ТАЙНА КИБЕРПАНКА

Определить границы жанра бывает порой сложно. Кто-то найдет в «Звездных войнах» элементы фэнтези, другой назовет «Баффи» комедийным сериалом. Гораздо проще давать краткие пояснения, как бирочки в морге. В таком случае, киберпанк — это фантастика о компьютерах, как бывает «космическая», «постапокалиптическая», «про путешествия во времени». Что же, такая классификация тоже нужна. Однако навесить табличку на жанр — не значит понять его. Напротив, это способ изящно уклониться от поставленной задачи.

Существуют и более серьезные подходы. Можно, к примеру, разрезать слово «киберпанк» на части и рассмотреть каждую в отдельности. С одной стороны, существует тоталитарная система («кибер»). С другой — маргиналы, преступники или борцы за свободу, которые не вписываются в структуру, чем и интересны («панк»). Занимательное определение, но явно не идеальное. Если следовать ему, то роман об антифашистском подполье — тоже классический киберпанк.

Очевидно, что формального решения недостаточно. Мало составить инвентарную опись — герои, обстановка, сюжет. Гораздо важнее замысел — какие мысли, чувства хотел передать нам автор? Произведение искусства всегда имеет два уровня — идеи и декорации для них.
Сегодня, правда, эту премудрость принято забывать. И не зря — именно она очерчивает ту грань, что отделяет искусство от мусора. Псевдописатель не отягощен мыслями, а просто нанизывает одну сцену за другой, драку за перестрелкой. Доходит до печального — многие всерьез верят, что так и надо.

Чаще всего, о принадлежности того или иного произведения к киберпанку судят именно по одежке. Отсюда и стремление записать в этот жанр любую «фантастику о компьютерах». Сразу же выясняется, что начинка пирожка далеко не всегда соответствует этикетке. Тогда начинаются споры, столь же бесконечные и бессмысленные как любая дискуссия. В сущности, это еще одна разновидность излюбленной игры, которую так любит человеческое сознание. В начале оно стремится срезать углы и прикрепляет слово не к сущности предмета, а к его внешнему облику. Затем мысль тонет в неизбежных противоречиях, и с каждой новой догадкой лишь увеличивает вязкое болото пустословия. Наконец, эта трясина получает название «мудрости», и со всех сторон ее охраняют церберы предрассудков.

Спросим к примеру, возможен ли киберпанк без компьютеров? В ответ мы услышим только высокомерный смех, за которым всегда скрывается незнание. Но обратимся к мировой литературе. Наш редактор, Константин Говорун, любезно привлек мое внимание к произведению Майкла Суэнвика «Дочь железного дракона», которое назвал «единственным в своем роде фэнтезийным киберпанком». Это книга «о свободе», «о судьбе», «о том, как освободиться от судьбы». Именно ей задает свои вопросы героиня. «Почему жизнь так ужасна?» — спрашивает она. — «Почему столько боли? Почему боль так мучительна? Ты не могла устроить все иначе? Или у Тебя нет выбора, так же, как и у нас? Или мы всего лишь автоматы? К чему тогда любовь? Или Ты создала нас, только чтобы мучить? Почему мы мучаемся? В чем наш грех?».

Разве это не типичные вопросы киберпанка? Декорациями для нашего жанра служат компьютеры и информационные сети. Но это только обертка. Гораздо важнее уловить «музыку» киберпанка, его идею. И здесь мы прибегнем к помощи древнего автора.

«Я хочу знать только Бога и душу», — писал Августин Блаженный, один из главных теоретиков католической веры. «И больше ничего?» — спрашивает он себя. «Решительно ничего», — гласит ответ. Интересы человечества всегда были гораздо шире; однако литература существует лишь в сфере, очерченной этими двумя темами. Мы хотим исследовать космос и атом, узнать тайны хромосом и зарождения жизни — но все это забота науки. Писатель сосредоточен на одном: человек и Бог.

Последний может принимать разные облики. Господом был он для христианского автора. У других Создателя заменяют судьба, жизнь и смерть, общество и история — иными словами, силы, не подвластные нам, но управляющие нами. Вернемся к приведенному выше определению. Божеством в мире киберпанка становится Система, и человеческая душа может существовать в ней только в роли аутсайдера, изгоя.

Жанр, таким образом, можно рассмотреть как инструмент, с помощью которого автор изучает проблему души и Бога, конечного и бесконечного. Киберпанк, возможно, подходит к проблеме души ближе, чем его коллеги по литературному миру. Он прикасается к обнаженному нерву. Кто такой человек, спрашивает наш жанр, что такое сама человечность.

Ответить на этот вопрос чрезвычайно сложно. Пастернак сравнивал мысль с огнями поезда; она освещает только то, что снаружи. Как повернуть ее вовнутрь? Сделать это можно, если мы создадим контраверзу, нечто иное — поставим напротив человека иной интеллект, компьютерный.
Рассмотренный под этим углом, киберпанк оказывается потомком достаточно древнего жанра. Это истории о големах, куклах, впоследствии андроидах. Деревянный истукан ожил — но стал ли он человеком? Такой вопрос мучил еще романтиков, начиная с Гофмана.

Здесь возникает забавный вопрос — где заканчиваются «рассказы про роботов» и начинается киберпанк? Можно ли причислить к нашему жанру «Я, робот» и «Стальные пещеры» Айзека Азимова? Наверное, все же нет. А «Снятся ли андроидам электроовцы?» Филипа Дика? Здесь принято давать положительный ответ... Но тематика одна и та же — человек и компьютерный разум.

Существует три точки зрения. Согласно первой, «истинный киберпанк» освобождает душу из оков бренного тела. Человек не сталкивается с роботом, железным подобием самого себя. Нет, он погружается в виртуальный мир, где у духовного нет материальной оболочки. Тогда «Электроовцы» оказываются за бортом. Понятие киберпанка сужается. Вторая позиция расширяет его. Вводится новое понятие — «робопанк», куда скопом сваливаются все истории про механических людей.

Третий подход пытается разрешить противоречие. Киберпанк начинается не там, где человек сталкивается с компьютерным интеллектом — это все еще область классической фантастики. Противопоставление людей и машин надо увидеть глазами Изгоя (Дик), а не Системы (Азимов). Поэтому Джин Родденберри никогда не смог бы стать киберпанком, хотя и в «Звездном Пути», и в посмертно экранизированной «Андромеде» полным-полно роботов и компьютеров.

Следовательно, наш жанр, как и любой другой, состоит из трех измерений. Это декорации (виртуальный мир etc.), противоречие (человек и искусственный разум) и способ его решения, авторская позиция (аутсайдер).

Работает ли этот подход, если посадить под микроскоп другие жанры? Бесспорно. Возмьмем романы Глена Кука о Гаррете. Здесь целых две оболочки. Первая — фэнтезийная. Вторая, беззастенчиво стащенная у Рекса Стаута, детективная. Но в действительности книги созданы по совершенно иным канонам, это трагический романтизм. Противоречие: человек и жизнь, позиция: благородный герой, изначально обреченный на поражение.

Бессмысленно спорить, является ли «Матрица» киберпанком. «Матрица» — это вообще не искусство, в ней нет идеи, нет замысла. Современное общество полностью подчиняет человека. Система много требует, но ничего не дает взамен. И индивид спрашивает — кто управляет моей жизнью? Вера в Бога утеряна, но свобода так и не была обретена. Так возникает вера во «вселенский заговор», ставшая основой цикла «Секретные материалы». Злодеем, обычно, выступает злонамеренное правительство, но и гадкие компьютеры тоже подойдут. Это была бы хорошая идея для фильма. В «Матрице», однако, данная проблема не рассматривается, даже не упоминается. Авторы всего лишь используют состояние аудитории, чтобы добиться популярности, паразитируют на человеческих страхах.

Но и «Трон», в таком случае, тоже не киберпанк вовсе. Это классической воды фэнтези, недаром он создавался в эстетике итальянских исторических фильмов. Здесь есть благородные герои и коварные злодеи, мужчины всегда сильны, а женщины прекрасны.

Возможны и другие подходы к проблематике киберпанка. Скорее всего, они тоже будут правильными. Жанр этот подобен океану — он огромен, и пытливого путника ведут к нему много дорог.

Денис Чекалов
20.09.2007 9:28:17