"Фантомные мысли", сборник фантастических и фентези рассказов.
"Фантомные мысли", сборник фантастических и фентези рассказов.
Иллюстрация на обложке относит к зарисовке, название которой даёт заглавие всему сборнику. От того ли, что парадоксальность словосочетания "фантомные мысли" имеет отношение ко всей обойме рассказов? Вероятно, в некотором смысле. Отличие мысли от самой природы материи, в которой она возникает, делает её элементом мира идей. А что если вдруг некое сознание, как случайная помеха, возникает в поле взаимодействия сотен мозговых имплантатов незнакомых людей? Оно проживает короткую странную жизнь, и исчезает, так и не заметив своей фантомности. Субличность, возникшая в электронном облаке, мыслит и осознаёт себя вполне материальным единым целым, но, тем не менее, её вещественная составляющая рассредоточена в чипах временных попутчиков авиапассажиров. Стоит им покинуть салон самолёта, и аномалия исчезает. Может быть, здесь присутствует кивок в сторону мифологемы о спящем Божестве, которое видит во сне Вселенную, Землю и Человечество, где сама материя является продуктом грёз? Всё было бы хорошо, но некоторые моменты повествования наталкивают на мысль, что самолёт и пассажиры, в свою очередь, порождены помехами в чьём-то устройстве дополненной реальности. И может возникнуть вариант прочтения мифологической конструкции - а не спит ли кто-то ещё в мире, порождённом воображением Создателя,
и не видит ли он во сне самого того Создателя, этим давая ему жизнь? Бог живёт только в сознании Будды. Но Будда восседает на ладони Бога ("Зыбучие миры").
Космонавты, вернувшиеся на Землю после длительного вояжа, находят там изменённых людей, пытающихся вынуть их разумы и поместить в искусственные качественно модернизированные тела.
Мысли оформляются в сознании, приходя из бессознательного, это во многом скрытый от личности процесс, но, если вместо биологического мозга кибернетическая "штуковина", то как это повлияет на перенесённую туда личность? Лишившись внутренней "манёвренности", всех этих внутренних монолого-диалогов, всего неощущаемого базиса,
застыв в виде слепка, отражения, не откажется ли она от осознания самой себя ("Фантомные мысли)?
Техногенное проникло в природу настолько, что многими героями воспринимается такое сочетание как совершенно естественное и единственно возможное. Лишь старый волк, оказавшийся в центре охоты на киберкабанов, удивляется проникновению "суррогатов" в его стремительно меняющийся мир ("Охота").
Несколько зарисовок, захлёстываемых волнами сюрреализма, ("Косточка", "Фильтр", "Зыбучие миры", "Создатель", "Пертурбация") соседствуют с группой из четырёх фентези-новелл, уносящих в мир Приморья, где подозрительный карлик с бледно-зелёным лицом, переночевав в деревне у реки, заставляет уменьшаться предметы, сжиматься пространство, и вскоре река и деревня исчезают в никуда
("Исчезает мир"). Дровосеки прекращают работу в лесу по причине, которая у них перед глазами, но каждый, испытывая ужас, упорно скрывает её от других ("Шёпот зимнего леса"). Приморье окутано туманом, странным образом рождающимся над столицей. Подданные правителя обезумели и свергли его с трона, и всё потому, что тот позабыл жениться ("Туман над Приморьем").
Тема войны, отраженная в паре рассказов ("Взрыв Будды", "Шмель и пуля"), преподнесена в контексте, соответствующем духу сборника - замес сюра и фантастики на тонком, но прочном основании, связующем с реальностью. Читателю словно предлагается последовать за маятником, перемещающимся между, если можно так выразиться, совершенно ирреальным и условно допустимым необычным. Много действия и неожиданных изменений в ситуациях, катарсис порой находится на грани потери коннотации с завязкой истории, но лишь на грани. Пропорция метафизической составляющей меняется от рассказа к рассказу, и если выбрать якорь из мира реальности, то на протяжении пары-тройки вечеров можно комфортно поболтаться в фантастической лодке по волнам, с едва заметным намёком на философскую ряску в районе ватерлинии. Или угодить в шторм.