Осень: Белокурая и Белорукая - внеконкурс

Трист был её первой и настоящей любовью. Трист был непомерной удачей в том смысле, что таких кавалеров полагается ловить и тащить в загс не пока холостые - это нереально, - но в перерыве меж двумя браками, прошедшим и назревающим. Летчик-испытатель, позже - пилот президентского звена, высок, темноволос, темноглаз, не очень худ, но жилист. Оттого и звали друзья - Каратист или Самурай. Трист - это семейное прозвище, для двоих. Нет, для троих: Маркин, золотой человечек, единственный сын, тоже никогда его папой не звал. Как и её - мамой: обоих в точности как в рыцарском романе Жана Бедье, который Иза студенткой проходила в вузе. Книжка была тонюсенькая, в ледериновом переплете, с копией старинной гравюры на обложке. Она их двоих и сосватала - да ещё подруга, которая в тот вечер достала билеты на всю компанию. В Большом впервые после длительного перерыва поставили Вагнера, «Тристана и Изольду», культовый спектакль, как стали говорить немного позже. Лектор, который ещё и семинар по средним векам у них вёл, усиленно рекомендовал послушать.
Позже выяснилось, что Изе повезло вообще без меры. Вне ожиданий Анатолий оказался закоренелым неженатиком, без памяти любил детишек и хорошую кухню, понятия же имел самые благородные. Не рыцарские, так уж точно кавалерские: поддался на хмельные девичьи уговоры - женись, коли печать сорвал.
Потом-то, когда выяснилось, что она забеременела и дороги назад не предвидится, оказалось, что работа на президента - невеликие деньги. По большей части пустой транспорт перегонять с аэродрома на аэродром, серьёзных полётов, тех, от которых у Триста был полон дом экзотических оффшорных вещичек, выходило не так и много.
Но и тут удача была на их стороне: когда Иза уже была хорошо на сносях, приятель завлёк мужа и кое-кого из других коллег в новую фирму, жутко прибыльную. Сочиняли экономичные нагревательные приборы - даровитые технари, как-никак - и делали им раскрутку. На рекламных проспектах был изображён орган - точно такой, как в консерватории, куда супруги в очередной раз явились, чтобы послушать Вагнера.
Иза прямо удивилась, как легко её супруг, прямо-таки живущий небом, поддался на уговоры.
- Надо подумать о будущем, - ответил Трист, едва заметно улыбаясь. - О сыне. О нашем общем доме. Разве ты не согласна?
Вот такой он был джентльмен во всём: по пустяку не поперечит, в гневе не вспылит, шутя - не посмеётся всласть, в любви...
В любви ей даже хотелось, чтобы он был погрубей, настойчивее. Без этой всегдашней старомодной галантности. Что поделаешь - прозвище обязывает!
Мальчика взаправду окрестили Марком, Маркушей, Маркиным. Рос таким же, как отец: спокойным, умненьким, неконфликтным на редкость. Только тогда взвивался до небес, когда что-то казалось ему несправедливым, но даже тогда умел выслушать и другую сторону. Лицом и сложением, как и во всём прочем, был совершенная отцова копия: будто и не мать его в себе выносила.
Переделали старую квартиру, принадлежавшую ещё мужнину отцу: сталинская пятиэтажка на века строена, подведена под новую двускатную крышу с мансардой, но комнатки «чирошные», крохотульки. Добились разрешения на перестройку жилплощади, чтобы уж чин-чином и лад по ладу. (Диалектизмы на язык от мужа подцепились - ну никак не стряхнуть за всю жизнь, думает Иза. Как и канцелярскую лексику последних лет.) Обклеили, обставили, обрядили квартиру что куколку: гостиная, спальня, Маркуше отдельный кабинет. Изнутри обито пробкой, стоит навороченный компьютер: всё - отличнику, будущему студенту. Деньги текли в дом исправно.
Одна крошечная помарка проступала на фоне белизны: у Триста явно была другая женщина.
Если можно так выразиться.
Раз в неделю муж отпрашивался у семьи в парк. Не всегда, но более-менее регулярно. Иза ещё в самом начале выследила: парк был небольшой, народу по будням почти что и нет. Моросил противный октябрьский дождишко, пришлёпывал листья к мокрому асфальту, плясал на скамьях, а эти двое шли посередине аллеи навстречу Изе, держась за вытянутые руки и беседуя. Он - нахохлившись, она же двигалась, будто в танце: много ниже его ростом, тощенькая, в курточке и брюках. Лица не разобрать, только что непокрытая голова совсем светлая. Дошли до перекрёстка - и вдруг расхохотались, прямо как пацанята: бурно и навзрыд. Разошлись, помахали ручкой - и всё. Изе тогда пришлось спешно уйти в боковую аллею, чтобы муж не признал.
Так бывало далеко не всегда - повезло жене-ревнивице сразу же попасть на смутительную картину. Куда чаще Трист гулял один, меря тротуар такими широкими шагами, что поспеть было трудно.
Через сколько-то времени Иза поняла, что это вовсе не опасно. В парке, под осенним ветром, зимним снегом и дождём, под летними взглядами прохожих, нет места даже птичьему греху, а для иного прочего ну никак не могло быть у мужа времени. Даже машина его в особенные пробки не попадала. Даже в гостях допоздна не засиживался.
И не тот он был человек, чтобы врать в глаза. Чтобы обманывать.
Как-то она его спросила, насмелилась.
- Я в неё сильно влюблен был, - прямо ответил муж. - Звал за себя - отказала. Типа «оставим всё как есть». Она в разъездах и командировках по большей части: приезжает - вспоминаем старое и какие были по молодости отчаянные дураки.
На том и закрыли дело.

Годы шли неторопливо, один не отличался от другого, пока в один миг не переменилось вообще всё.
Снова стояла осень - поздняя, бесталанная, когда не поймёшь, уже сыплет с неба или ещё моросит. Муж немного задержался на прогулке, смартфон не отвечал, Иза даже начинала слегка беспокоиться, когда в дверь позвонили.
В глазке виднелась стриженая светлая голова, тёмные глаза в пол-лица.
Та самая.
Она отперла, откинула цепочку.
- Простите, Изольда Петровна, я уж войду, пожалуй. Нельзя через дверь такое.
Голос ясный, низкий, тон нарочито холодноватый.
- Анатолия Марковича увезли на «скорой», я думаю, он бы сам не захотел, чтобы вы метались по больницам и всех обзванивали. Он ведь без паспорта был и мобильник выключенный оставил дома. Вот адрес.
Бумажка свёрнута туго - не подаётся дрожащим пальцам.
- Что с ним?
- Мы уже попрощались, он свернул на боковую аллею, и тут вырулила машина кого-то из сотрудников, - голос чуть потускнел, но был по-прежнему твёрд. - Одной ногой на мостовую ступил, там есть мостовая. Прямо перед носом автомобиля - и упал вперёд. Неотложку водитель вызвал, который сшиб. Мы с хозяином на том самом «Мерсе» следом поехали.
- В морг?
Иногда понимаешь слова куда раньше, чем они были сказаны.
- Да. В больничный морг. Позвоночник был сломан у основания черепа, в реанимацию везли уже практически мёртвого.
Теперь Иза видит, что волосы не белокурые - седые. Вернее, с густой проседью. И пальтишко выпачкано в грязи. Нет, не только в ней.
Поехали опознавать тотчас же - и вместе. Кажется, та настояла?
Служитель сказал:
- Прытко вы собрались. Подождите, гражданочка, малость, мы его за неимением места на самый верхний этаж морозильника запихнули.
Наверное, Иза уже начала потихоньку съезжать с ума, потому что ответила:
- Не беда, он храбрый, он на истребителях ещё выше летал.
Разумеется, пришлось делать вскрытие. Патологоанатом сказал:
- Удивительно, что ваш супруг до своих пятидесяти дожил. Испытатели нередко летают на страхе, зажимают его в себе. Все жизненно важные органы в точечных кровоизлияниях. Ну, а сердце... Сердце его и подвело. От одного инфаркта он бы не умер, пожалуй.
Недоумение, наверное, было прямо написано у неё на лице: Трист ведь и потом водил самолёты, проходил комиссии - как же так, не заметили?
Дальше всё шло как на автомате: сухие Марковы слёзы (настоящий мужчина не рыдает, как девчонка), траурный автобус, вереница иномарок с той и другой работы, бестолковые, тесные поминки. Натурально, и та самая в передних рядах. Оказывается, её тоже Изольдой зовут, только нынешней вдове имя придумал для красы папа-татарин, а бывшей нелюбовнице - мама-литературовед. Почему-то на той белая шаль, что выделяется на фоне сплошных вороньих перьев.
- Когда перед смертью Тристан позвал к себе Изольду Белокурую, корабль с ней на борту должен был поднять белый парус. Чёрный означал бы её неверность.
Так та ответила один-единственный раз и на этом себя исчерпала.

В доме почти полное отсутствие денег: всё, что было, ушло в гроб. Марк изо всех сил рвётся в колледж: там дешевле, чем в гимназии. Дома постоянно толкутся подружки, обнимают вдову за плечи, притискивают к себе, утирают бумажными платочками хлюпающие носы. Мужнины сослуживцы ненавязчиво предлагают себя в качестве замены покойнику. Всё как и должно быть.
Нет, не совсем так. На фоне горестной черноты - белая отметина.
Постепенно Иза понимает, что ей спокойней всего с нелюбимой раньше тёзкой. Та не утешает, не плачет, не предлагает денег: по большей части отмалчивается, прихлёбывая из чашки какой-то особенный зелёный чай с травками, что сама же и принесла в один из визитов. Совсем девчонка по виду - порывистые, отточенные движения, ни одной морщинки на лице, даже цвет волос её молодит, а уж карие глаза - чисто медовое вино. Изредка отвечает на реплики Марка:
- Ну конечно. Трис ведь так удивился и обрадовался, когда узнал, что у нас с твоей мамой одно имя на двоих. И ведь такое необычное для России. Судьба, говорит, сотворила мне из горького - сладкое.
- У нас принято если не по Корану, так позатейливей назвать, - отвечает Иза. - Привычка осталась с советских времён.
- Или вообще по Танаху, - конец рта Изи чуть подрагивает. - Я о тебе, Марк. Ты как насчёт того, чтобы пойти ко мне в спортклуб? Я там по соместительству инструктором работаю, подучишься - будешь помогать. Деньги небольшие, зато натренируешься без отрыва от гимназии.
- Подумаю, - отвечает Марк. - Парашюты - полезное хобби для мужчины.
- Для меня тоже, - отзывается она. - Отличное средство, чтобы прополоскать мозги от переводов с армянского на тьмутараканский. Называется «сублимация».
Мир снова укрепляется на глиняных ногах. Изе повысили зарплату вместе с ответственностью: неплохой карьерный рост. Марк увлечён парашютным спортом: матери давно перестало казаться, что это опасно, на душе как мозоли набиты. Тем более он уже совершеннолетний - и при надёжном старшем партнёре. Один из былых друзей по институту захаживает на пышные пироги и всё чаще приглашает Изу в какое-нибудь хорошее кафе, откуда оба едут прямо к нему домой. Изольда номер два в квартире больше не появляется.

До тех пор, пока не случается взрыв.
Марк вместо университета собрался поступать в престижное лётное училище с отсрочкой от армии - ну, в общем, оно та же армия, мама, хотя оттуда потом охотно берут и в гражданскую авиацию. Идти по стопам отца - святое дело, это зачлось, да и подготовка у меня что надо. Стипендию, правда, не один год отрабатывать придётся, в запас так просто не уйдёшь.
- И ещё одно, мам. Главное. Я ведь женюсь.
- В девятнадцать лет? Не дам. Не пущу.
- Прости, это уже завтра. Нас целых полгода заставили думать вместо положенных трёх месяцев. Мы не знали, как и когда тебе объяснить: никак не могли застать дома. Вторая семья, ну, я же понимаю.
Мимолётная ирония насчет того друга зрелости...
- На ком?
- На Изольде, - с неким торжеством отвечает Марк.
- Она же старая!
- Вовсе нет. Ты ж у меня совсем молода, а ей и твоих сорока пяти не дашь.
- Детей не прокормите.
- У неё их не будет. Почему, думаешь, она нашему папе отказала? Он ведь и на такое соглашался, лишь бы иметь возле себя свою любимую. Тут ещё было вот что. Я так понимаю, нелады с его сердцем Изи почувствовала куда раньше врачей, хоть и совсем девчонкой тогда была, и отказалась даже от тех крох... Ну, понятно, да? Нельзя отцу было страстями себя надрывать.
От последних слов мнение матери внезапно делает разворот на сто восемьдесят:
- Лечиться ей было нужно давным-давно. Гормоны...
- Мам, от гормонального фона врачи ещё помогают, а от хромосом - никак. Синдром Морриса - не слыхала? Она только по паспорту дама и отчасти - по форме. Как сёстры Тамара и Ирина Пресс, которые ядра метали. Мужчина, отлитый в оболочку женщины. И я такую не уступлю больше никому.
Это уже слишком даже для неё. Иза медленно сползает на пол: единственное, что помешало приземлиться, - крепкая мужская рука, что обвила сзади плечи и спину.
- Знаешь, мам, если всё пройдет хорошо, - мы таки возьмём девочку из Дома Ребёнка. Усыновим. Глупо звучит, правда? Удочерить по документам нельзя: так эта процедура называется официально. Даже двух малышек присмотрели, ведь разлучать близнецов не положено. А это очень большие деньги - сейчас и потом. У Изольды они, можно сказать, имеются, теперь будет и полная семья. Не посмеют нам отказать, вот увидишь.
Разумеется, к свадьбе и проводам приходится убирать и готовить одной Изе. Молодые бы спокойно без этого обошлись, Изи и вообще в кухонных делах неумёха, но ведь нужно соблюдать декорум!

Идут годы. Супруги мотаются по гарнизонам, служат в войсках... как их... быстрого регулирования, международной поддержки; ездят по всяким экзотическим государствам. Трудные слова никак не удерживаются в Изиной голове - время, время! Хорошо, что младшая Изольда никогда не остаётся без престижной работы: благодаря Интернету про вечный бич офицерских и дипломатских жён вполне можно забыть.
Но самое главное - старшая Изольда теперь бабушка. Прекрасные двойняшки, Еленочка и Ксаночка - лицом и разумом в мать, доброй статью в бабушку - и помыслить не могут, что не родные. Сил и денег в них вложено немало: реабилитация, продвинутый садик, как его...Монтессори, ага; домашние учителя. Ну и кто в казённых бумагах соврал насчёт задержки в развитии? «Холостая» бабка удерживает их рядом с собой всё чаще и дольше: детям нужен кров над головой, ей самой - возмещение.

И снова на дворе осень - щедрая, плодоносная. Бабье лето - наливаются золотым соком яблоки, королевский багрянец одевает стволы и шелестит на ветру, не торопятся, кружат в воздухе перелётные птицы, а кое-кто из них…
Кое-кто ненадолго возвращается в гнездо.

- Девочки, пицца готова, мойте руки, сейчас на четырёх делить буду! - кричит она в глубину квартиры, откуда слышится радостный смех: нынче в гостях Ма-Изи.
А Марк?
Что Марк. Тристан был возлюбленным Изольды Белокурой, но мужем ей сделался настоящий король.
Имя ведь тоже обязывает.

Я - кошка. Хожу где вздумается, гуляю сама по себе.

Отредактировано - Коша 01 Янв 2014 17:17:39

или даже просто фантастическое допущение?

А вот тут присоединяюсь к milledi: фантдопущения в чистом виде нет, хотя легенда и канва рассказа причудливо переплетаются - и расходятся.

В начале хотела удивиться имени сына - но в конце все встало на места, хотя и запоздало и косовато: ведь Изольда легенды умирает, не намного пережив своего возлюбленного.

Но, как бы то ни было, есть в этой истории какая-то притягательная таинственность - в немалой степени благодаря языку: скупому, но емкому и точному.

Хотелось бы посоветовать автору (если еще не читал) прочесть "The White Raven" - Diana L. Paxson. Замечательная переработка легенды, взгляд с неожиданонй стороны. На русский, увы, не переводилось :(

Единственное место, где обещают дать его скачать - здесь
Только на аннотацию внимание не обращайте - это они пошутили :)))

Brief Synopsis: This is a retelling of the story of Tristan and Issolde set in king Arthur's time.

Я - кошка. Хожу где вздумается, гуляю сама по себе.

Отредактировано - Коша 25 Окт 2013 21:54:12

Отредактировано - Автор конкурсного рассказа 26 Окт 2013 14:06:35

Я - кошка. Хожу где вздумается, гуляю сама по себе.

Хороший юмор. Я имею в виду, что это имя в современной России дают евреям: Марк Фрадкин, Марк Шагал, у меня друг был Мар(е)к Лукашевский в школе. А вот Марка Иванова какого-нибудь не знаю.

Вы еще про апостола забыли, хотя он был не обязательно иудей, может, и римлянин из коренных.

Поскольку оно надобно - постольку оно и имеется: в следовании живых людей легенде. Но это не фантастика, а постмодернистский ход: письменный текст влияет на текст под названием жизнь.

Но синдром Морриса - это реальность и большая вероятность.

Перемещено из Осень: голосование за внеконкурсные рассказы - 19 Ноябр 2013 17:22:53

Но если Вы хотите его снять... ;)))

Я - кошка. Хожу где вздумается, гуляю сама по себе.

Перемещено из Осень: голосование за внеконкурсные рассказы - 19 Ноябр 2013 17:22:53

Двигаться в одном направлении - не значит идти к одной цели. Даже дохлая рыба может плыть по течению.

Отредактировано - Ивaн 19 Ноябр 2013 11:34:42

Фантастика условная. Романтический стереотип довлеет над жизнью. Но усердно превозмогается. Незаметно, чи шо?

И насчет трагичности - тоже вас не понимамс. Все получили своё: милая клуша - детей, любимая - утеху в виде копии своего милого, сын - лучшую из женщин, ибо Моррисы красивы, властны и верны до гроба. А сам Тристан... Ну, и дом, и сына, и любимую, и еще морально безупречным оказался. Что еще надо сделать перед честной смертью?

Отредактировано - Автор конкурсного рассказа 19 Ноябр 2013 14:15:50

Перемещено из Осень: голосование за внеконкурсные рассказы - 19 Ноябр 2013 17:22:53

Прочитал. Жизненно. Романтично. Для истиных почитателей "мыльных опер". Для не - смотри отзыв выше.

Двигаться в одном направлении - не значит идти к одной цели. Даже дохлая рыба может плыть по течению.