес центра корпорации «Огуни-электроникс» – исполненное офисных окон многозначительное чудовище. Говорят, еще выше есть что-то еще, но у меня нет телевизора, чтобы узнать об этом наверняка.
Выпускников нашего пансиона ждали офисы на двухсотых этажах, при особом же старании первых – даже подвальные помещения бизнес центра господина Огуни. Для других этажей готовили другие пансионы и их выпускникам никогда не суждено было встретить друг друга, ни в офисе, ни по дороге домой... Ниже колес моего велосипеда – только земляные черви и ржавые самурайские мечи эпохи Эдо бакуфу. Впрочем, насчет последнего я не уверен.
Передо мной простиралась ввысь иерархия пространства, кропотливо созданная человеческими руками. И иерархия времени, от велосипедов прапрадедов к технологиям летающих городов. И иерархия людей, где каждому отведено его место согласно образованию, таланту и усидчивости. Быть может, вот оно, совершенство человеческого общежития, пространственно-временная стрела счастья, нацеленная в небеса?
Но мне было мало этого. Мне нужны были мои числа. Думаю, у каждого математика в глубине души живет тайная страсть к чему-то совершенно никчемному, нереальному, но пленяющему своей изысканной красотой.
Когда (задолго до меня) придумали число «мнимая единица», то поразились, как же до сих пор могли обходиться без нее. Помимо всего прочего, она помогла решить труднейшие задачи небесной механики о движении тел в космическом пространстве, она подчинила себе искривленное пространство-время, сведя задачу к хорошо известному плоскому обыденному миру... Окрыленные таким началом, ученые принялись сооружать многомерные числа, вводя мнимые единицы в многомерных пространствах: кватернионы, кентавры, фениксы, орлангуры. Однако – увы! – никакой практической пользы они уже не принесли. Пробовали не только целочисленные размерности, но и дробные, и вещественные. Напрасно! Более того, с некоторыми числами пространств иррациональной размерности вышел конфуз: они порождали небольших физических существ, немногочисленных, но совершенно неприемлемых в силу своей хулиганской сущности ни в конструкторских бюро, ни в обществе людей положения господина Танаки и господина Сато, не говоря уж о господине Симуре и его жене. Опозорив себя в технологии, практическая теория чисел была признана никчемной. Смешные звереныши... И совсем не нужны! Грустно мне стало.
***
После скромного ужина Хидеёши свернулся клубочком под одеялом, наблюдая за моей работой. Сегодняшняя контрольная была проверена, тетради сложены аккуратной стопкой, и я снова углубился в расчеты, занимавшие меня последние несколько лет; желто-красные шелковые попугаи на абажуре лампы ободряюще улыбались мне. Дело в том, что еще в Университете я задумал создать формулу любого числа. Любого числа в пространстве любой размерности – так, чтобы все числа получались бы по одному закону. В эту ночь работа близка к завершению. Чай давно остыл в пиале с желто-красными эмалевыми цветами на донышке. Перо, скрипнув последний раз, остановилось. Хидеёши восторженно ахнул, а меня охватила долгожданная сытая усталость, приятней которой нет ничего на свете. Поймет меня тот, чей труд когда-либо счастливо завершался.
Золотистое восьмикрылое тело, извиваясь чешуйчатыми кольцами, скользнуло из распахнутого окна и помчалось ввысь, высоко-высоко, выше огней «Огуни-электроникс», а затем низринулось вниз и вниз, вдоль безликих сине-серых боков небоскребов и многоуровневых дорог, вниз, снова к нашему окну. Увитая кружевным золотом рогатая голова дракона взглянула на моего малыша солнечными глазами. Мой сын счастливо засмеялся, захлопав в ладоши. Встопорщив золотистые усы-лучики, зверь ослепительным колесом завертелся в воздухе и снова рванулся вверх. Вдоль хребта – зарево желтого и красного.
Кому нужен дракон? Нужен мне, нужен Хидеёши. Не довольно ли для того, чтобы он должен был существовать?
Заваривая чай у раскрытого окна, я глядел, как мой дракон в порыве кипучей энергии раз за разом точно золотой иглой прошивает небо и землю, точно соединяя прошлое и будущее, точно объединяя людей… Для моего дракона не было преград и запретов. Быть может в нашем счастливом, но слишком уж упорядоченном мире, и найдется тот, кто однажды захочет взглянуть на мир глазами золотого дракона.
Понять мир как целое. И восхититься ему. Вот достойное человека!
Потребность быть правым – признак вульгарного ума (Альбер Камю)
Был вечер. Обычный серый вечер, когда за окном льет дождь, вдалеке ворчат раскаты грома, а в доме так тепло и уютно, в воздухе витают ароматы смолы, корицы и чудесного трубочного табака с яблочным ароматом… Вечер, когда так хорошо устроиться у пылающего камина с бокалом глинтвейна, набить трубочку и помечтать под льющийся бальзамом на старые душевные раны медовый голос Мистера Голубые глаза.
Именно этим я и занимался в своем уединенном коттедже в Грампианских горах в Шотландии – сидел у камина и медленно, со вкусом потягивал восхитительно горячий глинтвейн под льющуюся из колонок «Strangers in The Night», когда вдруг зазвонил селектор. Не отходя от камина, я с сожалением приглушил музыку и нажал на дубовую панель в стене. Секция повернулась, из ниши выехал монитор видеофона. Я щелкнул пультом, и на экране возникло точеное женское лицо. Патрисия, моя помощница. Шикарная синеглазая блондинка лет двадцати пяти, замечательная фигура, все на месте – совсем не то, что эти нынешние фотомодели. Всегда выглядит безупречно, даже сейчас, во втором часу ночи. Влюблена в меня... И я бы, черт возьми, тряхнул стариной, девчонка того стоит, но мой девиз – никаких романов на работе. Это не обсуждается.
– Мистер Аткинс!
Скрытый текст
Патрисия была чем-то встревожена. Я ободряюще улыбнулся:
– Слушаю тебя, детка.
– Мистер Аткинс, на связи глава Отдела Британской полиции по борьбе с терроризмом.
Надо же, сама Миранда… Интересно, что стряслось? Я тяжело вздохнул и отставил бокал подальше – туда, где его не захватит камера видеофона (незачем смущать девочек). Посмотрел и отодвинул еще подальше. Все-таки у меня очень большой бокал.
– Переключайте, я поговорю.
Видеофон мигнул, и передо мной появилась картинка личного кабинета полковника Миранды Солсбери, на данный момент – шефа Отдела по борьбе с терроризмом. Трезвая, как сода, холодная, как айсберг, высохшая, как… Вспомнилось: сейчас ей сорок пять. Ах, как мы с ней зажигали, когда она была молоденькой курсанткой! Я подавил вздох.
– Джереми, у нас срочное дело, – Даже не поздоровалась, вот ведь! Все обижается на меня за ту певичку, эх… – Необходима твоя помощь.
– Миранда, дорогая… – промурлыкал я, – Что за срочное дело может быть, когда я еще три дня назад получил твою собственноручную подпись на заявлении об отпуске?..
– Хватит ерничать, Джереми! – Миранда была категорична, – Без тебя мы не обойдемся.
– Я слушаю, – я весь подобрался. Кажется, дело, действительно, нешуточное.
– Террористы захватили самолет. Рейс 1047 Нью-Йорк – Лондон, Хитроу. «Боинг 777-200». Приземление по расписанию – 10 часов утра.
«Боинг»? Хорошо, что не «Конкорд»! Я едва не расхохотался.
– Требования?
– Повернуть от Лиссабона на Нигер, плюс освободить из тюрем местных узников совести. Плюс кругленькая сумма на счет в швейцарском банке, но это уже не твоя забота. Хотя и стоило с тебя содрать, куда только смотрит налоговая инспекция!
– Ну же, крошка, не злись! Скажи своим мальчикам, чтобы подробности о рейсе были у меня на мониторе как можно скорее, и все будет в ажуре.
– Удачи, летун! – суровый шеф Антитеррористического отдела позволила себе чуть улыбнуться, – Конец связи.
Я выключил видеофон и набрал номер Патрисии.
– Мистер Аткинс?
– Патрисия, детка, я вылетаю на задание. Пока я лечу, будь добра, мне на мониторы всю техническую документацию на «Боинг 777-200», все, что можно достать, а особенно – то, что нельзя. Обрати внимание на систему вентиляции и снабжения топливом. Да, и открой дверь ангара, пожалуйста – не хочется, как в прошлый раз, набить шишку, – подмигнул я девушке.
Патрисия покраснела:
– Я все сделаю, мистер Аткинс. Удачной операции!
Я изобразил воздушный поцелуй:
– Готовь шампанское, пупсик! – и отключил видеофон.
Надо было собираться. Я тяжело вздохнул – пока нацепишь на себя все эти технические приспособления, вспотеешь весь. Вечно эти спецслужбы перестрахуются – то очки им инфракрасные, то телефон с парашютом, то бортовой компьютер в наручных часах, зачем-то со встроенным банкоматом… Голова кругом! Летали же раньше безо всей этой бесполезной тяжести – и ничего! Я проверил оборудование. Так, радары, локаторы, навигационная система, системы связи работают нормально. А уж сам-то я – да я всегда в полном порядке, главное – не перепутать, где какой провод. Я отправился в ангар.
– База, разрешите взлет? – спросил я сам у себя.
– Взлет разрешаю! – скомандовал я и сорвался из открытой двери ангара с отвесной скалы.
Сделав круг над коттеджем (я поежился от косого дождя и с сожалением вспомнил недопитый глинтвейн), постепенно набирая скорость, я наметил курс туда, где должен пересечься со злополучным лайнером. Ну, что ж, «Боинг» так «Боинг». Тяжелый, зараза. Но могло быть и хуже – однажды я гонял так за сверхзвуковым… Чуть не лишился хвоста.
Я поднялся выше – дождь начал надоедать, а навигационная система сама приведет меня, куда надо. Здесь, выше облаков, вовсю светила луна. В крыльях свистел ветер. На мониторах перед глазами мелькала необходимая информация. Так… «Боинг 777-200», длина 209 футов 1 дюйм, размах крыльев 199 футов 11 дюймов, максимальный взлетный вес – о мама! – 656 тысяч фунтов… Такая махина придавит – не обрадуешься…
Тем временем пришли данные о рейсе. Черт, через четыре часа они уже будут у Лиссабона. Оттуда – поворот на Нигер. Времени у меня немного. Я увеличил скорость практически до максимума… Хорошо, если удастся перехватить их раньше.
Я сосредоточился. Надо было просчитать варианты. Террористы – парни нервные и непредсказуемые. У них может быть бомба. Они могут находиться под наркотиком – для храбрости. У них может начаться истерика, и тогда они будут убивать заложников. Причем, достаточно одного неверного выстрела, чтобы произошла катастрофа. Значит, придется усыплять их подозрения… Вместе с ними самими. Благо дело, над Европой самолеты летят низко, и последствия разгерметизации не так опасны. Я запросил базу. Ответила сама Миранда:
– Аткинс, что у вас?
– Держу курс на Лиссабон. Свяжитесь с диспетчерами и обеспечьте мне свободное воздушное пространство в районе операции, я не хочу самолетного дождя на мою бедную голову. Да, и подготовьте закрытый аэропорт в Эксетере, до Хитроу я их не дотащу, – я нервно хохотнул.
– Вас поняла, конец связи. – Миранда отключила микрофон.
…Ровно в полдень «Боинг 777-200», совершавший рейс № 1047 Нью-Йорк – Лондон, приземлился в закрытом аэропорту Эксетера. Все на его борту были погружены в глубокий сон. Встречавшему самолет антитеррористическому подразделению без труда удалось обезвредить захватчиков, те даже не проснулись. Пассажиры были благополучно эвакуированы, взрывное устройство, обнаруженное на борту, не было включено…
– Джереми, убери с себя эти чары невидимости и загляни ко мне с докладом, – прозвучало у меня в наушниках, – Я в ангаре 14.
– Окей, Миранда, – я тяжело вздохнул – так надеялся улизнуть без официоза.
Я устало заполз в ангар, чувствовал я себя скверно. Миранда Солсбери была уже там – бледное лицо, темные круги под глазами. Да уж, ночка выдалась та еще!
– Ну, докладывайте, Аткинс.
– Операция прошла по плану, полковник. Увидев «Боинг 777», я снизился так, что висел в воздухе метров на пять выше него, затем разбил один из иллюминаторов и дыхнул в салон усыпляющим газом. Все, кто был внутри, отключились мгновенно. С пилотами, правда, пришлось повозиться, но пусть уж это будет мой маленький секрет. Так как самолет продолжал двигаться, пришлось сливать топливо. Так что ждите счета за загрязнение от португальских фермеров, – ухмыльнулся я, – После этого я наложил на себя чары невидимости и при помощи своей неотразимой древней магии дотащил эту махину сюда. Пассажиры и экипаж в полном порядке, террористы обезврежены.
Миранда улыбнулась:
– Благодарю за службу, мистер Аткинс. Британия гордится вами.
Я горделиво выпятил грудь.
…Мы, золотые драконы, испокон веков были для людей защитниками, друзьями и мудрыми советчиками. И сейчас иметь дело с людьми намного интереснее, чем когда-либо. Это заявляю вам я, четырехтысячелетний золотой дракон, и заявляю со всей уверенностью.
Я не спеша летел домой, купаясь в лучах полуденного солнца. Ветер пел в крыльях, посвистывал в золотистой чешуе. В голове звучало любимое:
I've loved, I've laughed and cried. I've had my fill my share of losing. And now, as tears subside, I find it all so amusing.
To think I did all that And may I say – not in a shy way, No, oh no not me, I did it my way.
Надо бы навестить Несси, что-то я соскучился…
Потребность быть правым – признак вульгарного ума (Альбер Камю)
- Три к двум! – у Чейза сверкали глаза. – Три к двум… против тебя!
- Серьёзно?
- Олаф, я бываю в таких вопросах несерьёзен?!
Быстрым шагом менеджер пересёк массажный кабинет и грузно упал на диван. Тёмная жидкость в его стакане при этом опасно колыхнулась.
- Я, чёрт побери, с тобой восемь лет уже! И ты мне говоришь…
Он осёкся, перехватив взгляд борца. Вздохнул, отхлебнул виски и вдруг рассмеялся.
- Эй, дружище, не вижу радости на лице! Это же отлично! Ве-ли-ко-лепно! Понимаю, что тонкой душевной организации Белого Тигра претят мысли о презренном металле, но как поверенный в твоих финансовых делах…
Скрытый текст
- Хэм, - перебил его Рейнборн, - не трепи языком. Я рад. Просто удивлён… самую малость. Многовато идиотов для одного города.
- Эти идиоты платят нам хорошие деньги, - Хэмфри Чейз подмигнул партнёру и глотнул из стакана. – Расслабься, Тигр, зритель тебя любит. Просто победа над непобедимым – зрелище редкое, и потому особенно лакомое. Люди живут ожиданием чуда.
- Не дождутся, - Рейнборн криво усмехнулся и последовал совету своего менеджера: расслабился. Пальцы массажиста плясали по его спине, разминали мышцы, втирали в кожу согревающий гель – ловким плясунам на широких плечах гладиатора было раздолье.
- Месть! Семейная драма! Сын за отца! Зритель любит драму, зрителю к роскошной драке подай пикантный антураж – он за таким зрелищем на край света побежит! Будь моя воля, я бы каждый бой обставлял, как шекспировскую трагедию! И жил бы в пентхаузе Скайполиса!
- Ты и так живёшь в пентхаусе, Хэм.
- Но не Скайполиса! Впрочем, если сейчас сыграть по-умному…
- Зря он вылез, - буркнул Рейнборн.
- Кто? – Чейз недоумённо нахмурился, возвращаясь из приятных грёз на не слишком уютный диван.
- Младший Дзёнсай. Зря он вылез со своей «драмой». Кончит, как папочка.
- Хм… Всё вспоминаешь его? Папочку?
- Редко. Почти забыл.
- Слушай, Олаф… ведь всего два месяца прошло…
- Да хоть две недели, - равнодушно возразил ему Рейнборн. – Какая разница? Старик проиграл. Точка.
Он почти не кривил душой, говоря это. В сущности, Такидзава Дзёнсай мало для него значил. Но всё же Олаф японца помнил. И вряд ли даже через два года он по-настоящему забудет своего противника в финале последнего «Суперфайта». Потому, что тот был в свои шестьдесят четыре крепок, как не всякий прокачанный юнец. Потому, что тот двигался со скоростью атакующего мангуста, а бил – с расчётливой смертоносностью кобры… Потому, что Такидзава умер посреди Амфитеатра. В третьем раунде, от удара Рейнборна.
* * *
Человек поднимается. Медленно, неуверенно, и как бы рывками – короткими, скупыми: левая рука, затем правая, потом отжаться от пола, упереться коленом… так в малобюджетных стереотриллерах «оживают» мертвецы. Очередным рывком человек вздёргивает своё тело вверх, с видимым усилием выпрямляется…
Он встаёт четвёртый раз подряд. Должен был лежать уже после первого падения, но оказывается на ногах снова и снова. Встаёт и поднимает руки на уровень плеч, демонстрируя покрытые мозолями ладони… А через минуту снова падает. И снова повторяется: левая рука, правая рука, колено… С каждым разом всё медленнее, всё неувереннее.
Сидящий посреди арены хищник с интересом наблюдает за каждым движением своей жертвы. Сегодня ему действительно интересно; много интереснее, чем обычно. Сегодня соперник попался на удивление выносливый, и игра вышла весёлой. Гораздо, гораздо веселее прошлой!
Человек наконец-то поднимает мозолистые руки, со свистом выдыхает и идёт вперёд. Что это? Атака?! Хищник не может удержать довольное урчание. Игра ещё не закончилась, она продолжается!
Бросок… Молниеносный удар лапой… Человек с трудом закрывается, бьёт в ответ… Почти попал! Почти! Мр-р-рау! Следующий выпад кажется неотразимым, но вместо того, чтобы вновь покатиться по упругому пластику арены, противник ухитряется уклониться…
…Сильный толчок в плечо вдруг заставляет зверя покачнуться, а миг спустя взрывается резкой болью левый бок. Р-р-ра-ау!..
Потом соперник всё-таки падает. Шумно валится, сбитый с ног… Всё! Больше не встанет! Доигр-р-рался!
Левая рука… Правая рука… Мышцы под желтоватой, немолодой уже кожей напрягаются, обнажённое по пояс тело мелко дрожит от отчаянного усилия… Неужели, снова?! В пятый раз?! Радость внутри хищника растворяется в раздражении: бок саднит, игра перестаёт быть интересной. Игру пора заканчивать.
Вцепившись взглядом в поднимающегося человека, хищник замирает перед последним броском…
* * *
На самом деле, грозную славу Белого Тигра новостные агентства порядком преувеличивали. За пять лет регулярных поединков в Амфитеатре он убил только четверых. Причём, троих – случайно. Чаще дело оканчивалось травмами, и примерно для каждого третьего противника – травмами серьёзными. Зато пять ежегодных «Суперфайтов» взять – такое не каждому по плечу. А Такидзава… ну, что Такидзава? Всего лишь человек, один из многих. Проигравший. Жертва.
«Так какого дьявола я о нём сейчас вспоминаю?» - подумал Рэйнборн с непривычной злостью.
- Заканчивай, Гиф, - обращаясь к массажисту, Чейз выразительно постучал по «ролексу» на запястье. – Двадцать минут до выхода, пора «раскрасочку» делать.
Понятливый Гиф кивнул, выбил пальцами по спине клиента последнюю лихую дробь и быстро покинул кабинет, не сказав на прощание ни единого слова.
- Славный парень, - бросил, проводив его взглядом, Чейз. – Даром что наполовину синтетик.
- На треть, - поправил его Рейнборн, - только на треть.
- Неважно, - менеджер поморщился. – Не люблю я их, полуживых, четвертьживых и вовсе неживых. На кой чёрт улучшать то, что само по себе неплохо работает? Эти новомодные имплантаты и ген-модификации – они меня напрягают. Противоестественно такое со своим телом вытворять. Вот всё же чертовски правильно, что синтетиков не пускают в большой спорт. Состязаться должны люди, а не биопластик и экзоскелеты. Только живая плоть, только настоящие мускулы и настоящие нервы. И больше ничего лишнего. Честный бой.
- Кто бы говорил, - Рейнборн издевательски хмыкнул. – Ты, часом, не забыл, чем оплачен твой пентхауз?
- Не забыл, - Чейз позволил себе снисходительную улыбку. – Всегда помню то, что сам же и придумал. Только это – совсем другая песня, Олаф. Никаких имплантатов, никакой искусственной мишуры… всего лишь небольшая стимуляция твоих собственных физических возможностей. Это ты их побеждаешь, ты сам. А я просто немножко тебе помогаю.
- Да дело твоё, - повёл могучими плечами гладиатор, - не люби кого хочешь. Я вот, к примеру, когда-то азиатов не любил. Япошек, китаёз, русских – всех скопом. Потом понял: кровь-то у всех одного цвета. Когда превращаешь чужую физиономию в сырой стейк, разрез глаз перестаёт тебя беспокоить.
- Русских? – Чейз с иронией приподнял левую бровь. – Русских-то каким местом… а впрочем, неважно. К твоему сведению, мы с тобой своим благополучием обязаны одному русскому яйцеголовому.
- Да ну? – Рейнборн скорчил скептическую гримасу.
- Я серьёзно. Эндрю Стеклов, ты о нём вряд ли слышал… Ладно, хватит болтать, время – деньги.
Покинув диван, Чейз подошёл к офисному столу. Позади высокого эргономичного кресла за стенной панелью скрывался старый добрый «Крез» – небольшой взломостойкий сейф с архаичной панелью кодового замка. «Чем проще, тем надёжнее, - любил говорить менеджер Белого Тигра. – Кто всерьёз захочет открыть, тот по-любому откроет. От спеца не защитишься, а от любителя хватит и нашего дедули». Впрочем, Рейнборн всегда подозревал, что толстяк несколько лукавит, и отнюдь не из прихоти давит на кнопочки замка разными пальцами.
В глубине сейфа негромко лязгнули ригели запоров, крышка мягко откинулась, вспыхнула подсветка. Заглядывать в бронированное брюхо «Креза» Рейнборну давно уже было не интересно, он прекрасно знал, что там лежит: две пачки мелких потрёпанных купюр и картриджи «Татукор Нано» - три с чёрной маркировкой, два с зелёной. Купюры – это, что называется, для отвода глаз, мелочёвка. Красочка, конечно, стоила недёшево, но в сейфе хранилась вовсе не из-за цены. Чейз всего лишь соблюдал обычные меры предосторожности: «Татукор» перед боем могли подменить какой-нибудь токсичной дрянью – такое на его памяти в Амфитеатре случалось всего пару раз, но, как говорится, бережёного «Крез» бережёт.
- Ну, что сидишь? – он усмехнулся. – Лезь в «гроб».
«Гробом» и иногда ещё «железной девой» они между собой называли матричный косметограф, притаившийся в дальнем углу кабинета. Видом он, к слову сказать, больше напоминал полураздавленный кокон гигантского насекомого. Когда-то Рейнборна порядком это нервировало, но потом он привык.
Между тем, толстяк-менеджер быстро скормил косметографу два картриджа с краской – чёрный и зелёный. Затвор вкусно чавкнул, втягивая угощение, аппарат слабо загудел и «кокон» разломился пополам, открывая нежно-розовое мягкое нутро.
- Успеем, - буркнул Рейнборн, устраиваясь внутри «железной девы».
Створки плавно сомкнулись, стало очень тесно и темно. Рейнборн расслабился, борясь с приступом слабой клаустрофобии. Полминуты прошло в тихом жужжании сканера, потом перед глазами вспыхнул предупреждающий сигнал и секунду спустя тело борца обожгли одновременные уколы нескольких сотен микроинъекторов. Боли не было, обнажённую кожу словно облили не слишком горячей водой.
Пс-с-с-ст! – удовлетворённо возвестил косметограф и вновь раскрыл свои тесные объятия, выпуская пленника. Всё, конец процедуры.
- Ну, как? – спросил Чейз.
- Как всегда, - Рейнборн хмыкнул. – Как в первый раз, пять лет назад.
Он подошёл к большому, в половину стены, зеркалу и добрых три минуты наблюдал, как на его теле проступает татуировка. Будто незримый художник в бешеном экстазе творения взмахивал кистью-невидимкой. На мускулистом, абсолютно лишённом жира торсе, на руках и ногах чудесным образом появлялись чёрные полосы и пятна. Рисунок охватывал каждый участок кожи, за исключением, разве что, паховой области. Лицо тоже преобразилось – благодаря продуманной асимметрии пятен и полос оно всё меньше походило на человеческое. «Татукор Нано» - «живая краска», коктейль из косметических наноботов – творил обыденное, давно ставшее привычным чудо.
- Мяу, - сказал Рейнборн своему отражению. Чейз за его спиной фыркнул.
- Кр-расавец! Настоящий зверь!
- Пока не настоящий, - гладиатор со значением провёл пальцами по татуированному бицепсу. Где-то там, под контрастно побледневшей кожей, среди каждой тысячи крошечных капсулок «живой краски» затерялись десятки малышей совсем другого роду-племени. Эти чужаки изначально обитали в картриджах с фальшивой зелёной маркировкой, а теперь стоит им лишь на несколько секунд попасть под свет голопрожекторов – все они лопнут, как созревшая лягушачья икра, и их содержимое пойдёт на штурм кровеносной системы…
- Олаф, - в голосе Чейза послышалось едва уловимое напряжение, - я тут обдумывал перспективы…
- Я в порядке, Хэм, - спокойно произнёс Рейнборн. – Всё под контролем.
- Чёрт, - толстяк развёл руками и улыбнулся несколько натянуто, - мне тоже так казалось. Сломанные руки, свёрнутые носы, зубы по всей арене – это нормально, за такое нам и платят. Но когда ты просто берёшь, и у всех на глазах приканчиваешь противника…
- Брось, Хэм. Он просто проиграл. Совсем. Так случается.
Рейнборн с удовольствием потянулся. Сейчас, когда татуировка наконец-то легла на его тело, к нему возвращалась привычная уверенность в себе.
- Помнишь, я ведь выходил в Стакан неделю назад. Никого не убил.
- Не убил, - согласился Чейз, - всего лишь выбил претенденту к чертям коленную чашечку и локтевой сустав в труху превратил. А прошлому оставил на память два сломанных ребра и трещину в лучевой кости.
- Ты это записываешь, что ли? – поинтересовался Рейнборн.
- Записываю. И потом ещё наизусть учу. Олаф, послушай меня…
- Говорю же, я в порядке. Дзёнсай сам напросился. Остался бы лежать – остался бы жить.
Толстяк вздохнул.
- В Лиге не понравится, если ты ещё кого-нибудь уложишь наповал посреди арены. Там будут недовольны. Понимаешь?
- Понимаю, - легко согласился Рейнборн. – Я не стану его убивать, обещаю. Я и не собирался. Я даже этого не хочу. Сломаю парню пару-тройку костей. В назидание. И всё.
* * *
«Это ты их побеждаешь», - сказал гладиатору Чейз. Обычная ободряющая ложь… ну, во всяком случае, полуправда. И оба на этот счёт никогда не питали глупых иллюзий. Собственно, потому бывший нанотехник и выбрал когда-то Олафа – он увидел в глазах борца спокойную трезвую оценку собственных сил. Олаф Рейнборн ясно понимал, что чемпионом ему не бывать. Самое большее – эффектным статистом, красивой грушей для битья. Единственная роль у «груши» – принимать чужие удары, и если очень повезёт – это будут удары будущих звёзд.
«Моё почтение, господа, - прозвучало однажды перед Советом учредителей Лиги гладиаторских боёв. – Меня зовут Хэмфри Чейз. У меня есть человек, который выиграет три следующих «Суперфайта»».
Никому из присутствовавших не было знакомо имя невысокого полноватого брюнета в чистом и тщательно выглаженном, но дешёвом пиджаке. Однако Лигу возглавляли люди практичные. И прагматичные.
«Кто этот человек?» - спросили они.
«Во сколько он нам обойдётся?» - спросили они.
И ещё один вопрос: «Зачем нам нужны в этом деле вы, господин Чейз?»
«А затем, что без меня ничего не будет, - уверенно заявил пришелец. – Ни чемпиона, ни сенсации, ни трёх лет стабильного дохода совладельцам Амфитеатра… минимум – трёх».
Думать учредители Лиги умели быстро.
«Вы в курсе, что у всех нас исключительно надёжная репутация в спортивном и деловом мире?»
«В курсе», - кивнул нахальный брюнет.
«А вы в курсе, что перед выходом на арену гладиаторы проходят очень строгую антидопинговую проверку?»
«В курсе», - толстяк снова кивнул.
«Всё должно быть полностью, совершенно, абсолютно законно».
«Ну, разумеется, господа. Я бы не осмелился предложить вам что-то другое».
Практики-прагматики от спорта и бизнеса посовещались. Совсем недолго.
«Каковы ваши условия? Чего хотите лично вы, господин Чейз?»
«Денег, - развёл руками толстяк. – Достойную оплату моего честного труда и скромные дивиденды за удачно вложенную идею… Я буду агентом вашего чемпиона, господа. Не возражаете?»
Господа ещё немного посовещались, и возражать не стали.
А неделю спустя никому не известный гладиатор-претендент вышел на арену Амфитеатра – «в Стакан», как говорили между собой бойцы – и в двух раундах избил тогдашнего «лучшего из лучших». До полусмерти.
В тот день родился Белый Тигр.
* * *
Чейз решил, что продолжать спор не имеет смысла.
- Год, - твёрдо заявил он. – Самое большее – два. И покончим с этим.
- Само собой, - пожал плечами Рейнборн. – Я наш договор помню, Хэм.
- Вот и отлично. Уйдёшь непобеждённым, откроешь собственный гладиаторий – клиенты валом будет валить.
Борец кивнул со скучающим видом. Деньги его беспокоили мало… слишком мало, чёрт побери! Лучше бы он больше заботился о славе и богатстве: простые желания и понять проще, и под контролем легче держать.
Пожалуй, впервые за восемь лет Чейз почувствовал себя рядом с Рейнборном неуютно. Как если бы бортовой навигатор любимого «Ласберг Вояж» вместо обычного приветствия вдруг щёлкнул дверными замками и наполнил динамики довольным утробным урчанием…
«Ну, что за чушь! – осадил он пошедшую вразнос фантазию. – Олаф прав, всё под контролем! А даже если он не прав, я найду решение. Я всегда его нахожу».
- Вчера заглянул в инфосеть, - Рейнборн в последний раз оглядел себя в зеркале, удовлетворённо хмыкнул и накинул на плечи длинный борцовский халат. – Так вот, там болтали о каких-то новых татушках… полиморфных, или вроде того. Слышал?
- Не только слышал, но и видел. Они ко всему прочему ещё и с голоэффектом. Между прочим, твой последний противник с такой щеголял.
- Да? – гладиатор нахмурился. – Не помню.
- И неудивительно – эта штука становится видна только в Стакане, да и то не сразу, а где-то через полминуты. Зато потом было занятно: со стороны казалось, будто ты схватился с настоящей шестифутовой гориллой.
- Неплохо. Может, пора и мне «раскрасочку» подновить, что скажешь?
- Скажу, что не выйдет, - Чейз вздохнул. – Наш «гробик» для такого староват, не потянет. К тому же я слышал, будто они могут быть вредны для кожи.
«А ещё они фонят, - подумал он. – Потребуется тщательная калибровка, а это – новый выход на нужное оборудование, новые эксперименты… Нет уж, слишком рискованно».
- Что ты будешь делать, если тебя однажды схватят за руку? – спросил вдруг Рейнборн, словно подслушав мысли своего компаньона.
- Не схватят.
- Считать ты умеешь, Хэм, но всё рассчитать нельзя. Так что же?
- Чтобы меня схватить за руку, - Чейз внимательно посмотрел ему в глаза, - нужно, чтобы для начала кто-нибудь всерьёз заподозрил неладное. А потом наш гипотетический умник должен будет понять, как я это делаю.
- Х-хе… В мире много неглупых людей, Хэм.
- Неглупых – да, - согласно кивнул Чейз, - а специалистов моего уровня – всего ничего. И даже среди них разберутся в нашей головоломке, от силы, двое-трое.
Олаф в их необычном дуэте был не единственным, кто хорошо знал себе цену. Если бы на планете нашёлся человек, которому Чейз искренне ответил бы на вопрос «кто ты?», тот услышал бы в ответ: «Я – гений-однодневка. Тот, кто способен родить в муках единственную отличную идею, выгодно её продать и потом всю жизнь жить на проценты от сделки».
При кажущемся пренебрежении к охране своих тайн, Хэмфри Чейз больше всего беспокоился именно за их сохранность. В подобном деле чем дольше «ноу-хау» остаётся твоим единоличным секретом, тем дольше не иссякает текущий в твои карманы денежный ручеёк. Поэтому даже Рейнборн – друг и соучастник – не знал истины, однажды и навсегда наивно поверив, будто старина Хэм нашёл способ закачивать в его вены боевой наркотик, не опознаваемый при антидопинговой проверке.
- И всё-таки, - не унимался гладиатор, - ну, пусть один шанс на миллион, но если тебя кто-нибудь раскусит…
- Не знаю, - раздражённо отрезал Чейз. – Зависит от того, кто выиграет джек-пот.
Он взглянул на часы.
- Нам пора выходить. Ты готов?
Рэйнборн только хмыкнул – этот вопрос не требовал ответа.
* * *
Дзёнсая-младшего вживую они оба видели только однажды – на пресс-конференции, прошедшей три дня назад. Молодой японец удовлетворял жадный интерес журналистов короткими, скупыми фразами. Собственно, Олаф вёл себя примерно так же, но его демонстративная сдержанность была частью продуманного чемпионского имиджа, а Ито попросту не хотел ничего говорить. Он бледнел и напрягался при каждом вопросе, а потом выдавливал из себя сухо:
«Нет, я не испытываю ненависти к Рейнборн-сану».
«Нет, мой вызов не продиктован желанием расплаты за смерть отца».
«Нет, я не считаю, что проиграть в этом бою будет для меня равнозначно потере лица».
Смотреть в сторону будущего противника парень при этом упорно избегал. Только его менеджер изредка бросал на коллегу и конкурента заинтересованные взгляды – сухонький такой, низкорослый, ничем не примечательный человечек с типовым лицом клерка-азиата. Он Чейзу кого-то смутно напоминал… не иначе, половину офисных работников Страны Восходящего Солнца.
«Да, я намерен победить, - заявил Ито в конце пресс-конференции. – Потому, что много тренировался».
Запись одной из его тренировок Рейнборн и Чейз посмотрели вместе тем же вечером. Запись была, разумеется, не полноценным «голо», но всё же неплохого качества.
«Та же техника, что и у Такидзавы, - подытожил Олаф, когда погас экран. – Прямо один в один. Ничего нового, всё это я уже видел».
«Японцы вообще традиционалисты, - заметил Чейз глубокомысленно. – У старшего Дзёнсая была своя школа кудо где-то в Осаке. Должно быть, теперь ею заправляет Ито».
«Традиционалисты они там или нет, а этот малый просто дурак. Хочет побить меня в стиле папочки? На что он надеется?»
«Знаешь, дружище, - толстяк изобразил лицом сомнение, – а по-моему, паренёк неплох. Если встретит тебя на улице…»
«Не мели ерунды, - повёлся на подначку Рейнборн. – На улице он меня не встретит. А в Стакане я из него за пару раундов отбивную сделаю. С кровью».
И ведь сделает – в этом Чейз не сомневался. Олаф не был достаточно умелым и техничным бойцом. Сойдись он в поединке с Ито, что называется, на равных – и молодой японец уложит северянина, даже не вспотев. Но против Тигра, против воплощённого хищника… нет, перед Рейнборном в звериной ипостаси у Дзёнсая шансов не будет. Где Олафу недостанет мастерства, там Зверь с лихвой возьмёт скоростью и силой. И победит. Снова.
* * *
Допинг-контроль обычно занимал около двух минут. Сперва подставить руку под пробник анализатора, потом пройти под аркой сканера. Невидимые лучи больше минуты ощупывают кожу в поисках следов от инъекций, подозрительных царапин и не отмеченных в медицинской карте шрамов. Пока длится процедура, заканчивает свою работу киберлаборатория.
«Все показатели в норме, - вежливо сообщает приятный женский голос. – Добро пожаловать на арену».
Сегодня было так же, как и всегда – сканер не обнаружил ничего интересного. Косметический микроукол оставляет на теле крошечное пятнышко, почти неразличимое глазу. Оптика автомата, конечно, даёт человеческому зрению сто очков форы, но татуировки в список нарушений не входят – временные «раскраски» делают себе перед выступлением многие бойцы.
- Давай уже, железяка, выпускай меня.
- Все показатели в норме, - промурлыкал анализатор. – Добро пожаловать…
- Дамы и господа! – оглушительно грянуло из раскиданных по огромному залу динамиков. – Сегодня вашему вниманию предлагается уникальный поединок! Молодость против опыта! Гнев против убийственного инстинкта! Претендент на чемпионский титул против действующего чемпиона – самого титулованного из гладиаторов, когда-либо выступавших в Амфитеатре!..
Рейнборн потерял счёт своим боям. Сколько раз уже ему приходилось вот так вот выходить к арене, на которую из высокого, тонущего в полумраке свода падал вниз мощный столб света? Чейз вёл какую-то статистику, но Тигра давно перестали волновать зарубки на прикладе. Когда ты непобедим, число побед перестаёт иметь значение. Хотя бы потому, что процентное соотношение никогда не меняется.
Световой столб слабо мерцал и казался ощутимо плотным, словно сделанным из дымчатого стекла. За это гладиаторы и прозвали его Стаканом. Сквозь свет и мерцание Олаф видел своего противника – молодой японец застыл в неподвижности. Сегодня на нём не было жёлтой спортивной куртки, в которой Ито сидел на пресс-конференции; он обнажился по пояс, и даже на расстоянии тело младшего Дзёнсая казалось свитым из одних только мышц. Сразу видно: парень в школе отца времени зря не терял.
- В кра-а-асном секторе нашей арены – действующий чемпион Амфитеатра, пятикратный победитель ежегодного турнира «Суперфайт», неуязвимый и легендарный Олаф Рейнборн – Бе-э-элый Ти-и-игр!
Отработанным движением он сбросил на пол борцовский халат. Потом, сорвавшись с места, пробежал несколько шагов, отделявших его от столба света, и длинным прыжком выскочил на арену. Поднял руки, приветствуя взревевший зал, и с замиранием сердца прислушался к себе. Удивительно, но факт: сколько бы Рейнборн ни выходил на бой в Амфитеатр, его каждый раз одолевали сомнения: а сработает ли средство Чейза на этот раз? Ведь одна-единственная неудача – и всё. Конец игре.
- В си-инем секторе – претендент, молодой боец из Страны Восходящего Солнца, потомок самураев, мастер боевых искусств, сын великолепного Такидзавы Дзёнсая…
- И-и-и-и! – будто москит пролетел над ухом. И тут же по телу прокатилась долгожданная дрожь. Окружающий мир тоже вздрогнул, расслоился на долю секунды…
«Странно, - неожиданно для себя самого подумал Рейнборн. – Если я – Белый Тигр, то Такидзава был… Почему я не помню, как они его называли?»
- И-и-ито-о-о!.. – голос рефери растянулся во времени и пространстве бесконечной торжественной нотой.
- Дзё-о-онс-са-а-а…
Окончания Олаф так и не дождался. Из-за стальной решётки, прячущейся в дальнем тёмном углу его сознания, донёсся предупреждающий рык. Мягкая когтистая лапа толкнула дверь, на которой больше не было замка, клетка распахнулась и человек предусмотрительно отошёл в сторону, пропуская зверя вперёд.
* * *
Огромный зал Амфитеатра был забит до отказа, но административный сектор трибун, как обычно, пустовал – из примерно полусотни удобных кресел занятыми оказались только три – на нижнем ряду расположились двое отдыхающих после смены охранников и какой-то незнакомый Чейзу тип в сером костюме. Охранники, в свободное от суровой бдительности время, любили покричать, посвистеть и громко поспорить с соседями о боевых достоинствах гладиаторов, поэтому менеджер поднялся повыше – чтобы хоть не в самые уши вопили, горлодёры. Он как раз успел сесть – распорядитель боёв уже вовсю объявлял участников.
- Бе-э-элый Ти-и-игр!
Собственно, высота ряда в дни сегодняшние осталась лишь вопросом престижа. Очки-виртуалы, настроенные на голографическую систему Амфитеатра, давали полное ощущение того, что ты сидишь прямо перед ареной.
Чейз увидел, как Рейнборн эффектно прыгнул в Стакан. Почти обнажённый, в одних лишь коротких чёрных шортах, он не выглядел голым – покрывающая его тело татуировка казалась экстравагантным сверхоблегающим одеянием. Олаф пружинисто затанцевал на месте, подняв руки. Зал с энтузиазмом приветствовал чемпиона.
«Всё-таки он великолепен, - в невесть который раз подумал Чейз. – Мягкость движений, гибкость, сила…»
- Резонансный контур из сверхпроводниковых наноботов. Изящное решение.
Голос, раздавшийся за спиной, заставил его вздрогнуть. Он повернулся так резко, что шейные позвонки отчётливо хрустнули. И снизу вверх уставился на человека, сидящего в заднем ряду.
Сухое лицо, сеточки морщин возле узких глаз, седеющие волосы аккуратно причёсаны, подбородок тщательно выбрит… Японец! Тот самый, с пресс-конференции! Представитель Ито Дзёнсая! На лице азиата царило умиротворение, сдобренное тонкой вежливой улыбкой.
Их сектор трибун по-прежнему пустовал, никто не мог подслушать разговор двух менеджеров, но Чейз не был уверен, стоит ли радоваться этому обстоятельству. С трудом подавив приступ паники, он заставил себя улыбнуться в ответ:
- Вы о чём, простите?
- Мир меняется быстро, - японец вопроса будто и не заметил. – Тридцать лет назад, когда Андрей работал над своим «симулятором дикаря», нынешние технологии ему даже не снились. Контур он монтировал в шлеме и питал от литиевых батарей. А вы эту проблему решили за счёт внешних полей, которые при работе генерирует голографическая аппаратура. Энергозатраты мизерные, сканерами допинг-контроля не фиксируется, а после боя, вместе с «живой краской» всё распадается на безвредные элементы и выводится через поры кожи… Как я уже заметил, сделано изящно.
«Если я просто встану и выйду из зала, - подумал Чейз, - этот тип меня сам остановит? Или на выходе встретят ребята в форме?»
- Вы меня провоцируете, - спокойствие в голосе далось ему нелегко, - но я никак не могу понять, с какой целью? Ваш клиент уже на арене, никто из нас двоих не может повлиять на ход боя.
- Правильно, - японец улыбнулся ещё приветливее и кивнул. – Серджио Спэрес учился у Стеклова. Если вы были учеником Серджио, вам наверняка известно, почему военные так и не приняли «симулятор дикаря» на вооружение.
«Знаю, - мысленно отозвался Чейз. – Обычная нецелесообразность. В современной войне умение нажимать на нужные кнопки ценится много больше физической силы. Нет смысла превращать солдата в животное – убить хищника куда проще, чем научиться его контролировать».
Вслух он ничего такого, разумеется, не сказал. Но его собеседник ответа и не дожидался.
- Между нами говоря, бои без правил – это пока что лучшее применение, которого удостоился «контур Стеклова». По крайней мере, с точки зрения прикладной эффективности. Увы.
Вот тогда-то Чейз его и узнал. Вдруг вспомнил разом, где именно видел эти неброские, плохо запоминающиеся черты – на фотографии в кабинете у Спэреса, только там обнимающийся со Стекловым японец был лет на двадцать моложе.
- Акира Исузи, - имя само сорвалось с его губ. Японец улыбнулся, как показалось Чейзу, с налётом грусти.
- Когда-то к одному мудрецу пришёл молодой воин. Он плакал и молил: «Скажи, что мне делать! Я лучший боец, чем мой враг, но его меч намного острее! Он рубит даже сталь!» Мудрец сказал воину: «Чем попусту лить слёзы у меня на пороге, поищи лучшего кузнеца – пусть сделает тебе меч под стать твоему мастерству».
Странная у японца вышла притча. Ни слова про силу духа, которая должна укрепить руку и сердце. Но смысл услышанного Чейз уловил. Этот седеющий азиат – не блюститель закона. Он кузнец. Кузнец, чёрт бы его побрал!
- Вы талантливый человек, Чейз-сан, - заметил Исузи с ноткой сожаления в голосе. – Но вашему таланту стоило бы поискать лучшее применение.
В этот самый миг трибуны взорвались единодушным криком восторга. Обычно так кричали, когда под ударом Тигра на арену падал его соперник, вот только сегодня к привычному восторгу в компанию напросилось пришлое изумление. Скверное предчувствие, поднявшись откуда-то из желудка, холодным комом застряло в горле менеджера. Поворачиваясь к арене, он уже знал: там случилась катастрофа.
* * *
Человек стоит в двух шагах от центра арены. Не очень высокий, но жилистый. Не очень пропорциональный по сложению, зато длиннорукий. Опасный? Нет. Обычная жертва.
Как бы он ни был силён, как бы ни был быстр и увёртлив, ему не выстоять. Хищник всё равно окажется сильнее, быстрее и увёртливее. Мягкими шагами зверь идёт по кругу, его противник, будто отражение в зеркале, движется в противоположную сторону, удерживая дистанцию. Боится? Нет. Выжидает.
Пройдя не больше половины круга, оба останавливаются. Человек поднимает руки на уровень плеч. Его ладони покрыты знакомыми мозолями. Неожиданно он делает шаг вперёд, потом ещё один… замирает. Теперь он посреди арены. В самом центре места, которое зверь давно полагает своим. Приглашение? Вызов? Да. Человек предлагает играть.
Ур-р-р… Ха! Зверь прыгает.
Он попадает первым же ударом. Чужака, вторгшегося в законные владения хищника, отбрасывает назад, но с ног не сбивает. Хороший сегодня враг, сильный! Интересный!
Новый удар… Промах… Неудача?! Ар-р-рг!
Он бьёт снова, и снова промахивается. Ещё один выпад бессильно вязнет в чужой защите. И ещё один. И ещё… Человек пятится, отступает, но это не бегство – лишь иллюзия бегства. Человек защищается, тянет время, выжидает… Плохая игра, плохая! Чего ты ждёшь?! Бейся! Дерись! Умри!
Р-рах-х…
Мир опрокидывается навзничь. Дыхание перехватывает от боли. Как… как такое случилось? Он пропустил удар? Он… падает? Нет! Не проиграл! Не может быть! Вскочить на ноги – дело одного мгновения! Отыскать взглядом врага – другое! Оцепенеть… попятиться, шипя…
Что это?! Откуда оно здесь взялось?!
Человек исчез с арены. Пропал. Перестал быть. Вместо него посреди пластикового круга возникает нечто… Гибкое тело пламенеет в лучах света алой чешуёй. Волосы на голове превращаются в пылающий костёр. Яркие искры стекают с бритвенно-острых когтей. Глаза… в двух янтарных колодцах светится приговор.
Звери не сражаются с чудовищами. Звери не умеют побеждать чудовищ…
Плохая вышла игра. Без шансов на победу…
* * *
Что будет, если физическую силу противников уравновесить, скорость сбалансировать, реакции подогнать по одному шаблону… словом, свести на нет любое явное преимущество? Что будет, а?
«Знаешь, дружище, а по-моему, паренёк неплох. Если встретит тебя на улице…»
А если не на улице, а на арене? Но не как человек против зверя, а как равный против равного… что тогда?
Чейзу не нужно было гадать «что тогда», он знал ответ заранее. И действительно не мог уже ничего с этим поделать, мог лишь в бессильном ужасе наблюдать, как посреди мерцающего Стакана молодой японец превращается в огненный чешуйчатый призрак. Голографическая татуировка?! Чтоб ты в свой восточный ад провалился, Исузи, чёртов кузнец, гений психотроники!
- Эта форма… - выдавил сквозь зубы менеджер Белого Тигра. – Он её выбрал… из-за Такидзавы?
- Нет, - отозвался за правым ухом Акира Исузи. – Никто из них не выбирал. Вы видите лишь внешнюю форму, а я – то, что живёт внутри… боюсь, вам не понять.
Собственно, Чейз понимать и не пытался – ему было не до того: внизу на арене огнедышащее чудовище сшиблось с Белым Тигром. И Тигр упал. Впервые за пять лет – упал. Вскочил… снова упал…
Стремительный, как ожившая молния, его противник прыгнул на поднимающегося гладиатора, навис над ним, занёс для удара когтистую лапу… Кажется Чейз перестал дышать. Он потом едва ли смог бы сказать, сколько тянулось это страшное ожидание. Секунду? Десять секунд? Тридцать?
Видимо, в этот самый миг что-то сломалось внутри непобедимого зверя – необратимо, фатально. Вместо того чтобы попытаться себя защитить, он вдруг скорчился на полу, вцепился пальцами в татуированное лицо и… завыл. На зрительских трибунах мгновенно наступила тишина, и в этой потрясённой тишине вой чемпиона, усиленный акустикой, поднялся под купол Амфитеатра, заполнил гигантский зал.
Чудовище так и не ударило. Страшная лапа медленно опустилась, Олаф Рейнборн затих, Стакан погас… Трое парамедиков из дежурной бригады полезли через ограждение арены, со страхом глядя на победителя.
Огненный призрак уже съёживался, угасал. Всего через несколько секунд над поверженным бойцом вновь стоял молодой жилистый японец. И лишь на лице Ито ещё мерцала, теряя глянцевый блеск, алая чешуя.
Потребность быть правым – признак вульгарного ума (Альбер Камю)
Кон проснулся от холода. Сильно болела голова, спину ломило, а в глотку будто песка кто-то насыпал.
«Кажется, я заболеваю», - лениво шевельнулось в голове. – «Жаль, костер не развести».
В небольшой пещере, на которую он набрел вчера, ночевать оказалось сыро и холодно, но зажигать огонь было боязно. Отсветы костра могли увидеть местные жители, и тогда точно беды не оберешься.
Пару месяцев назад Кону встретился бывалый, немало повидавший на свете охотник и путешественник по имени Дред. Этот путешественник, проникнувшись его невеселым положением, пытался объяснить Кону, как правильно находить и обустраивать место для ночлега. Советы Дреда могли бы помочь ему, если бы он был человеком. Но Кон человеком не был. Например, устроиться на ночь среди корней вывернутого из земли ветром дерева он никак не мог из-за своих немалых размеров. Не слон, конечно. Но ведь и не муравей! Как-то, то ли из любопытства, то ли поддавшись теплым воспоминаниям о приятном собеседнике, Кон попробовал развести костер в ямке. К утру он продрог, казалось, до самых косточек и решил больше не рисковать. Согреться от «потайного» костра все равно не получалось, а дым от обычного мог бы его выдать. Скрытый текст
Кону очень не хотелось, чтобы его заметили. При виде него люди начинали вести себя странно, а порой, даже страшно. Причем он никогда не мог предугадать, что взбредет в голову очередному встретившемуся ему человеку.
Чего он только не претерпел от разных безумцев за время пути!
На него охотились. Устраивали облавы, чтобы убить. Причем, мотивы у потенциальных убийц были самые разные. Кто-то хотел уберечь свое поселение, родных и близких от жуткого чудовища. Кто-то мечтал принести в мешке голову монстра своей возлюбленной и, взамен, просить ее руки. А кто-то просто стремился добыть его шкуру, чтобы разложить знатный трофей на полу у камина.
Ему поклонялись. Стараясь услужить, приносили щедрые дары. Но дары эти, бывало, пугали куда больше, чем оружие охотников. Припомнив древние легенды, одни его почитатели в порыве чувств забрасывали Кона золотом и переливающимися на солнце всеми цветами радуги камнями. От этих булыжников у него были изрезаны все ноги, а тело ныло от синяков и ушибов. Другие проводили в его честь кровавые ритуалы. Однажды, в попытке завоевать расположение чудовища ему принесли в жертву целую семью. Их неподвижные тела еще долго стояли у Кона перед глазами.
* * *
...Светало. Новый день обещал Кону быть трудным. Он снова не выспался и чувствовал себя совершенно разбитым. Так больше не могло продолжаться. Путешествовать в одиночку становилось опасно. Надо было что-то решать.
Например, поискать попутчика-человека, как и просила в свое время сделать сестрёнка Кони, тайком от родителей помогавшая брату собираться в дорогу. Конечно, найти надежного спутника сейчас, вдали от дома, будет трудно. Но, кажется, у Кона не оставалось выбора – в одиночку ему до цели не добраться. Сегодня утром он это понял окончательно.
Когда Кон отправлялся в путь, то даже представить себе не мог, что будет так тяжело. Ему казалось, что он хорошо подготовился, выучил наизусть карту, запомнил все безопасные тропы, крупные реки и озера, места, где можно поохотиться и где можно остановиться на ночлег. Путешествие представлялось ему легкой прогулкой по хорошо изученной предшественниками местности с доброжелательным, любопытным, щедрым и непугливым населением. Если б он только знал!
Кон с детства привык к заботливым, чуть насмешливым, чуть снисходительным соседям-людям, жившим неподалеку от его родного дома у озера.
Подростком Кон обожал вместе с местными мальчишками разыгрывать путешественников, которые специально приезжали увидеть легендарное Озерное Чудовище. Путешественники часто нанимали его маленьких двуногих приятелей, чтобы те привели их к «Логову Зверя». И они приводили. К озеру. К Кону.
Кон, услышав громко топающих людей, быстро нырял в воду и подхватывал со дна специально обработанную деревенскими умельцами корягу, которая издали походила на маленькую змеиную головку, расположившуюся на длинной и толстой шее. Он заплывал на самую середину озера и начинал медленно высовывать корягу из воды. От вида «чудовища» многие женщины падали в обморок, а мужчины хватались за оружие. Самое трудное тут было - увести приезжих от берега поскорее, чтобы Кон мог вдохнуть воздух. Он, конечно, был способен сидеть под водой довольно долго, но не часами же!
Когда «гости» уезжали, мальчишки приносили Кону разные вкусности – фрукты, овощи, сласти, а если удавалось надуть особенно богатого клиента, то и копчености – купленные на его долю заработка. Он подхватывал сетку с честной добычей и отправлялся домой, к маме с папой и младшей сестренке.
Семья Кона жила в огромной теплой и светлой пещере. Ее удивительный свод пропускал только самые тонкие солнечные лучики. Они давали мягкий, теплый свет, но не перегревали воздух. Попасть внутрь необычной пещеры можно было лишь нырнув в озеро и отыскав отпирающий камень, после нажатия на который сдвигалась потайная перегородка и открывался ход, вода в котором мелела по мере приближения к дому.
Случалось, мама ворчала на Кона, что он не вытер ноги о тростниковый коврик при входе, и теперь ей придется отмывать пол от его зеленых следов. Сегодня Кон готов был все отдать, лишь бы снова услышать мамино ворчание и добродушные насмешки соседей-людей над маленьким чудовищем их родного озера. И понимал, что это, если и произойдет, то не скоро.
Сдалась ему эта Япония! И все из-за глупого спора с отцом о праве выбора, самостоятельности и ответственности! Кон решил доказать, что он уже взрослый, что может сам решать как ему жить, сам себя обеспечивать и даже может сам найти себе невесту. Без посторонних! Хоть в Африке! Хоть в Японии!
И вот, Кон шел в Японию. В старой энциклопедии, найденной в домашней библиотеке, он прочел, что там даже зимой можно купаться в теплых озерах с гейзерами. Еще, он прочел, что в одном из японских озер живет семья, таких же как он, водяных драконов. И даже прозвища у его, шотландской, и их, японской, семьи созвучны, а последние три буквы и вовсе совпадают.
Кон верил, что в этой семье обязательно найдется милая, нежная, умная, красавица-дочка, которой он обязательно понравится, они поженятся, и его родители примут ее в семью как родную, а их малыши будут носить двойное прозвище Несси-Исси. или Исси-Несси.
Кон знал, что дойдет. Надо только встать, выбраться из холодной, сырой пещеры, хорошо прогреться на солнце, подкрепиться остатками вчерашнего ужина и держаться подальше от «любителей» драконов.
А надежного попутчика он обязательно встретит.
Пусть только перестанет болеть голова...
Потребность быть правым – признак вульгарного ума (Альбер Камю)
Всякий раз, когда ровный свет Мирового Квадрата сменялся тускловатой желтизной Звезд, старый Той приходил в волнение. Взобравшись на холм, одиноко возвышающийся над поселком, он обращал взгляд к краю мира и принимался раскачиваться в ритме медитации. В робком свете Звезд его малахитовая чешуя казалась грубее и толще, а в темных, словно оникс, глазах зажигался зловещий огонек безумия.
Соплеменники воспринимали это как сигнал к своего рода ритуальному действию – Провозглашению Истины. Старик был единственным за всю историю жителем поселка, вернувшимся на землю по воле Богов, и за это ему прощали мелкие странности.
- Доколе?! – вопрошал Той, изгибая шею крутой волной и воинственно вздымая к небу полотнища крыльев. – Сколько еще мы будем сносить эти муки?
Скрытый текст
Слушатели довольно заерзали на местах – сегодня Провозглашение обещало быть душераздирающим.
- Мы, гордый народ, рожденный повелевать небесами, пресмыкаемся по земле! Такими ли видели нас наши предки? Мы покорны Судьбе, наши помыслы принадлежат удовлетворению похоти и наполнению желудка, мы перестали слышать зов свободы! Пламя стыда раздирает меня изнутри.
И он исторг из себя поток огня, такой могучий и яркий, что он, казалось, мог бы достать до небес.
- Вы думаете, что Судьбой правят Боги? Нет, демоны! Демоны с круглыми сверкающими очами, разрывающие тела своих жертв, пожирающие их души. Жрецы говорят, что Боги благословляют нашу пищу и кров, лишь изредка требуя воздаяния. Но в чем эта неземная милость? Глодать хладные трупы!!! Вот наш удел. Мы смиренно ждем того, что должны брать сами, свободно паря в потоках мирового эфира.
Некоторые, услышав последние слова Той, тревожно поежились: для них пустота за пределами мира прочно отождествлялась с пронзительным холодом и кисловатым запахом большого зверя.
- Я призываю вас! Внемлите!! Отринем этот душный и сытый мир, устремившись в бесконечность Мирового Квадрата. Если мы прянем навстречу свободе все, как один, Судьбе не под силу будет нас остановить!
Безликая тень надвинулась на них из-за края мира, но круглых сияющих очей у нее не было, и жителей поселка охватила томительная дрожь. Пришел момент Истины – небо дрогнуло и разошлось в стороны, а из холодной пустоты за ним к земле приближалась Судьба. Все замерли в ожидании. Что ждет их по воле Богов? Но ныне Судьба приобрела вид не железной лапы, а плоти и влаги, темным потоком хлынувшей вниз. Первый хлюпающий звук падения вызвал в толпе экстатический вздох.
- Так покинем же эту юдоль скорби! – надрывался старый Той. - Докажем себе, что крылья Создатель дал нам не зря.
Но сородичи уже не слушали его. С звериной жадностью они заглатывали скользкое мясо, спеша насытиться прежде, чем погаснет свет Звезд и наступит Тьма.
Сторож вивария Института генетики вытряхнул в террариум полный стакан садовых слизней и покачал головой, как всегда – со смесью брезгливости и восторга:
- Наплодят же уродцев очкарики, ё мое!
Потребность быть правым – признак вульгарного ума (Альбер Камю)
- Команданте, команданте… это катастрофа… прорыв по всей линии обороны Кэпитэл-сити! Космические орды Эван-хана безудержно наступают! – неслось с мониторов видеосвязи, окружавших стол, за которым восседал грузный лысеющий человек в ярко-зелёном мундире. Услышав разноголосые вопли, он весьма экспрессивно охватил пухлыми ладонями свою большую голову, покрасневшую, видимо, от прилива крови, и застонал.
Затем его правая рука, начала лихорадочно шарить по столу. Наконец, команданте нашёл то, что искал, и указательный палец резко вдавил в столешницу небольшую красную кнопку.
- Главный SOS! Вызываем Джеймса Брэндона! – выдохнул он.
Скрытый текст
Молодой человек, сидевший на диване, резко поднял руку с пультом управления, и голограмма мгновенно свернулась.
Очередная серия голокомикса «Защитник Свободы» не имела ни малейшего шанса привлечь его внимание.
«Пожалуй, стоит спуститься на барный этаж», подумал он. Там можно будет совместить приятное с полезным – отдохнуть от четырёхчасовой лекции господина Константинеску и поискать… то, зачем он сюда приехал – помимо всего прочего.
В какой именно бар он отправится, молодой человек сразу не решил, а потому вместо краткого пути через внутриотельный порт транспространственных каналов избрал длинный – с помощью лифта. Он покинул свой номер и, прогулявшись три десятка метров по мягкой ковровой дорожке коридора, а затем - и вестибюля, оказался перед раскрывающимися дверьми межэтажного транспорта. Блондинка-лифтёрша, одетая в женский вариант отельной униформы, лучезарно улыбнулась ему, приглашая составить ей компанию на столько этажей, на сколько он пожелает. Молодой человек, заходя в лифт, пробежался глазами по весьма аппетитной фигуре своей спутницы, но тут же мысленно одёрнул себя «Сейчас не время!»
Несколько секунд спустя, оставив с некоторым сожалением лифт и его обитательницу, он принялся исследовать барный этаж «Ривингтон Бизантиум Хотэла». В первых трёх барах он не нашел ничего (а точнее – никого) интересного. Места у барных стоек и за небольшими столиками в залах занимали коллеги молодого человека – рядовые участники Этнографического Конгресса, а также их спутники и спутницы.
Зато в четвёртом обнаружилась весьма любопытная личность. Высокий, темноволосый мужчина крепкого телосложения, одетый в темные брюки и светло-серую рубашку, покроем схожие с одеждой исследователя баров. Он, пожалуй, и внешне был чем-то неуловимо схож с молодым человеком, только тело его было немного грузнее, рост чуть меньше, а лицо, обращённое на целую батарею коктейлей, стоявших перед ним на столике, слегка обрюзгло.
Молодой человек не торопился вступать с ним в контакт. Он сел на один из высоких табуретов, выстроившихся вдоль барной стойки, и заказал «Ричмонд пэлас» - слабо алкогольный коктейль, единственным «градусным» ингредиентом которого было светлое пиво «Регенкапмф унд Бауэр». Медленно потягивая напиток, он изучал посетителей бара и, прежде всего, свою главную цель, одновременно вспоминая (с помощью своего коммуникатора, размещённого на правом запястье) досье этого любителя коктейлей.
Его звали Джереми Браун. «Забавное совпадение инициалов – Джей Би», - подумал молодой человек, вспомнив имя главного героя голокомикса – Джеймса Брэндона.
В отличие от голографического персонажа, мужчина, лакавший коктейли один за другим за столиком бара в «Ривингтон Бизантиум Хотэле» был героем весьма реальным. Впрочем, на Героя с большой буквы он всё же не тянул – слишком много их – разбросанных по заселённой человеком Вселенной ветеранов «воюющих» планет, чтобы величать их Героями. Да и сражались они, прежде всего, за деньги. И при том – немалые. Последним местом хорошо оплачиваемого геройства мистера Брауна, между прочим, была Новая Галилея – «воюющая» планета, населённая летающими ящерами, по ещё одному совпадению - единственная «воюющая» планета, на которой довелось побывать молодому человеку.
В данный момент мистер Джереми Алберт Скотт Браун служил начальником охраны Майкла Марсела Соколовски – мецената, спонсировавшего несколько десятков крупнейших научных лабораторий и институтов, занимавшихся, в основном, генетическими исследованиями. В данный момент сей достойный господин присутствовал на Этнографическом Конгрессе в качестве почётного гостя.
Расселение человечества по множеству совершенно разных миров со временем привело к тому, что сферы этнографии и смежных с ней наук постепенно начали сближаться со сферой генетики, а этнографические и генетические исследования если не объединили пока области своей деятельности, то заметно продвинулись в этом направлении. Так что в приглашении мистера Соколовски на Этнографический Конгресс не было ничего удивительного.
Так же – как и в присутствии в отеле начальника его службы безопасности. А если подумать, то также ничего удивительного не было и в способе времяпрепровождения, который избрал для себя Джереми Браун. Во-первых, охрана отеля осуществлялась высококлассными агентами, представлявшими весьма известное частное охранное агентство, имевшее долгосрочные контракты и с «Бизантиумом», и со многими другими респектабельными и требовательными клиентами. Во-вторых, – ну, кому, скажите на милость, нужен этот этнографический форум, да ещё проходящий в столице Новой Колумбии? Никому не придёт в голову устраивать масштабные стрелялки-гонялки в таком месте!
Следовательно, оставался только один вопрос, над которым нужно было подумать молодому человеку, прежде чем переходить к активным действиям. Почему это мистер Браун расслабляется в баре столь интенсивно, поглощая коктейли буквально один за другим? И правильно ли будет предположить, что не только отсутствие даже намека на опасность заставило начальника охраны так яростно приняться за поглощение алкогольных напитков?
Осушив стакан с «Ричмонд пэласом» и внутренне подготовив сочувственный тон, молодой человек соскользнул с табурета и медленным шагом направился вглубь бара. Глаза его были прикованы к рыжей пышноволосой девице, сидевшей в дальнем конце помещения, но ноги несли его прямиком к бодигардовскому боссу. Наконец, он споткнулся об один из стульев, стоявших возле столика, за которым Браун расправлялся с восьмым коктейлем.
Мутный взгляд начальника охраны медленно пошёл вверх. Когда он достиг лица молодого человека, в глазах Брауна отразилась мучительная работа полузатопленных алкоголем мозговых извилин. Впрочем, возможно, его разум, на самом деле, находился в несколько лучшем состоянии, поскольку процесс идентификации неожиданного гостя против ожидания оказался достаточно кратким. Губы Брауна раздвинулись в подобии улыбки, в глазах мелькнуло неуверенное узнавание.
«Всё-таки не зря он занял, свой пост – подумал молодой человек, - будучи в сильнейшем опьянении, так быстро узнать человека, виденного всего несколько секунд, пусть даже лишь неделю назад способны далеко не все».
- Мистер Ра… Раден… - неуверенно произнёс Браун.
- Радивое Огненович, - поправил его молодой человек, - эксперт по вопросам диаспоры мидовского института Триединого Союза Югославии.
- А, да-да, помню… на банкете… нас знаком’л… мистер… Мухамм’д-оглу, кажэса…
- Совершенно точно… - подтвердил Радивое и замолчал, ожидая продолжения разговора собеседником.
- Вы щас пришли? Я вас тут что-т не в’дел, когда… - спросил Браун.
- Спасибо, - Огненович не замедлил воспользоваться приглашением.
Он сел на стул, который недавно «случайно» задел ногой, и снова выжидательно посмотрел на Брауна. Тот в свою очередь с некоторым удивлением воззрился на гостя.
- Заказ’вайте, заказ’вайте, чё зря просиж’вать… - он снова икнул, - в баре надо пить… - веско добавил он после паузы, глядя на недопитый стакан.
- Я боюсь потеснить ваших друзей, - с улыбкой сообщил югослав и кивнул в сторону толпы пустых, полупустых и почти полных высоченных барных стаканов, заполнивших столик больше чем на половину.
Браун несколько секунд таращился на гостя, не в силах понять, о чём тот говорит, а потом, сообразив, каких друзей тот имел ввиду, криво усмехнулся:
- Ах, эти! Не обращ внимань! Кстати, мож попроб’вать вот это, - он указал на стакан с ярко-пурпурной жидкостью, - «Ред Уинг», кажэса… или вот этот, - указательный палец Брауна упёрся в столб золотистой жидкости, - это, это…
- «Иден Голд», - подсказал Огненович.
- Точно, он самый… - подтвердил Браун и вновь упёрся глазами в ближайший полупустой стакан.
- Что-то у вас много сегодня друзей собралось, – предпринял усилие вернуть его к разговору Огненович.
- Хм, да, верно, - криво усмехнулся Браун и его мутный взор ещё раз обежал столик, заставленный стаканами. – Друзей много, а помощи от них – никакой!
Браун слегка скрипнул зубами, а его взгляд вдруг стал яростным.
- Чёртов чунганец! – бросил он.
Радивое посмотрел на него вопросительно.
Очередная пауза продлилась секунд десять.
- Эта сволочь просто свихнулась от страха! – на удивление членораздельно произнёс Браун. Видимо, вспышка гнева слегка прочистила ему мозги.
Лицо югослава по-прежнему изображало немое вопрошение.
- Вы слышали про Ким Ри Дона, - спросил охранник, а его яростный взор едва не просверлил отверстие в голове собеседника. Тот кивнул:
- Да, это известный учёный-генетик. Если я правильно помню он – член делегации, сопровождающей вашего босса…
- Угу, учёный… - тут Браун смачно выругался славянизмами. «Откуда он их поднабрался?» - быстро промелькнул в голове югослава недоумённый вопрос и был тут же забыт. Дело – прежде всего.
Тем временем Браун продолжал:
- Он такой трус… - снова отборная славянская ругань. – Ему везде мерещатся наёмные киллеры! Представляете!
- Он, кажется, давно работает в институтах вашего босса?
- То есть, тех, которые Соколовски спон… ик… спонсирует?
- Ну да! И вы ни разу раньше не пересекались?
- Было дело раза два. Он уже тогда был порядочным занудой. Но теперь у него настоящая паранойя разыгралась! – Казалось, Браун трезвеет на глазах.
- Да, сложно вам!
- Сложно? - едва ли не завопил Браун – Этот придурок буквально ссытся со страху, если не сказать сильнее! Опасность ему мерещится буквально на каждом шагу! И, как вы думаете, куда направляются все эти чунганские звуковые испражнения? На моего босса? А мистеру Соколовски это, естественно, не нравится. А раз этот чёртов чунганец боится нападения, то кто оказывается крайним, угадайте? Правильно, начальник службы безопасности мистера Соколовски, то есть я! Меня ежесекундно долбят по голове со всего маху большим автомолотом типа «Кренца». Это началось за две недели до конгресса и продолжается до сих пор без остановки! В конце концов, я понял, что сойду с ума, плюнул на всё и пошёл сюда – чтобы напиться!
Огненович очень искусно изобразил лицом высочайшую степень сочувствия.
- А знаете что самое паршивое? – через минуту слегка успокоившись, спросил Браун.
- Что?
- Не помогает!
- Что не помогает?
- Вот это! – Браун устало мотнул головой в сторону стаканов с коктейлями. После паузы он продолжил. – Сколько ни пью, а этот чёртов долбёж в голове продолжается: то визги чунганца, то указания босса проверить защиту, обеспечить безопасность, оценить контроль территории и так далее до бесконечности! И мозги вроде уже доверху залил, а оно не прекращается!
На лице Брауна появилась гримаса отчаяния.
- Вам нужен другой способ отвлечения! – заявил Огненович.
- Какой?
- Хм, ну, массаж, например! Посетите массажный салон! Тут их наверняка не меньше, чем баров.
- Массаж – конечно, штука приятная, но что-то я сомневаюсь…
- Так можно заказать не просто массаж!
- Ааа, да ничего идейка… только без ориенталок, а то, глядя на их раскосые глаза, мне сразу этот чёртов чунганец вспоминаться будет!
Радивое усмехнулся:
- Мы же на Новой Колумбии! Здесь можно найти девушек какого угодно происхождения!
- И то верно!
Браун сделал попытку подняться со стула. С первого раза сделать это у него не получилось.
- Черт побери! Ну и набрался я! - Пробормотал он себе под нос, восстановив равновесие на сиденье своего стула. – Даже если я сейчас смогу заказать себе какой-то массаж через комм, я же туда просто не дойду!
- Ну, это не проблема. Так уж совпало, что я и сам думал прилечь на массажный стол и расслабить натруженные мышцы, а с ними - и мозги. Сегодня Аурел Константинеску был, пожалуй, несколько занудней обычного, - пояснил югослав.
- Это тот, который четыре часа подряд лекцию читал?
- Он самый!
- Псих! – выдал определение учёному с вселенской известностью мистер Браун, и Радивое с ним мысленно согласился. - Так вы предлагаете прямо сейчас отправиться в массажный салон?
- Ну, да, я делаю заказ и помогаю вам добраться к цели, а вы потом оплачиваете свой счёт – уж это вы наверняка сумеете сделать даже под ударами кренца?
- Да уж!
- Тогда решено!
Спустя примерно четверть часа этнограф и бодигард, восседали в мягких креслах, стоящих на небольшом возвышении посреди одной из приёмных массажного салона. Перед ними выстроились в шеренгу с десяток девушек, внешне - высшей степени привлекательности, одетых в жёлтенькие халатики под цвет внутренней отделки салона. Ни одной девушки с раскосыми глазами среди них не было. Остальные расы и национальности оказались представлены в ассортименте.
Вновь слегка поплывший от столь широкого выбора живых девиц, а не каких-нибудь киборгов, или тем более виртуальных красоток, мистер Браун выбирал очень долго и, наконец, остановил выбор на четверых: высокой стройной блондинке, шатенке невысокого роста, но несколько более крупных форм, а также рыжей и брюнетке. Они были примерно одного роста, но первая обладала явно более заметным бюстом.
Когда охранник удалился в свою комнатку наслаждаться «расширенной программой» в компании своего полноценного гарема, его спутник предложил двум из оставшейся шестёрки девушек вернуться к себе за купальниками. Радивое, конечно, с удовольствием последовал бы примеру охранника и заказал «расширенную программу», но в данном случае посещение массажного салона было частью работы, а не отдыха, и потому от такого удовольствия югославу пришлось отказаться. Он собирался опередить своего новоявленного приятеля и раньше него попасть в релаксационную комнату, где после массажа могли отдохнуть и поболтать друг с другом клиенты салона.
Огненович направился в свою массажную комнатку в одиночестве и лишь через несколько минут к нему присоединились Валери и Регина – очень милые небольшого роста и хрупкого телосложения блондинки. Такой выбор опять же не был случайным – югослав не хотел подвергаться воздействию какого-нибудь могучего массажного гуру в юбке (точнее без неё), поскольку это наверняка расслабило бы его и могло повредить работе.
Прежде чем к молодому человеку присоединились массажистки, он успел освободиться одежды, и теперь ему оставалось лишь занять своё место на массажном столе. Валери поинтересовалась, нет ли у него каких-то пожеланий относительно выбранной массажной программы. В целом эти программы и для югослава, и для его спутника были определены ещё при заказе, который Радивое делал через коммуникатор, находясь в баре.
Югослав ответил, что они могут полностью придерживаться стандартной программы и пусть уже начинают. Девушки обворожительно улыбнулись и приступили к делу. На несколько следующих минут Радивое погрузился в море прикосновений рук: пощипываний, поглаживаний, надавливаний, вращений, постукиваний рёбрами ладоней и всех остальных способов массажа, которые составляли стандартную расслабляющее-восстановительную программу. Девушки проявили себя настоящими профессионалками, обрабатывая его тело в четыре руки, а затем одна из них (лежавшему на животе с закрытыми глазами югославу показалось, что это была Регина) прогулялась по его спине своими миниатюрными, но умелыми ступнями.
Покидая массажную комнату, югослав чувствовал себя бодрым и полным сил, но вынужден был изображать крайнюю расслабленность. Они с Брауном заранее заказали релаксационный кабинет. Именно туда Радивое и отправился теперь. На нём был салонный халат, а его собственная одежда, сложенная в аккуратную стопку, уже ожидала его в выделенном релакс-кабинете. Придя туда Огненович сразу проверил сохранность вещей, в то время как его коммуникатор, обследовал комнату на наличие средств слежения. Все вещи оказались на месте и в полном порядке, помещение было чистым (в шпионском смысле), и он заказал несколько соков и фрукты. Как только заказ доставили, и Радивое остался один, он тут же пустил в ход свою шпионскую аптечку, благодаря чему соки, предназначенные для его спутника, получили несколько дополнительных ингредиентов, призванных значительно облегчить получение от Брауна нужной югославу информации. Собственно, не столько даже нужной, сколько просто полезной и интересной для разведки Т.С.Ю, на которую Огненович в данный момент трудился в поте лица.
Браун появился в релакс-кабинете через полчаса и в отличие от югослава действительно нуждался в расслаблении и отдыхе – видимо, проветривание мозгов с помощью сразу четырёх девушек потребовало от него слишком больших затрат энергии, так что даже массажная часть сеанса не могла их полностью компенсировать.
Бодигардовский босс сразу же набросился на фрукты и соки. Попивая бледно-розовый семисоставной мультинапиток, Огненович спокойно следил за его действиями, дожидаясь, пока препараты из аптечки начнут действовать в организме мистера Брауна. Ждать оставалось недолго.
Когда насытившийся дарами природы и миксера Джереми Браун слегка отодвинулся от столика с едой и откинулся на спинку своего кресла, югослав, оценив изменения во внешнем виде собеседника, решил что пора переходить к главной части операции.
- Вот уж не думал, что для охранника работа на таком мероприятии может оказаться столь… нервирующей… - заметил он.
Браун благодушно махнул рукой:
- Переживу! И не с такими чудаками справлялся, знаешь ли!
- Хм, да, представляю… прежде чем попасть на работу к мистеру Соколовски вам, наверное, пришлось обзавестись немалым послужным списком, и рекомендациями от предыдущих боссов исключительно в положительных тонах, не так ли?
- Ха, это вы насмотрелись голокомиксов и прочей ерунды! – ещё более безбашенным тоном ответил Браун, резким взмахом руки напрочь отметая предположение собеседника.
- О, так, вас взяли на работу прямо с улицы, где вы ранее побирались, голодный и нищий! – воскликнул Радивое и через секунду стены релакс-кабинета едва не содрогнулись от раскатов брауновского хохота. Огненович не замедлил присоединиться к насмешке над собственной шуткой.
Отсмеявшись и переведя дыхание, Браун ответил:
- В реальной жизни всё происходит не как в постановках, не по единой схеме, знаешь ли… по-разному бывает…
- То есть, вам можно сказать повезло с этой работой? Не считая, конечно, нынешней нервотрёпки?
- Да уж! Что верно - то верно! Чтобы из младшего офицерского состава Человеческих Вооружённых Сил на Новой Галилее попасть почти прямиком на должность главного охранника у такой персоны как Соколовски – тут без везения никак!
Информация о головокружительности карьерного взлёта мистера Брауна имелась в его досье, которым располагал Огненович. Но вот при каких обстоятельствах этот взлёт случился, боссы югославской разведки не знали, а потому вопрос об этом присутствовал в числе главных вопросов, которые они поручили своему агенту выяснить при проработке мистера Брауна.
- О, как интересно! – воскликнул Радивое. – Кстати, Новая Галилея, если я правильно помню – одна из так называемых «воюющих» планет?
- Всё верно.
- Там, кажется, собираются в основном наёмники с еврейскими корнями?
- Ну, это, знаешь ли, заблуждение, хотя, как я давно убедился, весьма распространённое! На самом деле, кого там только нету!
- Угу, я ещё, помнится, что-то про летунов тамошних слышал, ящеров, что ли… вроде того, что вы именно на них тренируетесь… так сказать…
Браун слегка помрачнел:
- Мы тренируемся на них, они – на нас! Кстати, лично я их звал «драконами».
- Ну, с нашими-то человеческими достижениями в способах ликвидации врага, мне кажется, у любых негуманоидов, хоть драконов, хоть ящеров, хоть летучих, хоть ползучих на любых «воюющих» планетах просто нет никаких шансов!
- Угу, верно, не считая того, что некоторые новые виды вооружений там как раз и проверяются на эффективность. А степень их эффективности самым прямым образом отражается на нашем наёмническом здоровье. Так что и с этой точки зрения тренировка там вполне обоюдоопасная…
Вопрос «проверки боем» новых типов вооружения на «воюющих» планетах всегда интересовал начальство Огненовича. Вот только Браун – явно не тот человек, у которого можно разузнать на сей счёт что-нибудь кроме поверхностных сведений – слишком мелкой сошкой он был на Новой Галилее, да и прослужил там не особо долго. А потому Радивое не стал отвлекаться на это направление разговора и двинулся прежним курсом.
- Вам хорошо платят, как я слышал, - заметил он. – Так что если живы остаётесь – считай всё отлично получилось! Поистребляли там аборигенов, удовлетворили жажду приключений и отправляетесь прожигать жизнь любым доступным способом на кучу заработанных денег!
- Что верно, то верно, если соскочишь с адреналиновой зависимости от боевых операций, – всё хорошо.
Огненович недоверчиво усмехнулся:
- Адреналиновая зависимость?
- Да, представь себе! Пока работаю на мистера Соколовски, мне пришлось вдоволь пообщаться с разными учёными – так они мне всё это разъяснили самым подробным образом!
- Какая славная охота планетарного масштаба получается, да ещё на научной основе! – воскликнул югослав, подначивая собеседника.
Тот не замедлил клюнуть на наживку:
- Да что ты заладил: истребление, охота… насколько я знаю, на той же Новой Галилее работает несколько десятков научных лабораторий. Например, мой босс финансирует сразу три тамошних лаборатории!
Из чего следовало, что как минимум три лаборатории на Новой Галилее занимались генетическими исследованиями. Впрочем, чтобы догадаться об этом, вовсе не нужно было устраивать ловушки главному охраннику Майкла Соколовски: на всех «воюющих» планетах велись разнообразные научные разработки, в том числе, естественно, в области генетики. Это было не слишком часто обсуждавшимся, но вполне общеизвестным фактом. Поэтому Огненович пошёл дальше:
- Так вы с боссом познакомились как раз, когда он посещал одну из этих лабораторий?
- Ну, почти так, - несколько уклончиво, но с долей плохо скрываемого самодовольства в голосе ответил Браун.
- Расскажи подробно, - нейтральным голосом, но чётко произнёс Огненович.
Лицо Брауна приобрело серьёзное выражение. Несколько секунд он молчал, затем заговорил:
- Я находился в медицинском восстановительном центре в седьмом округе четвёртого сектора. Курс лечения после… небольшого ожога уже подходил к концу. На коммуникатор пришло сообщение, что я прошёл специальный отбор по данным моего досье и результатам предыдущей службы на Новой Галилее. Мне предложили дополнительный контракт на выполнение спецзадания с возможной пролонгацией. Пообещали добавку к выплатам по основному договору, а также перспективы быстрого карьерного роста и возможный в дальнейшем постоянный перевод на специализированные задания. Я согласился…
- Чтобы было дальше? - Тем же тоном спросил Огненович.
-Эээ, - Браун замялся.
- Секретность отменяется, будь полностью откровенным! Говори!
Браун облегчённо выдохнул:
- Через двое суток я оказался на сборном пункте в девятом округе того же сектора. Помимо меня там находилось… несколько десятков человек, отобранных для спецзадания…
- Расскажи, что было дальше.
- Полковник Вэл Коэн сообщил нам, в чём будет заключаться спецзадание. Оно состояло фактически из двух частей, но обе они мало чем отличались от нашей обычной работы на Новой Галилее. Нам опять предстояло охранять, но теперь - не месторождения, а людей…
- Продолжай, назови известные тебе имена.
- Имён людей мы не знали, более того даже не предполагалось, что мы их увидим, если, конечно, не случится экстремальной ситуации.
- Вам хотя бы сообщили, что это за место, в котором соберутся ваши будущие подопечные? Ответь!
- Да, это был главный межсекторный научно-исследовательский комплекс. Перед нами выступил его генеральный директор…
- Имя назови!
- Тарик Аддо.
- Скажи, что он сообщил вам!
- Он сказал, что под нашей защитой будет проходить важнейшее научное собрание, которое может стать значительной вехой в истории освоения ПДЖ…
- Планет Другой Жизни, то есть, населённых негуманоидами? Ответь!
- Да, точно так.
- Что он ещё сказал этот счёт? Ответь!
- Он пояснил, что сначала нам нужно будет охранять лишь базу, на которой располагается МНИК, а потом предстоит дело посложнее: контролировать полигон, на котором планируются… эээ… тренировки…
- И на всё это только несколько десятков человек?
Браун молчал.
- Ответь мне на вопрос! – приказ прежним нейтральным тоном югослав.
- Полковник сообщил нам, что кроме нашей группы на охрану научной конференции пришлют отобранных бойцов ещё несколько секторов.
- Продолжай рассказ.
- Нас перебросили через ТПК-порт на базу научного комплекса, разместили в общежитии, распределили боевые установки фортов и мы приступили к выполнению задания…
Браун замолчал, а Радивое, задумался над странностью описанной ситуации.
Точнее в самой ситуации как раз не было ничего странного: из собственного опыта службы на Новой Галилее, югослав знал, что подобным образом осуществляется формирование новых подразделений и переброска сил на этой планете и при вполне стандартной «работе» - защите месторождений энергоресурсов от питающихся на них стад псевдоящеров… или псевдодраконов. Но как Браун при описанных им обстоятельствах мог пересечься с мистером Соколовски? Получается, он тоже приехал на эту конференцию?
- Соколовски был на конференции? Ответь!
- Да, вместе с несколькими другими спонсорами тех исследований, которые стали причиной для её проведения.
«Как он мог узнать эту информацию? Только от Соколовски!» - подумал Огненович. - «Но как они там встретились? Учёным и их спонсорам наверняка не устраивали экскурсий по фортам базы!»
- Вы и ваши сослуживцы имели доступ на конференцию? Ответь!
- Нет, ничего подобного! Да никому из нас и дела не было до всех этих учёных и их болтовни!
- Угу. Тогда расскажи, при каких обстоятельствах произошло знакомство с твоим нынешним боссом. Подробно расскажи!
- Как и предупреждал на нас мистер Аддо, после завершения лекционной части были устроены тренировки…
- В первой части вашей охранной работы ничего не случилось? Ответь! – уточнил Огненович.
- Да, там вообще ничего не происходило. Даже намёка на опасность драконьей атаки ни разу не возникло!
- Расскажи подробно про вторую часть этого твоего спецзадания!
- Нас разместили вдоль границ весьма обширной территории, отведённой под полигон. Ничего особенного он собой не представлял, обычный новогалилейский ландшафт. Огненных колодцев поблизости не было. Пути миграции местных стад находились достаточно далеко. Так что во всех смыслах нейтральное местечко. Вот там-то и решили ученые и наше командование провести тренировочный эксперимент.
Огненович почти не сомневался, в том, кого именно тренировали на полигоне. Мистер Соколовски с коллегами-спонсорами, куча учёных, наверняка собранных из разных уголков Вселенной, ну и, конечно, военные собрались вместе на «воюющей» планете, населённой летающими чудовищами с не слишком развитым мозгом. Не нужно быть мудрецом, чтобы догадаться…
- Продолжай рассказ, - вновь подстегнул он Брауна.
- Нам поручили обеспечить, чтобы все боевые эксперименты проходили строго в границах полигона.
Югослав едва заметно усмехнулся. Как это просто – контролировать целую кучу летающего зверья на огромной площади, да ещё к тому же окутанной клубами газов. Тем временем Браун продолжал:
- Мы разместились на боевых позициях и приступили к делу. На наших глазах наземные грузовые транспорты, помнится, эти были «Арт-719», доставили на полигоны туши драконов. Несколько десятков, кажется… а может, и больше сотни. Потом грузовики отъехали и где-то через час эти твари начали проявлять признаки активности. Там было как бы две группы драконов: обычные, доставленные чуть ли не с другого континента, а также вывезенные из научного комплекса, этим, как я узнал позже, хорошенько прочистили мозги в направлении строгого выполнения приказов человеческого начальства и вкололи кучу разных химических препаратов.
- Продолжай рассказ, - велел Огненович, заметив, что собеседник вновь сник, - Что там происходило?
- А хрен его знает! Драконы же, как только организм у них начинает нормально работать, сразу газы пускают. Так что где-то минут через двадцать весь полигон затянуло непроглядными грязно-серыми облаками. Конечно, там заранее установили кучу разных датчиков, которые отслеживали происходящее. Но информация-то от них шла не нам, а диспетчерам в МНИК, а те сообщали данные лишь о приближении летунов к границам полигона, чтобы мы вовремя открывали заградительный огонь…
- Дальше говори.
- Если бы не периодический заградогонь, мы бы в тот день совсем со скуки пропали. На полигоне, конечно, много чего интересного происходило и эти твари рьяно так друг дружку кромсали и жгли, только даже если кто-то из них и вываливался из газового облака вниз, разглядеть это с наших позиций было довольно сложно. Лично я помню только два раза, когда я вроде бы заметил, как кто-то из них на вынужденную посадку пошёл. А потом у них там сработали заранее введённые усыпляющие препараты. Так или иначе, уцелевшие в конце эксперимента впали в сон… на втором полигоне тоже всё прошло нормально…
- А что было на втором полигоне? Расскажи!
- Да то же самое! Только там с привезенными издалека драконами сражались их собратья, выращенные нашими учёными уже с изначально измененной генетикой. Ну, результаты нам, конечно, сообщать не стали – не нашего ума дело, однако начальство выглядело очень довольным.
Некоторая часть сведений о «воюющих» планетах не могла не попасть в открытые источники информации. В том числе, и об особенностях поведения аборигенов. Поэтому, а также благодаря своей непродолжительной службе на Новой Галилее, Огненович знал, что конфликты, изредка случающиеся между стадами аборигенов, оказываются наиболее ожесточёнными, когда в борьбу вступают близкие по территории обитания или кормления группы «драконов». Так что начало эксперимента, о котором рассказывал мистер Браун, выглядело очень осторожным.
- Что было дальше? Рассказывай!
- На обоих полигонах эксперименты продолжались. Следующими соперниками у обеих групп подопытных драконов были сначала группы аборигенов, собранных из разных мест планеты и, соответственно, - из разных стад. С этими хлопот вышло несколько больше, поскольку все они не находя своих сородичей метались из стороны в сторону, гораздо больше, чем вчерашние группы единоплеменников, так сказать. Но и закончилось дело, на сей раз, быстрее – сопротивления-то «нашим» сборники почти не оказывали…
- Дальше рассказывай!
- На третий день мы наоборот проторчали на позициях очень долго – двум группам, переделанных драконов в качества спарринг-партнёров противостояли группы проживавших в МНИК вместе с ними, но не модифицированных, так сказать натуральных аборигенов. Накачанные химией атаковали врага очень вяло, а вот заградогонь мы открывали наоборот часто. Зато на соседнем полигоне генно-модифицированные разобрались со своим «блюдом» в два счёта.
«Видимо, первые считали себя в некотором роде соплеменниками своих жертв, а вторые - нет», - подумал Огненович.
- Дальше что было? Рассказывай! - вслух произнёс он.
- Следующими на очереди оказались драконы, похищенные из стада, обитавшего неподалёку (но не так, чтоб совсем близко) от местоположения научного комплекса и полигонов. Да к тому же питание для «наших» драконов доставлялось из тех же источников, на которых кормилось это стадо. А новогалилейские драконы хорошо чуют, кто и чем питается. Так что получилась эдакая борьба за источник жратвы …
- И чем она закончилась, Рассказывай!
- Победой «наших», на обоих полигонах. Вот только на заградительном периметре второго полигона случилась неполадка с техникой, и какая-то тварь ускользнула с поля боя. Это только позже выяснилось, потому что доложить начальству о своём конфузе сразу эти олухи не потрудились. Они решили, что если это из наших кто-то дёру дал, так он всё равно вернётся в гнездо, то есть в МНИК, а если из похищенных – так он просто вернётся в стадо (если его по дороге не подстрелят люди или не поджарят огненные колодцы), и на этом всё закончится.
- А оно не закончилось? Ответь!
- Нет.
- Рассказывай!
- Следующий тренировочный день по плану был завершающим. На моём полигоне начальство решило свести генно-модифицированных и накачанных химией. Их схватку назначили уже через трое суток после предыдущих боёв. А они у нас проходили с перерывами разной длины. В зависимости от того, в каком состоянии после боёв находились подопытные. Но в этот раз оказалось, что надо либо откладывать последнюю проверку надолго, либо проводить почти сразу…
- Почему? Ответь!
- Так наши «химики» в последнем бою пострадали значительно больше, чем их коллеги со второго полигона, мы их звали «модиками». В конце концов, начальство решило провести схватку в усеченных составах и в два этапа. На первый полигон доставили только половину модиков, другую половину разместили на втором полигоне. Нашим «химикам» предстояло для начала схлестнуться с первой группой, а потом – со второй. Это нам объяснили досконально, поскольку нам предстояло провести на позициях вокруг полигона больше времени, чем обычно. Правда, нам дали подкрепление – часть охраны второго полигона, но очень небольшое, поскольку иначе они рисковали бы потерять контроль над модиками, размещёнными на втором полигоне…
- Дальше рассказывай!
- Сначала всё было нормально. Зверюг доставили на полигон, выгрузили, транспорты убрались. Потом через обычное время эти твари очухались, взлетели, и полигон заволокло облаками газов. Но где-то через полчаса после начала боя всем нам на периметре поступило срочное сообщение от начальства. По данным со спутника в сторону полигонов двигалось облако со стадом драконов. Причём оно было уже довольно близко от второго полигона. Как выяснилось до этого его движение ни просчитать, ни тем более остановить не удалось из-за крайне неудачного стечения обстоятельств, сложившихся в нашем округе и соседних округах…
- Ты знаешь, что это за обстоятельства? Расскажи!
- Во-первых, большую часть пути к полигонам это стадо как выяснилось, летело одним из своих традиционных маршрутов, а потому не вызвало подозрения ни у компьютера, ни у диспетчеров, контролировавших его работу. А потом они повернули в нашу сторону и некоторое время двигались вне поля зрения спутника, а когда спутник вновь нацелился на них, оказалось, что большую часть пути к нам в гости они уже проделали. К тому же, почти все резервы нашего и соседних округов в последние несколько дней пришлось задействовать в борьбе за крупнейшие рудники нашего сектора, которые находились в одном из соседних округов.
- Рассказывай, что случилось дальше!
- Модиков с нашего полигона начальство тут же решило вернуть на второй полигон. Чтобы «химики» не мешались, их стали усыплять. Почти половину охраны первого полигона тоже отправили на второй, а большую часть остальных бойцов, в том числе и меня, решили вернуть на защитные позиции вокруг военной базы, где размещался МНИК. Оставшихся на периметре первого полигона бойцов тоже собирались перевезти на её защиту, как только «химики» окончательно затихнут – на этот раз они почему-то медленно засыпали. Однако мы ещё не достигли места назначения (за нами прислали воздушный транспорт), как старший офицер периметра передал по общей связи сообщения, что «химики» не впадают в спячку, а, судя по всему, постепенно преодолевают действие усыпляющих средств. Наш транспорт тут же развернули, чтобы лететь на периметр первого полигона, но тут пришло сообщение, что стадо драконов уже подлетает ко второму полигону…
- Рассказывай дальше!
- Нас снова развернули в обратном направлении и вскоре мы занимали свои места на боевых позициях вокруг базы с научным комплексом. Вскоре пришло сообщение, что «химики» организованно атаковали один из участков периметра первого полигона и, видимо, в ближайшее время вырвутся за его пределы. Из чего следовало, что все меры, принятые научными руководителями по эффективизации химвоздействия и возврату «химиков» под контроль, не увенчались успехом. Потом мне объяснили, что, видимо, воздействие драконьего варианта адреналина (его обозвали драко-берсеркином) после нескольких схваток превысило, то, что прогнозировали химики… те, которые люди...
- То есть, этот берсеркин достиг такого уровня, что подавил воздействие всей посторонней химии?
- Ну, да…
- Рассказывай дальше!
- Дальше мы некоторое время слушали переговоры наших коллег, сражавшихся на укреплениях вокруг полигонов. Впрочем, бой на первом полигоне не затянулся: два десятка «химиков» прорвали периметр и направились к гнезду. У них приближалось время питания. Между тем в подземном загоне для аборигенов тоже начались какие-то волнения среди раненых в предыдущем бою «химиков». Наши учёные старательно развивали у подопытных имевшиеся у них зачатки телепатии – для лучшего взаимодействия в бою, ну и, очевидно, доразвивались! Впрочем, этих удалось успокоить традиционным методом – активацией заранее введённых усыпляющих средств. Тем не менее, во избежание возможных неприятностей собравшихся на конференцию учёных, которые проживали в отдельном жилом корпусе в той же части базы, где находился подземный загон, перевели в другое место – неподалёку от тех позиций, которые занимал я и мои сослуживцы.
- Дальше что было? Говори!
- Атаку «химиков» нам удалось отбить без труда. Видимо, внутренности у них всё же были не в порядке после внутреннего химического противоборства: когда они подлетели к нашим позициям, вокруг них лишь вилась лёгкая дымка вместо обычных непроглядных серых облаков, так что мы смогли вдоволь налюбоваться их отвратными зверскими мордами и телесами самых разных форм. Да и атаковали они нас несколько вяловато. Вот только проблема обороны нашей базы заключалась в нехватке людей. Впрочем, пока основные боевые действия разворачивались на втором полигоне, это не имело особого значения. К тому же начальство базы уже запросило у окружного и секторного командований подкрепления.
- Прекрасно! Что было дальше? Рассказывай!
- Да с модиками нашими проблема возникла. Вскоре из сообщений наших бойцов со второго полигона стало ясно, что залётные драконы (очевидно, это было то самое стадо, часть которого похищали для предыдущей тренировки) наносят весьма ощутимый ущерб научному проекту, выжигая генно-модифицированных соперников в борьбе за «призрак родной кормушки», как выразился один парень со второго полигона. А в модиков спонсоры исследований вбухали уйму денег и терять их просто так ни они, ни учёные, ни военные не хотели. Начальство дало модикам приказ лететь к гнезду, то есть на базу МНИК. Напавшее на нас стадо, преодолев сопротивление боевых установок периметра второго полигона, устремилось в погоню. А тут ещё спецы, контролировавшие поведение модиков, сообщили начальству, что эти твари тоже на грани «нервного срыва» и могут устроить погром и пожар, если окажутся вблизи от резервуаров со своим «питанием». В результате начальство приняло решение перенаправить их в другую часть базы – как раз туда, где располагались позиции с орудиями моей группы. Вскоре надо мной пролетели несколько облачков, в которых прятались остатки генно-модифицированного «стада». Их появление вновь раздразнило летавших поблизости «химиков» и нам пришлось снова отбивать их слабенькую атаку.
- Дальше что было? Говори!
- Тем временем, стадо «нормальных» драконов достигло границ базы со стороны второго полигона. Нюх у них был лучше, чем у модиков, которым его постарались уменьшить в целях безопасности, а потому натуралы почуяли запахи «жратвы» из резервуаров, даже находясь вне границ базы. Часть их ринулась на штурм тамошних оборонительных позиций. Другая часть продолжила погоню за модиками и атаковала оборону базы как раз там, где располагалась моя группа…
- Что случилось дальше?
- Началась настоящая новогалилейская схватка: небо вокруг наших установок заволокло непроглядными грязно-серыми облаками, из которых выныривали драконьи пасти и извергали на нас огонь. Аннигиляторы газов включились на полную. Моя боевая установка – «Джей Би-10-14» просто закрутилась на месте пуская огненные стрелы туда, где новаки фиксировали присутствие драконьих туш. Я вообще отключился от реальности и только стрелял, стрелял, стрелял…
- «Джей Би» это продукция «Джаред Болтон Милитари Индастриз»? Ответь!
- Ну, да. Это установка средней мощности. С помощью кратковременных силовых полей она формирует эдакие жидкие стрелы из очень ядовитого, да еще и легко воспламеняющейся на воздухе вещества. Такая стрела легко прошивает оболочку драконов, особенно на брюхе. Когда она приникает в тело, формирующее её силовое поле исчезает, и жидкость растекается по внутренностям. Дракон быстро получает очень серьёзные внутренние повреждения, вскоре нарушающие его боеспособность…
- А что происходило на других участках обороны? Ответь!
- Бой происходил, а конкретнее – сказать не могу.
- Стадо где-нибудь прорвало оборону? Ответь!
- Нет. До этого не дошло.
Радивое немного удивился. Из предыдущего рассказа у него сложилось впечатление, что нападение драконов на базу МНИК привело к серьёзным разрушениям и даже жертвам, например, среди учёных.
- А что было с собравшимися на конференцию учёными? Они не пострадали? Скажи мне!
- Нет. Почти всех гостей, прибывших на планету для участия в конференции, да и собственных научных сотрудников начальство базы эвакуировало через внешний ТПК-порт. Это было последнее сообщение извне, которое я запомнил, прежде чем погрузился в горячку боя с «натуралами».
Огненович проявил внимательность и дотошность:
- Ты сказал: «почти всех гостей». То есть кто-то остался? Ответь!
- Как ни странно – да! Двое спонсоров научных исследований (и мистер Соколовски в том числе) заявили, что раз уж они прибыли на Новую Галилею, они хотят посмотреть в реальном времени бой с драконами и пожелали остаться на базе, как минимум до тех пор, пока напавшие не прорвутся внутрь её территории.
- Ага, значит, Соколовски понаблюдал вашу схватку с аборигенами, и твои действия произвели на него очень благоприятное впечатление? Так было? Ответь!
- Именно так. Я был просто ошарашен, когда через несколько часов после боя, который завершился в нашу пользу благодаря своевременному прибытию подкрепления, ко мне зашёл капитан Рид и сообщил, что меня вызывают в штаб базы, где со мной пожелал встретиться мистер Соколовски. Когда я прибыл туда, он заявил, что наблюдал за боем в штабном конференц-зале и мои действия в бою весьма впечатлили его. А потому он предложил мне заключить контракт и работать на его службу безопасности. Более того, он намекнул, что, изучив моё досье, пришёл к выводу, что я могу быть полезен ему не только как рядовой охранник, а на более высокой должности! Представляете? Я, естественно, согласился! Мой новогалилейский договор расторгли без проволочек, и я заключил новый – с охранной фирмой мистера Соколовски. А уже через несколько месяцев я стал начальником его охраны!
После окончания этой истории, Радивое быстро закруглил разговор, тем более что время в релаксационной комнате они и так провели довольно много, а привлекать к своей персоне излишнее внимание Огненович не собирался. Информация об эксперименте с драконами или ящерами на Новой Галилее как и о его результатах, несомненно заинтересует некоторые отделы его разведслужбы. Впрочем, торопиться с её переправкой начальству югослав не собирался: полученные данные не относились к вопросам безопасности Т.С.Ю., так что их можно будет изложить в итоговом отчёте по результатам работы на конгрессе в свою очередь среди прочих собранных сведений несиюминутной важности.
Размышляя над этим, Огненович стоял перед лифтом. Кабинка подъехала. Дверцы раскрылись, и его встретила лучезарная улыбка уже знакомой служительницы отеля. Что ж, работа на сегодня завершена, подумал Радивое. Можно и отдохнуть. Активно.
Потребность быть правым – признак вульгарного ума (Альбер Камю)
«Всепокайтеся! Зряще како змию жрать твой дух! Смерть на нас! Будет тут змий каратель!... И аминь. Так?»
Умберто Эко «Имя розы»
«Именно так, именно так, именно так!»
Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль»
Устав от промозглых ученических будней лондонского Университета искусств, я выговорил себе годичную поездку по городам южной Италии — написать игривых солнечных пейзажей к выпускной работе и пополнить коллекцию этрусских ваз для университетского музея. К тому же случилось со мной несколько мелких, хотя и довольно досадных историй, которые какой-нибудь ханжа непременно прозвал бы аморальными. Дело, разумеется, совершенно обычное, особых пояснений не требующее — в таких случаях уместно просто исчезать на некоторое время, подальше от утомительных амурных страстей и чужих рухнувших надежд. Мой дядя — ведущий профессор кафедры Античного искусства — снабдил меня рекомендациями к сеньору Фиоренцано, одному из основателей весьма теперь популярного и денежного направления в живописи, «consustanziagite», что я примерно перевел бы на русский странноватым повелительным словом «пре-су-щест-ви-те-ся!». Это название в свое время породило конфликты с церковниками, — дескать, кощунственно искажать название таинства Христова! — но эти деятели вечно чем-нибудь недовольны: то скромным положением Земли в Солнечной системе, то устройством Вселенной, то однополыми браками. Я слышал, «consustanziagite» — это искусство изображать вещь... без вещи. Подобно тому, как сложенная до предпоследней фигурки пазл-картинка однозначно диктует и место, и вид последнего недостающего элемента, мастер «consustanziagite» создает окружение, полностью определяющее подразумеваемую вещь, которая, говорят, выходит даже и ярче, и реальнее. Честно говоря, мне казалось, что я неоднократно видел что-то подобное, хотя бы у Куинджи, с его манерой изображать Луну блеском осколка бутылочного стекла, а потому плохо представлял себе оригинальность такого подхода, разделяя, однако, энтузиазм всем сердцем заботящегося о моем безбедном будущем дяди и зная его умение безошибочно чувствовать направления моды.
Скрытый текст
...И вот вместо упавшего в Темзу унылого мутного неба, которое я вынужден был терпеливо созерцать последние восемь лет, надо мной раскинулся бездонный, ослепительно лазурный купол, а у ног — белые кружева бирюзовых волн теплого Тирренского моря. Вторая половина осени выдалась знойной.
– Добро пожаловать в Италию! - сеньор Фиоренцано, жгучий сицилиец с хищным носом, не без удовольствия оглядел мой дорогой костюм, очки в золотой оправе и саквояж крокодиловой кожи, - желаете частных уроков, Александр Афанасьевич? Похвально, похвально... Только я меньше двадцати уроков не даю, нет смысла, знаете ли. Давно из России? – Давно. – Позвольте представить вам мою жену.
Я ожидал брюнетку, увидев же не просто светлые, но молочно-белые волосы и отдающее ледяной синевой лицо, я был удивлен вдвойне, потому что узнал эту женщину. За восемь лет она ничуть не изменилась. Из-за слишком широких скул и слишком узкого подбородка ее лицо казалось треугольным; и огромные странные глаза, словно бы наполненные замерзшими слезами-льдинками... Она на мгновение опустила веки, а потом снова взглянула на меня — точно бабочка сложила и вновь расправила крылышки. Безгубый, как щель от сомкнутых створок мидии, рот и тонкий, точно свернутый из папиросной бумаги, нос затерялись где-то на ее лице — не было ничего, кроме глаз. Она и теперь могла нравится, эта странная бледная женщина, если в первые мгновения вы не успевали слишком сильно испугаться. Она робко и радостно улыбнулась мне.
– Здравствуйте, Анна. – Вы знакомы? – Да, учились несколько лет в одном классе, еще в России. Еще в прошлой жизни. Рад видеть вас, Анна.
Она посмотрела на меня с изумленным немым укором. Анна была одной из тех мелких досадных историй, которые я во множестве оставил еще в России, из которой уехал сразу же после школы на поиски достойного образования и солидного положения в жизни.
...В эту ночь, одолеваемый какими-то неприятно-стыдливыми воспоминаниями, я почти не спал и рассветом уже был у художника. Мастерская Фиоренцано — трехэтажный особняк на скалистом берегу — оказался самым высоким из трех десятков домиков, ютящихся вкруг бывшего гладиаторского амфитеатра, а ныне торговой площади. Поднявшись по узкой винтовой лесенке, я ступил в обширную круглую комнату с низким деревянным потолком и широкими окнами, заставленную мольбертами и пропитанную специфическим запахом красок, лака и холстов. На стенах были развешаны картины. Анна равнодушно переводила взгляд с одной на другую, размазывая тонким бледным пальчиком краски по палитре, и я хорошо помнил эти ее движения. Много лет назад, когда мы еще сидели с ней за одной партой, она как-то с ужасом узнала, что звезды — это на самом деле гигантские шары жидкого огня, подстать нашему солнцу, и такие же ослепительно жгучие. Она достала где-то большую карту звездного неба, разложила на деревянном полу мансарды, которую я тогда снимал для нее на дядины деньги, и долго ползала по звездному небу, тщательно замазывая угольным карандашом все белые точки-звездочки, время от времени засовывая карандаш в рот, отчего кончик языка у нее стал совсем черным... Анна повернулась ко мне и улыбнулась. Вошел муж.
– Нам нужно работать. Иди к себе.
Анна опустила голову и послушно вышла.
– Как она теперь переносит... солнце? - вырвался у меня вдруг вопрос, хотя вспоминать прошлое не в моих правилах. – В тени, - скупо ответил Фиоренцано. – Она с детства боялась солнца. Она очень страдала от сильнейших ожогов, они всегда появлялись, тогда как другие дети преспокойно играли на самом солнцепеке. Она, знаете, больше половины жизни в больницах провела. А сейчас, я смотрю... – Знаю. Забрал ее оттуда. Это все ее воображение и больше ничего.
«Почему же тогда она проводит время в тени?», хотел спросить я.
– Вы, кажется, на урок пришли, Александр Афанасьевич? - тон художника стал суше вяленой трески, - Оставим не относящиеся к делу разговоры. Вы и без меня знаете очевидную истину, что солнце в умеренных дозах для человека не опасно, какой бы нежной кожицей и впечатлительной натурой он не обладал. Взгляните-ка лучше на это.
Передо мной был рисунок яблока. Точнее, мне понадобилась почти минута, чтобы понять, что передо мной именно яблоко. Листья, как-то по-особому переплетенные веточки, разноцветные полосатые тарелки, желтые цветы, оброненные красные бусы на заросшей клевером тропинке, перевернутая плетеная корзинка, сахар, баночка меда... Мой рот наполнился слюной и отчетливым вкусом сочного сладкого яблока. Я не смог сдержать восторженного возгласа — видимо, специально выстроенные цветовые сочетания помогали достичь такого реального эффекта. О, да, это может стать чертовски денежным занятием! Чутье снова не подвело моего замечательного дядюшку.
– Не хватает только самого яблока, я имею ввиду, реального, физического, так? - я сглотнул слюну. – Совершенно верно, - серьезно отозвался художник, - это потому что у яблока нет души. – Простите? – Моя мечта — портреты живых людей, а не изображения яблок, — говоря о живописи, Фиоренцано стал гораздо многословнее, чем говоря о жене, - Вот представьте такую задачу. Есть металлический ящик, а внутри — кубик-образец некоторого материала, который испытывают на прочность разными агрессивными средами...
Я воззрился на него с удивлением.
– Да, Александр Афанасьевич, когда-то я был инженером, да... когда-то в другой жизни. Так вот, возвращаясь к задаче, спрашивается, как защитить сам ящик от действия агрессивной среды? Дорогостоящие защитные покрытия и прочее и прочее... А ответ-то прост! Ящик — вообще лишний элемент, вполне можно обойтись без него, если заливать агрессивную среду прямо в образец. Ну, высверлить в кубике луночку и заливать... То же и с портретом, понимаете? Окружение человека скажет нам гораздо больше о нем самом, чем его собственное лицо. Лицо в портрете есть лишний элемент , как бы странно это не звучало. Лицо может, извините, банально не проспаться, оно может плохо себя чувствовать, с ним может произойти тысячи сиюминутных метаморфоз, одну из которых запечатлеет художник. И тогда сущность человека на портрете останется скрытой. Сколько угодно пусть восхищаются улыбкой Джоконды, но она, эта блистательная улыбка, ничего не скажет нам о ее обладательнице, о ее характере, сути, склонностях. Она «загадочна»! Окружение же человека лишено таких недостатков — оно многогранно, оно... э-э-э... многочисленно — извините за не совсем удачное слово — и расскажет нам все-все до конца, надо только уметь «спрашивать» вещи вокруг. Этому-то я и учу. Пока, правда, только лишь на... яблоках.
...Дни потекли за днями. Каким же волшебником я себя почувствовал, когда нарисованное мною по технике «consustanziagite» яблоко впервые стало пахнуть действительно яблоком, а не масляными красками и моей потной рубашкой! Я старался бывать у Фиоренцано в особенно знойные дни — тогда, я точно знал, Анна будет сидеть где-нибудь в темноте. Но однажды она все-таки подстерегла меня и схватив холодными пальчиками за локоть, быстро повлекла куда-то. Ее комната чем-то напоминала ее саму. Так иногда бывает у хозяев и их собак, что остроумно подметил еще Херлуф Бидструп. Комната Анны была треугольная, с белыми потолком и полом, без окон; вдоль стен помещались полки голубоватой стали со всевозможными камнями: гранит, мрамор, хрусталь, горсти топазов и аметистов. В углах стояло три ведерка с колотым льдом. На полу лежало несколько подушек. Собаки у Анны не было, зато в стеклянном ящике жило несколько белесых кактусов с блеклыми цветами. Она, наконец, выпустила мою руку, прошла вперед и вдруг резко развернулась, точно приняв какое-то бесповоротное решение.
– Забери меня отсюда, я прошу тебя, Сашенька! - с мучительным надрывом выкрикнула она. – Но, Анна... - опешил я, не ожидая такой экспрессии от тихой молчаливой женщины. Сколько я ее знал, она никогда не повышала голос, никогда не проявляла столь бурных эмоций. – Я не могу здесь , разве ты не понимаешь!? Солнце убивает меня! И я не могу всю жизнь провести в комнате! Мне нужно на север, далеко-далеко на север, на снег, на простор, увези меня, я прошу, я умоляю... мне тесно здесь... – Не забывай, что ты замужем, Анна. И твой муж привез тебя сюда. А солнце... это все твои домыслы, Анна, это всего лишь самовнушение... – Я ненавижу его!!!
«Кого, его?», хотел спросить я, но не успел. На пороге стоял Фиоренцано. Я стремительно вышел, не зная, куда от смущения девать глаза и руки, он же молча пропустил меня и аккуратно прикрыл дверь с той стороны. Выбегая на улицу, я услышал слабый женский вскрик, но пусть их — дела семейные есть дела семейные. А мне давно пора было отправляться за этрусскими вазами, поскольку время и деньги, выделенные дядей на поездку, подходили к концу. Недолго прособиравшись, я отправился в глубь страны, на всю зиму — в Старую Капую и Казерту, где активно велись раскопки старых этрусских поселений, а по окрестностям было много музеев найденных редкостей. Нельзя сказать, чтобы я не думал об Анне... Из всех женщин, которых я знал, с ней было сложнее всего: ей никогда не нужно было моих денег, и я никогда не знал, что же ей от меня нужно. Чувства неловкой стыдливости постоянно преследовали меня тогда. Не любила же она меня в самом деле?... Вернулся я лишь весной — надо было закончить обучение, поскольку я заплатил Фиоренцано вперед.
– Она умерла, - мертвенно и спокойно сообщил мне ее муж, когда я привычно вошел в большую круглую комнату на третьем этаже его мастерской. Он был сильно и, судя по внешнему виду, давно пьян. – Как!? Когда!? – Два дня назад. Долго была на солнце. – Конечно, вам не до уроков теперь... – Отчего ж? Как раз у меня есть что тебе показать, - Фиоренцано поднял на меня мутные глаза и как-то мучительно усмехнулся, но в его глазах — я готов был поклясться! - мелькнули искорки скрытого торжества.
Он широко повел рукой по кругу. На всех мольбертах — рисунки камней Анны, ее одежд, ее кактусов, ее стеклянного ящика и множество треугольников странных резких оттенков.
– Я почти закончил, Саша. Я, именно я впервые создал портрет техники «консустанцияджите»! Ты ведь уж наверное догадался, ты же не дурак, Саша... Анна оказалась просто идеальной натурщицей для моих целей. Ну суди сам, - торопливо и сбивчиво продолжал он, как будто бы я с ним спорил, как будто бы он пытался в чем-то убедить самого себя да все никак не мог, - Она замкнута, она одинока, круг ее вещей и забав ограничен, она неумна, немногословна, поглощена одной единственной странной проблемой — солнцем... А потому ее так легко рисовать! Ведь для начала всегда нужно что-то простое! Для этого-то я и привез ее сюда и позволил обставить комнату по ее странному вкусу. – Была замкнута, была одинока... – Ты, кажется, хочешь меня в чем-то обвинить? - опять он, казалось, слушал не меня, но свои мысли. – Не потому ли вы пишете ее портрет, что душа одна и не может быть одновременно в человеке и в вашем творении... - как-то с трудом ворочая языком медленно произнес я. – Средневековая чушь! - рявкнул он, побагровев, - я даю тебе возможность восхититься величайшим в мире мастерством, а ты несешь всякую чушь! Да, я тоже сожалею о ее смерти, да, но смотри же теперь, смотри!
Метаясь от мольберта к мольберту, суматошно и как-то исподтишка дергая замусоленной в палитре кистью, художник добавлял одному лишь ему видимые недостающие штрихи. Воздух все отчетливее становился густым и тяжелым. И тут... Ледяные шипы, длинные зазубренные сосульки, проткнули ворот моей рубашки и выдернули меня из комнаты, сквозь окно, а затем стряхнули, точно полудохлого пескарика вниз, на куст магнолии. С треском ломая ветки, прикрывая голову изрезанными стеклом руками, я рухнул вниз, уткнувшись носом в пряную влажную землю. Хотелось тоненько завыть от боли и страха. Кое-как протерев руками глаза, я посмотрел на дом... От дома почти ничего не осталось, только фасад с балконом, а на его месте в лучах полуденного солнца блистала ледяная радуга игл-сосулек всевозможной длины и толщины. Иглы пришли в движение, заколыхались, точно жесткие травяные стебли на сильном ветру, меня обдало брызгами и колючим ледяным крошевом. Вверх изящно выгнулась голова на длинной шее, увенчанная шапкой сосулек, точно гигантский хрустальный одуванчик.
– Мой Бог...мой Бог..., - только и смог, что прошептать я.
Дракон — а это был дракон! — одно за другим разворачивал тонкие ледяные крылья, пока их не набралось достаточно для того, чтобы он мог взлететь. Треугольная голова Анны, такая нелепая при жизни, вытянулась, стала теперь соразмерной и красивой. Огромные, в рост человека, глаза скользнули по мне, по Фиоренцано, в ужасе пытавшемуся выбраться из под придавившей ему ногу балки. Дракон встряхнул головой, его крылья вытянулись и напряглись, и он взмыл вверх. Разинув пасть, он устремился, казалось, прямо к солнечному диску... Вот кто был врагом! Не я, однажды поигравший и бросивший, не муж, использовавший ее для своего искусства. Фиоренцано дернулся изо всех сил, балка сдвинулась, приведя в движение то, что осталось от дома, и балкон обрушился художнику на голову...
Насколько же далеки от истины были попытки объяснить поведение Анны различного рода гипнозом, а то даже и редкой кожной болезнью... она была ледяным драконом !... который теперь таял под жгучими лучами южного солнца. Крылья стекали на землю, одно за другим, как тает воск пред лицом огня. Всего один раз, незадолго перед отъездом в Лондон я навещал ее в больнице; принес кулек леденцов и одну розу, говорил что-то невнятно и глупо, она так радовалась, так ласково и благодарно смотрела на меня тогда... Тошнотворное чувство стыда охватило меня. Я полз к обрыву под дождем от тающего дракона. А если бы не она, но я или Фиоренцано так... преосуществилися ? Какие уродцы родились бы на свет от наших столь ничтожных душонок!? А я ведь обычный, таких как я тысячи тысяч... Вот и родились бы тысячи тысяч уродцев, тысячи тысяч монстров и, быть может, всего лишь несколько драконов из таких чистых душ, как Анна. Мир заполнился бы гиенами, гидрами и прочими тварями бестиария Сатаны, в клочьях мерзостного мяса, с козлиными рожами, с львиными шкурами и пантерьими зубами... тра-та-та, тра-та-та, открывайтесь, в ад врата!!! Вот чье пришествие предугадал еще Иеронимус Босх! Кто-то звал меня, хватал за руки. Я рвался как безумный.
Я кричал и кричал, а то, что осталось от Анны, рухнуло в прибой. Волна за волной лизали сглаженное блестящее ледяное тело, уже не головы, не крыльев было не разобрать. Словно тонкий леденец истаивал на морском берегу.
…храбрые мужи вступают в битву с враждебным миром и исчадием тьмы, и эта битва кончается для всех, даже для королей и героев, полным поражением и гибелью.
Дж.Т.
Как все-таки странно устроен этот мир!
Эта единственная мысль вертелась у меня в голове, пока я шел за гробом своего лучшего друга, пока смотрел, как его медленно опускали в разверстую утробу земли, пока раскланивался с какими-то знакомыми и незнакомыми людьми, пока ехал домой с кладбища в ослепительном сиянии зимнего солнца, которое, казалось, окружало меня со всех сторон. И мне все чудилось, что стоит только обернуться, и я увижу Джимми, вольготно развалившегося на заднем сиденье. Улыбающуюся до ушей родную с детства физиономию. Но я его не увижу. Я похоронил его сегодня. Покойся с миром, старина Джим… Что тут еще скажешь?
Как странно устроен этот мир!
Не то, чтобы я всерьез задумывался о том, кто из нас умрет первым, но одно я знал наверняка: Джим гораздо лучше моего разбирался в жизни. Он был к ней лучше, что называется, приспособлен. Так было всегда. С самого детства. Может, с этого и начать? Мать всегда говорила мне: не знаешь, с чего начать, начни с начала. Пожалуй, так и стоит сделать.
Скрытый текст
То, что мы с Джимом сдружились, вышло совершенно случайно – уж слишком разными мы были. Но в детстве такие границы пересекаются легко. Это только взрослые неизбежно обречены знать, что разделяющие нас пропасти непреодолимы. Джим происходил из рода М. Про людей, вроде него, никогда не говорят: это сын таких-то или этот паренек из таких-то. Всегда только: происходит из рода М. Аристократическое семейство, понимаете? Но Джим никогда не задирал нос. Он был очень добрым. Из-за этого мы, кстати, и познакомились: однажды этот парень вмешался, когда увидел, как старшеклассники отбирали у меня мелочь. Он уже тогда умел здорово драться – готовился поступать в военную академию, пойти, так сказать, по стопам. У них в семье это было принято. В той драке ему тоже сильно досталось. В день, когда мы с расквашенными носами сидели на пустыре, родилась наша дружба.
Естественно, дальнейшие наши пути разошлись. Джим отправился в свою Академию, потом воевать за море, а через полтора года неожиданно вышел в отставку. С военной карьерой было покончено раз и навсегда. Тогда мы с ним и встретились вновь. Я к тому времени уже работал репортером в местной газетке и, скажем прямо, звезд с неба не хватал. Другое дело Джим – он-то всегда оставался самим собой. Его не интересовали ни столичные светские рауты, ни бесконечные развлечения на дорогущих курортах, хотя он мог себе позволить и то, и другое. Душа Джима жаждала большего. Настоящей великой цели. И с каждым днем все отчетливее проявлялось его разочарование в жизни.
Джим и я много времени проводили вместе, говорили обо всем на свете, пили или кутили с девчонками. Мы снова очень сблизились, но вдруг – словно что-то в нем сломалось – Джиму попросту прискучили нехитрые наши развлечения. Он мог встать и уйти в самый разгар веселья. Или целый вечер обхаживать девицу, а потом, когда она была уже на все согласна, сунуть ей в руку деньги на такси и ласково послать ко всем чертям. Как ни странно в этом сознаваться, я уже начал разделять беспокойство его родителей по поводу того, чем все это закончится, когда жизнь сама подбросила Джимми простой и изящный выход из положения: университет. Я даже не знаю, с чего вдруг ему пришла в голову эта идея (может, очередная его подружка оказалась студенткой?), но в тот момент мы все вздохнули с облегчением, когда Джим объявил, что намерен получить диплом инженера. Университет располагался совсем рядом с его родовым гнездом, ну, и моим тоже, если только мою берлогу можно назвать «родовым гнездом», в чем лично я не уверен. Таким образом, никому ни с кем не пришлось расставаться надолго, и все устроилось как нельзя лучше. Так в нашу жизнь вошел Чарли.
Теперь, оглядываясь назад, я думаю, не было ли первым тревожным звоночком, предвестником грядущей беды, то неприятное впечатление, которое на меня при встрече произвел… нет, не Чарли, а его кузен Родни? Я отчетливо помню, как мы с шутками-прибаутками дотащили вещи Джима до его комнаты в студенческом общежитии и свалили их в кучу. Помню, как я сидел на подоконнике, пялился на девчонок, разгуливавших по кампусу в открытых маечках и коротеньких шортиках, и вполуха слушал нарочито глубокомысленные рассуждения своего приятеля о том, какая из двух стоявших в комнате кроватей – правая или левая – больше ему подходит. Вдруг дверь распахнулась, и через порог шагнул высокий, одетый с иголочки брюнет.
Оторвавшись от созерцания мебели, Джим шагнул ему навстречу, широко улыбаясь и протягивая руку для рукопожатия:
– Привет, я твой сосед по комнате, Джим.
– Не мой, – несколько сухо ответил брюнет, но протянутую руку все же пожал. – Я Родни, а тебе придется жить с моим кузеном Чарли.
Тут дверь вновь распахнулась, и на мгновение мне показалось, что в комнате стало светлее. Трудно себе представить, по какому нелепому капризу природы эти двое оказались родственниками, но сходства между ними было не больше, чем… ну, вы поняли: очень мало. В отличие от Родни Чарли производил впечатление совершеннейшего добряка, что было написано на его круглом лице. А еще он оказался обладателем пышной огненно-рыжей шевелюры. В сочетании с его невысокой полноватой фигурой все это производило настолько комичное впечатление, что, когда он входил в комнату, все присутствующие невольно начинали улыбаться. Это, впрочем, ничуть его не задевало. Он не был лишен самолюбия, конечно, но вот злиться просто не умел. И никогда не держал зла на людей. Как потом выяснилось, только благодаря этой счастливой особенности характера Чарли, они с Родни продолжали общаться.
В семье Родни считался, что называется, паршивой овцой: он наотрез отказался продолжать семейное дело, разругался с родней, уехал из дома и устроился работать в агентство недвижимости. Его кузен – единственный из всей семьи – смог простить непокорного родственника. Более того, они остались друзьями. Хотя Чарли, наоборот, послушно выполнял все, что говорили родители, и, таким образом, угодил в университет изучать философию. Как его семейное дело было связано с изучением философии оставалось загадкой. Вернее даже тайной. Да-да, у Чарли была Тайна. И это, как я заметил, сразу прибавило ему привлекательности в глазах Джима. У моего друга, как утверждал он сам, был нюх на стоящие дела. И он головой ручался, что это как раз одно из них!
Вообще-то у Чарли поначалу и в мыслях не было посвящать нас в подробности. Это ведь была семейная тайна, понимаете? Но под натиском сокрушительного обаяния Джима у него просто не было шансов. Надо отдать нашему приятелю должное: он еще долго держался. Страшный секрет нам поведали только на следующий день после Хэллоуина. Чарли был пьян, конечно. И в тот момент ему это показалось забавным.
Мы втроем целеустремленно надирались в комнатушке Чарли и Джима. Добряк Чарли наверстывал упущенное – он не пользовался большой популярностью в университете, но самолюбие не позволяло ему обращаться за помощью к Джиму, так что, подозреваю, праздничную ночь он провел в компании с самим собой. Пить он не умел совсем, и развезло его почти сразу. А я молча потягивал какое-то пойло и не мог подавить в душе растущее беспокойство, как не мог оторвать взгляд от лица моего лучшего друга. На нем все отчетливее читались такие пугающе знакомые мне сигналы. В отличие от меня и Чарли, Джим с легкостью заводил друзей и находил подруг, так что День всех святых у него выдался, мягко говоря, бурный. Но вместо того, чтобы продолжить его в объятиях какой-нибудь красотки, Джим сидел в своей комнате в нашей компании и целенаправленно накачивался виски. Однако пугало меня даже не это, а то, что мой друг пил и, казалось, совершенно не пьянел. Только взгляд его становился все более задумчивым. У меня тоскливо заныло под ложечкой. Я уже видел этот взгляд еще в доуниверситетские времена, и сейчас вдруг отчетливо понял, что мечте стать инженером жить осталось недолго.
– Слшште! – Чарли безуспешно попытался встать на ноги, но все, что ему удалось – приподняться с пола и устроиться поудобнее. Джим протянул руку и забрал бутылку, которую тот нежно прижимал к груди.
– Слушште! – Чарли предпринял вторую попытку и неожиданно заговорил вполне осмысленно и почти внятно. – За каким вас сюда принесло?
– Меня? – пьяно удивился я.
– Ну, тебя, да…
– Сами пригласили, – обиделся я.
– Нет, – пьяный Чарли размашисто отмахнулся от моей обиды, – я не про тебя! То есть, про тебя… и про Джима, но не… про тебя.
Похоже, последняя фраза озадачила его самого, так что он на некоторое время погрузился в молчание. Но тут вдруг заговорил Джим. И, надо признать, для человека, который не просыхает второй день, у него отлично получалось: он всего лишь немного растягивал слова:
– Наш Чарли, по всей видимости, друг мой, интересуется, каким ветром нас с тобой занесло в это уважаемое учебное заведение. Я прав, Чарли?
– Н-н… да! – радостный от того, что его правильно поняли, Чарли кивнул несколько сильнее, чем требовалось, и чуть не свалился головой вперед.
– Меня сюда не заносило! – гордо заявил я, довольный тем, что могу утереть нос этим университетским умникам. – Сам пришел – сам уйду!
– А что занесло сюда тебя, Чарли? – вкрадчиво спросил Джимми, и я готов был поклясться, что заметил искру живого интереса, мелькнувшую в его глазах.
– Семейное дело! – со значением ответил наш приятель. И с ухмылкой добавил, – Семейное проклятие.
– У вас семейное дело философию изучать, что ли? – фыркнул Джимми.
– Дело не в философии, – замотал головой Чарли. – А в том, что она дает!
– Бред собачий? – это смелое предположение исходило от меня.
– Глупости! – пришел черед Чарли обижаться. – Философия – это квинтэ… ссуть челове…сского знания... Только она придает смысл лю…бой науке… сставит пра…ильный вопрос... Один – зато правильный!
Глаза Джима уже совершенно отчетливо блестели, это было заметно даже в полумраке комнаты.
– И что же это за правильный вопрос? – подал он голос.
– Зачем мы живем, конечно.
– Ты пришел в университет узнать, зачем ты живешь?
– Не я. Нет. Они.
– Они?
Чарли, наконец, удобно устроился, сидя на полу и опираясь спиной о кровать. Как опытный выпивоха, я сразу определил, до какой степени опьянения дошел наш приятель: расслабленность как рукой сняло, его тянуло поговорить.
– Неужели ты думаешь, Джимми… челове…ство одиноко на Земле? Да мы – хозяева планеты... Но это сегодня. Были и другие… до нас. Были динозавры. Все знают. Были, да вымерли. А потом появились млеко… питающие… да… а что, если… нет? Что, если было… еще одна ветка... ветвь... эва... ва... люции!?
– О ком это ты? – голос Джима звучал непривычно напряженно.
– Будто вы не знаете, – ухмыльнулся в ответ Чарли. – Ну, пораскиньте мозгами… не дураки же. Внешшсть рептилии… но разум – разум! – не-ет… разумом они совсем не рептилии… Но потомки дина… завров… Достаточно большого размера… могли противостоять прара…дителям…
– Ты говоришь о… драконах? – Джим весь подобрался, как хищный кот при виде добычи.
– Ну, разумеется… О ком же еще?
– Чепуха! Что за детские сказки?.. Давайте лучше про… Пряничного человечка, – это снова я внес посильный вклад в беседу.
– Чепуха?? – бойцовским петухом взвился Чарли. – А как ты объяснишь… легенды о драконах есть па-ачти у всех народов! Думаешь, это про динозавров?.. Так они вымерли! За шесть...сят миллионов лет до нас!
– А чем тебе тут поможет философия, Чарли? – Джим никак не хотел, чтобы беседа свернула с нужного ему русла. – Даже если они существовали, разве они не вымерли с появлением людей?
– Нет, конечно, – удивился Чарли. – Они же были разумны! Понимаешь, разумны! Люди вытеснили драконов, да… лишили привычных мест обитания… Но! Не лишили воли к жизни! А ведь у них, черт возьми… была огромная фора: они стали разумны задолго до нас… Скорее всего, они понимали, что… люди победят, но умирать им не хотелось. Не-ет, не хотелось! И они выжили… Они больше не хозяева планеты,.. но они выжили.
– Ты хочешь сказать, – заинтересовался я, – что где-то далеко-далеко до сих пор водятся драконы?
– Нет, зач-чем далеко-далеко? – искренне изумился наш рыжий приятель. – Они водятся среди нас.
– Откуда ты это знаешь, Чарли? – Джим не сводил с него глаз.
Чарли посмотрел на нас и вдруг захихикал:
– Ну, это же и есть наше семейное дело! Мы ищем драконов, – радостно объявил он и тут же сполз на пол. Джим протянул руку и попытался придать его телу вертикальное положение, но это было совершенно бесполезно: судя по счастливой улыбке, во сне Чарли только что удалось отыскать дракона. Может, даже не одного.
Сцену утреннего объяснения я пропустил. Все-таки, в отличие от этих шалопаев, я был человеком работающим. Так что, проснувшись ни свет, ни заря, я отправился прямо в редакцию, предоставив им самостоятельно разбираться с последствиями вчерашних пьяных откровений. Впрочем, в Джиме я не сомневался – парень умел нравиться людям, а Чарли своим рассказом поймал его прямо на крючок. Только слепой этого не разглядел бы.
Суть их долгих объяснений, изложенная мне через пару дней верным Джимом, в его исполнении выглядела так: семейство Чарли, хотя и не отличалось знатностью, вело свой род от каких-то знаменитых драконоборцев. Видимо, его предки были не из тех, кто, нарядившись в красивые доспехи, развлекал придворных дам сказками о сражениях с чудовищами, так что больших богатств наследникам не оставили. Зато оставили благородную цель: искоренять драконье племя по мере сил. Сказать по правде, трудно было представить себе более нелепую кандидатуру в драконоборцы, чем добряк Чарли, но, как говорится, положение обязывает.
Предки, будучи людьми обстоятельными и лучше других понимая, какое нетривиальное занятие они придумали для своих потомков, помогли, чем могли: они не только рубили головы огнедышащим гадам, но и старательно записывали все, что им про тех было известно. Судя по их путанным записям, которые они вели века примерно с шестого, и разобраться в которых было весьма непросто, драконы все время мельчали и как-то ощутимо менялись. Со временем они потеряли крылья, тело их уменьшилось, а конечности, наоборот, вытянулись. Дракон, убитый очередным доблестным предком Чарли в десятом веке, и вовсе умел стоять на задних лапах и довольно ловко орудовал в бою передними. Да и ростом он был всего на голову выше человека, хотя, по-прежнему, намного превосходил его по силе. А потом драконы внезапно просто исчезли, растворились, как будто их никогда и не было.
Еще около сотни лет доблестные рыцари добросовестно прочесывали старушку Европу в поисках ужасных рептилий, но те как сквозь землю провалились. Тогда они перекочевали в семейные предания и оставались старой полузабытой легендой вплоть до того дня, когда в разгар битвы при Ватерлоо в рукопашной схватке прапрадед нашего друга не наткнулся взглядом на желтые драконьи глаза. В какой мундир был облачен их обладатель, он уже не видел: в нем проснулся потомственный драконоборец и, забыв обо всем на свете, славный предок нашего друга рванулся к древнему врагу. Но битва разделила их, и больше им так и не довелось встретиться. Не полагаясь отныне на точность семейных архивов, остаток жизни прапрадед посвятил сбору всех старинных легенд о драконах. И детям своим завещал, естественно, то же самое.
Повезло двоим из них. Одна из его дочерей заинтересовалась скандинавскими сагами и случайно наткнулась в них на персонажа, известного как Сигурд Змей-в-глазу: его мать, дочь знаменитого Сигурда, поклялась, что докажет свое происхождение от героя, сразившего дракона, родив ребенка со змеем в глазах. И правда, в левом глазу ее младшего сына вместо радужки красовался уроборос – змей, закусивший кончик собственного хвоста. Легенда была довольно известная, но любопытная прабабка Чарли на этом не остановилась. Выяснилось, что у всех представителей рода Вёльсунгов были необычные глаза, взгляд которых в сагах уверенно назывался «змеиным». Потом в «Песне о Риге» она наткнулась на описание Ярла:
румяный лицом, а волосы светлые, взор его был, как змеиный, страшен.
Любознательная дама поняла, что напала на след. В тот же год ее старший брат отыскал и убил на дуэли человека с желтыми глазами дракона.
Отчет о той дуэли – единственное письменное свидетельство загадочного феномена. Согласно ему не только необычные глаза отличали от всех остальных человека, чье имя так и осталось, к несчастью, загадкой. У него вообще оказалась примечательная внешность: узкий подбородок, длинные, вытянутые вперед челюсти, ровные белые зубы, длиннее и острее человеческих, но главное – у него не было ушей! Вернее, уши-то были, а вот ушных раковин не было.
Эти скудные сведения и составили фамильное наследство дедушки Чарли, которому пришло в голову подвести научную основу под семейные изыскания. С тех пор вот уже три поколения родственников нашего приятеля, выбрав себе науку по душе, корпели над учебниками в университетах, постигая глубины человеческой науки в попытке узнать что-то новое о своих вечных врагах. Его дед изучал историю, двоюродный дед – физику, отец – медицину, один дядя подвизался в области биологии, второй - химии. А Чарли выбрал философию.
– Понимаешь, Джимми, – объяснял он моему другу. – Человечество пять тысяч лет ломает голову над вопросом «зачем мы живем?». И до сих пор, кажется, не нашло внятного ответа. А может, все-таки нашло, просто само еще не в состоянии его понять? А драконы его нашли. Совершенно точно. Для того чтобы выжить, когда твоей цивилизации, твоему миру пришел конец, голого инстинкта мало. У них есть цель в жизни, есть понимание ее смысла – и я хочу узнать, в чем их тайна. И есть ли у них эта тайна? Может, человечество уже давно знает ответ, просто надо посмотреть на вещи под правильным углом? Мы рассуждаем с точки зрения господствующего вида, нашему существованию ничто не угрожает. А что, если на рассуждения древних или средневековых философов посмотреть с точки зрения вида, стоящего на грани исчезновения? Мне надо не просто изучить их тело, узнать, возможна или невозможна управляемая генная мутация, превращающая дракона в подобие человека, а понять, что за всем этим стоит? Зачем они так отчаянно цепляются за жизнь? С какой целью?
Я молча слушал Джима, потягивая крепкий кофе, и размышлял о том, как много он для меня значит. Мы не были близки, как братья, понимаете? Но почему-то меня очень радовал блеск в его глазах. Я отчетливо видел, что его мятущаяся душа обрела, наконец, стоящую цель жизни. Военная карьера, диплом инженера – все это было слишком мелко для него. Он был мечтателем, да, конечно, но не мелкой душонкой! Ему было скучно строить воздушные замки, но ему обязательно в жизни надо было идти непроторенной дорогой. Своей. И он был воплощением мечты. Моей. Тем, кем я бы стал, если бы не оправдывался, что надо, дескать, зарабатывать на жизнь и решать еще целую кучу проблем. Половину этих проблем – и я знал это – я придумал себе сам. Просто потому, что так проще: каждый день заниматься ерундой, утешая себя тем, что вот доделаю это, и то, и еще вон то – и непременно примусь за что-нибудь по-настоящему важное.
С другой стороны, пример кузена Родни доказывал как раз обратное: если долго – поколениями – жить ради великой цели, то в какой-то момент она попросту осточертевает. Хочется стать, как все, понимаете, обычным, ничем не примечательным обывателем. И устроиться работать в агентство недвижимости. Но жизнь, все-таки, странная штука, потому что именно непокорному Родни она уготовила встречу с драконом.
Помню, каким звенящим был голос Джима в тот день, когда он позвонил мне в редакцию и попросил немедленно приехать. Помню, как Родни трясущимися руками прикуривал одну сигарету от другой. Помню, как Чарли сидел с забытым стаканом виски в руках, и все время задавал один и тот же вопрос: «Ты уверен, Родни?»
– Ты уверен, Родни?
– Да, черт возьми! Я уверен! Я уверен, что видел его так же, как вижу тебя сейчас!
– Ты точно уверен, Родни?
Из рассказа нашего агента по продаже недвижимости следовало, что не далее как сегодня утром к нему явился клиент: рост под два метра, очень крепкое рукопожатие, узкий подбородок, длинные, вытянутые вперед челюсти, ровные белые зубы, длиннее и острее человеческих. Длинные светлые волосы. Темные очки.
Разумеется, Родни не был готов к такой встрече с прекрасным. Ему и в голову не приходило разглядывать клиента. До тех пор, пока тот в разговоре не приспустил очки и не глянул прямо в глаза Родни поверх темных стекол.
– Ты уверен, Родни, что у него были именно голубые глаза?
– Голубые, Чарли, голубые! Если их можно назвать голубыми!
Точнее сказать, они были голубоватыми – радужка была настолько светлой, что создавалось впечатление, будто ее не было вовсе. И от вида черных провалов зрачков ноги Родни приросли к полу, а в горле пересохло. Видимо, перекошенная физиономия агента настолько позабавила блондина, что он позволил себе улыбнуться, продемонстрировав несчастному беглому драконоборцу два ряда великолепных ровных, правда, несколько великоватых зубов. По цвету, кстати, они очень подходили к глазам.
Всю жизнь Родни искренне не верил в выживших драконов, чурался своей семейки, которую считал сборищем чудиков, и мечтал только об одном – вырасти поскорее и убраться из родного дома к чертовой матери. Лишь бы не слышать больше набивших оскомину разговоров об одном и том же. И вот – пожалуйста.
Впрочем, Чарли выглядел не лучше. Он так давно искал драконов, так привык к этому, что уже напрочь забыл, зачем, собственно, он их разыскивал. А теперь перспектива встретиться лицом к лицу с живым драконом настолько выбила его из колеи, что он не знал, то ли радоваться, то ли удариться в панику.
– Но Родни, мы же увидим живого дракона! Я же всю жизнь мечтал узнать…
– А что, ты думаешь, он тебе эссе о смысле жизни накатает, Чарли? Партию в шахматы предложит? Виски с содовой?
¬– Ну, не думаешь же ты, что он…
– Наша семья веками убивала драконов! Сколько мы их извели? Он, что, тебе за это «спасибо» скажет и Орден Британской империи на грудь повесит? И за что мне это все, черт побери?! Всю жизнь мечтал жить подальше от этого дерьма!
– Но ведь…
Страдания этой парочки выглядели бы почти комично, если бы не были такими искренними. Откуда мне было знать, как все изменится всего-то через какую-то пару дней?
Помню, это была среда. Когда я приехал в редакцию, у меня на столе валялся пакет, адресованный, как ни странно, лично мне. Я был не самым известным журналистом паршивой провинциальной газетенки. Кому взбрело в голову мне писать? Обратного адреса не было. Я вскрыл конверт, оттуда выпала какая-то фотография и записка:
«Дорогой мистер …!
В моем распоряжении случайно оказался старинный документ, который может представлять некоторую историческую ценность. Хотя, должен признать, он сильно пострадал от сырости.
Зная о блестящей репутации, которой пользуется Ваша газета, я решил обратиться к Вам с целью привлечь к нему внимание. Я понимаю, что для оценки документа потребуется провести его экспертизу, и, думаю, Вам нетрудно будет связаться с ведущими специалистами в этой области. Я уверен, что усилия местного издания по сохранению национального культурного наследия будут по достоинству оценены читателями.
Для начала, просто чтобы убедить Вас в том, что означенный документ действительно находится у меня, я решил прислать Вам его фотографию. Если мое предложение заинтересует Вас, сообщите об этом посыльному. Я пришлю его за ответом через три дня.
Искренне Ваш, К.Д.»
Блестящая репутация нашей газеты? Псих какой-то. Я хмыкнул и безо всякого интереса поднял со стола фотографию. На ней был какой-то пожелтевший листок с буквами. Пергамент? Он, и правда, был сильно испорчен. Из всего текста прочесть можно было от силы пару строк, все остальное расплывалось, а местами просто сливалось в огромные кляксы. И вдруг мне в глаза бросилось одно-единственное слово: drako. Гением я, конечно, не был, но у меня хватило ума сообразить: что бы ни было написано в этих двух строчках, здесь говорилось о драконах !
Складывалось впечатление, что эти твари просто преследовали меня. Что сделали бы на моем месте вы? Ну да, я поехал за советом к единственному специалисту по драконам, которого я знал, – Чарли.
Правда, советчик на тот момент из него был никудышный. Он сидел на своей кровати в общежитии, уставившись в одну точку и, кажется, вообще слабо понимал, что вокруг него творится. Зато Джимми прямо таки вцепился в фотографию. Ему даже почти удалось растормошить Чарли – ровно настолько, чтобы тот сообщил нам, что древние языки он никогда в жизни не изучал и понятия не имеет, что тут сказано. Эта неудача не обескуражила Джима. Через десять минут обзвона знакомых студентов, он заполучил фамилию профессора, занимавшегося германистикой, и, переписав фразу в блокнот, умчался к нему в офис.
Пока мы ожидали его возвращения, я решил повнимательнее взглянуть на фотографию. Документ лежал в странном бледно-зеленом круге. Столик? Цвет поверхности был какой-то неровный. Свет падал справа. Да, эксперт из меня не очень. Джим преуспел гораздо больше. Не прошло и часа, как он появился на пороге комнаты и застыл, привалившись к дверному косяку.
– Знаете, что там написано?
Мы с Чарли одновременно вскинули головы.
– «И на меня взглянут драконьи глаза цвета льда и горного хрусталя».
Долгую минуту ни один из нас не решался произнести ни слова.
– Это оказался староисландский, – тихо проговорил Джим.
– Но у драконов глаза желтые! Желтые!
– Значит, не у всех, Чарли, ¬¬– как можно мягче сказал я. – Значит, были и другие. Может быть, северные? Может, у северных драконов глаза были другие? Ведь в скандинавских сагах не сказано про желтые глаза.
– Есть еще кое-что, Чарли, – подал голос Джим. – Ты знаешь, что такое личи? Это сладкий тропический фрукт: шершавая красная кожура, а под ней желеобразная мякоть с большой темной косточкой. Прозрачно-белая мякоть и темная косточка. Знаешь, как их называют китайцы? Глаз дракона. Я выяснил это вчера, все думал, рассказать тебе или не стоит?
Вдруг у Чарли вырвался какой-то полустон-полувсхлип.
– В-вы ведь понимаете, что это значит? Я должен поехать туда и убить его. Убить! Как я могу кого-то убить? Я в жизни даже курице шею не свернул! А вдруг мы все ошибаемся? Вдруг он человек? Как я стану убийцей?! – Он сорвался на крик. – Я?! Убийцей!
У Чарли началась истерика. Мне пришлось схватить его за грудки и коротко ударить по щеке. Он подавился рыданием и обреченно уставился на меня.
– Тебе не обязательно туда ехать, – сказал я, стараясь его успокоить. – Никто не знает, что мы нашли. Может, он и не дракон вовсе. Откуда нам знать?
– Ты не понимаешь, – ответил Чарли ровным безжизненным голосом. – Если я его не убью, как я вернусь к своей семье? Как я посмотрю им в глаза? Они сразу все поймут. Они всегда понимают.
– И все же, он может и не быть драконом. Мы должны сначала убедиться, – подал голос Джим.
– Как?
– Уши! Может, он носит длинные волосы, чтобы скрыть отсутствие ушных раковин, а может, он просто пижон?
На Чарли это не произвело никакого впечатления.
– Ну, и что с того, – промямлил он. – А если их нет?
– Тогда, Чарли, я помогу тебе убить его, – тихо ответил Джим.
– Ты? Ради меня?
– Ну, конечно. Не отпускать же тебя одного. Для чего еще нужны друзья?
Мне показалось, что Чарли готов броситься Джиму на грудь. Но что-то в лице моего друга мгновенно охладило этот благодарный порыв. В его ледяном взгляде не было ни доброты, ни сочувствия. Я еще подумал: не с таким ли лицом Сигурд шагнул в пещеру Фафнира? Чарли сник под этим взглядом и, пробормотав «да, да», покорно побрел за нами в машину. Джим шел, не оглядываясь. Он и так знал, что я не отпущу их вдвоем.
А Родни пропащим все-таки не был. Нам пришлось заехать к нему в контору, чтобы узнать адрес таинственного клиента. Едва увидев посеревшую физиономию кузена, Родни решительно полез в машину. Так мы и ехали вчетвером в полном молчании по заснеженной дороге, ведущей за город. На четверых у нас был один армейский пистолет Джима. Мы ехали убивать дракона.
За городом на нас обрушилось все великолепие ярко-алого зимнего заката, но это не подняло нам настроения. Наоборот, к смятению прибавилось чувство какого-то липкого стыда. Мы ехали убивать живое существо. Разумное. Это совсем не то, что убить зверя. Мы подавленно молчали. О том, чтобы разрабатывать какие-то планы не могло быть и речи. Так и доехали. Родни указал рукой на дом, и Джим, не скрываясь, подрулил прямо к крыльцу.
– Я пойду первым, – хрипло сказал мой друг и достал пистолет.
В доме не было никакого движения. Джим поднялся по ступенькам крыльца и позвонил. Никто не поспешил открыть нам. Мы поднялись следом, и я толкнул рукой входную дверь. К нашему изумлению она беззвучно распахнулась.
Когда мы вошли в дом, я сразу почувствовал, что он пуст. Знаете, бывает такое ощущение чужого присутствия? А у меня почему-то сразу возникло ощущение пустоты. Чарли застыл на пороге, Джим и Родни отправились обследовать дом. Я шел за ними, пока не оказался в просторной, совершенно пустой зале. Только в углу, возле окна лежал какой-то предмет, который привлек мое внимание. Я подошел ближе. Столик. Круглый. Лежит на боку. Я поднял его и поставил. И тут у меня перехватило дыхание. Крышка столика была сделана из оникса. Когда он стоял, свет из окна падал на него справа. Черт!
Кажется, я выругался очень громко, потому что все сбежались ко мне. И, конечно же, увидели. Джим достал фотографию и бросил на столик. Никаких сомнений не оставалось. И тут у Чарли снова началась истерика. Он плакал и хохотал, как сумасшедший. Он даже приплясывал вокруг стола какой-то дикий нелепый танец, напевая: «Птичка улетела! Птичка улетела!». Джим ушел в соседнюю комнату, вернулся оттуда с полной бутылкой виски и молча сунул ее Чарли. Тот вцепился в нее обеими руками, с трудом выдернул пробку, хлебнул прямо из горла и закашлялся так, что выступили слезы. По крайней мере, он замолчал.
– Да, этот приятель поимел нас, – довольно спокойно проговорил Родни. – Кто бы он там ни был, башка у него варит.
– Зачем ему это понадобилось? – недоуменно спросил я. – Купить дом, чтобы надуть четырех молокососов, вроде нас?
– Ну, дом-то он, допустим, не купил, – медленно ответил Родни. – Внес только небольшой предварительный платеж. Даже переехать, как видишь, не успел. Пришлет потом по почте уведомление о разрыве контракта – и дело с концом. Зато он выяснил, что здесь живут охотники на драконов. Я же выдал себя, когда показывал ему дом. Видимо, он проследил за мной, видел, у кого я был в гостях – и вуаля. Немного сообразительности – и птички сами прилетели на манок. Он над нами посмеялся.
– Или все гораздо проще, – я едва узнал голос Джима. – Он не дракон. Их нет. Больше нет. Даже если они когда-то были могучими огнедышащими тварями, они больше не драконы. Они покупают дома, разбираются в юридических тонкостях и финансовых сделках, пьют виски и подделывают документы. Какие же они драконы? Они пустышки! Пустая скорлупа. Внутри-то ничего нет.
– А может, так оно и лучше? – визгливо засмеялся вдруг Чарли.
И тут в душе Родни проснулась злость, и он совершил ошибку. Развернувшись к кузену, он произнес:
– А что ты тогда делать будешь, Чарли?
Тот поперхнулся виски. Когда он, наконец, отдышался, лицо у него было, как у обиженного ребенка.
– Как что?! Я буду жить свободным человеком! Вот как ты! Буду делать, что хочу!
– А что ты хочешь, Чарли? – Родни был неумолим.
– Я? Я?!
– Да, ты, Чарли! Ты! Это же такой простой вопрос: чего ты хочешь? Ты же не можешь на него ответить, – взорвался Родни. – Тебе нечего сказать! Ты никогда ничего не хотел сам! За тебя выбирали другие! Родители, дед, да кто угодно! Так ведь очень просто жить, правда? Делать, что говорят, жить, как скажут! А быть свободным – это страшно, Чарли! Это значит быть одиночкой, и поплакаться некому! Нести ответственность, рисковать – все сам! И не на кого сваливать вину! И не на ком срывать обиду! А ты хоть когда-нибудь, хоть что-то сделал в жизни сам?!
Родни нависал над кузеном, а тот сделался каким-то мелким и жалким. Я понимал злость Родни, но ведь не вина Чарли, что он родился таким мягким по натуре. Он любил свою семью. И Родни. И ради них был способен на многое. А еще его завораживали драконы. Кем он стал к двадцати трем годам? Драконоборец из него не выйдет, это ясно. В нем нет инстинкта охотника, инстинкта убийцы. С другой стороны, отказаться от своей миссии – это восстать против семьи, а уж на это добряк Чарли тем более не был способен. Мне было жаль его. Кажется, он тоже не питал на свой счет никаких иллюзий, и поэтому покорно дал увести себя в машину.
Обратный путь мы тоже проделали в полном молчании. Когда мы подъехали к дому Родни, он вышел из машины и постучал пальцем по моему окошку. Я тоже вышел.
– Послушай, – теперь его голос звучал устало. – У меня есть к вам одна просьба. Вы уж, пожалуйста, не оставляйте сегодня Чарли одного ночью. Знаю, я зря на него накричал. Потом он с этим справится, конечно. Просто сегодня, одну ночь, не оставляйте его, ладно? Я боюсь, как бы он чего с собой не сделал.
– А сам-то ты что? – спросил я.
– Поеду навестить семью, – невесело усмехнулся Родни. – Они наверняка захотят узнать о том, что здесь случилось. Лучше они услышат мою версию событий сегодня, чем завтра выпытают все у Чарли.
– Значит, бывших драконоборцев не бывает?
– Выходит, так.
– Расскажешь им про Чарли?
– Нет. Я займу его место.
– Почему?
– Он наша единственная надежда однажды стать нормальными людьми. Он, не я. И я должен дать ему такую возможность.
Мы улыбнулись друг другу на прощание, пожали руки и расстались.
Эту ночь я провел с Чарли один. Джим сказал, что хочет переночевать у своих, и я не стал его останавливать. В конце концов, хлопот с Чарли почти не было, хотя поспать мне, конечно, не удалось. Стоило ему заснуть, как он начинал кому-то что-то бессвязно доказывать или плакать. Я будил его, мы говорили о чем-то, потом он опять проваливался в сон, и все повторялось. Наконец, к утру, он затих, и я понял, что кризис миновал. Дальше он справится. Пора было подумать о себе – я уже с ног валился.
Я вышел на крыльцо, и вдруг у меня зазвонил телефон. На экране высветилось имя Джима.
– Да, старина?
– Это не Джим, Генри. С вами говорит его отец.
– Да, сэр? – Внезапно во мне шевельнулось какое-то предчувствие, но я слишком устал, чтобы прислушиваться к нему. Мы же расстались с Джимом всего несколько часов назад. Что могло случиться?
– Вы не могли бы приехать прямо сейчас, Генри? – Вежливо, холодно – как обычно. По его голосу невозможно было догадаться, зачем я ему понадобился.
Как я доехал до дома Джима я не помню, наверное, сказалась бессонная ночь. В дверях я увидел высокую худощавую фигуру мистера М., и в который раз подумал: как странно, что у весельчака Джима такой сухой и чопорный папаша. Но когда выбрался из машины и увидел его лицо, я сразу понял, что произошло. И еще обреченно подумал, что именно этого я и ждал.
На лице Джимми застыла умиротворенная улыбка. И это единственное, что могло быть хоть каким-то утешением. Приехав в родительский дом, мой друг заперся в своей комнате и вышиб себе мозги из того самого армейского пистолета, из которого он собирался убить дракона.
– Вы ведь были хорошими друзьями, Генри, – глухим голосом произнес мистер М, когда мы с ним курили на крыльце. – Я ни в чем вас не виню, просто скажите мне, из-за чего… Почему так случилось?
Что я мог ему ответить? Что его сыну очень важно было найти настоящего дракона? Он решил бы, что я над ним издеваюсь. И я сказал ему правду, только другими словами:
– Понимаете, сэр, Джим не слишком подходил этому миру. Ему следовало родиться в другое время, когда на земле еще жили настоящие герои, которые совершали настоящие подвиги, а не разменивали жизнь по мелочам.
Я оглянулся на собеседника, не слишком уверенный, что последнюю фразу стоило произносить вслух, но внезапно увидел на его губах легкую тень улыбки. Настоящей, живой, теплой улыбки. И тогда мне пришло в голову, что, наверное, Джим не зря был сыном своего отца. Только я об этом уже никогда не узнаю.
Тропинка, как ручеек в озеро, вливалась в круглую полянку, окруженную высоченными деревьями. Колючий кустарник, увивавший подножия лесных гигантов, образовал непроходимую стену. И вдруг такая доверчивая тропинка, на которой застыли мы с Пси… Не ловушка ли? Тем более что в центре поляны мордой (ну, не лицом же!) к нам мирно паслась зеленая изба на мощных драконьих лапах. Прямо к нам было повернуто крыльцо в форме широко раззявленной громадной драконьей пасти. Шероховатый язык пандусом возлежал на нижней челюсти между громадными и острыми зубами.
Хвост Пси от страха при виде избы-дракона спрятался под животом, словно его и не было никогда.
– Не бойся, Пси, прорвемся, – попытался я успокоить друга предательски дрожащим голосом. – Так всегда бывает: идешь себе, жизни радуешься – и вдруг – бымс мордой об голодного дракона!.. А может, он не очень голодный?.. Как думаешь, Пси?
Скрытый текст
А Пси только прижался к моим ногам дрожащей спиной, потому что в красных сполохах зева появилась темная фигура, вокруг головы которой полыхало пламя.
Когда фигура вышла из тени козырька-челюсти на солнышко, я обалдел – у фигуры была совершенная женская форма: нечто высокое, тонкое, гибкое, сильное… И на голове у нее, разумеется, никакого костра не полыхало – волосы были ярко-рыжие, пламенные. Вот мне со страху и привиделось.
Пси радостно взвизгнул и бросился в ноги хозяйке странной избушки. А у меня вдруг сильно забилось сердце. Я что-то почувствовал, узнал… или мне примерещилось?.. Она подняла улыбающееся лицо и посмотрела на меня. Тут у меня и вовсе ноги отнялись. Того, что я увидел, не могло быть, потому что быть не могло никогда.
– Мама… – прошептал я, хотя абсолютно точно знал, что этого быть не может – маму на моих глазах сжег громадный дракон, которых я с той поры боюсь пуще всего на свете…
Женщина посмотрела зелеными-презелеными глазами в мои:
– Сам понимаешь, что я не мама, или тебе объяснять надо? – тяжело вздохнув, спросила она.
– Сам понимаю, – нахмурился я.
– Вот и молодец, Дюк! – улыбнулась женщина ободряюще.
– А ты откуда мое имя знаешь? –удивился я.
– Я о тебе много чего знаю, – слабо улыбнулась она. – Больше, чем ты сам.
– Ты кто? – спросил я уже более решительно. – Как тебя зовут?
– Лесава, – представилась она, явно красуясь – имя обязывало. Лесава – Богиня Леса! Или Хозяйка Леса… Все равно – не моего леса ягода.
– Тогда непонятно, – признался я, – почему ты так похожа на мою маму?
– Ну, наверное, логично предположить, что богиня может выглядеть так, как ей нравится, – улыбнулась она.
– Логично, – согласился я. – Однако так же логично предположить, что если ты приняла облик моей мамы, то этот облик тебе знаком и дорог… Ах, да, я помню, мама мне говорила, что у меня была старшая сестра, которая отправилась куда-то служить, когда я родился. Сестра могла быть похожа на маму. Но, раз она была моей сестрой, то она не может быть богиней. К тому же, звали ее Завета.
– Ну, с логикой у тебя все в порядке... – засмеялась богиня. – А пока прошу в дом, гости дорогие, – радушно повела она рукой в сторону драконьей пасти.
– А не слопает? – поинтересовался я.
– Нет, мой дом не питается ни людьми, ни… – посмотрела она на Пси, – собаками. Милости прошу, – легко пошла она к дому.
Пси опять присмирел и поджал хвост.
– Идем-идем, – приободрила его Лесава, и пес с поджатым хвостом и несчастным видом поплелся за ней по пандусу-языку вверх. Я замыкал процессию.
Зал, в который мы попали, был ярко освещен зеленым светом, бившим через круглые глаза-окна в пузе дракона. Мебель, как и следовало ожидать от богини Леса, вполне соответствовала ее специализации: и столы, и сидения возле них были мебельной фантазией на лесные темы – где громадный гриб с плоской шляпкой, а где лист, плавно изогнутый под сидящую человеческую фигуру.
– Ну, присаживайтесь к столу, гости дорогие, – радушно пригласила нас хозяйка, хотя стол-то был пуст…
Пси запрыгнул на грибообразный табурет и вопросительно посмотрел на хозяйку. Тут же на столе перед его голодной мордой появилось большое плоское блюдо со свежим парным мясом.
Я хмыкнул и сел рядом с Пси. Передо мной тут же появилась тарелка с жареным мясом.
– А себе? – спросил я. Неудобно было лопать, когда хозяйка не участвует в процессе – боязно, что треск за ушами будет слышен.
Лесава снисходительно улыбнулась, и перед ней возникла чаша с лесными фруктами, ягодами и орехами.
Ну, и поехало – затрещало, заклацало, захрумкало, засмакало…
– Ох, до чего же все вкусно, Лесава! – честно признал я и отодвинул пустое блюдо, которое тут же исчезло, а на его месте возникла чаша с ягодами и орехами. Это я люблю. Это не еда, а удовольствие в чистом виде.
– Лесава, – начал я осторожно. – Я не закончил одну свою мысль, о том, что у меня где-то должна быть сестра Завета, которая может быть похожа на маму. Что ты по этому поводу думаешь?..
– Я думаю, что ты очень умный мальчик, и у меня есть основания гордиться тобой, – как-то грустно улыбнулась Лесава, будто гордиться мной – занятие весьма тоскливое.
– Спасибо, – хмыкнул я, – но почему ты должна мной гордиться и почему так грустно говоришь об этом?
– Горжусь потому, что ты мой брат, а грущу оттого, что не могла быть рядом с тобой, ибо, как верно тебе сказала мама, нахожусь на службе.
Сначала мне стало жарко, потом очень холодно.
– Ни фига себе! – прошептал я непослушными губами. – Но ты же Лесава, а не Завета!..
– Лесава – имя богини, которое я приняла вместе с ее ответственностью еще до того, как ты родился, а Завета – имя девочки, которой я была когда-то.
– Прикольно, конечно, для сироты вдруг обнаружить родственника, вообще, а богиню – особенно балдежно… Но я не понимаю, как простая девушка могла стать богиней?
– Ну, ведь раньше Лесавой была наша мама!..
– Ни… тум-бурум-турум! – затолкал я в себя поглубже недостойное богинь выражение. – Наша мама была Лесавой?! Почему же она перестала ею быть?
– Потому что возжелала стать женщиной…
– А быть женщиной и богиней одновременно невозможно?
– Какое-то время можно, но постепенно эти ипостаси личности входят в противоречие, и личность разрушается. Приходится выбирать, кем быть – человеком или богом... И мама выбрала быть мамой, – вздохнула Лесава. Или Завета?.. – Я втайне не могла ей простить, что она перестала быть богиней, – призналась теперь уже явно Завета.
– Но если бы она не стала мамой, то не было бы ни тебя, ни меня! – воскликнул я, абсолютно уверенный в правильности выбора мамы.
– Ах, какие мы умные! – чуть обиженно воскликнула Завета. – А мне это тогда совсем не приходило в голову. Я считала, что она, бросив Лес без присмотра, способствовала нарушению его жизненного равновесия, из-за чего повысилась агрессивность отдельных видов, а драконы и вовсе обнаглели, принявшись охотиться на людей. А что не было бы нас?.. Так мы и не нужны вовсе. Лесава оставалась бы Лесавой, и мне не пришлось бы ею становиться… А если бы не было тебя, не погибла бы мама, потому что дракон прилетал уничтожить тебя, и мама об этом знала и предпочла погибнуть, чтобы ты остался жить. Она изобразила, будто заслоняет тебя собой, и глупый дракон решил, что сжигает вас обоих.
– А ты маму не могла спасти?! – возопил я на богиню.
– Я пыталась, – вздохнула Лесава. – Но дракон мне не подчинился. Он меня не чувствовал. Это был ЧУЖОЙ ДРАКОН.
– А с отцом что случилось?..
– Что случилось… – вздохнула Завета. – К нашей деревне прилетел белый дракон и уселся за окраиной. Никто не ждал беды. Все мы знали, что это Гор, приемный сын папы. Мама пыталась удержать отца, но он взял свои музыкальные инструменты и пошел. Сел на камень и заиграл, и запел, отвечая на просьбу сына. А дракон крылья сложил, голову зубастую набок склонил – и внимал, сокрушенно вздыхая. А когда папа закончил пение, дракон набрал полную грудь воздуха и пыхнул на певца громадной струей пламени. Даже пепла не осталось… А потом улетел, никого не тронув…
– А почему же ты дракону не помешала?! – воскликнул я, утирая невольные слезы. – Ты ведь уже была богиней!..
– Гор и сам не знал, что сделает, а мы – тем более…
– Это что ж получается?.. – вдруг сообразил я. – Если наша мама была богиней, а моя сестра – богиня сейчас, то и я – не совсем человек?..
– Да, по происхождению ты – бог.
– И человек, по отцу! – напомнил я.
– И человек по отцу, – согласилась Лесава.
– Знаешь, – немного помолчав, сказал я, – ты на меня, конечно, вывалила изрядно, нескоро во всем этом разберешься… Но я рад, что нашел сестру… Здравствуй, Завета! – подошел я к ней.
– Здравствуй, Дюк! – поднялась она мне навстречу и обняла меня: росточку она оказалась – мне по плечо. Моя маленькая богиня…
Однако, произошло воссоединение божественной семьи… Зашибись!
* * *
Проснулись мы с псом оттого, что наша избушка-дракон ходила ходуном, а снаружи доносился шум урагана, раскачивающего лес. И если я спросонья еще предполагал что-то безопасное, то Пси мой взъерошился и глухо рычал.
Я быстренько принял вид, пригодный для передвижения – одежонка, сапоги – и мы выскочили из спаленки.
– Лесава! – позвал я. Голос мой прозвучал неожиданно жалобно и тихо. Лесава, как я и ожидал, не откликнулась. Мы ринулись в зал, где были окна.
Дом наш к этому моменту успокоился, шум урагана, если это был он, тоже утих. Теперь на поляне что-то рыкало и ухало. Я уперся лбом в прозрачную поверхность окна – в свете луны можно было разглядеть какие-то большие темные шевелящиеся фигуры явно не человеческого очертания. Что-то отвратительно драконообразное. У меня мороз пробежал по коже и, кажется, начали отниматься ноги – слишком уж неудачно складывались отношения моей семьи с драконами: отец, мама… Неужели теперь и Завета?!..
– Завета! – заорал я вне себя от ужасного предчувствия. – Завета!.. – и прошептал под нос: – Сестричка моя…
Пси зарычал и вопросительно посмотрел на меня. Мы ринулись к выходу. Но не к пасти драконовой, а к заднему проходу-выходу-входу, что скрыт под хвостом. Мы еще днем выяснили, что его створки сами расходятся в стороны, открывая выход в чащу леса. Очень удобно, если хочешь незаметно исчезнуть из дома. То есть, из дракона. Входишь через пасть, а выходишь...
Так вот, вывалились мы в траву, и я встал на четвереньки рядом с Пси. Приглядевшись, я понял, что избушка наша отковыляла с центра поляны к ее краю, а в освободившемся пространстве расположились два увесистых дракона и урчали друг перед другом, будто беседовали. Ну, твари! Совсем обнаглели!.. А где ж моя Заветушка?.. Неужто эта мразь богиню свою слопала?!..
Да что им стоит: один раз жахнуть из своего огнемета – и торжество атеизма на веки вечные. Тем паче, что Завета объясняла мне, что страсть как не любят драконы подчиняться божьей воле, мол, свобода драконоволия у них на первом месте.
«Ну, я вам щас покажу свободу воли!» – изготовился я шандарахнуть по милым ночным собеседникам всей мощью своего Могущества…
– Дюк! Привыкай чувствовать все живое… – вдруг услышал я довольно занудный голосок Лесавы. – Да и подумать, прежде чем что-то сделать, не вредно…
– Ну, да… Один думал-думал, пока ему вертел в зад не воткнули и над костром теплое местечко не предоставили… – проворчал я под нос, усмиряя уже бьющееся в боевом ритме сердце, и крикнул на всякий случай: – Эй, ты где?
– А ты почувствуй, – ответил ехидный голосок. Вот достала со своими чувствами!.. Ну, щас почувствую… Сердце сильно бьется – мешает. Так, пару раз глубоко вдохнуть-выдохнуть: У-ух… Ху-у… У-ух… Ху-у… Уже что-то брезжит. Ну, чувствую – где-то поблизости… Небось, драконы в кольцо взяли. Ладно, хоть не спалили. А ежели сразу не спалили, то уж теперь богиню голыми лапами не возьмешь и газовыми горелками своими не испугаешь… Я попытался почувствовать, кем она сейчас хотела меня видеть… Ну, и приходы у нее, однако!..
Пси испуганно взвизгнул и исчез в кустах.
Драконы выжидающе повернули ко мне весьма симпатичные и, главное, умные лица.
Я переместил центр тяжести, чуть наклонив торс вперед, приподняв хвост и опустив голову. И решительно сделал несколько шагов к явно поджидающей меня парочке.
Из кустов раздался тоскливый вой Пси. Я сказал ему мысленно:
– Да не волнуйся ты так, дружище! Все в порядке. Это я, хоть и не похож.
Драконы расступились, освобождая мне место между собой. То, что одним из драконов была Лесава, мне объяснять не потребовалось. Я очень хорошо ее ощущал. А вот второй был настоящим драконом – от него так и разило драконьей сущностью.
– Дюк, у нас проблемы! – деловито сообщила мне Лесава по-драконьи, и я ее отлично понял. Да, влезть в чужую шкуру бывает весьма полезно!
Второй дракон смотрел на меня настороженно. Я чувствовал его недоверие. Да и сам ему не особо доверял. С чего бы я стал вдруг ему доверять? Шкура шкурой, а мой жизненный опыт остался при мне. А его – при нем. Это не делало нас друзьями.
– Расслабьтесь, – посоветовала нам Лесава. – Уверяю вас, вы способны найти общий язык и быть друг другу полезными.
– Давай к делу, – отреагировал я. – Там видно будет.
– Какой-то Мог усыпил все его племя, – повела она симпатичной драконьей головкой в сторону нашего гостя. – И отдал на растерзание людям. Они, естественно, и рады стараться – начали терзать. Джига (надо понимать, это имя нашего гостя) там не было. Когда он прилетел и отогнал людей, то почувствовал, что и его начинает клонить в сон. Тогда он спешно воззвал ко мне, и мне удалось его уберечь.
– А что ж остальных не уберегла? – удивился я.
– Мог заблокировал информационные потоки, – призналась Лесава с горечью.
– Ого, – прокомментировал я. – Ведь таким образом можно запросто управлять богами!..
– Теоретически можно, но практически постоянное искажение информации требует таких затрат энергии, что это безнаказанно для исказителя не остается – он теряет свое Могущество на время, соответствующее затратам энергии, – объяснила Лесава.
– Ага! Значит, сейчас этого Мога можно ущучить! – обрадовался я. – Так нам надо срочно быть там! – воскликнул я.
– Верно мыслишь, братец.. Пора в путь, – согласилась Лесава.
– Он твой брат? – удивился дракон. – Ему можно доверять? Недавно он был человеком…
– Я тоже, – усмехнулась Лесава, обнажив громадные драконьи клыки. – А нам надо спешить, пока от твоих сородичей что-то осталось. Показывай путь, Джиг!
Дракон после небольшого разбега расправил крылья и, взмахнув ими, взлетел.
– Доверяй инстинктам, – посоветовала мне Лесава. – Твое тело знает, что делать.
– Пси-и, – позвал я мысленно, и Пси, поджав хвост, появился из кустов.
– Ну, быстро, псина! – подтолкнул я его и телепортировал в котомку.
– Взлет! – скомандовала Лесава, и я, прижав котомку верхними лапами-руками к груди, разбежался и на удивление легко взлетел, будто всю жизнь только этим и занимался. Пси испуганно заскулил, но я погладил его лапой по голове, ну, и мысленно успокоил. Он затих и принялся с любопытством вертеть головой. Чать, не каждый день псы на драконах летают. А если и летают, то чаще в драконьем желудке.
Кстати, о полете дракона. Меня всегда удивляло, как такая махина может столь легко подниматься в воздух и летать там без видимых усилий? Крылья у этих тварей, конечно, большие, но, на мой непросвещенный взгляд, недостаточно сильные, чтобы поднять в воздух эту гору мышц, костей и прочего дерьма. Теперь я четко ощущал в себе летательные пузыри, похожие на плавательные у рыб, наполненные очень легким газом – значительно легче воздуха. Этот газ я умел получать, разлагая воду на два газа. Один шел на дыхание, если приходилось залетать на большие высоты, потому и назывался «дыхун», а второй – облегчал полет, отчего и назывался «летун». Между прочим, эти же два газа незаменимы при плавании под водой. То есть нам, драконам, подвластны все стихии планеты: вода, воздух, твердь земная и толща подземная – пещеры. Не то, что этим людишкам… Э-э-э!.. Кто это думает во мне?!.. Как-то не так этот тип думает!..
Да, о газах! Если дать искру и одновременно выпустить струи «летуна» и «дыхуна», то происходит такой взрыв, что сносит любую преграду. Против живья мы используем этот эффект редко, для живья лучше использовать медленное пламя газов, получающихся при разложении пищи. Ну, в боевых условиях можно чуть добавить и «летуна» с «дыхуном». Иногда можно использовать «пищевой» газ для ускорения полета – это если выпускать струю через задний проход. (А я-то думал, почему от драконов в полете так смердит! Даже на земле нос зажимать приходится).
Сейчас мы его бережем для возможных боевых действий. Лучше бы, правда, без них – потом месть растянется на пару веков, никакого житья друг другу не дадут. Сейчас люди покромсают сонных драконов на мясо да на кожу, потом родичи покромсанных драконов пожгут людей, потом люди отправятся изничтожать драконов… Ничего живого в округе не останется…
– Гав! – вытащил меня из размышлений Пси. Я посмотрел сначала на его голову, торчащую из котомки, потом вокруг. В это время мы втроем делали круги над большим лугом, примыкающим к лесу. Вся поверхность луга была устлана телами драконов. Надеюсь, еще спящими, а не уже трупами. Мои братья-человеки вполне могли подсуетиться на этот счет за время отсутствия дракона, их отогнавшего.
– Не беспокойся, они живы, – услышал я драконий голос Лесавы. – Прилетели, птички, садимся.
Я впервые приземлялся в теле дракона. Вообще, впервые приземлялся. Посему испытывал некоторые опасения по этому поводу. «Доверяй своему телу», – посоветовала мне Лесава перед взлетом. Пожалуй, верно – не стоит ему мешать…
Вот крылья развернулись почти вертикально, а хвост раскрылся веером, как у голубя, и мое драконье тело плавно и мягко соприкоснулось с землей. Но все равно небольшую пробежку вперед я совершил – видимо, мое человеческое сознание еще летело вперед и мешало драконьему телу. Но, в общем, я был собой доволен – не ткнулся в землю мордой. Пси выскочил из котомки и отбежал подальше.
Джиг рокотал и пыхтел от избытка эмоций, топчась вокруг храпящих драконов. Сполохи пламени вырывались из его огнеупорной глотки. Он сейчас был явно очень опасен для тех, кто обидел его сородичей.
Неподалеку от спального поля стояло с десяток телег, уже наполненных разделанными тушами драконов: мясо отдельно, кожа отдельно. Драконья кожа очень хороша для боевых доспехов – ни одна стрела не пробивает и меч не берет. А мясо, говорят, грубоватое, но вкусное и полезное.
Я подошел поближе к телегам. В одной из них лежало несколько обугленных человеческих трупов. Джиг, видимо, постарался. А в сухой канаве за телегами валялось десятка три мужиков с разделочными ножами и крючьями в руках. Сначала я подумал – трупы, потом понял – спят: храпят, сопят, стонут… Они-то и могли сейчас вызвать на себя праведный пламень Джига. В общем-то, заслуженно, но… Мне очень не хотелось до этого доводить.
А ведь еще совсем недавно я представлял, что скоро стану самым сильным Могом в мире и уж тогда сотру все драконовское племя в порошок и развею его по ветру!..
Джиг стоял на другом конце поля, и эта канава была ему не видна. Пока. Ему ничего не стоило перейти или перелететь сюда. И я сделал спящих в канаве невидимыми. Я сразу понял, что усыпила их Лесава. Кто еще мог сделать это на таком расстоянии?
– Где они?! – взревел Джиг и взлетел над полем. Естественно, никого не увидел.
– Молодец, – похвалила меня Лесава. Это было приятно.
– Как они здесь оказались? – спросил я Лесаву, пока Джиг кружил над полем. – Насколько я знаю, мы, драконы, предпочитаем горы и пещеры, где можно безнаказанно баловаться с огнем. А в леса и в поля залетают только для охоты. Неужели они такой толпой отправились на охоту?
– Нет, Мог проимитировал зов о помощи маленького дракончика, попавшего в ловушку, – объяснила Лесава.
Я, будучи сейчас драконом, знал, что такой зов способен преодолеть многие километры. Он был беззвучен для человеческого уха, но дракон его услышит на любом расстоянии. На том и попались, эмпаты крылатые. А уж принять внешний облик дракончика для Мога – пара пустяков.
– Куда-то спрятались! – посетовал Джиг. – Они не могли оставить добычу! Они где-то здесь!.. Надо найти и уничтожить!
– Остановись, Джиг! – призвала Лесава. – Жертв и так уже очень много.
– Вот именно! – строптиво встряхнул головой дракон. – Безнаказанность порождает наглость!.. Тот, кто избежит возмездия, подумает, что неуязвим, что может нас обмануть, и будет обманывать снова.
– Не умножай зла своей волей, Джиг! – продолжала свои призывы Лесава. – Оно само умножится.
– Месть не зло, а восстановление нарушенного равновесия: убивший должен быть убит! – оставался уверенным в своем праве Джиг. При этом он рыл землю когтями, встрепетывал крыльями, активно жестикулировал верхними лапами и полыхал пламенем, неопасно, но внушительно.
– Люди рассуждают так же, – напомнила Лесава, – и пойдут мстить тебе, а поскольку для них все драконы на одно лицо, то убьют того, кто на пути окажется.
– Ну, пусть еще попробуют убить! – хищно осклабился дракон. – Это не так просто!..
– Я вижу, – повела драконьей мордой в сторону телег Лесава.
– Ы-ы-ы-ы! – взревел отчаянно Джиг, проследив за ее взглядом. Зря, по-моему, она использовала этот аргумент.
– Сейчас есть более важное дело, чем месть, – заявила Лесава.
– И какое? – полыхая пламенем, иронично поинтересовался Джиг, явно предполагая, что ничего важнее немедленной мести быть не может.
– Убрать твоих сородичей в безопасное место, где их никто не тронет, и проследить за тем, чтобы они нормально вернулись к жизни – это первое, – указала Лесава. – Второе – это достойно отправить в последний полет тех, кто погиб. Кроме нас это сделать некому…
– А разбудить их нельзя? – удивился Джиг. – Почему ты их до сих пор не разбудила?!
– Потому что это не простой сон, а Могический, – объяснила Лесава. – Сначала надо понять, в какой сон их погрузили. Вполне возможно, что заклятие наложено так, что они умрут при неосторожном пробуждении. Или не смогут летать, или потеряют разум… Для борьбы с Могией нужна чрезвычайная осторожность.
– Но ты же богиня! – в сердцах воскликнул Джиг. Видимо, он, как и я недавно, был уверен, что Могущество богов абсолютно.
– Боги работают, а не чудеса творят! – твердо сказала Лесава. – А для нормальной работы нужны нормальные условия. Я должна проникнуть в дух каждого из них, чтобы понять, что с ним произошло, и решить, как это исправить.
Джиг тяжко выдохнул вверх столб пламени.
– А как же мы их доставим в горы? – растерянно спросил он.
– Сейчас я верну к жизни тела твоих сородичей и прикажу им следовать за тобой! – начала излагать свой план Лесава. – Но ты помни, что они спят и во всем копируют тебя! Будь внимателен и осторожен. А мы с Дюком будем телепортировать за вами телеги с погибшими.
– А эти не проснутся, пока мы летаем? – мысленно спросил я Лесаву.
– Не проснутся, – заверила она меня. – Приготовься, Джиг, я начинаю! – объявила Лесава.
Джиг осмотрелся, выбрал направление, в котором удобней всего будет взлетать всем гамузом, и занял исходную позицию. Ему осталось только разбежаться и взлететь. А Лесава прямо с места и взлетела, и принялась кружить над спящими драконами. Я, как Пси, отошел от греха подальше, когда драконы начали подавать признаки жизни. Мало ли что им там приснится на ходу да под балду!.. Расправит такой крылышки, чтоб «потягусеньки» сделать, потом зубов драконьих не соберешь. А Пси и вовсе в лесу укрылся. Но я чувствовал: наблюдает.
А понаблюдать было за чем. Усыпанное драконьими телами поле задрожало, заволновалось, вздыбилось, зашаталось, застыло, задышало на счет «раз-два», выстроилось клином, встало во взлетную позу, разбежалось… Джиг взмыл в небо, и за ним стройными рядами взлетала ведомая им стая драконов. Впечатляющее зрелище! Мощно, слаженно, красиво…
– Ну, Дюк, пора работать! – деловито призвала меня к действию Лесава.
– С тобой – хоть горы сворачивать! – выпендрился я, чувствуя, как трясутся мои Могические поджилки.
– Сейчас мы водрузим телеги на воображаемую ровную поверхность, которую и понесем. Воображаемые поверхности прекрасно летают!.. Ну, давай – встали по разные стороны телег… – мы встали.
Перед телегами проявилась большая плоскость белого цвета с бортиками, как у корыта.
– Поднимаем телеги, все сразу, и ставим на плоскость, – продолжала руководить Лесава.
Телеги поднялись не очень высоко, но достаточно, чтобы их переместить. Мы и переместили, и опустили.
– Теперь все внимание на плоскость, – сказала Лесава. – Следи за тем, чтобы она всегда была горизонтальна. Если что, не делай резких движений. Она очень легка в управлении. Попробуй ее поднять сам.
Я попробовал. Это, действительно, оказалось легко. Но кто знает, во что превратится эта легкость, растянувшись во времени?
– Я присоединяюсь, – сообщила Лесава, и я почувствовал, что ноша моя стала совсем легкой. На самом деле, ощущение тяжести не имеет ничего общего с действительным весом телепортируемого груза – это тяжесть ответственности. – Полетели!
Телеги с печальным грузом ровнехонько летели за нами, и я не ощущал никакой тяжести, потому что был уверен, что вместе с Лесавой у меня все получится.
Впереди двигался клин спящих драконов, двигался настолько синхронно, будто это летели отражения одного дракона. Собственно, так оно в психическом плане и было. Да, это Лесава хорошо придумала. Страшно представить, что могло бы быть, очухайся они там, поблизости от человеческого жилья!.. Собственно, все равно когда-нибудь они проснутся. Что будет тогда?.. Вся надежда на то, что Лесава знает, что делает.
Вообще-то говоря, надо бы поучиться у нее этому умению знать, что делаешь… Не то, что папаня мой – решил дракону балладу спеть и посмотреть, что из этого выйдет. Вот, увидел… Испепелился… Красиво… Только глупо. Певец, как соловей, когда поет, его голыми руками подходи и бери. Только тот, кто берет, совесть должен иметь – на беззащитного покушается. Э-э-эх!.. И драконы – тоже люди. А люди – драконы, растудыть их в болото!..
Джиг со своим клином сделал круг над склоном с дырами пещер.
– Приземляйтесь, – скомандовала ему мысленно Лесава. – Пусть они еще немного подремлют, а ты возвращайся, проводишь нас к Скалам Скорби.
Драконье племя благополучно приземлилось и разлеглось на травке досматривать свои драконьи сны. Джиг вернулся к нам и полетел впереди, указывая путь. От него прямо-таки излучалось напряжение скорби и важности момента. Я попал под это напряжение, и ветры печали завыли в скалах моей души.
Я снова почувствовал тяжесть ноши – телепортация закончилась, начался траурный ритуал. Я понимал, что в ритуале должно участвовать все племя и что Джига это гнетет, но племя сейчас само было в опасности и ждало избавления от Могического морока. Мы – представители всего драконьего племени, и должны все совершить достойно…
Приближаясь к Скалам Скорби, я все меньше чувствовал себя человеком и все больше – драконом. Я до глубины души проникался трагическим чувством расставания с братьями. И ощущал, что Лесава разделяет мои чувства.
Скалы Скорби представляли собой обширную довольно ровную площадку, расположенную внутри круглого кратера и утыканную острыми скалами-иглами. Подножие их было покрыто толстым слоем серо-черного пепла. У центра площадки возвышались четыре пика одной высоты. На них мы и возложили осторожно свою траурную ношу. Казалось, будто телеги с останками драконов висят в воздухе. Горный ветер подвывал на иглах. Или это иглы звенели на ветру? Не знаю, но эта музыка была печальна. Очень печальна.
Мы трое зависли в воздухе, глядя на останки сородичей. Я чувствовал, как наполняется душа Джига жаждой мести, и пытался передать ему свое чувство скорби и сострадания. Они были искренни, и я надеялся, что им удастся, хотя бы частично, заместить в его душе пламя мести. Лесава же пыталась внедрить в его сознание ответственность за тех, кто остался в живых. Не местью сейчас надо занимать себя, а заботой о соплеменниках. Но душа Джига не обретала покоя, а для начала церемонии он был необходим. Ничто земное не должно было мешать бессмертным душам освободиться от мертвой плоти для вечной жизни в иных мирах.
– Слушай музыку, Джиг! – посоветовала ему Лесава. – Слушай музыку – это они говорят с тобой. Постарайся услышать их последние слова!..
Джиг послушался совета, и я почувствовал, как душа его настраивается созвучно этой музыке ветра и скал. И моя – тоже. И когда музыка Скорби полностью овладела нами, мы начали… Чистое пламя, рожденное соединением «летуна» и «дыхуна» с божественной искрой, вырвалось из наших душ через пасти. Мы смешивали газы в такой пропорции, чтобы взрыва не было, а был жаркий чистый огонь. И мертвая плоть превращалась в пепел, и музыка сдувала его слой за слоем, освобождая души драконов, и пепел осыпался к подножию скал, смешиваясь с пеплом предков, как душа, превращаясь в пламя, становилась светом и соединялась со светом солнца, породившего нас. Мы – дети солнца, и потому в нас его огонь! Из него мы вышли, к нему и возвращаемся…
Мы помогли нашим братьям вернуться к Солнцу, мы слышали их прощальную песню, и она все еще звучала в нас. А потом мне показалось, что по моим огнеупорным драконьим щекам текут человеческие слезы. Много позже я узнал, что при сгорании «чистого пламени» образуются водяные пары, которые сконденсировались в холодном воздухе и упали мне на глаза и щеки. Но тогда я был абсолютно уверен, что плачу, как человек, потому что именно так я чувствовал, потому что это было сообразно состоянию моей души. И еще я знал, что Джиг ощутил это мое состояние.
Потом мы вернулись к зачарованным драконам.
– Ну, Дюк, прощай! – сказала Лесава. – Мы займемся драконами, а ты займись людьми!
– Прощай, Завета, сестричка моя! Прощай, Джиг, извини, если что не так.
– Ты брат мне, – очень серьезно признался дракон. – Если понадобится помощь, зови без колебаний.
– Спасибо, Джиг! Уверен, ты понимаешь, что и ты мне брат, – я был растроган и взволнован. Ну, никак не предполагал, что расчувствуюсь среди драконов. – Лесава, Джиг, передавайте от меня пламенный привет этим беднягам! – полыхнул я факелом из пасти и взлетел.
Когда я делал прощальный круг над ними, Лесава и Джиг уже не обращали на меня внимания – они были заняты очень серьезным делом – Лесава путем сравнения психики Джига с психикой спящих драконов пыталась установить, что же с ними сделали, и нет ли в чарах какой-нибудь ловушки.
А я мыслями своими унесся далеко отсюда, туда, где высунув нос из кустов, мой Пси встревоженно принюхивался к ветру…
Когда Руслан привёл себя в порядок, в его комнату постучали.
- Войдите, - крикнул он, полируя старым полотенцем огнеупорное стекло забрала на шлеме.
Он оглянулся на вошедших людей и удивился. Первым в его каморку протиснулся заместитель директора цирка - безвредный болван, считавший, что ему лучше знать каким образом следует артистам делать свои номера, поэтому являвшийся иногда к Руслану после представления и критиковавший его манеру работы. Руслану эта критика была неинтересна, ведь главное - публика, и если она довольна, то господин заместитель директора может сколько угодно долго сотрясать воздух советами, да и всё равно Руслан всегда старался делать то, что он считал правильным. Но не посещение заместителя директора цирка удивило Руслана. Нет, дело было во втором визитёре - молодом офицере.
- Вот-с, - промямлил заискивающе улыбающийся управляющий цирком, - это наш наизвестнеший дрессировщик драконов Руслан Старцев, а это господин офицер-с, мэ..
Скрытый текст
- Штабс-капитан Кребс, - офицер махнул рукой в знак приветствия небрежно, - специальный уполномоченный его превосходительства генерал-губернатора земель Нижняя Саксония, Саксония-Анхальт и Тюрингия, Степана Богдановича Гергеля. Генерал-губернатор желает видеть Вас. Немедленно.
2. Генерал-губернатор
Армейский джип промчался по вечерним улицам небольшого городка Вернигероде, вырулил на загородное шоссе и уже через десять минут, описав небольшой полукруг, был у ворот резиденции генерал-губернатора - Вернигеродского замка. Миновав охрану и ворота, они проехали сквозь небольшой парк, поросший вековыми деревьями, и, въехав в другие ворота, оказались во внутреннем дворе замка. Выйдя из автомобиля, они стали подниматься по лестнице на второй этаж дворца. Часовые отдавали честь, двери зал распахивались, а сапоги штабс-капитана Кребса гулко стучали по натертому воском и отполированному паркету.
Секретарь в приёмной, девушка в обтягивающей её стройную фигуру военной форме, оторвала взгляд от экрана и, заметив штабс-капитана, улыбнулась ему, и сказала:
- Проходите, генерал-губернатор уже о вас спрашивал.
Они вошли в помещение, которое, по всей видимости, было рабочим кабинетом или что-то вроде того. Генерал-губернатор Степан Богданович Гергель оказался сухоньким, бодреньким старикашкой в золотом пенсне, черные и колкие глаза-буравчики которого оценивающе сверлили Руслана.
- Рад нашему знакомству, Руслан, м-ээ… как Вас по батюшке и извините за столь внезапное похищение, но извольте отужинать со мною, надеюсь это меня извинит - дело касающееся имперской безопасности, и я надеюсь, что Вы с удовольствием воспользуетесь возможностью послужить во благо нашему государству? - эту тираду генерал-губернатор выпалил, не останавливаясь и продолжая оценивающе изучать гостя.
Руслан, не зная, как реагировать, решил ответить на первый вопрос.
- Руслан Сергеевич, господин генерал-губернатор. Но можно просто Руслан, мы, цирковые артисты привыкли запросто..
- Вот и чудесно, благо ужин уж давно готов, стынет. Алексей, скажи повару, пусть подают - приказал он штабс-капитану, и указал гостю на вторую дверь, которая вела из кабинета в столовую.
3. Предложение, от которого нельзя отказаться.
- Перейдем теперь к сути, - сказал Степан Богданович, когда слуги, снова наполнив их бокалы, вышли. - Не люблю во время еды обсуждать дела государственной важности, но буду краток - у нас тут под самым носом, в Харцких горах, дракон объявился. Здоровенный, но не беглый из зверинца или цирка, а Королевский.
- Королевский? - удивлённо повторил Руслан. - Позвольте, но последнего Королевского дракона убил в Тянь-Шане ещё Николай Михайлович Пржевальский, тому этак лет двести. Откуда в обжитой Европе Королевский дракон?
Степан Богданович поморщился.
- Не знаю. Может, он спал тысячу лет в своей пещере, а теперь проснулся и вышел прогуляться. Но факт остается фактом, не было никакого дракона, а теперь - на тебе, вот он, тут, есть и живёхонек. А я эту проблему теперь должен решить, потому, как эта тварь жжет стада и жрет деревни. То есть наоборот, но неважно. Важно то, что это безобразие происходит не в соседней, а в моей провинции. Я задействовал пехоту и воздушные силы, им удалось загнать дракона внутрь горы Брокен. Однако этого мало, вопрос с драконом следует закрыть раз и навсегда. Дракон проплавил внутри горы множество ходов, а всю гору минировать не хочется, да и не выйдет - взрывать её целиком и глупо, и дорого и всё такое прочее. Вот Вы, как драконоборец, и разберитесь с этим драконом. И как можно быстрее, пока он ещё что у меня в провинции не разгромил.
- Но я не драконоборец, а дрессировщик!
- Это не важно, главное у вас есть опыт работы с драконами, вот и используйте его во благо империи.
- Дракон, с которым я работаю - это одна из мелких разновидностей подвида Draconis Solitus, или - Дракон Обыкновенный. Вы же хотите, чтобы я сражался с Драконом Королевским - Draconis Regius. Мой дракон в сравнении с Королевским, такой же - почти безопасный, маленький, глупый и слабый, как пудель в сравнении с мастифом, если взять, для примера, собачьи породы. Да как я смогу убить его, если я..
- Во-первых, сражаться и убивать его Вам не нужно - за Вас это сделают другие люди. Я уже распорядился откомандировать к горе отряд саперов, но при нём должен быть кто-то, кто знает драконьи повадки. А во-вторых, ваша задача - проводить саперов до драконьего логова, подождать пока они сделают свою работу, после чего выйти вместе с ними.
- А могу ли я отказаться?
Генерал-губернатор улыбнулся.
- Руслан Сергеевич, это Вы чисто из любопытства спрашиваете, или действительно отказаться хотите? Эх, родились мы б с Вами лет эдак на сто пораньше, не стал бы я с вами цацкаться, объяснять что-либо. Поставил бы к стенке против взвода солдат, пли - и весь разговор. Но теперь времена не те, либерализм у нас сейчас, скоро в Думу женщин избирать начнём. Так что я паспорт у Вас попросил бы забрать, ну и сами подумайте, как же Вам, такому известному цирковому артисту ехать в гастролях без документа, и так далее? На этом бы турне ваше так и закончилось. В ближайшем полицейском участке. Но это чисто гипотетически. Так, для примера. Не думаю, я, что Вы способны отказаться.
4. На правое дело
- Вы хоть и дрессировщик и на Георгия c Зигфридом как-то не тянете, - продолжал Степан Богданович после того как они выпили ещё вина, - но есть Ваших глазах что-то от драконоборца, что-то волевое, некая сила, уверенность, не знаю, даже как и сказать. Кстати, Вы женаты?
- Женат. Жена, бывшая воздушная акробатка и трое детей в Тамбове, в тамошнем цирке. Жена четвертого ждёт, а я решил подзаработать в турне по западным провинциям. Но какие это будут заработки, если не мы дракона взорвём, а дракон…
- А вот тут не извольте беспокоиться, вдове вашей, если дело не выдюжите, мы пенсию выпишем. Вполне достойную. Империя подвигов своих верных слуг не забывает. Вот так-то. Итак, Руслан Сергеевич, готовы ли Вы к подвигу? Если что нужно, для вернейшего завершения этого дела, смело говорите - всем обеспечим. В пределах разумного, конечно.
- Да не нужно ничего, я думаю. Хотя, мне надо вернуться в цирк и забрать мой семейный архив, в дороге я полистаю файлы, тогда может, что и попрошу.
- Вот и хорошо. Я с вами своего адъютанта пошлю, чтобы проконтролировал операцию. Алексей! Возьми этот вопрос на контроль, если что Руслану Сергеевичу потребуется - обеспечь...
5. В грузовом отсеке вертушки
Вертушка летела вдоль одноколейной железной дороги Брокенбан, которая отрезком в сорок вёрст соединяла город Вернигероде с горой Брокен. Грузовой отсек вертушки был забит под завязку, в нем размещались: отряд из пяти недовольных и мрачных саперов, возглавляемый молоденьким и чрезмерно восторженным лейтенантиком; несколько ящиков со взрывчаткой, запалами, спелеологическим оборудованием и другими вещами, о названиях которых Руслан мог только догадываться; там же находился, застывший с кислой миной на лице, штабс-капитан Кребс, плохое настроение которого Руслан связывал с тем, что приказ генерал-губернатора, вероятно, помешал планам личного характера, либо с тем, что опасная драконоборческая миссия штабс-капитану также была не по вкусу.
Молоденький лейтенант узнав, чем Руслан занимается, попытался расспрашивать того об особенностях профессии. Он перекрикивал шум двигателя и размахивал руками, задавая вопросы Руслану и стараясь расслышать его ответы. Это продолжалось несколько минут, после чего Руслан достал переносной вычислитель, взгромоздил его на ящике со взрывчаткой и крикнул лейтенанту, что ему нужно поработать.
Руслан начал просматривать файлы, доставшиеся от прадедушки - последнего в его роду собирателя драконьих яиц. Отец Руслана оцифровал дневники деда, но в общем-то пользы от них не было никакой, так как в естественном состоянии драконы не водились уже в то время, и деду Руслана пришлось переключиться исключительно на дрессуру выведенных в неволе драконов. Иногда Руслан просматривал и перечитывал семейный архив, но, начиная читать дневник прадеда, он всегда откладывал его, потому что записки эти для дрессуры были бесполезны. Но то было раньше, теперь же Руслан решил внимательно ознакомиться с дневником, в надежде, что даже маленькая и косвенная информация может оказаться не лишней.
6. Дневник прадедушки
Дневник прадедушки, как раньше справедливо полагал Руслан, действительно оказался полным фуфлом и содержал в основном информацию о местах драконьих кладок, записи прадеда о количестве собранных им яиц, расходах на снаряжение, продукты, проезд, доход с продажи яиц. То было время, когда железные дороги начали проникать в самые отдаленные места континента, и, судя по этим бухгалтерским записям, можно было получить лишь самое общее представление о том, как это всего за каких-то двадцать лет нахлынувшим охотникам за драконами и собирателям драконьих яиц удалось полностью истребить драконов. Не было в дневнике никаких записей и об Королевских драконах, за исключением упоминания про одного сумасшедшего старика-англичанина, которого прадед Руслана встретил в предгорьях Гималаев. Этот англичанин утверждал, что во времена его молодости он разговаривал с Королевским драконом.
Чуть ниже в дневнике была приписка: “Всехъ Королевских драконовъ давно перебили. Старикъ врёт как сивый мерин”.
7. На месте
За исключением плоской вершины, гора Брокен, почти полностью, поросла вечнозелеными хвойными лесами. Подлетев к ней, вертушка накренилась на правый бок, и стала снижаться. Внизу промелькнули платформы длинного состава, с которых военные разгружали пушки и боеприпасы, затем полоса одноколейки Брокенбан оборвалась, и меж сосен, росших в изобилии на склоне, замелькали лагерные палатки, и вот вертушка, сперва зависнув над пустой, свободной от деревьев и палаток, площадке, приземлилась. Там они разделились: саперы начали разгружать ящики, а штабс-капитан вместе с Русланом, пройдя по проходу меж рядов палаток, подошли к центру лагеря, где высился штабной шатёр. Штабс-капитан, предъявил какой-то документ на входе, после чего они прошли внутрь шатра. Там их встретил полковник, который, недолго переговорив с Кребсом, приказал ординарцу проводить их на место.
Через полчаса ординарец вел их вдоль свежевырытых окопов, наскоро устроенных блиндажей, расчехленных реактивных орудий и цепочек солдат, махавших лопатами и распевавших что-то воинственное и печальное. Так они всё шли и шли вверх по склону, а солдаты-саперы пыхтя тащили ящики. Наконец, штабс-капитан, шедший рядом с Русланом нарушил молчание:
- Мне доложили, что сегодня утром дракон попытался выбраться наружу через один из лазов, но был остановлен охранявшим проход патрулём. Сперепугу солдаты расстреляли все обоймы, а два из них даже успели выстрелить в дракона из гранатомета.
- И попали? - поинтересовался Руслан.
- Вот это наверное неизвестно, хотя солдаты клянутся, что это так. Взрыв гранат завалил проход, - пояснил Кребс. - Но дракон был ранен, поэтому ваша задача облегчается.
- Ваша задача? - переспросил Руслан. - Разве Вы не собираетесь отправиться внутрь горы?
- Именно так. Моя задача - проконтролировать эту операцию, но не участвовать в ней до конца, - пояснил Кребс. - Я останусь ожидать вас у входа. В любом случае, ваша задача облегчается, дракон-то ранен.
- Вы не знаете драконов - если дракон ранен несильно, то боюсь, что наша задача только усложнится, - заметил Руслан.
Тут они подошли к полукругу из окопов, которые окружали один из проходов. Ординарец остановился и сказал громко:
- Это один из центральных проходов. Как утверждает наша разведка, он ведёт прямо вглубь горы, в логово дракона.
8. Внутри горы
Прошло часа два, а Руслан, лейтенант и саперы продолжали двигаться по проходу. Сначала, непривычному и ни разу не бывавшему глубоко под землёй Руслану было не по себе - от мрачных неровных стен, от всей этой массивной скалы, нависавшей у него над головой, от тусклого света фонарей, от мыслей о том, что где-то там, впереди, за очередным поворотом мог притаиться раненный дракон. Они шли медленно - солдаты тащили тяжелые ящики, поэтому им приходилось останавливаться через каждые четверть версты, отдыхать и прислушиваться. Проход, по которому они шли, устремлялся под небольшим углом вниз, но иногда поворачивал влево или вправо, разделялся на рукава, которые также вели вниз и вниз.
Наконец они оказались в пещере, в которую сходилось с разных сторон несколько проходов. В свете фонаря Руслан заметил, что пол этой пещеры испещрён зазубринами.
- Смотрите, - сказал он тихо - это следы когтей множества драконов, которые когда-то ползали тут сотнями.
Его товарищи с опаской посмотрели на пол.
- Вы ничего не слышите? - сказал шёпотом один из перепуганных солдат - Мне кажется что...
- Да, и я слышу какой-то негромкий звук, он раздается оттуда, - сказал лейтенант, показывая рукой на дальний конец пещеры, тонувший в темноте.
Все с опаской посмотрели в ту сторону, куда он указал.
9. Ручей
Источником звука оказался небольшой ручей, который вытекал из дальнего и самого широкого прохода. Ручеёк переливался, ударяясь о камни и выступы скалы, разделяясь на несколько тоненьких рукавов, снова сливаясь, чтобы струясь устремиться по наклонной плоскости, куда-то вниз, в расселину.
Руслан зачерпнул воду ладонью. Она была не холодная. “Странно”, - подумал он, - “внутри горы вода должна быть ледяная”.
- Посвети мне! - шепотом попросил Руслан.
Ближайший сапер поднял фонарь и поднес его поближе к ручейку. В тусклом свете вода казалась черной. Руслан поднёс руку совсем близко к лицу и всё сразу же понял.
- Кровь, - произнёс он. - Это течёт кровь дракона.
Остальные саперы, схватив фонари, тоже подошли к Руслану и начали с изумлением разглядывать кровавый ручей. Наконец, всеобщее молчание прервал лейтенант:
- Он ранен. Вероятно, очень серьезно.
- Сколько ж в нём кровищи - сказал один из солдат. И покачав головой, добавил. - Такие ручьи я видел на скотобойне, но там ведь резали не одного быка, а целое стадо.
- А может, он уже издох, - предположил другой солдат, - и мы можем выбираться отсюда.
- Да, да - обрадовано подхватили остальные.
- А если он не издох? - неуверенно сказал лейтенант.
- Издох, точно издох. Столько крови потерять и выжить - это даже дракону не под силу.
- Мы должны выполнить приказ - заминировать и взорвать дракона в его логове, - продолжал настаивать лейтенант.
Но солдаты не хотели идти дальше. Лейтенантик попытался уговорить их по-хорошему. Затем он начал угрожать им, но и это было бесполезно.
- Сам лезь к нему в логово, коли тебе так охота, - выражая общее мнение, угрюмо сказал старший из солдат, - а мы не станем.
Наконец, лейтенант сдался, и, махнув рукой на проход из которого тёк ручей, приказал:
- Ладно, минируйте проход. Взорвём его. А взрывом, может, и дракона заодно завалит. Живого или мёртвого.
- Погодите, - вдруг сказал Руслан. - Я схожу и посмотрю.
10. В драконьем логове
Руслан тут же удивился собственным словам. Солдаты посмотрели на него с недоумением, а лейтенант восторженно. Вероятно, не будь под его началом отряда, он бы также пошел с Русланом.
Руслан взял фонарь и быстро пошел к большому проходу, из которого вытекал ручей, вверх. "Похоже, - думал он, - это самая большая глупость, которую я совершил в своей жизни. Но быть рядом с последним Королевским Драконом и не увидеть его - нет, от такого соблазна просто невозможно отказаться. Потом бы я сожалел об такой возможности".
Проход был широкий, в него с легкостью проехало бы три автомобиля вряд, а про его высоту было сложно сказать что-то определённое, в свете фонаря Руслана скалистые стены поднимались отвесно вверх, но как высоко - сказать было сложно из-за недостаточной мощности света. Поверхность скалы, по которой шёл Руслан, уходила куда-то в темноту, вверх под небольшим углом и была неровной, покрытой множеством глубоких царапин, ямок и рытвин, поэтому идти было не слишком удобно. Ручей, выбирая низкие места, переливался по этим рытвинам, разливался на рукава и снова сливался, и находя себе дорогу, весело сбегал по проходу вниз, туда где остались товарищи Руслана. Затем стены прохода начали расходиться в стороны, и Руслан понял, что он оказался в другой пещере, по размерам больше первой. Свет фонаря отразился от поверхности пола, по которому была разлита лужа крови, и тут Руслан увидел дракона.
Он лежал в центре этой пещеры, в аршинах сорока от того места, где находился Руслан. По мере того, как Руслан приближался к нему, тусклый свет фонаря постепенно вырывал из темноты отдельные части дракона: вот стал виден длинный чешуйчатый хвост; вот показалось мощное драконье тело, покрытое бронёй ороговелой кожи; вот стали видны когтистые лапы, заканчивающиеся крепкими, с человеческую руку когтями; а вот в свете фонаря стали видны широкие крылья, бессильно раскинутые в стороны. Из большой дыры в боку дракона, толчками выходила струя крови, и стекала в лужу. Подойдя чуть ближе, медленно и осторожно, ставя ноги так, чтобы не поскользнутся и не упасть в лужу крови, Руслан, начал обходить дракона вокруг.
11. Разговор с драконом.
Наконец, Руслан оказался напротив головы дракона. Веки дракона были опущены, из пасти торчал кончик раздвоенного языка, а из глотки вырывалось отрывистое и тяжелое дыхание.
Внезапно, глаза чудовища приоткрылись, его взгляд упал на человека, и дракон, из последних сил, попытался приподнять голову. Ему это удалось, и Руслан услышал голос. Хотя дракон и не открывал пасть, Руслан мог слышать драконий голос и понимать его речь. Дракон говорил медленно, его слова чётко и ясно раздавались в голове Руслана:
- Смотри-ка, кто пожаловал... Человек, ты явился сюда не для того, чтобы прикончить меня, нет, ты пришёл просто из любопытства, посмотреть, как я умираю. О, что за подлое и вредоносное племя! Наши старики рассказывали мне, что в старину вас, людей, не было. Да, вначале вас, людей, не было, но потом - вы появились. Из ниоткуда. Голые, с тонкой кожей, маленькие и слабые, глупые пожиратели падали и отбросов. Вы боялись всех, а мы Вас не замечали. Сначала Вы просто следовали за стадами антилоп, вепрей, зубров и мамонтов, ожидая пока падут больные и слабые. Но потом вас стало больше и вам потребовалось больше еды, вы научились сами нападать на слабых и детенышей, и даже подстраивать ловушки для крупных самцов. Вы научились рыть ямы, на дно их втыкали заостренные колья, а когда животные падали, забрасывали их тяжелыми камнями. Затем вас стало ещё больше. Скоро не осталось ни антилоп, ни вепрей, ни зубров и мамонтов - вы съели их всех. И тогда мы вас заметили, потому что вы лишили нас наших антилоп, вепрей, зубров и мамонтов. В отместку и из-за голода, мы стали жечь ваши селения, разорять посевы, утаскивать ваших быков и коров, убивать вас - но было уже слишком поздно. Вас было слишком много, и наша борьба была обречена на поражение. Нас стало совсем мало, единицы. Но мы узнали, что вы, люди, больше всего на свете, больше своих родных, больше собственной жизни цените желтый металл и яркие, блестящие камни. Ради этих камней и металла вы готовы сделать всё, что вам прикажут, вы готовы даже убивать друг друга. Для нас, живущих в горах драконов, достать столь ценимый вами металл и камни было несложно. Мы стали стравливать ваши орды, мы подстрекали и подкупали ваших королей, царей, императоров и шахов, требуя взамен, чтобы они нападали на соседей. Но хоть вы и гибли многими тысячами, всё равно вас оставалось слишком много. Потом вы стали быстро перемещаться на железных колесницах, которые плевались кусками железа, и летать на огромных шарах, забрасывать наши логова в горах огнём, который разрывал нас на части. И вот, Вы, люди стали властелинами этого мира! Драконов больше нет, Вы истребили мой род целиком и полностью, я последний настоящий дракон и я - умираю... Но напоследок, я прихвачу с собой и тебя, маленький пожиратель падали!
Речь Дракона прервалась, его змеиные глаза гипнотизировали Руслана, не давали ему ни пошевелиться, ни сбросить оцепенение. Дракон открыл пасть, чтобы сжечь Руслана, но остановился, замер на миг, потом его голова упала на пол пещеры, а из пасти брызнул фонтан крови. Глаза дракона, только что горевшие неугасимой ненавистью ко всему роду человеческому, потускнели. Дракон был мёртв.
12. Эпилог
Когда он спустился по проходу назад в первую пещеру, заряды были уже заложены, и саперы с нетерпением и тревогой ждали его возвращения.
- Ну что? Что там? - спросил его лейтенант.
- Всё кончено - произнёс Руслан, и устало опустился на перевёрнутый пустой ящик. - Дракон умер... Можете сходить и посмотреть на его тело. Оно там, выше, в четверти версты отсюда.
Солдаты замерли на месте, и затем, схватив фонари, толкаясь, бросились вверх по проходу.
- Чур, когти - мои, - крикнул один из них.
- А сердце - моё! - кричал другой.
- А я заберу его зубы! - кричал третий.
Скоро топот их сапог стал затихать в отдалении.
- А он уже был мёртвый, когда Вы его нашли? - поинтересовался лейтенант.
- Нет, - ответил Руслан.
- И он говорил с Вами?
- Да, немного. Он рассказал мне о том, что.. - начал Руслан и остановился, заметив, что лейтенант также начал проявлять признаки нетерпения.
- Вы меня извините, - пробормотал лейтенантик, - я подумал, что эти варвары сейчас пока мы тут разговариваем, растащат по косточкам всего дракона. Солдаты ужасно суеверны и считают, что амулеты из костей дракона или снадобья из различных частей его тела обладают сверхъестественными силами и придают их владельцам могущество. Конечно, всё это предрассудки, - добавил он смущенно, - но я должен торопиться - понимаете, пока тело дракона ещё цело, я хочу успеть сфотографироваться. Это будет классное фото - я с убитым драконом на заднем плане. Я пошлю его своей девушке, она живёт в Саратове.
Лейтенант быстро ушел, прихватив свой фонарь. Сразу стало заметно темней. Фонарь Руслана светил тускло, с трудом освещая стены пещеры. Точно также как он светил в другой пещере. В той, где сейчас лежал мертвый дракон. Эхо шагов лейтенанта скоро замерло в отдалении. Если бы кровавый ручеёк, по-прежнему не стекал в расселину, было бы совершенно тихо. Шум воды обычно успокаивает, но Руслан-то знал, что это шумит не вода, и поэтому этот звук действовал ему на нервы.
-Я здесь жить хочу, а не сидеть! – шёпотом возмущался Санёк.
Его родителей совсем недавно перевели работать в Москву и они, естественно, потащили свое чадо с собой. Санька не сильно прельщали развлечения неродной столицы и он бы с удовольствием остался в родной Казани, но спорить с отцом было бесполезно: тот считал, что «молодой человек осьмнадцати лет еще слишком молодой, чтобы жить самостоятельно и без последствий». Мама же больше всего боялась преждевременно стать бабушкой, поэтому, когда родное чадо приводило в дом девушку «знакомиться с родителями», юное создание женского пола становилось объектом для допроса. В конце концов, Санёк перестал водить домой девушек – не каждая выдержит «пытку родителями».
Перевестись из одного вуза в другой проще простого, особенно если есть для этого деньги. Так как с этим проблем не было, Александр Александрович Курмаев с 2009 года официально числился студентом-третьекурсником московского вуза, желая в будущем стать если уж не великим экономистом, то хотя бы хорошим маркетологом.
Скрытый текст
Благодаря Интернету, он задолго до поездки обзавелся московскими друзьями, несколько раз приезжал к ним в гости и даже имел представление о метро – много разноцветных веток, пересеченных круговой линией. Сами москвичи не знали всех особенностей этого подземного монстра, поэтому люди, изучающие мини-карты были обычным и часто встречающимся явлением. Сашку всегда забавляло то, что москвичи не знаю свой родной город. Он, как показала практика, мог без труда добраться из одной точки города в другую. Правда, «по поверхности». Друзья успокаивали его, говорили, что он, «в случае чего», будет самым крутым сталкером.
-Да нормально все, не дёргайся! – так же шёпотом ответил Макс. – У них тут такая охрана, что только ленивый не залезет!
-А на кой хрен мы туда лезем???
-Погоди, узнаешь.
-Я хочу быть ленивым. Я хочу сейчас сидеть дома и читать умную книжку. – простонал Сашка.
-Знаем мы твои умные книжки, - усмехнулся Страйкер. – Опять из сети какую-нибудь «апокалиптику» скачал, потом будешь нам заливать о великих идеях, которые мы не разглядели в «мочилове».
Настоящее имя Страйкера не знал никто, а если и знали, то очень давно и уже забыли. В нынешних Интернет-тусовках привыкли обращаться друг к другу по никам, поэтому даже в телефонных книжках чаще можно было встретить что-нибудь типа «Eviscerator», чем привычное «Миша».
-Чесслово, мы какие-то ненормальные. Другие по женским общагам лазают, а мы в какой-то там ИШ.
-Не в ИШ, а в ГАИШ! – поправил Макс. – Между прочим, тут мой старший братан учился и…
-Тсссс!!! – зашипел Страйкер и они прижались к земле под каким-то лысым кустом. Хорошо еще, что было уже темно и их никто не видел. А так как дождей в последние дни не наблюдалось, то и сухо. Одно плохо – листва под ногами шуршала слишком громко. Но так как обычно люди, выходя с работы в обычный день, не задумываются о том, что могут встретить по дороге что-нибудь необычное, то слух, зрение, да и разум притупляются и шорохи, которые насторожили бы юную студенточку, бредущую в одиночестве домой поздно ночью, полностью игнорировались.
Мимо прошелестел внушительного вида, с седой окладистой бородой, по меньшей мере профессор. Тяжелые квадратные очки в толстой темно-коричневой оправе ничуть не портили горделивый профиль, а придавали некую основательность. Большой кожаный портфель, который распирало от впихнутых в него бумаг, довершал образ. Санёк вспомнил анекдот про любовника, спрятавшегося в шкафу, когда неожиданно вернулся муж. Ночью любовник одел одну из шуб, чтобы не в одних трусах убегать и выбрался из шкафа. Муж проснулся и задал вполне предсказуемый вопрос: -Ты кто? -Я? Моль. -А шубу куда понесла? -Дома доем…
Сашка проникался истинным уважением к тем преподавателям, которые еще что-то делали и дома, а не только быстро прибегали на свои учебные часы, отчитывали лекции и убегали обратно по своим делам. Видимо, старичок-профессор тащил какие-то рабочие материалы, чтобы «доедать их дома»…
Окна первого этажа располагались слишком высоко, чтобы в них можно было залезть без труда. Но только Сашка, Макс и Страйкер собрались показать акробатический номер «лесенка», как входная дверь пронзительно скрипнула через несколько секунд тяжело захлопнулась. Все трое спрятались за углом до тех пор, пока мимо не прошел очередной преподаватель.
-Может традиционным способом? – спросил Страйкер и, не дожидаясь ответа, направился ко входу. Обычная, старая деревянная дверь с квадратными стеклянными вставками и с огромной толстой ручкой, скрипнула, стоило до нее только дотронуться.
-Будем надеяться, что здесь все стали глухими, - прошипел Страйкер, когда они уже шли по коридору. – Топаем, как слоны.
-Да ладно тебе. После того, как ты хлопнул дверью так, что чуть ли стекла не повылетали, на нас уже никто внимания не обратит.
-Такое все вокруг… старое, - подобрал подходящее слово Сашка. Он уже давно не видел высокие узкие двери, выкрашенные в белый цвет, с красными табличками, на которых красовались когда-то названия кафедр и лабораторий. Таблички со временем потускнели, а нерадивые строители, закрашивая грязь, замазывали постепенно и сами таблички – сначала чуть-чуть мазнут с угла, потом проведут кистью по краям.
-«Кафедра небесной механики, астрометрии и гравиметрии», - чуть ли не по слогам прочитал Санёк. – Да я весь первый курс только и делал бы, что учил это название!
Они проследовали дальше по широкому коридору, на стенах которого висели фотографии, «стенгазеты», расписания, вырезки из каких-то научных журналов.
-О! Классная хрень! – воскликнул Страйкер, но стих под яростное шипение друзей. – Это что?
На лестничном пролете стояла в две трети человеческого роста непонятная штуковина на ножках и каким-то колесом, параллельным полу.
-Мой брат тут учился, а не я, - ответил Макс. – Откуда мне знать? Но штука действительно интересная… Жалко, что таблички никакой нет. Пару кадров сделаем?
Когда Страйкер достал из рюкзака фотоаппарат, Санёк все понял и теперь смотрел на друзей, как на психов.
-Вы что, фотосессию тут решили устроить???
-Ну да. Днем никак не получается. Во-первых, студентов много гуляет и на нас будут смотреть как на… Короче, как ты сейчас. Во-вторых, посторонних не пускают. А вечером старенькие вахтерши не ожидают нашествия фотографов, потому нам и удалось так легко сюда пробраться. Так бы они пропуск попросили, - пояснил Страйкер, пока Макс раздевался. Оставшись в одних кроссовках и джинсах тот попытался изобразить нечто мужественное, вцепившись в колесо непонятного устройства и напрягая все мышцы.
-Тьфу, кожа у тебя гусиная.
-Я не виноват, что тут холодно! – обиделся Макс-модель.
Страйкер еще что-то побубнил про фотошоп и приступил к фотографированию.
-Ты на шухере постой, - попросил Макс, с трудом вскарабкиваясь на колесо.
Сашка вышел в коридор, слабо освещенный уличными фонарями, затерянными среди деревьев. Стараясь идти как можно тише, добрался до конца коридора и повернул, поднялся по лестнице. Решив, что если уж оказался здесь, то должен воспользоваться возможностью посмотреть, как и чем живут студенты-астрономы.
Большой зал со старыми деревянными сиденьями, смягченными дерматиновыми вкладками – такое он видел только в далеком детстве, когда родители взяли его с собой в какой-то дом профсоюзов, где множество людей говорило множество вещей, непонятные шестилетнему мальчишке. Широченная кафедра и потрясающе огромная доска. Как на такой доске можно было что-то писать, оставалось загадкой.
Сашка вышел и пошел дальше. Завернув в очередной закуток, увидел, что из-под двери одной из кафедр вырывается полоска света. Сперва хотел было сбежать, как подсказывал инстинкт самосохранения, но любопытство оказалось слишком сильным. Дверь внезапно открылась, оттуда вышел высокий худой мужчина с чайником, пересек быстрым шагом коридор и вошел в другую дверь. Зашумела вода и через минуту мужчина вернулся, оставив дверь полуоткрытой. Сашка подобрался поближе.
-А все-таки жалко, что Валерий Леонтьевич так рано ушел!
Голос был необычным – тихим и с очень «корректными» тональностями. Так, по представлению Санька, говорили бы старички-аристократы, представители научной элиты в прошлом веке, которые очень спокойно делали свою науку.
-Мы даже не успели чаю попить как следует, - продолжил он, но тут его перебил более молодой и сочный баритон. Когда-то Сашка учился в музыкальной школе и на хоре им вдолбили разницу между тенором, баритоном и басом. Так вот, однозначно, это был баритон, при чем не самый худший.
-Николай Владимирович, так ведь поздно уже. И годы, знаете ли, берут свое. Голова-то хоть и светлая, да вот тело, увы, не столь выносливо, как прежде.
-Владимир Евгеньевич! Так ведь не на всю ж ночь мы тут чаёвничать собирались! Еще бы полчасика Валерий Леонтьевич с нами побыл, пообщался... Это прежде мы могли гулять так, что нынешней молодежи и не снилось. А сейчас все по-скромному… Бальзамчика в чай не хотите? Очень полезно, особенно осенью. А то, знаете ли, грипп свирепствует…
-Да полно Вам. Грипп каждый год нападает. Мне биологи говорили, что это все раздули фармацевтические компании, которым очень надо было продать мало востребованную вакцину. Вот и наводят панику. Напридумывали названий гриппов – птичий, свиной… А кто считал, сколько людей от обычного гриппа умирает, а? Так что, Николай Владимирович, не беспокойтесь. Лучше витамины пейте и не простужайтесь.
-Ох уж мне эти… как их там называют? Ну те, что рекламируют.
-Пиарщики?
-Они самые! Думается мне, неспроста они так в последние годы активизировались.
-Так ведь любит наш народ с запада все перенимать. Вот погодите, скоро у нас адвокатов будет больше, чем экономистов.
-Лучше бы физиков, химиков, математиков, биологов было больше! Студенты-то какие пошли… Наукой заниматься никто не хочет, всем нужны только корочки об образовании! – распалялся тот, кого называли Николаем Владимировичем.
Сашка заглянул в щелку. Небольшая комнатка, возле окна которой стоял стол, заставленные чашками, баночками с чаем, сахаром. Слева от двери - книжный шкаф, разделяющий комнату на две части. За ним, судя по всему, и сидели говорившие. В общем-то, ничего интересного – обычные разговоры преподавателей, которые всегда жалуются на то, что молодое поколение стремится не к тому, к чему надо.
-Вот Вы, Владимир Евгеньевич, давно заглядывали в Интернет?
-Нет, недавно. А что?
-Так поглядите, поглядите там повнимательней. «Погуглите», как говорит молодежь. Знаете, что пишут про Вас? Что Ваши лекции – нудные и скучные. Студенты не понимают, зачем писать пятнадцать знаков после запятой! Видите ли, много слишком для них! «Ниасилили!», простите за это варварское словечко. О чем это говорит? О том, насколько расхлябаны и… поверхностны наши студенты!
-Справедливости ради, стоит так же отметить, что эти же самые студенты говорят о том, что я весьма неплохо пишу и читать меня – большое удовольствие.
-Ох, уважаемый мой Владимир Евгеньевич! Да кто читает наши труды, кроме таких же ученых и специалистов, как мы, да студентов, которые хотят заполучить оценку «автоматом», и знают, как приятно преподавателю знать, что его труды изучают. Вот, помните, у Михаила Васильевича был студент, о котором он хорошо отзывался? Еще говорил, что мальчик подает большие надежды. И что, где он, подающий надежды будущий ученый? Как закончил университет, так сразу в бизнес и подался.
Санёк устал слушать «кухонный разговор» двух профессоров и собирался было уже бесшумно удалиться, но…
-Согласитесь, Николай Владимирович, что мальчик хотя бы честно проучился свои годы. А уж что там его дальше жизнь заставила… Вот сейчас тот молодой человек сидит под дверьми, подслушивает. Он ведь не наш студент и интерес у него совсем уж праздный.
Ноги у Сашки стали ватными и он чуть ли не плюхнулся на колени – впервые, наверное, так испугался.
-Вы, молодой человек, проходите, проходите, - пригласил его баритон по имени Владимир Евгеньевич.
Санёк поднялся, открыл дверь и с искренними извинениями на лице вошел. Из-за шкафа выглянул тот самый высокий, что прежде ходил с чайником за водой.
-Да не стесняйтесь. Чайку не хотите? У нас Инессочка готовит потрясающие пирожки и время от времени угощает. Чай какой: черный, зеленый?
Сашка пробормотал «чёрный» и уселся на краешек небольшого диванчика, спрятанного в закутке за шкафом, где, судя по всему, частенько проходили чаепития. Николай Владимирович нашел чистую чашку и аккуратно налил в нее чаю.
-Нас Вы, судя по всему, уже знаете. А Вас как зовут? – спросил Владимир Евгеньевич, медленно размешивая сахар с видом человека, который сидит не на скрипящем стуле у стола, заставленного самыми разными чашками, отличающимися не только внешним видом и материалами, из которых сделаны, но и степенью чистоты, в кабинете, где пыльные папки перемежались с не менее пыльными памятными наградами, а по меньшей мере за столиком элитного ресторана с белоснежными скатертями и полупрозрачным китайским фарфором на берегу какого-нибудь моря.
-Александр.
-И все? Просто Александр?
-Александр Александрович. Но можно просто Александр, - Сашка кашлянул. – Статус пока не позволяет по имени-отчеству, тем более в данном окружении.
-Находчивый молодой человек, - улыбнулся Николай Владимирович, от чего стал меньше походить на строгого профессора. – Ну так какими судьбами к нам?
-Мы тут… с друзьями… Решили посмотреть… Днем не получается – вахтерши, - попробовал пояснить Сашка.
-Студент?
-Да, МГЭУ.
-Ну вот! – воскликнул Николай Владимирович. – Опять экономист! Куда не плюнешь, простите за столь грубое выражение, везде экономисты!
-Да ладно Вам, не распаляйтесь. Он еще молодой – кто знает, кем станет.
-Владимир Евгеньевич! Науке учат с малолетства! Как купить подешевле и продать подороже – это не наука! Это жизненное кредо!
-Почему это сразу «купить-продать»?! – возмутился Сашка. - Между прочим, вопросами финансирования той же самой науки не физики и математики занимаются, а мы, экономисты!
-Ага, то-то я думаю, что это нам в последние годы деньги все урезают и урезают! Зато дают на всякую ерунду... Почему спрашивается? Потому что решают, кому и сколько дать люди, которые не имеют представления о том, что, где и как у нас изучается и развивается…
-Можно подумать, что у вас в последнее время множество важных открытий случилось, - буркнул Сашка.
-Да, случилось! Вот Вы знаете о том, что наш интерферометр лучше американского и точнее, а? Там, за океаном, хвастаются тем, какие у них точные данные получаются, а наши намного точнее! Вы вообще знаете, что такое интерферометр?!
Сейчас, вблизи, взгляд Николая Владимировича был жестким, пронзительным и совершенно не вязался с мягким и тихим голосом.
-Ну что ж Вы так на молодого человека сразу напали. Он не виноват, что дракон в МГЭУ сильнее оказался.
-Дракон? – переспросил Санёк.
-Кхм… - предупредительно кашлянул Николай Владимирович, но Владимир Евгеньевич отмахнулся.
-Все равно это считают сказками.
-Что сказки?
-Понимаете ли, молодой человек… Драконы – такие существа… Любят они знания копить и преумножать. Каждый дракон отвечает за какую-нибудь науку. Если учебный или исследовательский центр обзаводится таким драконом, то открытий будут делать великое множество. Например, почему в Америке множество экономистов, психологов, юристов, социологов и т.д.? Да потому что достались им такие драконы, что развивают эти науки и помогают человеку внедрить их в жизнь. У нас же в стране давно специализируются на другом… Вот только одно плохо – не дают развиваться нам: то войну какую затеют, то дракона переманят…
-Бред какой, - выпалил Сашка. – Извините, но это полный бред.
-Я бы предпочел называть сказкой. Впрочем, какая разница - Вы ведь все равно не поверили бы. Эх… Валерий Леонтьевич Вам бы получше все пояснил, да только уже ушел.
Вдруг у Сашки закружилась голова. Чашка выпала из его рук и он отвлеченно подумал о том, как удачно, что она была уже пустая – колени не обжег. Проваливаясь в мягкий диван, в который раз подумал о том, что зря он сегодня не остался дома.
-Эй, парень… Очнись! Да приди же в себя!
Кто-то весьма настойчиво тряс его и Санёк с трудом открыл глаза. Потолок типа «армстронг» еще немного покружился где-то далеко вверху, но потом замер, раздражая ярким светом многочисленных ламп с отражателями. Сашка сел и застонал от резкой головной боли, вонзившейся топором в мозг. К счастью, боль через минуту ушла. Открыв глаза Сашка посмотрел на того, кто его тряс за ногу и закрыл глаза.
«Бред. Галлюцинации».
Снова открыл. Галлюцинация не исчезла, а продолжала смотреть на него золотистыми глазами с шипастой морды, которая переходила в гибкую изящную шею, массивное туловище с крепко прижатыми к бокам перепончатыми крыльями, и длинный хвост, оплетающий ножку крутящегося кресла.
-Дракон? – не веря своим глазам, спросил Сашка.
Дракон утвердительно кивнул и придвинул хвостом кресло.
-Орать бесполезно?
Очередной кивок.
-И что дальше?
Зверь искренне улыбнулся, обнажая ряд здоровущих зубов, но увидев неподдельный ужас на лице гостя, вернул себе строгое выражение лица.
-Не ем я людей, не бойся, - проговорил зверь, усаживаясь по-собачьи напротив.
-Аааа… Чего тогда надо?
-Поговорить.
-Ээээ… О чем?!
-О чем угодно.
-Мне угодно молчать и домой.
-Ну так я ведь не сказал, что угодно тебе. Давай поговорим о кино!
-Ты псих??? Какое кино??? Я сижу в комнате с драконом, который хочет поговорить о кино! Обалдеть! Что мне в чай намешали? – сорвался Сашка и начал носиться по комнате в поисках выхода.
Дракон вдруг начал уменьшаться в размерах, изменяться и через несколько секунд на его месте стоял мужчина, как говорится, «в возрасте».
Сашка позволил себе совсем уж нецензурный комментарий, и, схватив с ближайшего стола радиотелефон, швырнул в сторону бывшего дракона. Тот легко уклонился и с грустью посмотрел на разлетевшиеся от удара детали трубки.
-Ну вот, опять мне просить телефон… Прекрати носиться и орать!
Сашка остановился.
-Вот, уже лучше. Тебе что, не объяснили ничего? Ох уж эти мне профессора... Любят загадывать загадки студентам… Ты ж студент? Ну вот, все правильно. Правда, плохо, что экономист…
-Да что ж вы все к экономике-то привязались?! – возмутился Санёк. – Мне уже скоро станет стыдно, что я пошел туда учиться.
-А вот это зря. «Люди всякие нужны, люди всякие важны». Впрочем, это не имеет никакого отношения к делу. Понимаешь ли, Александр… Дело такое есть… Я вроде как уже стар… Да ты не смотри на этот облик, я могу хоть ребенком стать. Передавать дела некому: те, кто посвящен, уже сами не молоды… Да присаживайся, в ногах правды нет. Чаю хочешь?
-Нет, спасибо, я уже сегодня пил. Мне хватило.
-Ну да ладно. В общем, проверили мы тебя – парень ты не глупый, развитый всесторонне, да только не тот путь выбрал. Маркетолог бы из тебя неплохой получился бы, но склонности у тебя к другому. У тебя что в школе по физике и математике было?
-Пятерки. Но это ни о чем не говорит. У меня и по другим предметам были пятерки – по химии, литературе, информатике…
-Да-да, конечно… Завтра пойдешь в свой МГЭУ – документы забирать. И отдашь их на астрономическое отделение физфака МГУ. Прикрепят тебя к кафедре небесной механики, астрометрии и гравиметрии. Придется, конечно, несколько лет поучиться, помучиться… Но потом уже в полной мере развернешься.
-А зачем мне это надо? – спокойной поинтересовался Сашка. Он уже понял, что, глюки очень сильные и им лучше подыгрывать.
-Как это зачем? Будем развивать и укреплять нашу науку. Звучит пафосно, но лучшего придумать не могу - не филолог, увы. Не всем же ерундой заниматься – надо кому-то и дело делать.
-Так может быть мне лучше на завод? Подшипники шлифовать?
-Молодой человек, не передергивайте! Подшипники шлифовать большого ума не надо, а требуется опыт. А вот для Вашего мозга мы нашли более достойное применение.
-Стоп, достаточно. А могут ли существовать черные дыры с массой, меньшей массы солнца?
-Возможно существование черных дыр с массами, меньшими массы Солнца, хотя они и не могли бы образоваться в результате гравитационного коллапса, так как величины их масс лежат ниже предела Чандрасекара. Такие ПЧД микроскопических размеров могли сформироваться в результате коллапса нерегулярностей на ранних этапах развития Вселенной, а именно в период инфляции, за счет квантовых флуктуации плотности.
-От чего зависит предел Чандрасекара?
-Только от химического состава вещества, - выпалил Сашка.
Дракон удовлетворенно улыбнулся.
-Господи, откуда я это знаю???
-Знания-то тебе в голову вложили, а вот использовать их пока не научили. Так что, походишь, поучишься…
-Я не хочу быть физиком или астрономом!!!
Дракон вздохнул.
-Судьба у тебя такая. Думаешь, случайно оказался здесь? Все, иди, мне некогда. Выход там. Пройдешь до конца коридора и на лифте до самого верха.
Сашка не помнил, как оказался на улице.
-Вот ты где! А мы тебя обыскались! – друзья подбежали к нему. –Эй, ты чего, уснул?
Он вдруг рассмеялся.
-Теперь понятно, для кого в зале была такая здоровая доска.
-Чего? – не понял Макс. – Тебя что, по голове чем-то тяжелым ударили?
-Ага, - согласился Сашка. – Так меня физикой приложили, что мало не покажется… Ну что, домой?
На следующий день на одной из кафедр МГЭУ за закрытыми дверьми велся оживленный разговор.
-Я ж говорил, что переманят! Им деваться некуда – студентов мало, выбрать не из кого… А как узнали про нашего – так сразу же вцепились зубами-когтями…
-Виктор Сергеевич, успокойтесь. Уход одного студента – это не трагедия…
-Не трагедия??? А Вы знаете о том, КОГО эти физики переманили??? Обрадовались мы, расслабились, что он к нам пришел… А теперь я свой хвост готов поставить на то, что в следующем году у нас будет недобор, а на их кафедре отбоя не будет от абитуриентов!!! Проклятье, проклятье, ПРОКЛЯТЬЕ!!!
Он шел по ярко освещенному коридору. На стенах висели портреты знакомых людей, статьи из газет не вызывали особого интереса – они были слишком просты и предназначались по большей части для первокурсников и приглашенных или случайных гостей. Остановившись у одной из дверей с наполовину замазанной белой краской некогда красной табличкой, он постучал и вошел.
-О, Александр Александрович! Рады видеть Вас! Ну что там с документами, все хорошо? Да Вы присаживайтесь, присаживайтесь… Чайку? Инесса Петровна нас сегодня печеньем угощает.
-Спасибо, Николай Владимирович, не откажусь. Мне бы Геннадия Ивановича найти…
-Так ведь приболел слегка. Хоть нам и не сильно страшны болезни, - профессор хитро прищурился и в глазах блеснул золотистый огонек, - но злоупотреблять здоровьем не следует…
Послано - 10 Дек 2009 : 00:19:55
Ну вот и все, конкурс завершен, голоса посчитаны...
Конкурс прошел довольно трудно. Во-первых, август, как меня и предупреждали, оказался почти что "мертвым" месяцем - всего лишь два рассказа прислали. Огромной спасибо авторам - они "запустили двигатель" конкурса.
БОльшая же часть рассказов была прислана в октябре. Оно и понятно - писать текст на заданную тему довольно сложно, требовалось обдумать... Но в этом случае результат превзошел мои ожидания - я была готова радоваться 6-ти рассказам, но получила целых 16-ть!
Тексты были очень разные, оценивать их - настоящая мука :) Большой поклон всем проголосовавшим. Правда, я надеялась, что их будет больше...
Фавориты определились сразу. Практически у каждого проголосовавшего они фигурировали на одном из "призовых" мест. При чем разница между ними - всего 1 балл. А вот по прочим рассказам мнения сильно разделились.
Третье место занимает рассказ
Скрытый текст
№ 4 - "Из дневника дракона Элеондара" Его автору - tat1709 - присваивается звание "Драконовед Архивов Кубикуса".
Второе место занимает рассказ
Скрытый текст
№ 8 - "Выход дракона" Его автору - Eki-Ra - присваивается звание "Ведущий Драконовед Архивов Кубикуса".
Первое место занимает рассказ
Скрытый текст
№ 13 - "Герои под небесами" Его автору - enka411 - присваивается звание "Главный Драконовед Архивов Кубикуса".
Еще раз поздравляю победителей!
Большая просьба - сообщить мне в личку свои почтовые адреса для пересылки дипломов.
Кроме того, Скрытый текст
Главный Драконовед Архивов Кубикусов enka411 получает право выбора темы для СЛЕДУЮЩЕГО КОНКУРСА РАССКАЗОВ!
Ну а теперь давайте посмотрим, кто авторы остальных рассказов :)
Рассказ № 1 - "Выродок" Я знаю, как сложно быть первым и огромное спасибо автору за то, что нашел, точнее, нашла в себе силы и смелость прислать свой рассказ.
Скрытый текст
К сожалению, у меня сломалась флэшка, на которую была сброшена переписка с ней, а ник я, увы, не запомнила. Только помню имя, замечательное такое - Татьяна! Хотя, у меня подозрения, что и по поводу ника могу ошибаться :) Столько времени уже прошло.
Татьяна, большая просьба, напишите мне куда-нибудь - на e-mail, в личку форума, в аську. Вам за "первооткрывательство" полагается награда :)
Рассказ № 2 - "Дедушкина сказка"
Действительно сказка. Хорошая, даже где-то добрая... Хотя нет, наверное, правильней сказать "уютная" и немного грустная.
Скрытый текст
Как многие уже догадались прежде и пытались у меня выведать ник автора, автор сказки - dokont.
Рассказ № 3 - "Жнецы"
После первого эмоционального произведения и второго сказочного, этот рассказ заполучил "львиную долю" критики. Автору можно только позавидовать - его творчество не прошло незамеченным :)
Скрытый текст
Пожелаем apodite творческого роста! Начало уже положено :)
Рассказ № 5 - "Случай у костра"
Непривычное изложение, вызвавшее весьма бурное обсуждение. И снова сказка :)
Скрытый текст
Конечно же, автор dokont ! Благодаря этому конкурсу я наконец-то прочитала хоть что-то из его творчества :) И ведь нашла свободное время!
Рассказ № 6 - "Кому нужен дракон?"
Ух, сколько копий поламали... Особенно если учесть, что автор принимал активное участие в обсуждении его произведения :)
Скрытый текст
Если вы увидели в тексте что-то про математику, да еще на итальянском или японском фоне, можете быть уверены процентов на 99, что автор - Дан :) Потому как "петь гимны математике может только она". Цитата не дословная, но смысл сказанного передает верно :)
Рассказ № 7 - "I Did It My Way"
Есть что-то такое в этом рассказе, что "цепляет", привлекает внимание и даже не замечаешь, как увлекаешься и погружаешься в его атмосферу.
Скрытый текст
Кажется, это первое, что написал Ходил-Бродил :) А мне нравится!
Рассказ № 9 - "Одним промозглым утром..."
Рассказ, который был очень близок к третьему месту. Хоть я и не люблю маленькие произведения (только начнешь читать, как они заканчиваются), но этот мне понравился. Он получился самым коротким из всех, но по смыслу насыщен не меньше прочих.
Скрытый текст
Я бы гордилась тем, что могу так коротко написать, Lana :) Мои поздравления!
Рассказ № 10 - "Проповедь"
А вот между прочим это второй рассказ автора, который уже был указан выше. И мне этот рассказ очень понравился - ничего не могу с собой поделать :) А еще понравилось то, что автор ищет себя, экспериментирует, а не зациклен на каком-то одном жанре.
Скрытый текст
Большое спасибо, apodite , за то, что подняла настроение и даже заставила меня немного поразмышлять над темой :)
Рассказ № 11 - "Эксперимент"
Очень напряженный рассказ. После его прочтения у меня было ощущение, что допрашивают именно меня, а не персонажа. Но не могу не отметить, что чисто психологически этот рассказ произвел на меня самое большое впечатление.
Скрытый текст
Такой хороший прессинг организовал Hellgion !
Рассказ № 12 - "Консустанцияджите"
Если честно, то повторить название рассказа вслух и правильно у меня получилось только сейчас. Правда, если минут через пять меня попросят его вспомнить и произнести - ничего не получится. Очевидный плюс рассказа - вызывает яркие ассоциации, приятные и грамотные эксперименты со словами.
Скрытый текст
Видите, там есть Италия? Конечно же автор Дан! :)
Рассказ № 14 - "Избушка на драконьих лапах"
Сказочный квест :) Легко, даже весело временами, и интересно :) Что, никто не догадался?
Скрытый текст
А ведь он прописан на Архивах Кубикуса аж с 2004 года :) Долго пребывал в спячке Василид 2, но благодаря Конкурсу снова с нами :)
Рассказ № 15 - "Несколько слов о последнем драконе"
Немного "военных - красивых, здоровенных" и у нас есть прощальная песня о последнем драконе. Как и положено последнему, он высказал все, что думал о человечестве. И стало так грустно :(
Скрытый текст
Оставил нас без драконов - старых или новых - Falcony :)
Рассказ № 16 - "О студентах и драконах"
Не, так писать нельзя. Идея, может и интересная, но исполнение - увы. И тут не помогут оправдания из разряда "да я вообще писала за два часа до окончания срока приема рассказов".
Скрытый текст
К выводу, что "чукча не писатель, чукча - читатель" пришла НикитА :)
Версия для печати
Послано - 26 Авг 2009 : 21:28:38
