Если бандитские вылазки сбежавших белогвардейцев части красной конницы могли отразить и с успехом отражали, то от налетов драконьих отрядов приграничные селения страдали достаточно часто, и сложно было противопоставить им что-либо.
Во-первых, содержание одного дракона обходилось очень дорого – за день крылатому бойцу требовалось около центнера мяса. А во-вторых, практически все те отряды обученных драконов, что были в царской армии до революции, были на стороне белогвардейцев, и ударные летные отряды Красной гвардии составлялись из тех драконов, что были экспроприированы у бывших князей и графов из их усадеб.
Поэтому и приходилось тем немногим летным отрядам Красной армии, что у нее были, постоянно мотаться от одного участка границы к другому. Однако на смену старому небесному воинству приходили технические новинки – самолеты. В огневой мощи они уступали драконам, но обходились намного дешевле и были более маневренными. Пока их было еще немного, поэтому ударным драконоотрядам все-еще приходилось регулярно патрулировать большие участки границы юной Советской страны.
- Митька! Митька, растудыть тебя в качель, где тебя леший носит, а ну подь сюда, окаянная твоя душа
Пожилой красноармеец в растегнутой гимнастерке стоял около дверей большого сарая, держал в руках лопату и кричал, весь раскрасневшись от негодования.
- Митька, шо б у тебя, паразита, очи повылазили, куда ты запропастился?!
Из казарменной избы пулей вылетел молоденький парнишка, видать только-только призванный в Красную Армию, и на ходу застегивая ремень, подбежал.
- Что случилось, дядя Захар?
- Какой я тебе дядя? Я тебе сейчас покажу «дядю», племянничек! Ты вчера вечером чем Графа накормил, а?
- Дык, это... Ухой. Товарищ полковой ветеринар сказал, что ему мяса давать ну никак нельзя, нонче Графу суп нужен. Ну, мясо-то дорого и повар на похлебку давать не стал и я, это, тут мальчишек деревенских сагитировал, мы красноперок для ухи и наловили.
- Ухой, суп.... – ворчал Захар, но было видно, что злиться у него не получается. - А я, вот, тебя сейчас за эту уху одного все выгребать заставлю.
- Да что случилось-то, дядя Захар?
- А то, что пучит Графа от твоей ухи, нельзя им рыбу-то. Вот так вот, обормот ты лопоухий. Вон бедняга валяется, даже рыгнуть не может и животом мается.
Митька заглянул в сарай, весь как-то сник и утер нос рукавом.
- Ну откуда я знал, что им нельзя. Я ж этих драконов в жисть не видел. Чё ж теперь делать, а?.
- Да ничего ты не сделаешь. Ладно, беги к Никодимычу и возьми у него два противогаза. И пусть он свою телегу сюда гонит, вывозить будем. Быстро только – одна нога тут, другая там.
Митька подхватился и, придерживая постоянно падающую с его лысой головы фуражку, помчался выполнять поручение. Через некоторое время он подъехал на телеге, которой управлял дородный украинец. Казалось, именно с него Репин написал кошевого атамана Серко в своей картине «Запорожцы пишут письмо турецкому султану».
- Что, Захар, опять работы привалило?
- А ты, Никодимыч, никак посмеяться хочешь? – Спросил пожилой. – Только смотри, дознается комиссар, откуда у тебя на складе излишки...
- А вы, Захар Силантьевич, думаете, я об этом не знаю?
Позади красноармейцев стоял высокий стройный комиссар в блестящей кожанке и строго смотрел на них.
- Значит, красноармеец Сиротин, - тут комиссар перевел взгляд на Митьку, - благодаря вам вместо пятерых наблюдателей границу будут патрулировать только четверо? Думаю, нам будет о чем говорить сегодня на комсомольском собрании.
Митька покраснел и зашмыгал носом, но на него уже не обращали внимания.
- Захар Силантьевич, то, что наш старшина обменивает эти ароматные отходы на продукты у окрестных селян, мне хорошо известно. Только я думаю, вы согласитесь, что благодаря этой его деятельности и вся наша часть, и ваши подопечные животные получают качественное и полноценное питание. Против этого вы не будете возражать?
- Дык, разве ж оно можно. Конечно никто не будет возражать, товарищ полковой комиссар.
- Вот и хорошо. Вы, наверное, не знаете, но капиталисты в своем сельском хозяйстве любят использовать химию, для увеличения производительности. Этим они только травят рабочий класс и крестьянство, которых они угнетают. А вы посмотрите, что происходит на полях тех колхозов, где используют драконьи отходы, которыми товарищ старшина снабжает местных крестьян: буряк получается крупный, картошка уродилась замечательная, даже колорадского жука, которого американские империалисты специально завезли к нам, чтобы лишить трудовую Россию хороших урожаев картофеля, и того нет на тех полях, что удобряются драконьим навозом.
Закончив речь, комиссар отозвал в сторону старшину и вместе с ним направился в сторону штаба.
- Ну что, Митяй, начальству разговоры, а нам – работу. Пошли трудиться.
И двое красноармейцев, пожилой и молодой, вместе с телегой зашли в драконий загон. Через четыре часа работы все, что можно было, было вывезено, теперь им оставалось только вымыть загон начисто.
- Дядя Захар, а вам страшно было, когда вы впервые дракона увидали?
- Ну, не то чтобы страшно – все-таки слышать о них доводилось много, но жутковато все же было.
Захар Силантьевич, похоже, вспомнил что-то грустное, как-то сник, а потом стал очень тихо рассказывать.
- Мы в восемнадцатом супротив Деникина стояли. Взяли усадьбу бывших графов Новицких. Большая была усадьба, знатная. И вот там-то мы и увидели графского любимца, Черный Охотник его звали. Сказывали, гордился им граф. Зверюга большая, злобная, но красавец, этого у него было не отнять, красавец. Так, значит, пытались мы его охомутать, а он то жаром пыхнет, то хвостищем махнет, то крыльями такой ветер подымет, что и не подойти.
А надо сказать, что была у нас тогда в комиссарах дивчина молоденькая. Годков-то ей было то ли семнадцать, то ли осьмнадцать, но уже и у жандармов, и в Сибири побывать успела. Сама невысокая, коротко стриженная и в тужурке, ну как у нашего комиссара. Дюже грозная была, и не смотри, что молодая. В атаки она завсегда с нами ходила - сколько раз было: залягут ребята под пулеметами, а она выскочит верхом вперед. Кнопка-кнопкой, а голосок звонкий. И давай таким вот голоском мужиков матюгать, и не поверишь, что сама из благородных-то. А пули-то ее будто никак не брали.
В общем, боялись мы ее крепко. Прямо как жинок своих. И вот, значит, стоим мы тогда около этого графского дракона, и тут она прискакала. Ну, думаем, счас опять начнет стыдить, что, мол, спужались эту зверюгу. А она на нас не смотрит. Заверещала радостно, с коня спрыгнула и безо всякого страха пошла к этому страшилищу. Мы оторопели: никак рехнулась девка. А она улыбается вовсю, словами ласковыми его называет.
И что ж ты думаешь? Этот дракон с ней, как собачка с любимой хозяйкой: хвостом вилять начал, крылья сложил. Мы аж удивились: то ли потому что она из благородных, то ли еще почему. Это уж потом она нам рассказала, что у ее родители тоже драконов держали, а этого Охотника он с тех пор как он из яйца вылупился знает, росли они вместе - ее батька знатный драконозаводчик был. Но никого другого он и близко к себе не подпускал больше. Ел только то, что комиссарша ему давала, и все ее команды выполнял. Если она по дивизии моталась, лежал тосковал, а стоило ей приехать радовался как ребенок. Вот так то вот.
Тут он замолчал, вздохнул глубоко и, не продолжая разговор, продолжил мыть загон.
- А дальше-то что было, дядь Захар?
- Дальше? Дальше ей в реввоенсовете сказали, что раз так с этим драконом получилось, то и будет этот зверь в нашей дивизии и за ней закреплен. Так она и комиссарила, и на беляков летала. Да вот только недолго. Где-то через полгода побили нас крепко, окружили со всех сторон, а к своим выйти не можем – бронепоезд мешает. Стоит нам из леса высунуться, белые этот поезд пригонят, и давай нас снарядами угощать. А у комиссарши нашей любовь была, командиром у разведчиков был. Вот под одним таким обстрелом его и накрыло.
А оно ведь, как у вас молодых бывает? Кровь-то горячая. Вот и она не сдержалась – оседлала своего Охотника, никто и остановить ее не успел, и махнула к поезду этому.
Орудия-то они спалить успели, да на платформах пулеметы стояли. Дракону ничего поначалу – шкура-то у него крепкая, пулей ее не возьмешь, а комиссаршу достали: если бы не ремни, свалилась бы, нам видно было, как она вся поникла и повисла на ремнях этих. Слышал бы ты как эта зверюга заревела. И как он почуствовал-то? Она ж у него на спине была, не мог он ее видеть. Прямо взбесился тогда. Пока мы до насыпи той добежали, так от поезда только щепки остались, а от беляков мокрое место. Охотник этот тоже уже никакой – крылья все порваны, глаза выбиты. Так их двоих там и похоронили. Времени было мало, отступать нам нужно было, а все-равно: взрывчаткой яму вырыли, а потом другим взрывом землю обрушили.
Вот с тех пор и люблю я этих драконов. Самому-то летать страшновато – стар я уже для этого. А так: покормить, почистить, вылечить, коли занедужат – это вот по мне. Они же как дети малые.
Митяй с сомнением посмотрел на спящего дракона, сомневаясь: можно ли такую гору назвать «дитем малым».
- А вот у нас в деревне пропагандист был, не задолго до того, как меня призвали. Он нам много про Красную Армию рассказывал. Так вот он, значит, рассказывал, что нынче делают железные машины – танками называют и еропланами. И, значит, говорил он, что скоро в Красной Армии они заменят лошадей и драконов. Есть-пить этим машинам не нужно, а если повредят ее буржуйские наймиты, то и починить можно будет.
- Эхе-хе. городские они, конечно, люди умные. Только я тебе так скажу, сынок, железка – она мертвой железкой и останется. Что конь, что дракон – они хозяина завсегда выручат, да и поймут они тебя тоже всегда – чай это животина понятливая, и никакая машина в этом тебе их заменить не сможет.
К вечеру работы были закончены. Обрадованный этим, уставший Митяй помчался смотреть новый фильм «Чапаев», который привезли в гарнизонный клуб. А Захар Силантьевич еще долго сидел около больного дракона Графа, что-то негромко бурча под нос.