Кубикс Танцующего Лотоса (продолжение)

Соревнование «Сёкогая» и «Асадзи» закончилось, когда угонщик свернул на дорогу, которая вела в тупик. Там преступник бросил машину и попытался скрыться в ближайщем саду.
Янни только что перепрыгнул через невысокий заборчик вокруг сада и остановился. Офицер прищурился, — закатное солнце светило прямо в глаза, — и удивленно покачал головой. Его обступали кусты ишивики, с мелкими, едва распустившимися лиловыми цветами и длинными, едва не в половину пальца длиной шипами. Меж кустов извивались песчаные дорожки, разбегаясь по саду и встречаясь у входа в дом, что стоял невдалеке.
Он попал в один из тех древних садов, что иногда встречались в Старом городе. Их владельцы уж и не помнили, кому из предков пришла в голову мысль окружить дом сплошной стеной кустов. Вряд ли они даже знали, сколько лет этому саду. Но с поистине величественным терпением восемь раз в год подстригали и подвязывали кусты, посыпали дорожки свежим белым песком, привезенным с Алмазных пляжей.
Иногда Янни завидовал этим людям.
Маленький сад посреди города — что может быть удивительнее! Но сам он поселился в доме без сада. Трудно ухаживать за ним, и столько времени уходит.
Янни раздвинул ветки кустов и вышел на дорожку. Где-то здесь спрятался тот, за кем он гнался. Погоня привела их почти на край города. И лишь здесь угонщик допустил ошибку: запаниковав, он свернул не в ту сторону и попал в тупик. Теперь прячется в кустах, в надежде, что Янни не будет беспокоить уважаемых владельцев дома и сада.
Бесполезная надежда.
Янни видел, что на узкой веранде-энгаве стоит молодая женщина в легком снежно-белом платье и спокойно глядит в его сторону. Он слегка поклонился хозяйке сада и медленно двинулся по дорожке, рассматривая кусты ишивики и другие песчаные дорожки. Женщина с любопытством наблюдала за ним. Затем она села в раскладное креслице и подняла с невидимого Янни столика маленький бокал. Слегка улыбнулась Янни и отпила глоток. Глаза ее блестели.
Погоня! В ее саду!
Как интересно.
Янни осмотрелся внимательнее. Участок, на котором стоял дом, был почти прямоугольным. Дом занимал примерно треть участка, а на остальном пространстве — около двух тысяч татами , — изгибались песчаные дорожки и цвели кусты.
Угонщик выбрал сад неудачно — верно, он и сам это уже понял. С трех сторон сад и дом окружала высокая, — не перелезть! — каменная стена. С третьей стороны, там, где он бросил машину, уже раздавались приглушенные расстоянием звуки сирены — это спешили на помощь Янни его коллеги.
Однако солнце уже садилось, и скоро искать угонщика будет сложно, да еще эти кусты с на изумление длинными шипами. Искать ночью среди ишивики угонщика — мало приятного!
Но не оставаться же в саду до утра?
Янни взглянул на хозяйку дома. Та улыбнулась ему в ответ. Но даже взглядом не показала, где спрятался преступник. Тогда Янни решительно направился в дальний угол сада. Краем глаза он увидел, как девушка в волнении наблюдает за ним. Громко шурша по песку ботинками, он прошел три десятка шагов и остановился.
Он был готов поставить золотую статую бога удачи против горсти синих раковин, что угонщик залез вглубь кустов ишивики и теперь лежит напряженно прислушиваясь.
Янни остановился и быстро разулся. Хозяйка дома в изумлении приоткрыла рот. Затем спохватилась, слегка улыбнулась и пригубила из бокала.
Офицер присел, чтобы угонщику его не было видно. Достав из висящей на левом плече форменной сумки моток шелковой веревки, он привязал к ней ботинок и легонько бросил его в сторону темного угла сада. Ботинок прошуршал по кустам. Янни, пригибаясь, осторожно вернулся к тому месту, где он свалился, перепрыгнув через забор. Веревка разматывалась и ложилась широкими кольцами на песок дорожки.
Мельком глянув в сторону дома, он слегка оторопел. Девушка взобралась на перила и смотрела в его сторону. Закатное солнце светило ей прямо в спину и ее изящная фигурка четко обрисовывалась под легким платьем. Кроме почти прозрачного платья, на девушке больше ничего не было. Воображение Янни разыгралось. Ему показалось, что он даже увидел…
Показалось?
Девушка заметила его остановившийся взгляд, чуть смущенно пожала плечами, и пристроилась на перилах более скромно. Она отвела от него взор и стала рассматривать свой сад, не забывая краем глаза поглядывать за действиями Янни.
Наваждение пропало.
Как обидно!
Янни передернул плечами, и потянул на себя веревку. Выбрав слабину, он осторожно потащил к себе ботинок. В дальнем углу сада раздался шум — ботинок шуршал по кустам. Иногда Янни переставал тянуть его к себе, изображая тем, будто остановился и рассматривает окружающие кусты.
Когда шуршание ползущего ботинка приблизилось, угонщик не выдержал. Справа от Янни затрещали кусты и темный силуэт мелькнул на фоне неба. Офицер тут же бросил веревку и коршуном кинулся за угонщиком.
Кинулся и охнул. Босая ступня попала на лежащий на земле отмерший сучок ишивики с острыми шипами. Угонщик в страхе обернулся. Увидев рядом с собой Янни, он отшатнулся и попытался запрыгнуть на забор. Но мгновения этой заминки оказалось достаточно — Янни крепко ухватил его за правую руку. Угонщик, угрюмо сопя, пару минут вырывался, затем сдался.
Он остановился, опустил руки и уставился взглядом в землю. Это был молодой парень, лет семнадцати, худой и нескладный. Янни недолго его рассматривал, затем все же признал.
— Так. Ты Минсэ Ван-Хи. Правильно?
Парень понуро кивнул. За забором скрипнули тормоза и раздались возбужденные голоса полицейских.
— И зачем же ты угнал у уважаемого учителя его машину?
Парень пожал плечами. Янни молча смотрел на него. Минсэ, запинаясь, произнес:
— Он мне не нравится. Он плохо нас учит.
— Да?
Парень покраснел.
— И еще он меня выгнал из класса, когда я записки кидал.
— И за это ты угнал его машину?
Минсэ молчал.
— У него машина хорошая. Я никогда на такой не ездил, — наконец пробормотал он.
Янни вздохнул и потянул за собой юного угонщика.
— Пошли.
Он доковылял по песчаной дорожке до ворот. Открыв деревянные створки, Янни вышел из сада и вытащил за собой Минсэ. Кроме его машины, и машины учителя, рядом стояли еще две. Трое полицейских уже направлялись к воротам сада.
— Оссу! Храбрый сен-шангер поймал матерого преступника! — весело приветствовали они Янни. — О! Преступник бежал быстро как ветер, и господину Хокансякэ пришлось сбросить обувь, иначе не догнал бы!
Янни усмехнулся и приветливо махнул рукой товарищам. Затем повернулся к Минсэ и произнес:
— Сейчас отведешь машину учителю и семнадцать раз извинишься перед ним. Завтра утром, до занятий, извинишься еще семнадцать раз.
Тот кивнул.
— Иди.
Минсэ шустро шмыгнул в машину учителя, включил двигатель и аккуратно развернулся. Скрипнули шины — и он скрылся за углом.
— Ребята, это парень из моего квартала. Спасибо за помощь.
Полицейские кивнули на прощание Янни и тоже уехали. Парень из родного квартала — вполне понятно! Когда можно было решить дело без суда — полицейские так и поступали.
Янни вернулся в сад. Девушки нигде не было видно. Он подобрал ботинок, затем подтащил другой и спрятал веревку в наплечную сумку. Обув один ботинок, он, прихрамывая, медленно пошел к воротам, осторожно наступая на ноющую правую ногу.
До его плеча дотронулась рука.
Он обернулся. Перед ним стояла девушка в белом платье, держащая в руках маленькую желтую сумочку. Она молча присела и стащила с его пораненной ноги носок. Отбросив его в сторону, достала из сумочки пластырь и щедро залепила им почти все ступню.
Затем достала из сумочки черный шелковый платок и ловко намотала его поверх пластыря. Быстрые, нежные пальчики прошлись по его ноге, коснулись икры. Рука полицейского помимо воли поднялась. Ему хотелось дотронуться до волос девушки.
Та чуть качнула головой, улыбнулась Янни и показала на выход из сада. Тихо хихикнув, девушка вернулась на веранду дома и грациозно опустилась в кресло.
Подняв бокал, она посмотрела сквозь него на сен-шангера и отпила глоток. Заходящее солнце золотило ее волосы. Казалось, на веранде устроился теплый домашний огонек.
Как волшебно.
Сен-шангер постоял минуту, затем поклонился молчаливой хозяйке древнего сада и вышел.
Ярко-красный «Сёкогай-электрик» ждал его.

Несколько минут Янни сидел в машине и вспоминал молчаливую девушку. Затем постарался освободить мысли от нее и заняться своими делами.
Минут пять Янни обдумывал, как ему поступить. До конца смены оставалось еще полчаса, но ехать в восточный участок было уже поздно. Через час его ожидало свидание с Митику. Они договаривались встретиться в центре города, рядом с площадью Цветка. Если он поедет в участок — опоздает на свидание.
Этого он не мог допустить.
Солнце уже почти село, когда он договорился по телефону с напарником, о том, что тот сдаст смену самостоятельно. Это не поощрялось, но сегодня Янни мог сослаться на раненую ногу.
Со спокойной душой сен-шангер отправился к дому Митику. Девушка жила в Старом городе, как раз неподалеку от древнего сада с молчаливой хозяйкой.
Дом семьи Митику, всеми уважаемой семьи Токунэхо, уже сотни лет занимающейся шелкоторговлей, производством одежды и обуви, был известен во всем Кинто. Ему было не менее тысячи лет, и едва ли не каждые десять лет его перестраивали, достраивали, расширяли комнатами, большими верандами и малыми энгаве, углубляли подвалами и хранилищами, возносили башнями и башенками.
За тысячу лет он превратился в удивительного вида замок посреди города. В нем сочетались совершенно разные стили и эпохи. Выложенные цветными камнями девизы древних Учителей соседствовали с гербами семьи из медного литья еще совсем не тронутого зеленью, а выщербленные от времени ступени круговых лестниц — с современными бесшумными лифтами.
Подъехав к дому семьи Токунэхо, Янни пристроил свой «Сёкогай» меж десятком иных машин. Достав телефон, он набрал номер Митику. Долго разговаривал с уважаемой матушкой Митику, госпожой Вахин-То, затем с братом Митику, потом с ее племянником. И только когда он уже был готов недостойно обойтись с приличиями и просто помигать в сторону окон фарами, к телефону позвали Митику.
Полчаса ожидания — и Митику вместе с Янни летят по ночной дороге. Не отрываясь от управления машиной, Янни поцеловал девушку в обнаженное плечо. Гладкая смуглая кожа высокой, чуть ниже его ростом, тонкой, но сильной девушки манила его, как весенний аромат унохана манит к себе лесных пчел.
Иногда Янни был готов часами смотреть на Митику. Просто — смотреть. Он обожал наблюдать, как меняются ее серо-зеленые глаза, когда изменяется ее настроение. Время, которое он проводил с Митику, было для него поистине волшебным временем, — и, как он полагал, девушке тоже было интересно и приятно с ним.
Янни еще раз прикоснулся губами к ее плечу. Улыбнувшись, Митику укрыла плечи тонким шарфиком и погрозила ему:
— Господин сен-шангер, ведите себя достойно, мы еще совсем недалеко отъехали от моего дома.
Затем она пригладила растрепавшиеся под ветром волосы и заявила:
— Я хочу сегодня побродить по окраинам. Говорят, там есть неплохие ресторанчики, где подают копченое мясо митехов. О, как я его люблю! — Она закатила глаза. — Почему вы меня им не кормите, господин Хокансякэ?
Янни улыбнулся.
— Сегодня накормлю. Только я плохо знаю рестораны на окраине. Нам любой подойдет?
— Мне подруга говорила о ресторане «Дза-дза» или «Буцу-буцу», об одном из этих… Ну, вы же понимаете, господин сен-шангер! Не томите девушку! Девушка хочет копченого мяса.
Митику даже притопнула ножкой.
Янни понимал. В городе и, правда, были несколько ресторанчиков с подобными названиями. Точнее, это были не рестораны, а таверны, на первом этаже которых можно вкусно поесть, а на втором и третьем — сладко поспать. У них был один владелец, с которым Янни даже как-то встречался по служебной надобности.
Господин Курима? Мирата? Мисима? Да, похоже, Мисима.
Развернувшись на перекрестке, он направил «Сёкогай» на юг. Как он помнил, ближайшая таверна господина Мисимы была именно там.
Оставив машину на стоянке у таверны, они с Митику вошли внутрь. Сен-шангер огляделся.
Тяжелые деревянные потолочные балки и такие же тяжелые простые скамьи с высокими спинками. Столы, сколоченные из плохо отшлифованных досок. Черные, неровно кованые светильники на стенах. Все такое грубое, тяжелое… чуточку напоказ.
Именно это и не позволяло относиться к обстановке серьезно. Казалось, что таверна слегка улыбается посетителям. Мол, хотите — считайте меня неотесанным деревом, которое только и знает, что хвастаться своей грубостью и неотесанностью, а хотите — почувствуйте слабый намек на шутку.
Янни бывал тут пару раз и ему нравилась эта затаенная улыбка, которую вложил в убранство зала неведомый мастер-строитель.
Навстречу им кинулся управляющий таверны.
— Какая нежданная удача! — горячо зашептал он. — Господин хат-шангер…
— Сен-шангер, — поправил Янни.
— Э-э-э… господин сен-шангер, я прошу помощи!
Янни поморщился.
Как не вовремя.
— Уважаемый хозяин, минуту.
Он выбрал столик в уголке и усадил там Митику.
— Прости, — улыбнулся ей. — Я сейчас.
Повернувшись к управляющему, он вопросительно поднял брови. Тот вдруг опасливо огляделся по сторонам и зашептал офицеру на ухо:
— Меня зовут Хэно Танака, я управляющий «Ван-ван». Господин сен-шангер, тут такая непростая ситуация. К нам пришел посетитель, вон он сидит в углу, почти уснул.
Янни оглянулся.
В дальнем от входа углу, над тарелкой с маленькими рисовыми шариками и доской с приправами дремал человек. Впрочем, не совсем дремал. Вот он подцепил палочками один из шариков, ловко закинул его в рот, и принялся медленно жевать.
Странный был человек. Нечто чужое этому городу виделось в нем. Когда он ухватил палочками кусочек приправы и бросил ее в рот вслед за рисовым шариком, Янни в этом уверился окончательно. В Кинто так не ели.
— Что-то неправильно? — повернувшись к управляющему, нетерпеливо спросил Янни. — Я полагаю, это человек из Ла-Тарева.
— Да, господин сен-шангер, мы дружим с таревцами и наша таверна всегда открыта для них. Но дело в том… — Танака настойчиво потянул Янни за стойку.
Изумленный офицер пошел за ним.
— Дело в том, что этот господин расплатился с нами монетой из палладия! — прошептал управляющий.
Янни молча на него смотрел. Танака явно не все сказал.
— Эта монета… если можно так сказать… — тут управляющий замялся, — она покрыта древними надписями. Он где-то сумел найти эти монеты в развалинах городов.
Янни пожал плечами. Сказки. Древние города там, за горами, за лесами. Там, где водятся… э-э-э… там, где человеку жить невозможно.
— Господин сен-шангер! Эта монета стоит больше чем «Ван-ван»! И у него их тысячи!
Сен-шангер вздрогнул.
Ну что за день! Точнее, ночь! Вначале безумная погоня за похитителем машины, оказавшимся бестолковым и нерадивым учеником. Теперь же — богатый сумасброд, битком набитый монетами и без телохранителей.
Таревец с карманами, наполненными древними монетами, в Кинто?! Один! Ночью!
Эти неразумные таревцы!
Янни вгляделся в сидящего таревца. В облике того было нечто чужое, и чужое настолько, что сен-шангер даже вздрогнул. Веяло от этого человека, не так давно перешагнувшего порог взрослого возраста, странным и далеким. Шангеру вдруг захотелось оказаться отсюда как можно дальше. За десятки, сотни рю! На островах, с дикарями, что питаются мясом светлых лазоревых и темных как ночное небо раковин туонга.
Янни Хокансякэ, сен-шангер Шангаса при Водоеме, офицер полиции с пятилетним стажем и двумя ранениями, вдруг почувствовал неведомый ему прежде страх. В появлении этого странного таревца он услышал вдруг отзвуки темных событий грядущего.
Чего-то страшного, липкого и опасного, что касалось лично его.
Янни вздохнул, стряхивая с себя странные видения и тяжелые мысли. Чего он разволновался? Обычный северянин, только чересчур богатый и излишне неосторожный. Сен-шангера просили помочь — и он поможет. А свидание, верно, потеряно.
Как грустно.
Он вернулся за столик и еще раз извинился перед Митику. Подозвав хозяина «Ван-ван» сен-шангер заказал копченого митеха на серебряных вертелах. И бутылку красного сухого вина к нему. Уходя на кухню, Танака взглядом показал Янни на таревца. Сен-шангер кивнул.
Янни повернулся к девушке и пожал плечами:
— К сожалению, госпожа Митику, дела нашли меня даже здесь.
Удивительно, но девушка обрадовалась:
— Неужели на «Ван-ван» собираются напасть грабители? Стрельба, звон разбитых окон! Всюду осколки зеркал и обломки резных столиков! Ах, что за картина! Крики поваров и разлитый по полу соус из акульих плавников!
У Янни отвисла челюсть.
Он оглянулся вокруг в поисках зеркал и маленьких столиков. И те, и другие куда-то попрятались. Видимо, готовились к нападению грабителей.
— И вы, мой храбрый офицер, до последнего патрона отстреливаетесь от бандитов! Затем бросаетесь на них с голыми руками! А потом я горько рыдаю над вашим окровавленным телом с огромными пулевыми пробоинами!
Храброго офицера слегка передернуло. Он был дважды ранен за пять лет работы в полиции и вполне себе представлял, какие бывают дырки от пуль. Он вновь осмотрел таверну — все было тихо. Бандитов нигде не было видно.
Таверна мрачно посмотрела в ответ. Идея Митику ей тоже не слишком понравилась.
С трудом подбирая слова, Янни произнес:
— Нет, уважаемая госпожа Митику — мне просто надо поговорить вон с тем человеком. — И он кивнул на сидящего в углу таревца.
Глаза девушки разгорелись темным огнем. Она перегнулась через столик и прошептала сен-шангеру на ухо:
— Ведь это же явно таревский шпион! И вы его сейчас разоблачите у всех на глазах! Ведь разоблачите же? Правда? Не отказывайте мне в этой маленькой просьбе. Тогда я вам разрешу меня поцеловать — как идущему на смертельный поединок!
Янни поспешно согласился с тем, что таревец — самый настоящий шпион, нежно поцеловал Митику в краешек губ, — она успела что-то прошептать про таинственных незнакомцев и опасное оружие, — и направился к столику северянина.
Тот поднял взгляд на него.
Янни присел за его столик и представился. Незнакомец помолчал и с заметным акцентом произнес:
— Я Серж Марахов, археолог из Ла-Тарева.

Но шорох и движение впереди вдруг исчезли. Филин круто развернулся в воздухе и направился к ближайшему дереву. Слегка взмахнул широкими крыльями, тормозя. Вцепившись кривыми когтями в крепкую ветку вблизи ствола, он оглядывался по сторонам, медленно складывая крылья.
Резко щелкнула тетива и короткий стальной болт вонзился в ствол дерева, пришпилив к нему одно из маховых перьев. Филин дернулся раз, другой и сорвался с ветви. Короткий взблеск глаз — и птица пропала в чаще. Филин был стар и хорошо понимал, что и охотник может стать добычей.
Второй болт припоздал.
Приглушенный удар. Сквозь листья на землю посыпались мелкие кусочки коры.
Стрелявший злобно помянул всех предков демона неудачи и опустил арбалет. Затем потер щеку и отбросил с лица коробку ночного прицела. Едва слышно щелкнуло — из магазина вышел очередной болт и улегся на жесткое ложе. С тихим шипением механизм арбалета натянул тетиву и отключился.
Стоявший рядом старший охранник рыкнул нечто невнятное и засмеялся.
— С тебя двадцать пять сэгнату. Я же сказал тебе — этого старого дьявола так просто не подстрелить, — хмыкнул он.
— Я почти попал!
— Да, а я почти проиграл. Но твои сэгнату теперь мои, вернемся в казарму — отсчитаешь.
Они стояли на широкой и высокой бетонной стене. Пожалуй, это была не стена — нет! — это было целое укрепление. Четыре человеческих роста высоты, острые металлические шипы у подножия и с внешней стороны — высокий, в почти рост человека бортик с узкими бойницами. Эта стена окружала весь дом на расстоянии в пятьдесят шагов.
Немаленький дом — тут жил глава Средней ветви Черного Древа, Син-ханза Ширай Гомпати.
Великая честь — охранять Син-ханзу! Большая честь — и немалая опасность. У великих людей всегда великие враги. Вот и у Ширая Гомпати были враги — все семь дейзаку, вот уже тысячу лет совместно управляющих Кинто. За все двести лет, прошедшие с тех пор, как решительные люди, недовольные правлением дейзаку, объединились и создали Черное Древо, дейзаку так и не осмелились напасть. Но охрана была всегда готова вступить в смертельную схватку за своего хозяина.
А пока… пока охранники охотились на филинов. Они были отличными стрелками — это знали все! Но охота редко была удачной. Редко, очень редко.
Как невероятно.
Вдруг оба охранника насторожились и поспешно разошлись в стороны. Им было поручено охранять ворота. Серьезное задание — серьезное наказание тем, кто провинится. Их товарищи по всему периметру стены тоже встревожились. Теперь все слышали, как где-то далеко гудели мощные моторы.
Кто-то едет — еле слышное порыкивание двигателей далеко разносилось в ночи. Старший охранник прислушался, шевеля губами и отстукивая пальцем ритм моторов по шершавому бетону стены.
Не менее пяти машин.
Младший охранник забросил за спину арбалет и вытащил из кобуры тяжелый длинноствольный пистолет. В этот миг ухе старшего охранника пискнуло. Начальник охраны прокашлялся, — вот ведь демонова пожива! пьет лойкэ на вахте, — и прохрипел:
— Это господин. Охрана ворот, смотрите ястребами! Чтобы ни одна мышь, ни один кролик не прошмыгнул в ворота за машинами хозяина.
Охранники поспешно опустили на глаза коробки ночных прицелов. Все знали, насколько суров хозяин к недостойному несению охраны его загородного дома.
Пять длинных темных силуэтов остановились перед воротами. Миг — и толстая стальная плита тяжко и медленно поползла вверх, почти неслышно поскрипывая роликами и пощелкивая датчиками движения. Затем загудели двигатели, и в открывшийся проем въехали машины. За последней из них тут же опустились ворота. Все было нормально — охрана внимательно обшаривала окружающие дорогу кусты лучами ночных прицелов.
Машины остановились. Личный телохранитель Син-ханзы открыл тяжелую дверь бронированного «Шандая». Медленно, с грацией хищного зверя глава Средней ветви вылез из машины.
Это был высокий человек, почти в два метра ростом, сильный и крепкий. Черные, как сама ночь волосы и столь же черные глаза говорили о чистоте южной крови. Мускулы не бугрились на его плечах, но мало кто мог бы вырваться из его рук. Ширай Гомпати ненавидел отпускать свою добычу.
Из-за своего роста Син-ханза был слишком медленным в движениях и знал это. Ему не быть мастером боевого танца, как отец, ему не стать великим убийцей, каким был его дед. Что ж! Он уважал своих предков, но ветры времени унесли пыль прошлого. Син-ханза нашел свой путь на вершину власти и он его пройдет. Его личная дорога вела так высоко, как не взбирался ни один из его предков. Сейчас он уже стал главой Средней ветви и это не конец его пути!
Ширай Гомпати огляделся вокруг и довольно усмехнулся — его охранники хорошо выучили недавний урок. В своем ночном прицеле он едва мог заметить на стенах одного-двух охранников. Остальные четыре десятка — как растворились на сером бетоне. А если он со двора не видит охранников, то враги снаружи их точно не увидят.
Хорошо. Достойно встречают господина. Он даже не будет наказывать тех двух, которых еще издали заметил на стене у ворот.
Молча кивнув, он отбросил с лица ночную полумаску и взошел по ступеням. Один из телохранителей — «темных котов» — распахнул перед ним дверь дома. Син-ханза слегка прищурился. После ночной тьмы даже полутемная внутренняя комната казалась слишком ярко освещенной. Вслед за ним по ступеням поднялись и четыре его телохранителя.
У всех на лице пристегнуты маски прицелов. Ширай Гомпати всегда в опасности! Даже дома, даже в горячем бассейне с любимыми женами. Телохранители в это свято верили, так же как в то, что у демона южного ветра четыре крыла. Впрочем, охранять хозяина, когда он купается с женами в бассейне, их не допускали.
Как жаль.
Гомпати шел длинными, уже ярко освещенными коридорами. Его черные глаза горели, он чувствовал — сегодня особенный день. Особенная ночь! Его доверенный помощник не стал бы вызывать хозяина по мелочам. Что-то случилось — и Гомпати явственно чувствовал в воздухе запах будущей крови.
Возможно, что эти ученые, которым он столь щедро платит, сумели разобраться с… он даже чуть приостановился в нерешительности.
Но нет! Он не боится оружия Древних! Это только его наследство — только его! Только он, Син-ханза Ширай Гомпати, только Средняя ветвь будет править Кинто.
Глава Средней ветви быстро шагал, упиваясь мечтами. Шелковый черный плащ со знаком его достоинства, — золотой пластиной Средней ветви Древа, — развевался за спиной. Плащ не спасал от ночной прохлады и был неудобен днем — но что ему до того?
Он потерпит.
Скоро ханзаку станут правителями города. Пора приучать жителей к виду черного зигзага на сверкающем золоте. Красивый новый герб будет у Кинто. Он остановился, поднял голову и засмеялся.
Гомпати любил все красивое.
«Темные коты» почтительно ожидали, пока хозяин досмеется. Вот он умолк и шагнул на первую ступень лестницы, ведущий в подземные этажи дома.
Син-ханза спустился по лестнице на два этажа под землю. У дверей комнаты обсуждений ожидал его помощник, таку-ханза Ник Сагами. Он низко поклонился господину и теперь ожидал, почтительно сложив руки перед грудью. Ширай Гомпати остановился и в который раз осмотрел своего первого помощника.
Удивительное тело досталось тому в наследство от родителей. Среднего роста, среднего телосложения. Карие глаза, один светлее, другой — почти черный. Темные волосы, лишь справа, ближе затылку, в его волосах виднелась светлая прядь.
Необычно. Для Кинто — невероятно.
Его отцом был таревец, некогда решивший уйти от холодных зим Имаросса к горячим ветрам и яростным ливням Чантэ. Он покинул родной город, переплыл океан на большом катере, и основал в Кинто механическую мастерскую — таревцы славились хорошим знанием механики. Через пять лет он был владельцем трех мастерских, через семь — взял жену из известной семьи и принял ее фамилию.
Так делали. Редко. Еще через год родился сын.
И вот теперь этот сын, Ник Сагами, стал левой рукой Син-ханза Средней ветви Черного Древа. Левой. Ближней к сердцу.
Странной рукой.
Иногда сам Ширай Гомпати не мог сказать, что движет его помощником. В том боролись два великих первоначала судьбы, и ни одно из них не могло победить. Но так было еще интереснее — чем труднее путь, тем красивее цель.
Ширай Гомпати любил красивое.
Син-ханза вошел в распахнутую перед ним дверь. В большой комнате для обсуждений был всего один шестиугольный стол и несколько кресел вокруг него. Комната выглядела пустой, но Гомпати никогда не приглашал на разговор много людей. Телохранители закрыли дверь и встали снаружи по обеим ее сторонам.
Глава Средней ветви выбрал себе кресло, — он всегда садился на разные кресла за этим столом, — и медленно улыбнулся Сагами:
— Было что-то важное, что-то, что потребовало моего ночного приезда?
Ник Сагами равнодушно пожал плечами. Затем кивнул.
Кого-нибудь иного Син-ханза давно приказал бы удушить шелковым шнурком и отдать тело прибрежным демонам. Но — не Сагами. Сагами был таков, каков он был. Он не замечал давления снаружи себя. Он не боялся угроз. Внутри него кипел огненный котел страстей — и что было ему до внешнего мира?
И еще — он был полезен.
Поэтому Ширай Гомпати произнес еще раз:
— Так что же стало причиной столь срочного моего приезда?
Глаза Ника Сагами блеснули.
— Опасность. Мой господин — я чувствую опасность.
— Да?
— Вчера ночью в деревушке неподалеку от города видели большой быстроходный катер из Ла-Тарева. Это судно не приходило в город — наши люди проверили в Порту.
— Ты можешь сказать что-то, что мне еще неизвестно?
— Да. — Сагами надолго умолк. — В городе появился таревец. Необычный таревец.
Син-ханза снял с левой руки браслет в виде четок из неровно ограненных алмазов. Камни напоминали крохотные пирамиды и прикосновения к ним дарили Гомпати спокойствие. Син-ханза положил браслет перед собой и пальцы его правой руки немедленно принялись ласкать драгоценные камни.
Сагами продолжил:
— Этот таревец — это не простой странник или турист. Он слишком богат. У него с собой несколько сотен палладиевых монет.
Гомпати заинтересовался. Палладиевые монеты? Любопытно.
— Это все?
— Нет. Он пришел со стороны гор. Он прошел через Плато сушеной рыбы — и это странно!
— Это весьма странно, — поднял глаза от алмазных четок Гомпати. — Если это правда.
— Это правда. Я проверил. Он прошел через плато, через которое можно пройти только зимой! А весной, летом и осенью… вы сами знаете.
Глава Средней ветви наклонил голову. Воистину удивительно — если это правда.
— Зачем он прошел через это плато? Ведь он мог пройти и через деревню, и через рисовые поля на склонах у моря?
— Я полагаю, — медленно произнес Сагами, — он что-то спрятал в скалах на плато. И что шел он не один — его наверняка сопровождали охранники. Не мог он в одиночку пройти там весной.
Син-ханза задумался. Пожалуй, он бы рискнул полусотней бойцов, если бы дело стоило того. Больший отряд слишком хорошо заметен. А меньший… меньший просто исчезнет на плато, как пропадали такие отряды не раз. Он бы рискнул.
Из полусотни вернется десяток — но что, если дело того стоит?
Гомпати покачал в руке алмазные четки и осторожно уронил их на мореный дуб стола. Радужные лучи метнулись по темному дереву. Син-ханза указал Сагами на кресло через стол от себя. Тот осторожно сел. Затем вновь встал. Гомпати пришла в голову мысль, что его столь невозмутимый обычно помощник ныне совершенно не похож на себя. Что же такого он видит опасного в таревце?
— Значит, ты полагаешь, что он оставил на плато нечто важное. Нечто очень ценное. Оружие?
— Мой господин, что иное стоит такого риска и жертв? Тот океанский катер был не только быстр, но и просторен. Полусотня хорошо обученных бойцов вполне могла на нем поместиться.
Син-ханза удовлетворенно кивнул головой. Иногда Ник Сагами почти угадывал его мысли. Полезная способность. И очень опасная.
Однако Сагами ему пока нужен.
— Что-то еще?
— Да, мой господин. Монеты. Это древние монеты — он расплатился одной монетой в трактире «Ван-ван». На металле были явственные надписи древних. И в трактире тут же появился некий офицер одного из дейзаку. Из Шангаса при Водоеме.
— Имя?
— Янни Хокансякэ, сен-шангер.
Син-ханза покатал на языке имя сен-шангера. Сила… Да. Сила и уверенность.
— Ты полагаешь, что между этим таревцем и Шангасом есть связь? И монета оказалась неким знаком?
— Вы сами это произнесли, мой господин, — стоящий перед Гомпати первый помощник низко поклонился.
— Слишком сложно. И где здесь опасность для нас? Этот таревец и шангер? Это нестрашно. Мы давно знаем о хороших отношениях между дейзаку и хозяевами Ла-Тарева. Оружие? Какое оружие может противостоять… — тут глава Средней ветви понизил голос, — противостоять нашему оружию? Оружию предков…
Ширай Гомпати понял, что говорит почти шепотом и нахмурился. Он боится? Его страшат призраки прошлого? Здесь, в его владениях?
Как глупо!
Он возвысил голос.
— Ничто не может противостоять оружию предков! Ничто. Даже то, что могли изобрести эти хитроумные таревцы.
Сагами поклонился.
— Несомненно, это так, мой господин. Но открытый союз между дейзаку и таревцами принесет много беспокойства. Он даже может сорвать нашу работу по… — Ник Сагами запнулся, — …по овладению оружием предков.
Ширай Гомпати откинулся на удивительно неудобную спинку кресла. Надо будет заменить тут всю мебель, подумал он с раздражением. Чтобы какой-то кусок дерева мешал его раздумьям? Он свел пальцы вместе и постарался успокоиться.
Гневаться на мертвое дерево?
Как недостойно.
Сагами боится союза таревцев и шангеров? Что-то в этом есть. Его помощник не склонен беспокоиться по мелочам. Хотя сам Син-ханза, — все темные демоны свидетели, — не видел ничего опасного.
Не видел — и пусть небо падет на землю!
— Мой господин, я опасаюсь этого таревца. Он странный. Он очень странный. Я видел много таревцев в доме моего отца. Я десять раз был в Ла-Тареве. Этот человек иной. Он несет опасность нашему делу, — прошипел Сагами.
Ширай Гомпати раздраженно махнул рукой. Но Ник Сагами не умолкал:
— Его монеты не просто очень редки и драгоценны. Они почти наверняка найдены в заброшенных городах! Вероятно — на северном материке. На Имароссе зима стоит дольше, чем у нас и таревцы вполне могли добраться до развалин некоторых городов. А, возможно, они были откопаны в мертвых городах неподалеку он нашего города, Кинто. И это еще более опасно…
Глава Средней ветви Черного Древа внимательно слушал Сагами. Его помощник поистине неоценим — но вряд ли сам осознает это. Не в том его ценность, что он исполнителен и предан. И не в том, что он часто угадывает мысли хозяина до того, как тот сам их осознает.
Он драгоценен иным. Иногда его слова указывали на странные возможности, на удивительные пути и необычных людей. Сын Севера и Юга, Ник Сагами горел странным светом, освещавшим иногда те углы и дороги, о которых никогда бы не вспомнил житель Кинто.
Да, он был ценен. Но нельзя давать ему этого понять. Син-ханза поднял палец и Сагами умолк.
— Я принял во внимание твои опасения, моя Левая рука. Мы отправим шпионов наблюдать за таревцем.
Сагами поклонился. Гомпати надел на руку браслет и полюбовался игрой света на камнях.
— Но таревец не единственная наша проблема. Как успехи твоего искусника, Мурамасы?
Сагами помедлил. Его господин прав, таревец — не единственная проблема. Даже не главная. Он постарался изгнать из мыслей странные предчувствия, касающиеся прибытия в Кинто этого человека.
Вначале — дела начатые уже давно. Таревец потом.
— Мой господин, Мурамаса воистину великий механик и ученый. Он близок к успеху. За пять лет почти познать тайны предков — это невероятно. Ему необходимо еще три или четыре сезона и он завершит работу. Скоро тайна Гаки-о-Моро будет в ваших руках!
Син-ханза Гомпати медленно улыбнулся.
Будущее было прекрасно. Внутренним взором он почти видел его — будущее было просто ослепительным. Он, Ширай Гомпати, владеет городом. И в руках его — Власть. Власть, данная ему не жителями Кинто, не другими ханзаку — Младшей и Старшей ветвью Черного Древа.
Да! Свою власть он получит от полубогов — от великих древних предков! Только от них он примет эту власть.
Нет! Он сам возьмет ее, узнав тайну Гаки-о-Моро.
И тогда никто не посмеет напомнить ему о прапрадеде, — его тоже звали Шираем Гомпати, — который грабил и убивал на улицах Кинто ночных прохожих.
Никто. Это будет так.
Как хорошо.

Мальчик подпрыгнул еще раз. Он дважды перевернулся в воздухе, оттолкнулся напряженными ногами от пола и крутнулся в обратном прыжке.
Он упал на шпагат и прогнулся на спину. Руки ласкают воздух, медленно перебирая невидимые струны. Пальцы рук чуть дрожат от напряжения — час Танца отнимает энергию целой недели обычной жизни.
Но он еще не устал. Нет, еще нет! Отец не увидит этого!
Мальчик превратился в ураган. И этот вихрь запел без слов, рисуя узор хризантемы на полу Танцевального зала. Светящиеся в полутьме алые ногти рук и ног вновь и вновь сплетали рубиновый паутинный кокон вокруг тела. На мгновение вихрь превратился в бешеный ураган. Крепкое тело мальчика оделось в сверкающую огненную броню.
Затем резкий удар — и все стихло. Мальчик неподвижно стоял с поднятыми вверх руками. А вокруг падали обломки стальных доспехов, которые перед Танцем были надеты на манекены.
Госпожа Асэтодзин медленно прикрыла плотную занавесь над балконом, устроенным под самым потолком зала. Таких балконов было восемь, и их обычно занимали важные гости и близкие друзья, приглашаемые на праздники и церемонии Гетанса поклонников Танца.
— У нас растет достойный сын, господин Титамёри, — улыбнулась госпожа Асэтодзин.
— У нас вырос хороший сын, госпожа Асэтодзин, — медленно кивнул глава Гетанса поклонников Танца.
Он встал с кресла и, сложив руки перед грудью, поклонился жене.
— Я благодарен вам, госпожа, что вы подарили мне этого мальчика.
Госпожа Асэтодзин опустилась на колени перед мужем, обняла его ноги и прижалась к ним щекой. Затем подняла голову и взглянула ему в лицо
— Я признательна вам, господин Хонами Титамёри, что вы двадцать лет назад уговорили меня стать вашей женой…
Великий Генту поднял с колен свою жену и прижал к себе. Она была высока — ростом почти с него. Титамёри вдохнул знакомый запах волос своей жены, и сердце его сжалось. Ведь тогда, два десятка лет назад, он мог бы ошибиться и пропустить свое счастье...
Он осторожно погладил ее по волосам и поцеловал.
Минуту спустя на балконе никого не было. Великий Генту и его жена покинули наблюдательный балкон Танцевального зала.
Все это время мальчик стоял не шелохнувшись. Затем медленно расслабился.
Он все слышал, и знал, что отец и мать знают, что он слышит. Теперь они ушли и он мог отдохнуть. Его уважаемые родители знали, что в свои тринадцать лет он не сможет пройти Танец еще раз, как того требовала традиция возведения в наследники. Но... ему еще тринадцать лет, но он начал бы Танец второй раз, если бы того захотел отец или мать. Но они ушли и позволили ему отдохнуть.
Юный Танцор медленно вышел из зала. Вначале горячая ванна, а затем дюжина часов сна. Или две дюжины…
Глаза его уже слипались.
По длинному переходу он добрел до душевой. Включив почти обжигающий кипяток, мальчик лег на стоящий посредине душевой комнаты мраморный стол и четверть часа наслаждался бьющими сверху струями. Он лежал на спине и смотрел на потолок, где мраморная мозаика изображала десяток сцен из великого прошлого дейзаку Танцоров.
Сын Великого Генту опустил глаза, расслабился и постарался освободить голову от всех мыслей. Добившись, чтобы в голове воцарилась пустота, в которой медленно плавали редкие и сонные мысли, мальчик вновь взглянул вверх. Под потолком стлался пар, его клубы складывался в неясные фигуры.
Вот белый еж, а вот — куст ишивики, вот серый демон Они в тигровой шкуре, а вот сам Плоский Дракон! Чуть левее в клубах пара довольно улыбалась Кошка Хинши, медленно изгибаясь в своем кошачьем Танце. Сегодня он увидел даже третью Сущность, Господина Лянми! Сын Великого Генту был готов поклясться — это был именно он!
Мальчик улыбнулся. Такое удивительное развлечение — и он сам его придумал. Он переполнился гордостью. И как всегда — на этом его голова вновь наполнилась мыслями. Пар опять превратился в плотную белесую завесу. Дракон Тао-Рин растворился в нем — как и не было. Кошка Хинши махнула хвостом и исчезла. И лишь слегка насмешливая улыбка Господина держалась дольше всего.
Может быть это знамение?
Как необычно!
Мальчик перевернулся на живот, подставляя спину горячим струям. Затем на пять минут окунулся в холодную воду большой ванны, — почти бассейна, — и вышел из душа.
Полотенце выпало из его рук. В комнате рядом с душевой сидел его отец.
Господин Титамёри расположился на мраморной скамейке, откинув голову на стену комнаты и закрыв глаза. Казалось, что он спал, но мальчик видел — это не так. Глаза отца открылись и в них блеснул веселый огонек. Он смотрел на растерянного сына и улыбался.
Мальчик пришел в себя, поклонился и сказал:
— Прошу простить, отец, что заставил ждать. Я не знал, что вы здесь.
Великий Генту улыбнулся и сказал:
— Вэнзей, я жду тебя через четверть часа в моем кабинете.
Потрепав сына по голове, он вышел в коридор.
Пока мальчик поспешно вытирался большим полотенцем из жестких льняных нитей, он напряженно думал — что могло случиться? Танец? Но он хорошо провел Танец — и отец был им доволен.
Он сам так сказал матери!
Что же еще? Ритуал Наследника? Нет, не может быть. Этот обряд в Гетансе поклонников Танца проводят, когда сыну Великого Генту исполняется полторы дюжины лет. Были исключения — когда Наследника объявляли и в пятнадцать, и даже в четырнадцать лет.
Но то были страшные годы! Годы, которые остались в прошлом. Сотни лет назад. Нет, все не то.
Накинув теплый халат, и причесав волосы гребнем из дуба, мальчик отправился к отцу. К кабинету отца вели длинные переходы, частью — простой серый камень, частью — украшенные шелковыми занавесями с рисунками из прошлого Гетанса. Вэнзей как-то спросил отца — почему так? Отец улыбнулся и ответил — чтобы будущим Танцорам было ради чего совершать подвиги.
По дороге мальчик постарался припомнить все, что он слышал от отца в последние месяцы. Ничего, что он мог вспомнить, не было столь важным. Но ведь отец позвал его в свой кабинет!
Невероятное событие.
Последний раз отец звал его в свой кабинет семь лет назад — когда Вэнзея представили его будущему Учителю Танца. Значит что-то случилось — отец не мог вызвать его просто так. Мальчик споткнулся. В полутьме коридора ему вдруг почудилась улыбка. Мальчик потер глаза. Улыбка растворилась в смутных тенях от колышущихся занавесей.
Знакомая улыбка.
Как странно.
Мальчик с опаской огляделся вокруг. Господин Лянми? Не может быть. Господин Лянми — это порождение Шангаса при Водоеме, первого и старейшего дейзаку Кинто. Это их Сущность. Он приходит только к ним, к Шангасу. Гетанс поклонников Танца был молодым дейзаку, ему не исполнилось и четырех сотен лет. Гетанс не имел своей Сущности — и это было хорошо. Сущности слишком непонятны, их сила удивительна, а причины поступков темны.
Опасно! Но…
Мальчик улыбнулся и беззвучно посмеялся сам над собой. Что за мысли приходят в голову! Ему надо спешить и нечего бояться — ведь его позвал отец. Господин Лянми тут ни при чем.
Но призрак странной улыбки будоражил и волновал мысли. Вдруг мальчику показалось, что он знает, зачем его зовет отец. Но это невероятно! Он поспешил — время не бесконечно и четверть часа, которые дал ему отец, наверняка подходят к концу.
А вот и дверь в кабинет отца.
Тяжелая, черного дерева, кипяченого в желчи акулы-шохгу, она стояла несокрушимой скалой, способной противостоять Вечности. Желчь шохгу была весьма редка и дорога, но дерево, кипяченое в ней, никогда не гнило, не поддавалось стальному ножу и очень неохотно горело. Из него делали шкатулки для важных документов, а вот одному из прадедов мальчика пришла в голову мысль сделать дверь в кабинет.
Вэнзей осторожно погладил черное дерево. Ладонь скользнула по бронзовым фигуркам божков частой удачи, вкусной еды, верного пути, и острого глаза. Мальчик взглянул на верхний ряд бронзовых фигурок, у самой притолоки. Где-то там должен быть божок, которому художник придал черты лица самого достославного прадеда. Странная шутка, если она была правдой. Но Вэнзею с самого детства хотелось узнать, какой же из бронзовых богов носит лицо его прадеда.
Мальчик собрался с духом и толкнул дверь. Тяжелая, почти несокрушимая черная дверь повернулась мягко, как игрушка из перышка на шелковой нитке, с которой в детстве играл Вэнзей.
Его отец стоял у окна и задумчиво рассматривал город. Кабинет располагался на четвертом этаже, а этажи в доме Великого Генту были высокие, в три человеческих роста. Из окна был хорошо виден Старый город, и даже часть Нового города.
Мальчик прищурил глаза. После полутемных коридоров льющийся из окна яркий свет был слишком резок. Отец был одет в черный плотный халат с расшитыми золотыми нитями узорами, что свидетельствовало о необычности встречи. В этом одеянии глава Гетанса принимал лишь важных гостей.
Великий Генту медленно повернулся к сыну. Окинул взглядом и удовлетворенно кивнул. Жестом показал на стул у стола. Подождал, пока мальчик сядет, и сказал:
— Через три дня я и твоя мать пустимся в долгое путешествие. Мы направимся в Ла-Тарев. С собой мы возьмем твою сестру, Орики. Ей пора увидеть мир таким, каков он есть.
Вэнзею с трудом удалось подавить в себе крик. Он знал, знал! Он понял, о чем собирался сказать отец еще тогда, несколько минут назад.
Господин Титамёри внимательно взглянул на сына:
— Я понимаю, что тебе тоже хотелось бы увидеть Ла-Тарев, но в этот раз ты останешься дома. Орики через месяц будет ровно дюжина лет и мы с госпожой Асэтодзин обещали ей подарок. Это и будет ее подарком. Ты ведь понимаешь?
Мальчик кивнул. О нет, он не обиделся, что его младшая сестра увидит другой край мира раньше его. Отец неправильно его понял — но не говорить же об этом?
Это будет некрасиво.
Глава Гетанса полуобернулся к окну:
— Взгляни, сын, там ты можешь увидеть мир — наш мир. Наш город Кинто и семь десятков малых городов и деревень вокруг него. И везде живут граждане Кинто. Есть еще тысяча островов в море, вдоль всего побережья. Там живут не знающие даже письма дикари. Это все тот мир, который ты видел до сих пор. Но есть и мир иной — мир Ла-Тарева. Тысячу или больше лет назад, они, как и мы, построили свой город.
Вэнзей внимательно слушал.
— Ты знаешь историю. Ты знаешь, почему и на нашем материке, Чантэ, и на материке Имаросс оказались покинуты старые города. Все люди из тех городов собрались вместе и построили города-крепости: Кинто и Ла-Тарев. Иначе они бы погибли. Ныне все по-другому, но до сих пор люди на Шилсу живут в двух больших городах. Наши города разные, совсем не похожие друг на друга — ты видел на улицах Кинто таревцев, и потому можешь понять.
Мальчик улыбнулся — эти таревцы такие смешные. На миг он забыл о том беспокойстве, что терзало его.
— Наши города разные — но некогда мы были одним народом. В это трудно поверить, но это было так, — продолжил его отец. — Мы с твоей матерью отправляемся в Ла-Тарев. Надолго, на месяц или два. Вернемся в месяц Огненной Обезьяны. Может быть раньше — в месяц Обезьяны Водной. Нам предстоят важные дела — и пусть путь наш будет удачен.
Мальчик уныло кивнул головой. Что же делать? Отцу нельзя отправляться в путь, но как это сказать?
— А пока — пока я объявляю тебя своим Наследником. Мы видели твой Танец. А с соседнего балкона за тобой наблюдал твой учитель Танца, и мой первый помощник, Алехандро Таромэ. Я объявил тебя своим Наследником, — тут господин Титамёри улыбнулся, — так не подведи меня. Готовься стать главой Гетанса. И не занимайся Танцем больше необходимого.
Удивленный Наследник поклонился отцу. Как это — не заниматься Танцем?
— У тебя будут и другие обязанности. Ты должен учиться. Упорно учиться. Наследнику надо знать много больше, чем простому Танцору.
— Да, отец.
— А теперь ты можешь задать вопросы — я же вижу, они тебя доедают, — усмехнулся Великий Генту.
— Отец, как вы собираетесь путешествовать в Ла-Тарев?
— Самолетом. В Ла-Тарев раз в три дня с аэродрома «Шоку» летают самолеты. Твоя мать хотела плыть морем, и Орики тоже, но у нас мало времени.
— Отец… можно ли отложить поездку на время?
Глава Гентанса поднял левую бровь. Неужели он ошибся, и его сын всерьез завидует своей сестре? Настолько, что готов испортить ей день двенадцатилетия?
— Из Ла-Тарева мне был передан знак. Меня ожидают. Нам необходимо ехать, — сухо сказал он.
— Отец! Отец… я беспокоюсь за вас. Столь дальние путешествия в самом начале весны опасны! — мальчик умолк.
Господин Титамёри почувствовал раскаяние. Как он мог усомниться в сыне?
— Не беспокойся, Вэнзей. Мы отправимся на новом и удобном самолете. Всего две промежуточные посадки за восемь тысяч километров. И все аэродромы хорошо организованы и удачно расположены. — Он улыбнулся. — Это вполне безопасно, почти так же, как твои ежемесячные полеты к бабушке в гости. Я уже много раз летал в Ла-Тарев. Это было лет пять назад. Ты же помнишь те механические игрушки, что я всегда привозил тебе в подарок?
Мальчик кивнул. Ничего не вышло. И не могло выйти — Вэнзей уже понимал, что такое быть главой дейзаку. Никакие внешние дела и опасения близких не должны сбивать с цели главу Гетанса. Он решил при случае поговорить с кем-нибудь из Шангаса. Может быть, видения с Господином Лянми означают что-то доброе?
Отец провел рукой по его волосам, отошел на шаг и сказал:
— По возвращению из Ла-Тарева мне будет что с тобой обсудить. Мир изменится. — Он помолчал и закончил разговор. — Пусть длится Танец!
— Танец вечен!
Мальчик поклонился отцу и вышел, задев полами халата за бронзовую фигуру основателя Гетанса. В любое иное время Великий Генту выговорил бы сыну за неуважение к предкам. Но не сегодня. Все же мальчик сильно расстроен, что в поездку взяли не его, а Орики.
Дверь медленно закрылась. Улыбка сошла с лица господина Титамёри. Он потер грудь напротив сердца. Его терзали дурные предчувствия. Неужели с его сыном что-то случится, пока он будет в Ла-Тареве? Надо бы дать ему достойную охрану.
И этот странный сон.
Сегодня ночью ему снился Господин Лянми.