Послано - 19 Мая 2006 : 16:40:05
Напоминаю, что согласно новым Правилам
1. Чтобы заявить С. к участию в Конкурсе, просто пришлите работу по адресу Konkurs-arh(собака)yandex.ru с пометкой в теме письма «На Конкурс». Текст лучше всего присылать прикрепленным файлом в формате .doc или .txt, в крайнем случае можно просто в теле письма. Также в письме сообщите о себе краткую информацию:
а.) Имя (имя или ник-нейм, которые будут объявляться ПОСЛЕ окончания Конкурса). б.) Условия анонимности (не против ли вы, чтобы при объявлении победителей Конкурса анонимность с вашей работы была снята). в.) Согласие на обсуждение (согласны ли вы, чтобы работа обсуждалась на форуме? Если нет – в рецензии будет сделана соответствующая пометка, и модераторы возьмут на себя заботу обеспечить соблюдение этого условия). г.) Если работа не попадает на текущий Конкурс, согласны ли вы выставить ее на следующий? д.) Согласны ли вы на выкладывание работы для ее обсуждения в авторской теме?
========== Работы на Конкурс выставляются АНОНИМНО. То есть работа присылается Координатору Конкурса (Konkurs-arh(собака)yandex.ru) и выкладывается им в соответствующей теме «Конкурс рецензий» сразу же по получении. После подведения итогов Конкурса анонимность снимается, победители объявляются под теми именами, которые они укажут в письме. По особому пожеланию автора анонимность может быть сохранена.
О фильме «Туманность Андромеды» (СССР, киностудия им. Довженко, 1967 год)
…И не говорите мне ничего про спецэффекты. Пусть мы не увидели поросших черными маками пустошей планеты Зирда, цивилизация которой уничтожила себя. Пусть негостеприимный мир, вращающийся вокруг зловещей железной звезды, сделавшей земной звездолет «Тантра» своим пленником, больше напоминает детскую песочницу. Пусть зрители так и не увидали страшных хищников, обитающих в этом жутком мире – лишь смутные тени в подсвеченном красноватом тумане были явлены их взору. Можно не обращать внимания на смешные «вездеходы», которые, езди они на Земле, убились бы о первую же корягу, не менее смешные «скафандры» звездолетчиков и использование обычных киношных софитов в качестве «выгруженных с «Тантры» прожекторов». Можно даже пытаться не смеяться, когда видишь на звездолете женщин, обутых в туфли на шпильках, и не придерживать трясущимися руками челюсть, отвисающую от удивительных пультов управления, оснащенных одним рычагом и двумя кнопками – пустим это по ведомству общей «минималистской стилистики» фильма. И даже танец краснокожей аборигенки планеты, вращающейся вокруг далекой звезды Эпсилон Тукана, этот фантастический посыл красоты, обращенный к неведомым мирам, плывущим в звездной бездне – посыл, который дойдет (и дойдет ли?) до адресатов лишь столетия спустя, через века после смерти пославших его, в фильме превращен в какое-то бессмысленное мельтешение цветных силуэтов.
Все это можно простить, списать на скудный бюджет и неизобретательность костюмеров и прочего персонала.
Но не замечать остального не хочется – да и невозможно для человека, любящего книги Ефремова вообще и «Туманность Андромеды» в частности. Конечно, можно сказать, что это было право авторов фильма – располовинить в принципе неразделимую книгу на два неравновесных «куска»: злоключения «Тантры» и происходящее на Земле. Проделано это было с энтузиазмом подвыпивших фокусников, в провинциальном цирке в пятый раз за день «распиливающих» усталую ассистентку.
Между тем, эта попытка разделения единого художественного полотна на два обрывка оказалась, мягко говоря, свинством – особенно когда на первый план стали выпячивать происходящее с «Тантрой». Да, та сила духа, с которой участники 37-й Звездной экспедиции преодолевают выпавшие на их долю испытания, дает представление о волевых качествах людей будущего, но ведь именно впечатляющая картина коммунистического завтра всего человечества есть главное в книге – это, а не «звездный экстрим»!
И все же, все же… Все же и с этим можно было смириться, как смирились мы с грошовыми костюмами и с такими же спецэффектами.
Но вот с чем смириться нельзя – так это с людьми, которые в фильме хуже всего.
Человек будущего, описываемый Ефремовым – это личность, гармонично развитая физически и интеллектуально. Он может быть небросок лицом, но ума, силы воли и здоровья ему не занимать. Так почему же члены экипажа «Тантры», которых режиссер за каким-то чертом затащил в «спортивный зал» с бассейном, блистают на всю вселенную вислыми пузами? Почему Вия Артмане, исполняющая роль «спортсменки, комсомолки и просто красавицы» Веды Конг, движется по экрану, как снежная баба по пустыне?
Почему же, почему герои «Туманности Андромеды» все такие неживые?
Конечно, можно бросить увесистый кирпич в Ефремова – мол, это он так написал, таких деревянных людишек нарисовал. Что ж, отчасти упрек будет обоснованным – да, герои книги говорят с пафосом, да, они часто говорят лозунгами (кстати, Ефремов и сам это признавал).
Но вы вчитайтесь в строчки – сколько в речах героев силы, сколько чувства, сколько искренней, непобедимой веры в то, что они выражают столь неуклюжими порой репликами! А уж когда речь идет о проявлениях человеческих чувств, во все времена вызывавших сильнейшие эмоции – о любви и самопожертвовании – то там напряжение просто зашкаливает. Да и нашим ли актерам пугаться такой работы – ведь отечественный кинематограф и славился всегда именно актерами, способными «вытащить» самый безнадежный образ!
Но переведите взгляд на экран – персонажи фильма ведут себя, как сонные мухи, вдобавок схлопотавшие ударную дозу дихлофоса. Вот Низа Крит замогильным голосом возвещает капитану Эргу Ноору: «Я буду рядом с вами двадцать лет».
Трепещите, капитан! Это не признание в любви – голос, которым это сказано, ясно свидетельствует, что это угроза, причем угроза не пустая!
Хотя куда капитану деться с корабля?
А вот звездолетчики пытаются обнаружить электрических «медуз»… Наблюдая за происходящим на экране, даже малыш-ясельник не поверит в то, что звездолетчики «испуганы». «Этого я не забуду до самой смерти», возвещает один из членов экипажа, узревший, наконец, «медузу». Кому как, а мне по лицу и голосу этого звездолетчика кажется, что он уже… того. Причем давненько.
Одна из самых напряженных сцен «Туманности Андромеды» (речь, конечно же, о романе) – во всяком случае, его «космической» части – является сцена прослушивания последних записей бортжурнала корабля «Парус». В галереях мертвого звездолета, среди теней погибших пилотов, во мраке окутывающей планету вечной ночи звучит голос давно погибшего человека:
«…Ударим планетарными… Они, кроме ярости и ужаса – ничто…».
Здесь, в этих коротких фразах – все: скорбь, гнев, ужас людей, бессмысленно и страшно гибнущих в чужом и враждебном мире, их пронзительное отчаяние и угасающая надежда на то, что погибшие ценой собственной жизни могут купить спасение уцелевшим… И понимание того, что надежды напрасны…
Стоит ли говорить о том, что в фильме даже этот эпизод выглядит совершенно… «по-идиотски», наверное, будет самым подходящим определением. Герои дефилируют мимо намалеванных на стене сажей мультяшных силуэтов (по всей видимости, это должно обозначать людей, сожженных разрядами «медуз»), а вместо пронзительной предсмертной исповеди оставшегося в одиночестве на мертвом корабле человека авторы фильма явили зрителям равнодушную начитку, где после прощальных фраз вполне можно ожидать чего-нибудь вроде: «Че, закончили запись, что ли? Пойду в буфет, накачу рюмашку…А, м-мать, микрофон-то не выключен…»
* * *
И как-то сама собой приходит в голову далеко не праздная мысль. Как известно, человек мыслит образами, и если некую идею грамотно разрекламировать и привлекательно расписать, то велик шанс того, что она захватит умы и чувства людей.
Так вот – авторы фильма показали мир победившего коммунизма так, что жить в нем не хотелось (тогда как в «мире Ефремова» – хотелось всей душой). Трудно сказать, ставили они перед собой такую задачу или нет, однако на качество «итоговой продукции» это не влияет.
А опошление великой и прекрасной идеи – это, извините, уже нечто большее, чем просто впустую потраченные деньги…
Анастасия Парфёнова. Танцующая с Ауте. Расплетающие сновидения . Обрекающие на жизнь.
Первая книга трилогии представляет собой попытку создать чуждую психологию. Психологию, которую человек бы не смог принять и понять.
Для решения этой задачи автор спроектировала некое существо, способное по желанию менять как физиологию, так и психологию. Физиологию существо меняет в зависимости от природных условий. Психологию же... Ну, например, вам надо скушать червяка. Не хочется, но зачем-то позрез надо. Вы его съедите, и, возможно, вас даже не стошнит. А вот главная героиня Антея изменит свою психологию так, что червячок покажется ей прекрасным лакомством. Это черта её народа. По идее, именно эта способность и должна отличать её от людей. Гибкость и приспособляемость. Всю книгу автор пытается создать у читателя убеждение, что созданная ей раса не имеет ничего общего с людьми. Способы достижения этой цели разные. И все они - "безумно красивые". Распутывать текст, в попытке понять как автор пытается изобразить человеческими словами чуждый разум, доставляет истинное наслаждение. Хотя приёмов-то таких у автора всего два. Первый приём - изменение психологии и физиологии расы, названной эль-ин. Второй приём - попытка показать чуждость через непонимание действий и мотивов людей. Выражаясь словами книги "способы эти отливали необычайной красотой". Приёмы чётко, а кое-где и завуалированно видны. Разгадывать их доставляет удовольствие. Всё чудесно.
Вот только чуждости и необычности разума автору добиться не удалось. Антея кушает гадость? Но, к сожалению, возможно представить себе человека, который аутотренингом достигнет того же. Человеку это очень сложно, но мы видим, как ради... (а чего ради?) "последние герои" червяков-таки кушают. Антея меняет психику, приспосабливаясь к обстоятельствам? О, вот это человеку куда проще, чем слизняков кушать! Разве не так мы поступаем, стараясь оправдать любые свои мерзкие поступки? Глушим совесть, говоря: "я прав", "я украл у вора - имею право!", "мне недоплачивают, так я и работать не буду". Нет здесь ничего необычного. Просто у Антеи на это уходит пара секунд, а у человека – ну, чуть больше. Иногда вся жизнь.
Попытка же изобразить чуждый разум и мораль через непонимание мотивов и действий людей вообще потерпела провал. Дело в том, что людей как таковых в книге вообще нет. Есть арры и дараи - низшая и высшая ветви одной гуманоидной расы, вышедшей из Земли Изначальной. Вот в изображении ИХ чуждой психологии Парфёнова достигла необычайного успеха. Поскольку Антея упорно твердит, что "никак не может понять" своего консорта, то такое же мнение создаётся и у читателя. Хотя действия его понятны – этот "перламутровый красавец" в лучших традициях женских романов воспылал неугасимой страстью к главной героине, и, собственно, всю оставшуюся книгу её и любит, и носит на руках. И пытается спасти от неминуемой смерти. Образ Аррека не прописан вообще никак. После длительных размышлений, пришла всё же к выводу, что это сознательное авторское решение... Вся фенька в том и состоит, что героиня "не может его понять". (А кто из женщин может или хочет понять своего мужа?) Точнее, данными фразами читателю пытаются втолковать, что у бедняги-консорта что-то есть за душой, кроме этой самой страсти. Поверим автору на слово. Всё ж таки Аррек - это некая модель человечества в данной книге. А людей Антея по замыслу понимать не должна. Так как героиня всю дорогу бедных смертных не понимает, то, соответственно, именно их психология и становится загадочной. Для неё и для читателя.
У книги есть несомненные достоинства - ничего похожего мне, например, не попадалось. "Танцующая" очень красивое и эмоциональное построение. Сцены танца с Нуорри вызывают живейшее сочувствие. Эротичность сцен между отцом-матерью-отчимом главной героини почти осязаема. Трагедия туауте вызывает едва ли не слёзы. Всё очень мощно.
Лучше всех прописан Ашен - отец Антеи, видимо, потому, что своих чувств к нему она скрывать не пыталась ни от себя, ни от читателя. Удались автору и изображения чувств, которые героиня пытается скрыть от себя - всё легко читаемо и узнаваемо.
К недостаткам можно отнести излишнюю даже по женским меркам красивость. Чуть ли не на каждой странице Антея восхищается какой-нибудь красотой. Мира, моря, луны, облаков, отца, платья, тёти, домов, Хранительницы, волос, нарядов, соотечественников - чем угодно, у неё всё красиво. И все "красоты" долго, подробнейше и со вкусом, я бы даже сказала СО СМАКОМ, автор описывает. К концу книги начинает создаваться ощущение перенасыщенности цветовой палитры. А описание очаровательной новорожденной Хранительницы вбивает последний гвоздь в... попытку создать нечто реальное. Потому как черного младенца с серебристыми кудряшками и фиалковыми глазами читатель-человек может представить только как героя не очень удачного мультфильма. И вся книга тут же приобретает некую мультяшность, двумерность. Персонажи теряют объём, зато приобретают кучу цветовых оттенков. Как мультяшки.
Но больше всего главная героиня восхищается красотой главного героя. Через какое-то время описания "чёрных волос, стянутых в хвост на затылке" и "безупречно перламутровой кожи, окружённой сиянием" начинают вязнуть в зубах и вызывают желание подсчитать, на сколько процентов сократился бы объём книги, если бы эта влюблённая дура восхищалась своим любимым про себя. Не ставя в известность читателей. По моим субъективным ощущениям сократился бы процентов на 20. Причём весь этот "перламутровый восторг" можно было спокойненько заменить "запахом лимона и моря" без ущерба для смысла и характера героини. В дополнение ко всему непрерывные стенания "Ах, как он красив" - это уж очень по-человечески. Как-то сразу теряется чуждость Антеи. Всё же разум подсказывает, что любовь у иного существа должна иметь некое не столь человеческое выражение. Ну хоть бы с едой какой он у неё ассоциировался или с потоком гамма-частиц и семимерных молекул.
Сильно раздражают также "вампирские" сцены. Тот же разум подсказывает, что раз бюст у эль-ин вроде как имеется, и имеются также способности к изменению внутренних структур, то кормить малышей "идеально сбалансированной кровью" вроде как не обязательно. С таким же успехом организм может вырабатывать и идеально сбалансированные молоко, касторку или спирт, причём хоть из бюста, хоть из пальца. И вообще малыши могут ничем не питаться - куда как интереснее и необычнее.
Впрочем, все эти недостатки гаснут перед необычностью книги, а вовсе не главной героини. И вот когда книга заканчивается и наступает продолжение....
В чём смысл продолжений? Ну помимо зарабатывания денег?
"Расплетающие" - абсолютно самостоятельная и отдельная вещь. "Обрекающие" - некий растянувшийся эпилог. Так получилось, что мне достались все три книги в одном томе. Сама по себе "Расплетающие" очень неплоха. Полубоевичок, полудетективчик, чуть-чуть приправленный необычностью главной героини. Но она никак не вписывается в продолжение. Вполне самостоятельная вещь с почему-то абсолютно неадекватной Антеей. Впрочем, неадекватность объясняется неким влиянием извне и необычностью психологии. Грустно, но психологизм сводится к двум-трём попыткам объяснить природу сновидений и парочке упоминаний об архетипах.
Правда впервые появляются персонажи, которым можно посочувствовать - Нефрит и Сергей. Появляется неплохой экшн, но эмоциональность первой книги заменяется какими-то самокопаниями и раскаяниями пополам с соплями главной героини. Это списывается на детскость характера всех эль-ин. Можно подумать, пятилетний ребёнок склонен к самокопаниям. Зато мы узнаём, что её консорт способен утопить в крови планету, заметая за собой следы. Этакий Рембо без страха и упрёка со стороны ближних и дальних. Кто бы сомневался в его способностях.
Итак, "Расплетающие" - достойная вещь сама по себе. Как продолжение она ничего не прибавляет к "Танцующей". Этакий фанфик по собственной же книге. Собственно продолжением является "Обрекающие на жизнь". Книга посвящена борьбе Аррека за жизнь своей любимой. Это продолжение было заявлено в первой книге и логично из неё вытекало. Вот оно как раз слабо смотрится как самостоятельная вещь, но зато прекрасно как продолжение.
События являются следствиями деяний из первой книги. Героиня окончательно превращается в нечто совершенно сумасшедшее, причём мотивы её поступков то проступают, то вуалируются и образ некой чуждости всё же вырисовывается. В какой-то мере книга - перепевка мифа об Орфее и Эвридике, поскольку Аррек в итоге вытаскивает из ада свою возлюбленную. Этакий гимн любви и жертвенности. Впрочем, гораздо сильнее меня заинтересовала линия собственничества и ревности, на мой взгляд, вполне сознательно вплетённая автором, а вовсе не являющаяся побочным и случайным результатом.
Дело в том, что согласно религиозным верованиям Антеи, она должна вернуться к горячо любимому умершему первому мужу, с которым обвенчана душами. Она должна встретиться с ним в посмертии и в реинкарнации. И через все три книги идёт мысль, что она хочет к нему "вернуться", и только этого и ждёт, а Аррек не даёт. В этом ракурсе его действия представляют собой ничто иное, как попытку удержать около себя свою женщину и не дать ей уйти к... любимому. Это очень ясно и из слов самой Антеи: "…для Аррека у меня была лишь одна жизнь... и после этого мы будем друг для друга потеряны. Для Иннелина..." А всё остальное - самообман Антеи. Ну и поскольку в конце книги Аррек продаёт свою душу за право быть рядом с любимой, то, надо полагать, что в будущей реинкарнации у Антеи будет два консорта. Такая юморная ситуация.
Вопрос ещё и в том, является ли продажа Арреком своей души Эль благом для него или катастрофой? Поскольку данный перламутровый товарищ являлся отпетым атеистом, то осознание неких религиозных концепций, видимо, есть для него благо, по мнению автора. Этот вопрос начинает перекликаться с "Мастером и Маргаритой" - вечность с Маргаритой (Антеей, Арреком) - благо ли? Интересны и действия Эль - она старается заполучить души Нефрит, Сергея и Аррека, и всех тех, кто "пришёл вслед за женщиной ", а также внушить, что для них это благо - это вам никого не напоминает?
Печально, что, несмотря на "невежливость" поведения эль-ин в высшем дарайском обществе, в книге совсем нечему даже грустно улыбнуться. Одна-единственная сцена, где юная та самая чёрная мультяшка говорит что-то вроде: "Неужто я так страшна, что не могу заинтересовать старого и несвободного мужчину..." - да, сей перевёртыш человеческой психологии забавен. Но он единственный. Всё остальное настолько драматизировано, что улыбнуться совсем нечему. А значит, негде и расслабиться на протяжении всех 969 страниц чистого текста, поэтому чтение несколько утомляет.
Раздражают также некоторые фразы героини :"Отскочил, как капля от тефлоновой сковородки", "собачья преданность" (логичнее было бы - преданность риани), а также непрерывное употребление слова "оксюморон" в третьей книге – такое ощущение что автор его только-только выучила и радостно употребляет, хотя для психолога оно должно было бы являться вполне знакомым. Эти фразы разбивают столь тщательно выстраиваемый образ...
Впрочем, "Обрекающие" получилась гармоничным и интересным продолжением, и, что самое главное, концом. Дальше продолжать некуда, потому как дальше новая жизнь вне своего племени. Книга закончилась и является полностью завершённой, как некое ювелирное произведение, играющее всеми оттенками цвета.
Кому можно рекомендовать? Давно вышла, все небось уж читали. Но рискну предположить, что понравится в первую очередь женщинам, причём любительницам неожиданностей, драгоценностей и психологических изысков. Возможно подросткам. Мужчинам, как мне кажется, читать не стоит – на десятом "перламутровом сиянии ослепительного тигра" они взвоют и швырнут книгой в... во что-нибудь. И это случится уже на первых ста страницах. Самое главное в определении - очень необычная книга, нестандартная, несмотря на все перламутровости и сияния любовного романа.
Еськов К.Ю. Баллады о Боре-Робингуде. – М.: Глобулус, Изд-во НЦ ЭНАС, 2006. – 522 с.: ил. – тираж 5000 экз.
Известный фантаст Кирилл Еськов обогатил мир новым жанровым определением: его последняя книга, «Баллады о Боре-Робингуде», носит название «гиперрОман» (вот именно так, с ударением на «о»).
Будь это слово с правильным ударением, критики уже знали бы, что сказать, а читатели понимали бы, чего ожидать от книги. Гиперроманом именуется большая повествовательная форма, состоящая из меньших форм (например, цикл рассказов либо повестей со сквозным героем или мозаика иных самодостаточных фрагментов), а отличительной чертой его является принцип интерактивности: читатель сам выбирает ходы ассоциаций и отсылок, придает тексту те или иные проблематику, идеологию и философию, а иногда даже влияет на сюжет, достраивая варианты развития событий. В наибольшей степени гиперроманы распространены в Интернете, но и в бумажных версиях тоже встречаются.
Но гиперрОман, это что-то новое… что же именно?
«Баллады о Боре-Робингуде» - это травестийное повествование о приключениях «благородных разбойников современности»: Бори-Робингуда, русского мафиози и торговца оружием (в прошлом лучшего стрелка спецназа), его неизменного спутника Ванюши-Маленького (в прошлом лучшего рукопашника спецназа) и непревзойденного стратега и аналитика их организации Подполковника. Книга состоит из трех «баллад», в которых наши герои в лучших традициях своих предтеч из шервудского леса приходят на помощь попавшим в беду девушкам, борются с произволом и злоупотреблениями властей и даже спасают мир. При этом они совершают буквально чудеса ловкости и героизма, используя самые современные виды вооружения и немыслимые технические средства из арсеналов всевозможных родов войск и спецслужб.
Неправдоподобно? Да, конечно. Но разве правдоподобны современные киноверсии приключений средневекового Робин Гуда и его стрелков? - спрашивает автор. Так почему же должна быть реалистичной та версия современных событий, которая, может быть, ляжет в основу снятого в будущем голливудского блокбастера? Пародируя этот «фильм будущего», Кирилл Еськов снабжает сюжет всеми штампами современного популярного кино, а в текст то и дело вставляет фразы из разметки сценариев, вроде «камера уходит вправо» или «понизу кадра возникает бегущей строкой английский подстрочник».
Впрочем, чего только он в этот текст не вставляет! Сколько там шуток, комических ситуаций, остроумных стилистических находок! А еще книга буквально нашпигована цитатами, аллюзиями, реминисценциями, историческими параллелями, каждая из которых, при желании, может вывести сюжет на новый смысловой пласт. Например, сравнительный анализ сообщений, появившихся в СМИ после трагедии 11-го сентября (заметим в скобках, реально существующих сообщений!), - анализ, который проводят герои в балладе «Паладины и сарацины», - как бы переводит повествование в плоскость интеллектуального политического детектива, а концовка той же баллады, когда Робингуд, Ванюша и Полковник преображаются в архетипических романтических героев и, сопровождаемые несущейся им вдогонку песней, уходят в сияющее дрожащее марево, наводит на мысли о фантастическом авантюрном романе. А уж под каким углом рассматривать текст – это автор оставляет на усмотрение читателя: главное, что при любом раскладе получается равно интересно и увлекательно.
Таким образом, вариабельность ткани повествования налицо. Интерактивность тоже. Мозаичная фрагментарность также очевидна: каждая из трех «баллад» может восприниматься и как совершенно отдельная повесть. Значит, ничто, вроде бы, не мешает назвать книгу Еськова «гиперромАном» (с ударением на «а»).
Но автор сместил ударение – и сделал это не случайно. В речевой практике сознательное искажение ударения чаще всего является маркером иронического отношения говорящего к объекту речи. Определив свою книгу именно так, Кирилл Еськов намекает читателю (да что там намекает! можно сказать, прямо говорит), что ключевым моментом в трактовке его произведения является ирония. Именно ирония! потому что только она позволяет прятать за маской внешней простоты лукавое иносказание.
И если вы решили, что эта книга – не более чем стебная перелицовка старинных английских баллад или обычная пародия на шаблоны современной массовой культуры, то вы ошиблись. Стоит только получше приглядеться, и за внешней развлекательностью предстанут совершенно реальные проблемы нашего общества.
Мне вот, к примеру, кажется, что в своих «Балладах…» Еськов поднимает тему обесценивания в современном мире таких вещей, как честь и благородство – да, я знаю, что тема эта не нова, но менее важной она от этого не стала. А Сергей Переслегин, написавший к книге Еськова обширное послесловие, трактует роман как социокультурное исследование, описывающее происходящие в мире процессы и обращающее наше внимание на возможность грядущей социальной катастрофы. Обе трактовки имеют право на существование: как уже было написано выше, отличительной особенностью гиперромана является то, что читатель вправе сам выбирать из множества смысловых значений то, которые ему ближе всего…
Итак, получается, что новый жанр, гиперрОман, - это гиперроман с иронической трактовкой. И предназначен он для того, чтобы читатель не только развлекался при чтении и не просто получал удовольствие от эстетичной литературной игры с автором, но и серьезно размышлял.
Писатель свое слово сказал. Теперь слово за читателем.
**************
Статья была опубликована в журнале "Реальность фантастики" №4 за 2006 год; ссылка на сетевую публикацию - ЗДЕСЬ
Отредактировано - Координатор on 19 Jul 2006 12:19:13
В.Васильев: Охота на дикие грузовики. Ведьмак из Большого Киева
Доводилось ли тебе, о любезный читатель, проходить вечером мимо почти пустынной стройки? Когда вроде и нет никого на ней, но где-то вдалеке шевелятся смутно различимые механизмы? Доводилось ли тебе видеть работающий экскаватор - это огромное чудище, где человек почти не виден? Не мерещилось ли тебе хоть на миг, что вот - там вовсе и нет никого внутри, а движется этот монстр сам по себе, влекомый неким пугающим и древним инстинктом? И не пугал ли тебя иногда башенный кран - почти призрак на окраине города? Проходил ли ты когда-нибудь мимо заброшенных или просто пустынных на данный момент гаражей? Мимо этих серых бетонных стен, где за ржавыми дверцами таятся чьи-то автомобили? Не возникало ли у тебя смутных воспоминаний или предчувствий, что вся эта техника может оказаться разумной или полуразумной и попытаться вступить с тобой в контакт? Или наоборот - что ты покажешься ей помехой на том пути, который она себе выбрала?
...Техника жила сама по себе. Она выстраивала и разрушала дома и заводы, воспроизводила себе подобных и тихо ржавела на свалках. На просторах заброшенных полигонов паслись стада диких танков, ведя какую-то свою размеренную жизнь. Люди, и не только люди, жили в этом мире, как живут и сейчас, вот только мало кто из них знал, какую формулу надо произнести, чтобы позвонить по телефону. Для этого существовали специалисты - техники. Они умели... они умели звонить по телефону или обращаться с компьютерами... Впрочем, с телефоном не разговаривали - ему приказывали. Приказывали те, кто был не чужд формулам и технике. А люди, гномы, орки, гоблины, эльфы и половинчики - они просто жили в этом мире, и жили... нормально жили, как люди.
Возможно ты, о любезный читатель, даже близок к кругам водителей и в подробностях знаешь, как охотятся на колонну дальнобойщиков, перевозящих ценные грузы, - отсекают, зажимают, тормозят... И тебе покажется это лишь очередной перепевкой - ну подумаешь, грузовики-то дикие, а стиль охоты совсем не изменился... На эту охоту затащили главного героя , весьма ограниченного паренька, но зато техника, а потом открыли ему большой секрет - весь этот мир мы разрушим, и станем сами делать послушные машины, потому как есть такой остров, где люди сами делают механизмы. И он поверил и добрался. И оказался в придачу долгоживущим - лонгером и возлюбленным самого Техника Большого Киева, тоже весьма долгоживущей девушки... И полетели послушные механизмы на север - менять мир, где люди и техника живут рядом, и только неясно, есть ли у машин душа...
Потрясающий и узнаваемый мир, созданный, казалось, только для того, чтобы некий отморозок попытался его изменить... Мир ... кто-то заступился за него, стало очевидным, что разрушить его можно... только вот на руинах ничего не созиждется. И мир устоял. Мир лишь смутно помнил, что вроде был Крымский передел... Но мало что изменилось - просто потому, что рассказ о попытке разрушения - это лишь прелюдия к историям ведьмака Геральта. Этот мир был создан для Геральта. Ему было начертано жить в этом мире, и ему в этом мире суждено было возвращаться в родной дом.
Возвращаться в Арзамас-16, откуда выходят ведьмаки в мир, ибо его жителей надо спасать, если мирная техника станет вдруг опасной и враждебной. Они обезвреживают злобные махины экскаваторов и вытаскивают детей из остановившихся лифтов. За хорошие деньги. А иногда и бесплатно - только это самый большой секрет ведьмаков. Их ненавидят и боятся, но некому больше встать на пути громадных и жутких махин - только ведьмаки знают, на какую кнопку надо нажать, чтобы механизм остановился. Потрясающий и такой знакомый мир. Реальный и почти осязаемый, мир ржавых ворот заброшенных заводов и фабрик, мир, где можно столкнуться с настоящим оборотнем - трансформером, пассивной формой которого является кран на железнодорожной платформе. Мир который так похож на наш, и в который можно погрузиться прямо сейчас - просто посмотреть в сумраке на заброшенную стройку...
Это произведение по стилю – постмодерн, и очень изящный. Много изящнее, чем, например, реализованный в «Арвендейле» у Злотникова. Там я смогла разобраться в последовательности кусков только после пятого, а то и шестого прочтения под Coca-Col’у :-). А здесь все сюжетные скачки-переходы (одна из характеристик постмодернового произведения как раз и состоит в этой разорванности повествования) очень естественные. Но это - первый уровень «Замка».
Другой уровень - это шикарнейший язык, богатый как лексически (хотя, может, кто-то с этим и не согласится), так и эмоционально. Этот уровень вполне можно сравнить с Элеонорой Раткевич. Не могу удержаться, чтоб не процитировать хоть что-нибудь. Например: «Чёрный замок мерцал в ночи, словно маяк у моря. Особенно старалась западная сторона, не попадая в такт с остальными. Всё-таки хозяева у замка хорошие! Догадались обзавестись белым магом! Он будет замечательно гармонировать со стенами»… По-моему, великолепно!
Третий уровень - герои. Как и подобает постмодерновому произведению, герои в нём оказываются не соответствующими своим названиям. Подобный либеральный подход, когда принято считать, что человек имеет право на ЛЮБЫЕ взгляды - от вегетарианства до каннибализма вообще-то если и не для нашего общества, то для современной фантастики становится нормой. (Как не вспомнить ещё одного любимого автора - Ольгу Громыко, мир произведений которой как нельзя лучше иллюстрирует сказанное!) Здесь мне могут заметить, что в жизни-то так оно и бывает, и что всем известно, какая дорога вымощена благими намерениями. Я не спорю. Просто констатирую с одной стороны характеристику «Замка», а с другой - проблему нашего общества, с которой, наверное, придётся разбираться.
Ещё один уровень - смыслы. Начало, казалось бы, вполне традиционно для иронического стиля изложения. Это - тоже признак упоминаемой Эпохи. Ирония когда-то подточила, а затем и погубила великий стиль Романтизм. А как без неё можно воспринимать всех этих байроновских героев, красивых и мрачных, окутанных тайной, вечных странников!. Если в тексте иронии не было, то читатель основательно сдабривал ею своё восприятие такого текста. Для Постмодерна ирония тоже является одной из основ. Остаётся только надеяться, что в схватке с ней мы выживем.
Надежды вполне реальные. В «Замке» ирония - только флёр, обезьянья маска на обезьяне. Вполне романтические и интересные события сюжета, к которым эта ирония крепится, вдруг оказываются не столь важными. Не так важно что происходит, что делают герои, как то, что они при этом чувствую, думают и говорят. И если в описании событий ирония нет-нет, да и проскальзывает, то в плане чувств, мыслей и слов Тыртышникова очень серьёзна. А за этой внешней серьёзностью вдруг обнаруживаются действительно серьёзные вещи, как то: мысли о конце Света и конце Тьмы; о том, могут ли герои (и мы - тоже!) отказывать кому-либо в праве войти в наш мир и поселиться в нём; а ещё - и это печальней всего! - что детям нашим, наверное, придётся слишком рано повзрослеть…
Так что в простой упаковке оказалось очень и очень непростое произведение. Именно таким и должен быть настоящий Замок -- многослойный, со своими закоулками и шкафами…
Роман «Рождение Мага» является этапным произведением в творчестве Перумова, а потому заслуживает подробного рассмотрения.
Роман открывает серию произведений связанных воедино историей двух могучих артефактов: Алмазного Меча и Деревянного Меча. Я не буду подробно пересказывать содержание романа, поклонникам жанра оно и так хорошо известно, а новичкам я не хочу портить удовольствие от прочтения. Посему позвольте мне сразу перейти к делу.
Сюжет роман незамысловат. Некоему миру грозит гибель, герой грудью встает навстречу опасности. Я представляю как поморщились от такой банальной завязки любители серьезной фантастики. Но не спешите делать выводы. Трудно ожидать от фэнтези, жанра генетически связанного с эпосом или, если угодно, сказкой большого разнообразия сюжетов, выбор автора будет, так или иначе, ограничен. Это неизбежные ограничения накладываемые жанром, но, даже пользуясь скромным набором сюжетов, хороший автор может создавать замечательные произведения.
Огромную роль в фантастическом произведении играет созданный писателем мир. Вдвойне это важно для фэнтези. Мир, в котором разворачиваются события «Рождения Мага» называется Эвиал. Посмотрим, что же он собой представляет.
Мы видели разные миры, нам есть с чем сравнивать, мы можем увидеть сходства и различия. Этот мир, безусловно, не похож на яркий, искрящийся жизнью мир «Колеса Времени», созданный фантазией Роберта Джордана. Также это и не двойник мощного и беспощадного мира «Песни льда и пламени» Джорджа Мартина. Эвиал обладает своим, особым колоритом. Этот древний мир давно и смертельно болен, жизненные силы покидают его. Это земля, погруженная в сумерки, лишь изредка озаряемые вспышками религиозного фанатизма. Населяющие его существа не живут, а скорее выживают, будто их гнетет незримая, но тяжкая ноша.
Создание Эвиала результат долгого развития творчества Перумова. В ранних его работах, например «Гибели Богов», в фокусе истории находятся только герои, окружающий их мир нами почти не видим. Лишь иногда мы можем различить его смутные неверные очертания. По сути это только декорация, где все мы принимаем условность картонного леса и нарисованного на заднике замка.
Эвиал не таков. Здесь читатель может пройтись вместе с героем по городским улицам, заглянуть в трактиры, вдохнуть аромат его лесов и помесить размокшую от дождей дорожную грязь. Мы можем осмотреться по сторонам и с удивлением обнаружим, что мир населен.
Я не случайно использовал слово «удивление». В более ранних работах Перумова создавалось впечатление пустоты мира. Будто бы он существует только в присутствии героя, а стоит ему выйти за порог как все исчезнет, сожмется в точку, и будет пребывать в этом состоянии пока герой вновь не откроет дверь. В «Рождении Мага» Перумову удалось создать мир способный жить собственной жизнью, способный служить не только декорацией, но и играть активную роль.
Здесь, в Эвиале, мы впервые увидели, что мир населен не только могучими магами и отважными рыцарями, но и обычными людьми. В предыдущих работах Перумова эти «обычные люди» были лишь серой копошащийся массой, годной только для того чтобы погибнуть в очередной схватке велик сил. Теперь эта масса обретает свое лицо. Лицо это будет, как правило, не особенно приятное (крестьяне требуют денег от спасшего их от лютой смерти некроманта). Но вряд ли есть смысл искать здесь политические взгляды автора и патетически восклицать: «А за что это вы, Николай Даниилович, так не любите народ?» Скорее это философский взгляд автора на порочную сущность человеческой природы. С этим можно поспорить, но наша цель не философские диспуты.
Как говорят Мастера, даже в фантастике свобода в изобретении миров и их обитателей ограничивается примерно с двенадцатой страницы. Каждая часть задает форму всем другим частям. Необходимо чтобы все изобретения писателя, даже те, о которых он не упоминает или вообще еще не придумал, согласовывались друг с другом. Иначе получиться безнадежный разнобой. Мы можем констатировать, что в данной книге Перумову удалось сдать этот сложный экзамен начинающего демиурга и сотворить свой собственный, целостный и непротиворечивый мир.
Продуманный красивый мир – это, конечно, замечательно, но все же главное, что определяет успех романа, это его герои. Тут тоже был совершен заметный шаг вперед. Если ранее перед нами представали галереи статичных персонажей, раскрывающихся почти исключительно через действие, то теперь перед нами начал понемногу открываться внутренний мир героев. Конечно, Перумову в этом отношении далеко до мастеров жанра, таких как, скажем, Стругацкие, но не будем забывать, что он еще довольно молодой писатель. Вдумчивый читатель может сам убедиться в справедливости моих слов, сравнив таких важных персонажей предыдущих книг, как Ракот из «Гибели Богов» и маг Акциум из «АМ ДМ», хотя бы с таким третьестепенным героем как старик Парри из «Рождения Мага».
Но, конечно, первое, что привлекает внимание, это главный герой. Нашего героя зовут Фесс, постараемся познакомиться с ним поближе. Я знаю, многим нравиться критиковать этот персонаж, указывая на невозможность такого противоестественного в одном человеке смешения черт профессионального убийцы и вечно во всем сомневающегося интеллигента. Также обращают внимание на его склонность видеть скрытый смыл даже в самых обычных вещах, из-за чего зачастую он не замечает того, что лежит на поверхности. Ну и, конечно, целый хор голосов раздается, когда заходит речь о множестве нелепых, несовместимых с логикой поступков героя. Но поскольку все сомнения должны трактоваться в пользу автора, попробуем взглянуть на это с другой стороны, тем более что писатель дает нам такую возможность.
Смешение черт, конечно, противоестественно, и не могло возникнуть, скажем, при более-менее спокойном развитии личности, однако нам известно о прошлом героя и значит у нас есть ключи к пониманию этой загадки. Детство нашего героя прошло в богатейшем, совершенно безопасном и несколько сонном мире чем-то напоминающем маленький уютный садик. Отец готовил его к нелегкой работе боевого мага, понемногу передавая секреты мастерства, но, к сожалению, погиб, так и не завершив обучения сына. В результате у героя прекрасные практические способности к выполнению этой работы и только теоретические представления о способе действия мага в окружающем мире. И вот он, так и не завершив курс обучения, бежит в большой мир. Бежит в поисках приключений. Увы, этому бегству не мог никто помешать, никто, кроме доброй, но безвольной тетки. Будь жив отец героя, его приключения закончились бы, так и не начавшись.
И вот герой оказался в новом мире, принял себе новое имя Фесс вместо старого домашнего и стал осматриваться в поисках работы поромантичней. Благодаря врожденным способностям он наголову превосходил конкурентов и легко завербовался в отряд местных ниндзя, занятых главным образом шпионажем и заказными убийствами. К несчастью, Фес слишком поздно осознал, что это не игра, понял, что убивает не манекены, не сотворенные магией иллюзии, а живых людей. Причем, убивает во имя чужих интересов. Осознание пришло слишком поздно вместе с психической травмой и тяжелыми муками совести. Вот, пожалуй, и ответ на вопрос о противоречивости характера.
Излишняя подозрительность тоже вполне объяснима. Фесс оказался в новом, неизвестном ему мире, частично утратив память. Пожалуй, в этой ситуации можно допустить возможность развития у героя некоторых симптомов паранойи.
Пожалуй, наиболее важным является вопрос о труднообъяснимом с точки зрения логики поведения героя. Думается, причина такого поведения героя заключается в осознании им своей несвободы. Он чувствует, что некоторые высшие силы пытаются двигать его словно пешку на игральной доске. Отсюда, пожалуй, и происходят эти порой бессознательные и действительно нелепые на посторонний взгляд поступки. Это попытка сорваться с поводка.
Нельзя не сказать о недостатках, которых, увы, у книги немало.
Прежде всего, это наличие в книге так называемых интерлюдий или попросту говоря вставок, в которых автор рассказывает о событиях, происходящих с другими персонажами, помимо главного. Подобный ход не кажется удачным, интерлюдии разрывают ткань повествования и выглядят инородными телами на фоне произведения. Чтобы избежать такого ощущения, следовало бы либо свести все разбросанные по книге интерлюдии вместе и, разбив их на несколько глав, поместить, скажем, где-нибудь во второй половине романа. Если же автору, почему-то, показалась удачной идея заставлять читателя как кузнечика прыгать с темы на тему, то следовало бы сделать это в более традиционной форме, принятой во многих произведениях, где повествование ведется от лица нескольких героев. Конечно, это потребовало бы увеличения объема упомянутых вставок, но книга бы при этом только выиграла, избавившись от искусственных барьеров и став более сбалансированной.
Еще один огрех, на мой взгляд, это женские образы в романе. Огрех этот не нов и следует из книги в книгу Перумова. Заключается он в том, что автору упорно не даются эти самые женские образы. Женщины в его романах, как правило, способны только строить глазки, петь что-то «медовым голоском» и периодически впадать в истерики. Я бы мог понять, если бы писатель стоял на позициях правоверного мужского шовинизма, но, к сожалению, все намного проще и печальней. Писатель просто не в состоянии вести историю от лица женщины. Наверное, он с удовольствием написал бы роман, где героями были бы одни мужчины, но поскольку интересы произведения требуют женских образов, приходится выкручиваться.
Я как-то провел любопытный мысленный эксперимент – попытался заменить женских персонажей романа мужскими. Оказалось, что, допустим, такая значительная героиня как Сильвия начисто лишена каких-либо особых черт, указывающих на ее половую принадлежность. Она просто жестокий эгоистичный подросток. Неважно, девчонка или мальчишка. Другая важная героиня – Клара Хюммель. На ее месте куда органичней смотрелся бы другой герой: немолодой вояка, не успевший за годы сражений создать семью и теперь испытывающий сентиментальные чувства к своему юному племяннику. Но Перумов решил пойти другим путем. Впрочем, если не пытаешься, никогда и не научишься. Как мне кажется, в последующих произведениях этого автора героини начали получаться более удачными.
Также, похоже, перебралась из компьютерных игр в роман функция fatality. Это когда плавающая в воздухе камера периодически выхватывает сцены, в которых какого-нибудь случайно подвернувшегося персонажа особо жестоким образом умерщвляют на глазах изумленной публики. Было бы неплохо, если бы автор пытался таким способом передать мрачную атмосферу мира. Но такие взятые крупным планом сцены, как казнь прелюбодеев в Больших Комарах или умерщвление Фессом вражеских воинов во время сражения в Арвесте, похоже, не преследуют иной цели, кроме как пощекотать нервы читателю. К слову сказать, такими сценами современного толстокожего читателя не очень-то и проймешь. Не сочтите меня высоколобым эстетом, но подобное ничем не замотивированное смакование сцен насилия выглядит довольно безвкусно. Конечно, от многих коллег Перумова я бы и не ждал ничего иного, но все же автору, претендующему на звание ведущего в нашей фантастике, следует внимательнее относиться к подобным вопросам.
Что же мы имеем в сухом остатке?
Безусловно, книга стала удачей писателя и стала началом нового этапа в его творчестве. Тем же, кто еще не открыл для себя этого автора, я бы советовал начать знакомство с ним именно с «Рождения Мага».
Просто до неприличия мало секса в нашей фантастике ! На дворе ХХI век, а никаких подвижек в раскрепощении нравов писателей-фантастов не наблюдается.
Героиня нашумевшей книги Ольги Громыко умудрилась сохранить девственность не только до свадьбы, но даже и в первую брачную ночь! Куда, скажите, катится Белория? И это при наличии в произведении супермачо Вала, способного трахать все, что шевелится! Ни одной постельной сцены с троллем! Впрочем? нет, одна такая сцена имеется: на сайте Ольги Громыко в конкурсе рисунков. Вот до чего довела белорусская писательница своих почитателей: при отсутствии сведений о любовных подвигах тролля они вынуждены рисовать его в одной постели с вампиром Роларом после попойки!
В не менее нашумевшем сериале Оксаны Панкеевой нет ни одной откровенной постельной сцены, а вся якобы эротичность и фривольность сводится к литературному употреблению слова "трахаться", и это при том, что для большинства героев это всего лишь перевод их лексики на литературный язык! Безобразие! Куча живущих в браке и вне его героев - и только разговоры вокруг да около! В книгах также имеется не менее любвеобильный, чем тролль Вал, кавалер Лаврис и придворная дама Камилла, но ни одного сколь-нибудь подробного описания их бурной ночи читатель не дождется, это ли не издевательство ? Читатели, доведенные полунамеками на особую пикантность секса на сейфах, но лишенные подробного описания, вынуждены экспериментировать сами, что чревато травматизмом. А автор молчит!
Полное непонимание проблемы сексуальных взаимоотношений проявляется в романах Иара Эльтерруса - конечно, он несколько обогнал в развитии эротических сюжетов двух упомянутых женщин-писательниц, но, хотя количество лесбийских актов в его книгах и можно счесть вполне достаточным, однако нет никакого их подробного описания! А гетеросексуальные игры в его книгах исключительная редкость и страдают неимоверной краткостью. Непонятно, почему боевым подвигам своих героев данный автор уделяет куда больше внимания, чем проблеме их лесбийской сексуальной релаксации. И практически не охвачена тема гомосексуализма. Да что там практически - вообще никак не охвачена! Можно подумать, автор не знает, что влечение к своему полу бывает не только у женщин.
Алекс Кош вообще непонятно зачем взялся вводить в свои книги любовную линию - его герой Закери только намекает своей возлюбленной вампирше Алисе как он хочет затащить ее в постель, но, похоже, даже не догадывается зачем. Неудивительно, что при таком подходе к жизни между "Факультетом" и "Патрулем" его ждала столь позорная неудача, что вампирша стала бедолагу демонстративно избегать. И при подробнейших описаниях снов героя – ни одного сколько-нибудь эротического. Никогда не поверю, что живущий в воздержании юноша не способен видеть эротические сны. Читателю самому приходится выискивать фрейдистские символы в этих снах. Конечно, фаллические колючие кактусы, проросшие до третьего этажа, являются символом озабоченности героя, но, право, столь толстый намек на его желания и возможности уж слишком прозрачен. К тому же кактусы колючие. Иначе как подшучиванием такую позицию назвать нельзя.
Роман Злотников по целомудренности своих "Арвендейлов" переплюнул даже упорную девственницу Вольху - его герой теряет невинность будучи буквально изнасилован принцессой, но автор умудрился описать сей процесс едва ли не пятью строчками. Такое ощущение, что все сексуальные сцены оказались израсходованными в цикле "Грон" (но и там они страдают столь же недопустительной краткостью) и ничего кроме двух-трех позиций его герои не знают. А читателям придется искать иллюстрированное издание "Камасутры", чтобы самостоятельно попытаться представить себе брачные игры героев Злотникова.
Мэтр российской фантастики Дмитрий Лукьяненко в цикле о Дозорах умудрился ввести всего одну сексуальную сцену для ведьмы Алисы, но поскольку именно данный "Дозор" написан в соавторстве с Владимиром Васильевым, то, похоже, авторство этой единственной сцены они будут спихивать друг на друга. При этом совершенно непонятно, откуда у главного героя появилась дочь. Может, об этом знает ее мать?
Столь нашумевший Павел Корнев вообще оставил своего главного героя без каких-либо сексуальных потребностей. Его герой столь мужественен и отморожен, что просто не обращает внимания ни на противоположный пол, ни на свой. На живность вроде кобыл – тоже. Может, герой не случайно носит оба своих прозвища? Полежал на льду, в результате переохлаждение и...
Вор Гаррет Алексея Пехова начисто лишен интереса к чему-либо, кроме чужого имущества. При этом чужая жена для героя имуществом не является, что, конечно, прогрессивно по отношению к женщине на Сиале, но нисколько не вносит эротики в романы. Читатель лишен удовольствия смаковать сцены бурного группового секса между гоблиншей-трансвеститкой Кли-Кли и эльфами, а также между ее дедушкой шаманом и главным героем Гарретом. Можно представить, как проиграли от этого все романы цикла!
Валерий Иващенко обнадежил было своих читателей, подробно расписав, как некий некромант залезает под юбку, что-то там делает, а потом смачно облизывает палец. Но увы!!! Столь многообещающие действия оказались всего-навсего проверкой на беременность одной второстепенной героини! И никакого секса. И даже никакой некрофилии. Хоть герой и некромант, но ни одной некрофилической или зоонекрофилической сцены в книгах нет, не оправдывает герой своей профессии, исключительно живыми бабами интересуется. И то совсем чуть-чуть.
Анастасия Парфенова долго подводит читателя к сцене неистового метаморфического секса между героиней-метаморфом-трансформером Антеей и главным героем, который должен продемонстрировать просто потрясающую мужскую силу с ней в постели, поскольку соответствовать ожиданиям такого монстра может только наикрутейший маг, но в самый ответственный момент его ждет облом. Читателя, разумеется. Поскольку никаких постельных сцен в книге нет и потенция главного героя так и остается загадкой. Правда героиня сообщила, что он ее удовлетворял, но при этом она же неоднократно задумывается о возможности взять дополнительного мужа.
В "Пасынках восьмой заповеди" умудрились Олди Г.Л .не привести ни одной сцены захватывающей деревенского здорового, магического нездорового или просто сцен с собакой - главной героини возлюбленным - секса добротного, колдовского, зачаровывающего, инверсионного. Любила Джоша беззаветно, но ни разу ему в облике собаки одноухой не дала Марта. Настроился было читатель доверчивый познать названия извращений половых малоросские, польские, украинские да старорусские диалектные - и продинамили его авторы коварные. Безобразие вопиющнейшее – читателя лишить сцен зоофилических и в познании терминологии устаревшей да иноязычной запретной отказать ему!
Небезызвестный Эльрик Тресса де Фокс Натальи Игнатовой не порадовал читателей своими любовными подвигами ни в одном из своих полов. Тресса так и продинамила влюбленного в нее гоббера, а Эльрик упивался процессом махания мечом. Неудивительно, конечно, что за десять тысяч лет он потерял интерес к противоположному полу. Но столь долго ожидаемую сцену инцестуального аутосекса между Эльриком и Трессой автор могла бы подарить читателю!
Олег Авраменко долго рассказывал читателю про влечение героев к сестрам и братьям, но при неимоверном количестве этих самых героев и их степеней родства, запомнить их имена и разобраться в их любовных влечениях и запретных связях способен только человек, профессионально интересующийся генеалогией. И к тому же ни одной постельной сцены. Что толку от их кровнородственных связей?
Так можно перебрать почти всех современных авторов. Ни у кого секса нет. Между тем, фэнтези раскрывает широчайшие возможности для бурных любовных актов и групповухи между существами всех известных и неизвестных видов с различными модификациями половых органов и извращений. И никаких подвижек в этой области!
Еще можно понять, когда секса не было у Стругацких, Казакова, Булычева, Казанцева, Толстого, Беляева - секса не было просто потому, что его не было как такового, но на дворе XXI век и сексуальная революция, а воз и ныне там! Нетстребимо тяжкое наследие советского прошлого! Так отчего же удивляются критики и писатели, что когда рядовой русскоязычный человек берется за перо-клавиатуру и пытается восполнить сей досадный пробел, его автоцензура столь велика, что описания половых актов занимают от силы пять-семь строчек. Не пора ли нам взять за образец бессмертные произведения Баркова и Пушкина и создать роман, где на пятистах страницах "Лука Му..(тант)..ов" был бы переложен на стиль фэнтези, благо и он сам, и его предки, похоже, являлись первыми зафиксированными в российской поэзии мутантами и вполне могут быть отнесены к героям фэнтези.
Для начала, конечно же, хочется сказать огромное спасибо издателям за исключительно редкую возможность взглянуть на хорошо знакомого (казалось бы!) писателя с непривычной стороны.
А теперь пара недоумённых вопросов. Во-первых, я так и не понял, кто именно - переводчик или редактор - никогда в жизни не читал советских газет (типа «Известий» или «Правды») и потому не знает, КАК было принято транскрибировать у нас фамилию британских политиков середины ХХ века?
Hо это ещё мелочи.
Второе недоумение куда серьёзнее. Кто, переводчик ли, редактор или – не приведи Господи! - издатель этой книги страдает Эдиповым комплексом в самой запущенной его форме? Ибо в противном случае перевести «Mother London» как «Лондон, любовь моя» решительно невозможно! Более того, если роман прочитать, то становится понятно, что Лондон для его героев, конечно, «любовь моя», по крайней мере, иногда, но не только. И даже не столько. А лишь один из эмоциональных оттенков куда более сложной и широкой гаммы чувств. Так что ниже я буду именовать роман так, как привык – «Матушка Лондон».
За свою почти уже полувековую писательскую карьеру М.Муркок успел отметиться, пожалуй, практически во всех жанрах и сферах литературного ремесла - от подписей к картинкам до эпических полотен и от писания на заказ до редактирования собственного журнала. Правда, для нас М.Муркок - это, по преимуществу, автор бесчисленных фэнтези-поделок, так сказать, «мастер муляжного цеха», за что отдельная благодарность нашим, с позволения сказать, переводчикам и редакторам, тогда как в англоязычном мире он, скорее, плодовитый публицист, бунтарь-нонконформист с активной политической позицией, для изложения которой он не всегда выбирает прямые, как палка способы (впрочем, есть и такие, например книжка «Отход от свободы: эрозия демократии в современной Британии»).
А теперь я скажу страшную, до ужаса банальную и просто кошмарную вещь, которой явно не место в устах любителя такого специфичного литературного явления, как фэнтези.
Что бы ни писал М.Муркок, в каком бы жанре и в какой форме ни работал, он всегда писал о Британии, о сегодняшнем дне своей страны, о её горестях, о её радостях и печалях. Чтобы далеко не ходить за примерами, укажу лишь на достаточно известный у нас фэнтезийный цикл «Рунный посох». Уж на что, казалось бы, лубок среднего пошиба, но обратите внимание на главы, посвящённые Гранбретани и Лондре - великолепнейший срез, почти незамаскированный эмоционально-графический портрет подсевших на «кислоту» Лондона и Британии 1966-69 годов, венчает который, по моему мнению, образ «четвёрки ужасных повелителей Гранбретани древности - Джорга, Джона, Поулу и Рунгу». Самая, наверное, ядовитая насмешка над группой, чьим девизом было All you need is love!, а гимном: She loves you, yea-yea-yea!!
Поэтому ПРИHЦИПИАЛЬHЫХ отличий формально HЕ-фантастического романа «Матушка Лондон» от формально фантастических немного. Рискну даже предположить, что всего одно - автор убрал со сцены лишние декорации, оставив обнажённой суть. Своего рода возвращение к простоте шекспировского театра, только сцена действия расположена не на подмостках «Глобуса», а прямо на улицах британской столицы, которая и сама есть одно из главных действующих лиц, а также - источник вдохновения, определяющая сила и движитель сюжета.
Кстати, о сюжете. «Матушка Лондон» по своей форме роман. Причем не безбожно раздутая повесть, как это чаще всего бывает в фэндоме, а самый настоящий, как говорится, по всей совокупности признаков и требований теории. Hо, согласитесь, было бы странно, если б роман конца ХХ века ничем бы не отличался от классических образцов столетней давности. Он и отличается, восприняв веяния и тенденции, идущие от «последнего классического романа», пастернаковского «Доктора Живаго». Поэтому сюжет у М.Муркока ослаблен, чтобы не сказать «отсутствует». Последнее было бы несправедливо. Да, «Матушку Лондон» к так называемой «остросюжетной литературе» не отнесёшь. Hо такого подвига и не требуется. «Матушка Лондон» - это своего рода фотоальбом, набор фотографий с видами Лондона, подобранных как будто бессистемно, но именно как будто.
Автор мозаично, картинка к картинке, разворачивает перед нами грандиозную панораму мегаполиса, некогда столицы мира, на протяжении более, чем сорока лет - от сожжённых войной и голодных сороковых через психологическую катастрофу пятидесятых, хиппианский угар духоискательства шестидесятых и панковский нигилизм семидесятых к пост-футурошоковой ностальгии восьмидесятых. Повествование то взмывает на самый верх политического истеблишмента умирающей империи, то рушится прямо в декадентские подвалы и притоны лондонского дна, откуда только на памяти самого Муркока выплеснулось штуки три музыкальных и парочка культурно-моральных революций. В общем, того самого «андеграунда», которому рок-группа Hawkwind, к коей сам Муркок имел самое непосредственное отношение, посвятила в 1977 году песню Days of the Underground:
In visions of acid We saw through delusion And brainbox pollution, We knew we were right. The streets were our oyster, We smoked urban poison And we turned all this noise on, We knew how to fight. We dropped out and tuned in, Spoke secret jargon And we would not bargain For what we had found In the days of the underground... и так далее.
Совершенно точный портрет творцов британских культурных революций шестидесятых-семидесятых годов, которых на страницах романа мы видим преимущественно через призму Дейва Маммери, представителя того же поколения (к которому относится и сам Муркок), самого младшего из главных действующих лиц. Впрочем, и его старшие товарищи - Джо Кисс и Мэри Газали тоже вполне могли задать тот же вопрос что и поколение бунтарей из всё той же песни:
Whatever happened to those chromium heroes, Are there none of them still left around Since the days of the underground? - даже с ещё большим основанием.
Hа этом цитирование закончу, просто прошу поверить на слово, что буквально каждая строчка этой довольно длинной песни удивительным образом (или наоборот, неудивительным, учитывая многолетнее тесное сотрудничество М.Муркок и группы Hawkwind) сопрягается со многими сценами и образами из романа «Матушка Лондон».
Однако, если кто на основании вышеизложенного решил, что из-под пера М.Муркока вышел чисто мэйнстримовский (слышу откровенные зевки), сугубо реалистичный с уклоном в банальную публицистику роман (храп усиливается), то он будет не прав. И сильно. Маэстро М.Муркок не был бы сам собой, если б не сумел поставить в тупик своего читателя, а вернее, критика. Ибо в вышеперечисленных декорациях живут и, чуть было не сказал, действуют... телепаты. Да-да, не психо-паты (хотя повествование не раз заглянет в сумасшедший дом, включая знаменитый лондонский Бедлам), а самые настоящие теле-паты. Правда, при этом автор оставил-таки критикам спасительную лазейку (не сомневаюсь, что нарочно).
Телепатия в романе, при всей её фрагментарности и даже периферийности (это вам не Slan А.Э. Ван-Вогта), позволяет, как «марочка» ЛСД, существенно расширить границы Лондонской панорамы, придать ей третье или, если хотите, четвёртое измерение, заглянуть - в буквальном смысле - внутрь лондонцев и вывернуть их спутанные и сумбурные мысли наружу. Hе зря же, телепатия, по признанию Джо Киса действует лишь в пределах Города - это ЕГО дар.
А в качестве десерта, эдакой сочной вишенки, венчающей пирамиду пломбира - Мэри Газали, не сгоревшая в пламени немецкой бомбардировки. Эдакое чисто библейское чудо в лондонских декорациях (на что в тексте намекается неоднократно) и, как и положено библейскому чуду, остающееся до самой последней страницы необъяснённым, ни с материалистической, ни с магической точки зрения. Оно просто есть. Хотите - верьте, хотите - нет. Как вам угодно.
А в целом, «Матушка Лондон» это просто роман. О лондонцах. И о Лондоне. Вот и всё.
Каждый охотник желает запить горилкой свежезапеченного фазана.
С.Лукьяненко. "Спектр"
У всех книг советского периода есть что-то общее. В основном это воспевание светлого будущего. Победы коммунизма. Если про коммунизм прямо не говорится, то покажут нам людей эпохи победы коммунизма - людей смелых, увлекающихся, борющихся со злом и творящих добро в масштабе Земли, Солнечной системы, Галактики - и далее в безбрежных далях Метагалактик. Книги могут воспевать светлое будущее или носить ярко выраженный антивоенный характер. Но у всех книг есть нечто общее - у них нет души. Семьдесят лет материализма не прошли даром - все книги советской фантастики насквозь материалистичны, словно ничто не звало авторов ввысь - только вдаль и вширь. И написанный в двадцать первом веке "Спектр" мог бы быть написан и тридцатью годами раньше. Только в нем не было бы гэбэшника Юрия Сергеевича, а был бы сотрудник КОМКОНа, а больше ничего бы и не изменилось.
Книга неплохо скомпонована - почти идеально. Семь частей - по семи цветам спектра. К каждой части прилагается очаровательный гурманский пролог в стиле Солоухина - что, как и с чем надо кушать. И чем запивать. Очень вдумчивый и аппетитный гастрономический пролог, который призван утвердить читателя в ценности маленьких радостей жизни. Ах, какие прологи и отступления! Мы узнаем, что вину следовало бы полчасика подышать, чтобы избавиться от запаха, что пельмени должны вариться в собственном бульоне, что надо подавать к фазану, как надо кушать конину... жаль, память на кулинарию меня всегда подводила. Но слюнки текли, текли.... Читать прологи надо вдумчиво и на голодный желудок. Тогда либо выйдешь из дома и направишься прямиком в лучший ресторан, либо выскочишь на кухню и сметешь все, что есть в холодильнике. Такова сила художественного слова. Чудесно. Вкусно. Для гурманов. Вот о таком мы мечтали, глядя на пустые прилавки магазинов в застойные времена. И это почти сбылось.
Далее за прологом, после того, как читатель насладится гастрономическими изысками, следует собственно рассказ. Все рассказы объединены одной целью - детектив (а иногда и наемный убийца) Мартин Игоревич Дугин должен вернуть домой сбежавшую путешествовать в другие миры девушку Ирину семнадцати годов. Трогательная завязка. Осложняется задание тем, что путешествовать по чужим мирам весьма легко - зашел на станцию телепортации, рассказал историю ключнику, если тот ее принял - вперед. Правда ключник может историю забраковать и не выпустить тебя с Земли. Или не впустить обратно. А так все как-то уютно и тихо. Чем-то напоминает путешествия незабвенной Алисы Селезневой - до любой планеты рукой подать, и все так мирно и неопасно. Да и на Землю похоже. В этаком мирном настроении юную деву убивают на руках детектива. Кажется - вот оно, сейчас начнется !
Смущает два факта - как-то очень часто стали появляться в нашей литературе наемные убийцы. И какой-то уж очень домашний детектив-убийца Мартин. И совестливый. В общем, психанул бедняга и решил проверить планетку, на которую указала ему умирающая девушка. Пролог с пельменями, и еще шесть планет.
Изыском автора и огромной литературной находкой оказался следующий ход - девушек оказалось семь. Ирочка рассемерилась в поисках загадок Вселеной и спасении Галактики, а Галактика, не выдержав такого надругательства над здравым смыслом начала Ирочек уничтожать различными способами. Мартин страдал. Особенно он страдал после того как переспал с четвертой или пятой по счету Ирочкай, а она опять случайно погибла. Больше всего любил Мартин шестую копию. Но та копия просто исчезла при телепортации! И седьмая Ирочка очень ревновала Мартина к себе шестой. Как ни странно, Мартин не свихнулся, а все свои похождения обсудил с подполковником ГБ и после грандиозной попойки получил майорские погоны. Под предлогом допуска детектива к секретнейшей информации. Впрочем, подполковник был убежден, что Ирочки и Мартин спасут Галактику. Очень убедительно показано, как верит в правое дело спасения Галактики несгибаемый чекист, как в любом мире, что девушка, что детектив тут же находят друзей, причем несовершеннолетняя Ирочка получает также неограниченный доступ еще и к инопланетным исследованиям. Рай для детишек, а не Галактика! Детям доверяют почти всё и во всём. Лети куда хочешь, изучай, что хочешь и читай секретные документы с папиного стола только так. Это неограниченное доверие в конце концов привело Мартина ко всемогуществу, а седьмую копию к чудесному воскрешению. Мартин от всемогущества отказался, вернулся с Ирочкой домой и даже назвался женихом (седьмой копии), хотя до этого мысль о воспитании юной жены с огромной разницей в возрасте его не прельщала. Полнейший хэппи-энд. Женщины утирают слезы умиления.
Это первый пласт истории. Вернее, второй. Первый пласт был гастрономический. онятно что на столь затейливый сюжет надо положить еще хоть парочку слоев иначе какая же это селедка под шубой?
Третьим слоем оказался слой историй для ключников. Детектив-убийца Мартин, как выяснилось, закончил Литинститут и истории рассказывать мастак. Он их и рассказывает - про мечты, про смысл жизни, еще про что-то. Истории все сплошь поэтические и чем-то напоминают "Стихотворения в прозе" Тургенева. Особенно возвышенно они звучат после того, как сей несгибаемый поэт спровоцировал на драку хулигана на телепортационной станции и тот исчез. Правила были такие: кто затеял агрессию на станции исчезает тут же. Хотя Мартин защищал еврея, которого хотел спровоцировать на драку и подвергнуть исчезновению хулиган, но еврей как-то не испытал благодарности при виде исчезнувшего хулигана. Скорее он испугался. Причем Мартина, а не хулигана. Кого-то напомнил Мартин в этот момент - героев Эльтерруса, что ли? В общем, третий слой - это морализаторство на вечные темы. И борьба за справедливость. Придает произведению необходимую глубину и подсмыслы. Как травяную нотку коньяку или бренди. Заставляет задуматься о смысле жизни.
Глубокие мысли изрекал гражданин Дугин! Они должны были заставить читателя поверить, что читает по-настоящему философское произведение. Но почему-то они очень похожи на размышления и статьи советского периода - как жить и к чему стремиться. Вот только на БАМ не зовут. Очень не хватало в этих рассказах для ключников рассуждений о мещанстве и духовности, но какие-то неуловимые послевкусия этих дискуссий носились в воздухе. Что-то комсомольское в них и наивно-детское. Очень напоминали они ранние книги Стругацких, впрочем, Мартин оказался их поклонником. И поклонником Эраста Фандорина. Умиляет, что живущий на несколько десятилетий впереди нас сыщик трогательно помнит своего литературного коллегу, которого все уже сейчас забыли. Хотя поскольку все писатели были заняты сочинением историй для ключников, то возможно и логично повышение интереса к бульварной литературе любых веков - нового то читать нечего. Задумывался Мартин и о вечном. Но в Бога вроде не верил, а все искал чего-то научного, что ли... И рассуждал так, как разрешалось рассуждать в научных журналах - может что-то там и есть, но оно самоустранилось, неопределенно, а вот ключники - они как раз материальны и чего-то хотят от нас. Что-то в этом есть материалистическое и пионерское. Ностальгия по советскому времени.
Четвертый слой - описание семи планет, плюс Земля-матушка. На Земле - изобилие и благодать из-за арендной платы, старушки покупают деликатесы и ездят на Канары. А то и на другие планеты. Денег на другие планеты брать не надо: универсальной валютой являются пряности - в основном красный перец. Непонятно только, почему его челноки тоннами не везут - в секрете что ли недостаток перца держат, или на Земле его мало осталось. В общем, пачка перца способна обеспечить безбедное недельное существование. На первой планете стоят обелиски с буковками, которые все расшифровывают в поисках каких-то секретных знаний. Потом выясняется, что это просто кладбище. На второй планете мирный дикий Запад. На третьей – победивший коммунизм, причем все подозревают, что у ее жителей нет души. Тут стоит задержаться, поскольку именно эту гипотезу и проверяла третья копия.
Семнадцатилетняя девушка додумалась положить умирающего землянина и аранка в лабораторию и ловить отлетающую душу. В итоге умирающим человеком стала она сама, а разницы не обнаружили. Но никто как-то не задался вопросом – а есть ли душа у копии? Интересно, что инопланетному и юному существу это очень охотно позволили инопланетяне, а лаборатория у них, надо полагать, уже была. Интересен также закон аранков, позволяющий в случае убийства из самозащиты забирать жену, детей имущество и интеллектуальную собственность агрессора. Распространяется ли он на женщин? Если женщина кого-то убила из самозащиты... данные правовые аспекты куда интересней полусумасшедших опытов. Поневоле задумаешься - а нормальна ли девочка? Мартин тоже было задумался, но был сражен ее прелестями.
Четвертый мир - мир полгода живущих дио-дао с наследственной памятью. И опять религиозные эксперименты. Ирочка решила принестись в жертву в храме расы геддаров, где священниками служат двуполые дио-дао, чтобы воскреснуть. Что для этого требуется истинная вера, а самки данной религиозной расы неразумны, она как-то забыла. Поневоле думаешь: а семнадцать ли лет девушке? Может она и сама из расы геддаров самка? Четвертый мир – мир разумных юморных амеб, причем больше всего напоминающий похождения Алисы. Все легко, космический корабль - пожалуйста. Там планетка без кораблей? Странно. Ах, вы предлагаете поискать рядом? Надо же, вот они, какой вы гений! И девица вдруг решила покончить самоубийством. Дальше были разумные птенцы и неразумные взрослые птички, у которых Мартин пробудил разум. В результате начались кровопролития. Спрашивается, а надо было? Герой-одиночка решает судьбу целой планеты, что напоминает спасение планеты Алисой, только там без кровопролития обошлось. Ну и последний мир - мир всемогущества. Перестрелки, погоня, всемогущество, и назад, к человеку.
Все это приправлено, словно красным перцем, рассуждениями о рассудке, разуме, над-разуме и сверх-разуме. Вывод - нам этого не понять, а над-разум лишит нас обыденных маленьких гастрономических удовольствий. В общем, смысл можно свести к следующему: разумное существо боится смерти. Чтобы ее не бояться, надо или разум потерять, как жители шестой планеты, или обрести всемогущество и материальное бессмертие, но лучше остаться человеком. Такая советская пропаганда: атеист лучше, потому как не надеется на воздаяние и не боится ада, но все равно живет по совести. И все это на фоне совершенно детских приключений.
Мое мнение: если бы автор сделал героиню 12-летней девочкой, Мартина - 13-летним мальчиком (и назвал бы Гераскиным), намеки на секс заменил робкими поцелуями, а чекиста назвал бы Громозекой - получилось бы прекрасное продолжение похождений Алисы Селезневой. Если бы он добавил еще десять-двадцать очерков с гастрономическими изысками - получился бы новый Солоухин. Еще немного размышлений о разуме - что-нибудь из серии о Четвертой Импульсной, которую Мартину и активировали. Чуть больше о профессии Мартина - "Жук в муравейнике". А так все более или менее сбалансировано. Но книга все-таки словно пришла из семидесятых годов прошлого века. Чекист, изобилие, патриотизм, мудрый старый дядя - все они из того прошлого, где нам, казалось, никогда не попробовать дичь и не съездить за границу . Какое-то грустное отсутствие стремления развивать именно душу, не разум. Какой-то больной патриотизм с рассуждениями о том, что на Руси любят юродивых... Лукьяненко вырос из Стругацких, их непрерывные мотивы можно найти почти во всех его произведениях, но чтобы продолжить хоть одну их тему надо писать долго и очень вдумчиво. Да и нет, пожалуй, в фантастике ни одной темы, которую бы АБС не затронули. А вот приправить детские приключения пряностями Стругацких - самое оно. Особенно порадовало, что ключников тестировали на реакцию к святой воде и освященному вину. Надо думать, чекист тоже любил Стругацких.
Словом, Лукьяненко написал нечто среднее между "Волны гасят ветер" и "Приключениями Алисы". Вот только для первых книга слишком поверхностна, а для вторых несколько скучновата. Зато гастрономическая часть выше всяких похвал - читайте, вкушайте, наслаждайтесь!
Версия для печати
Послано - 19 Мая 2006 : 16:40:05
