Все, что удалось запомнить, сегодня поместилось бы под ногтем моего мизинца. Время мастерски отретушировало в памяти агонию тех стремительных дней, и сегодня я неизбежно должен обмануть вас, пересказывая то, в чем и сам до конца не уверен. Но никто не поправит, не подскажет, как было и придется покорно использовать ваш единственный шанс. Внимайте моему путаному полубреду, как если бы вы знали, что я единственно возможный рассказчик…
Скрытый текст
Война началась задолго до моего рождения.
Свет оранжевой звезды, низко зависшей над горизонтом, близоруко ощупывал спящую в снегах долину, изрытую черными венами траншей и ощетинившуюся металлом противотанковых укреплений. Закованные в бронзу спины тысяч солдат, собравшихся в железобетонных лабиринтах линии обороны, чтобы прославиться в веках или умереть безымянными, отливали смертельным золотом заката. Слабый ветерок разнес эхо отрывистых команд приготовиться к бою. Сердце заколотилось в горле. Слегка тошнило от кислого страха и запаха оружейной смазки. Сквозь нарастающий звон в ушах хриплые крики командиров, лязг затворов и щелчки снимаемых предохранителей казались невероятно далекими и посторонними. Шальной и безнадежный отблеск трех сигнальных ракет, медленно разрезающих небо в глазах вооруженных людей, возвестил о том, что час настал.
С диким скрежетом, изрыгая клубы дыма и пламени, рванули с места панцирные самоходные машины. Уродливые механизмы, украшенные черными имперскими крестами, оставляли за собой едкий сивый туман горелого топлива и гусеничные шрамы. Они устремились по снегу навстречу, все еще невидимому врагу, и мир вокруг тотчас наполнился тяжелым дыханием и топотом ног множества людей, хаосом голосов и пением ангелов.
Невероятной силы единый порыв неумолимо повлек прочь из окопов, мерзко заверещали стаи голодных пуль, рыщущих в поиске обреченной плоти, отрезвляюще близко ухнул первый разрыв снаряда, засыпал жаркими ошметками и комьями промерзшей земли.
Сзади полыхнуло розовым пеклом, и огненный гребень сотен ракет невыносимым ревом разорвал морозное зимнее небо над головой на синие лоскуты. Где-то далеко впереди, там, где должно быть враг наводил свои орудия и поднимался в атаку, одна за другой распустились яркие хризантемы плазменных взрывов. Морозное дыхание вырывалось клочьями пара изо рта бегущих и падающих, звон пробиваемых осколками доспехов смешался с клекотом, рвущейся наружу крови и хлопающими на ветру крыльями боевых штандартов, животным воем покалеченных и мольбами умирающих под ногами солдат. Ангелы запели громче.
Эхо сигнальных труб отметило близость столкновения с врагом, по-прежнему невидимым в дыму сражения, и тут же из ржавого облака взрыва вывалился первый, а за ним десятки других белоснежных вражеских броненосцев, хищно вращающих орудийными башнями, выплевывая холодные струи голубого огня, не знающего пощады. Машины были гигантскими. Наматывая на исполинские керамические гусеницы все, что встречалось им на пути, перемалывали людей и технику, и с хрустом кроша каменные заграждения, они беспрепятственно устремлялись нам в тыл.
Командир когорты, выхватив из рук падающего без головы знаменосца имперский вымпел, сделал несколько шагов и споткнулся, медленно заваливаясь на бок, но так и остался стоять на коленях, вращая помутневшими глазами и отхаркивая кровавую сажу. Осколок снаряда разворотил кирасу, и сквозь дымящееся отверстие в его груди было видно, как садится солнце, обводя все вокруг строгим оранжевым взором.
Синеющими на глазах губами он ловил бесполезный воздух, выталкивая обратно еле слышное рванье слов, украшенных розовыми пузырями кровавой пены.
- Знамя императора … Какая нелепость …
Мне едва удалось вырвать из скрюченных смертью пальцев храбреца измазанное, липкое древко штандарта, опутанное закопченным золотом шнуров ,парадных кистей и клоками волос. Командир продолжал стоять на коленях, не сводя с меня разом опустевшего взгляда . Казалось целую вечность я изучал застекленное хитросплетение лопнувших кровеносных сосудов в его правом глазу . Он был похож на редкий драгоценный минерал, в котором при желании я мог бы разглядеть всю жизнь бесстрашного солдата вплоть до той секунды, когда кусок раскаленного титана ворвался в нее чтобы оборвать, раздробив позвоночник, освобождая себе путь наружу.
Оранжевое небо покачнулось над закопченной снегом долиной, и страшный рев расколол мир на части. В ушах стоял пронзительный свист, кровь загустела в жилах, и я едва удержался на мигом ослабевших ногах, тщетно пытаясь вдохнуть.
Суд небесный, они применили Хорус ! Лишь мгновение я отчетливо видел устремившиеся ввысь трубы гигантского органа, ярко сверкавшие в закатных лучах, как Хорус взял на октаву ниже и столбы искрящегося снега поднялись в небо. Прежде чем принять новую, еще большую боль, я почувствовал, как миллиарды кристалликов инея покрыли мое лицо приятной прохладой, тотчас обратившись бисером воды. Хруст выворачиваемых суставов, мой собственный крик и все продолжающееся пение ангелов смешалось в страшном хаосе и вырвало землю из под моих ног. Грозовеющий закат медленно закатился мне под веки, горизонт плавно повернулся набекрень и мир, каким я его знал, застила тьма.
В чернильной тьме морозной ночи я обнаружил себя заваленным телами врагов и товарищей на дне остывшей воронки. Сквозь дурноту контузии освободиться из под гнета покинутых тел стало не простой задачей, но пользуясь древком бесполезного знамени как рычагом, мне удалось наконец выбраться под безразлично мерцающий звездами купол небесный. В его призрачном свете деталей было не разобрать, но тихие стоны и всхлипывающие причитания со всех сторон доносил до меня бездомный ветер.
Ночь едва окрасилась бирюзой близкого утра, и безупречная картина кровавого кошмара стала приобретать законченный вид.
Все окрест чернело и дымилось смертью. Развороченные имперские панцирь - машины, покрытые сажей и пятнами прогоревшего топлива, неловко свернув башни, раскинули рваные браслеты гусениц. Как на древних барельефах о днях Великого Заката, неподвижно окоченевшие воинские тела, скрюченные последней судорогой во спасение и припорошенные утренним ветром, отмороженными сучьями пальцев хватали ускользающую жизнь повсюду вокруг. Повинуясь глупой причуде, недавно белые бронешинели вчерашних врагов, густо замешанные красной бронзой имперских кирас, раскроили долину нелепой мозаикой от голубого леса у подножия гор до берегов закованной льдом чаши озера.
Наконец стало невмоготу, желудок судорожно выталкивал на копченый наст яростно парящие моим теплом излишки пережитого страха и желчь внезапного голода. Сознание прояснилось, но силы предательски покидали, и я опустился на одно колено, перевести дух. Судорогой сводило ступни. Черпнув под ногами рукавицей, я поднес к лицу невероятную, сверкающую нездешней чистотой пригоршню снега и недоуменно уставился на нее. В этой кристальной непорочной белизне ютилось все, что связывало измученное тело с остатком быстро покидавшего разума. Время забыло меня.
Неуверенный рассвет привел в долину смерти зверей. Звери вели себя разборчиво и благородно избегали выживающих, ведь свежим мороженым мясом земля была укрыта как броней. Они не церемонились с конкурентами, с наслаждением нюхали ветер и толково разбирались в падали.
Хрипло ругаясь, банда трефонов, вечных могильщиков, шумно хлопоча огромными крыльями, выясняла права на добычу длинноногой и облезлой хиенной. Увлеченная запахом сытости, пришедшая с гор дикая собака, отрывисто лая, скалилась птицам замаранной пастью. Расклад был не в ее пользу, и, покинув драку, она подошла ко мне вплотную, сильно ткнула липким от крови носом в скулу, втянула ноздри, слюняво огрызнувшись, шарахнулась прочь.
-Теперь, когда ты точно знаешь, что все еще здесь, главное - не уснуть! Слишком холодно!
Он заслонил собой восходящее солнце и снизу вверх показался мне черным архангелом.
-Идем, я покажу тебе , что надо делать ,что бы жить … И позаботься о знамени!
Рваным треском я разделил полотнище и древко.
Он накинул мне знамя на плечи как плащ. Спустя мгновение его каркающий смех раскидал по ветру стаю стервятников, дравших останки артиллерийского расчета на руинах противотанковой башни.
До сих пор я стоял, слепо вцепившись в окаменевший штандарт Его Императорского Бессмертия и опираясь на вмерзшее в грунт колено. Рваный треск разделил полотнище и древко.
Он накинул мне знамя на плечи как плащ.
Без сантиментов крепкая рука рывком подняла меня в рост.
- Собирай ранцы, срезай подсумки и носи туда!
Свободной рукой он махнул мне за спину. Я постарался оглянуться. В сотне шагов на сваленных боем телах стояла запряженная тощими собаками упряжка на полозьях. Остромордые псы рьяно рылись в доспехах покойников.
Я пошатнулся и сделал шаг. В ушах ухнул набат, и теплая кровь змеей заструилась из носа на исцарапанную кирасу.
-Нос вытри, не искушай зверье …
Последние слова достигли меня, когда он шел прочь, пробираясь сквозь завалы околевших героев и горы военного лома.
“ Встречаемся в полдень у органа …” бессмысленно колотилось в быстро остывающем черепе. Ноги едва слушались, предательски выворачивая слабые колени. Древко знамени крепко застряло меж камнями,
и я не раз пожалел о потерянной опоре.
Каждый шаг требовал нечеловеческих усилий, и я едва ли не в обмороке, спотыкаясь, забрел на пепелище разрушенной башни, оставленной трефонами.
От печального зрелища затеплилась искра надежды. Орудийный ствол треснул почти пополам на опрокинутом взрывной волной чугунном лафете. Обоих заряжавших придавило колоссальным каменным блоком. Высокие унты одного из несчастных пришлись мне впору, и я без сожалений оставил им свои новые штурмовые ботинки. Офицера протащило через всю площадку до чудом уцелевших ящиков с бронебойными ракетами. Командир огневой точки лежал ничком, спрятав лицо в нимбе спекшейся крови, ладонями вверх, широко распахнув полы подгоревшей медвежьей куртки. Упав рядом, я принялся остервенело сдирать спасительный меховой бушлат и немало извалялся, запутавшись в знамени и промучившись отмороженными пальцами с непокорной медью застежек. Наконец накинул подбитый седой шерстью капюшон, и почти сразу пришел покой. Офицер остался в чешуе кольчуги, перечеркнутой широким ремнем. В его подсумках я обнаружил световую шашку и полную флягу. Раскаленная лава ворвалась в мое горло, насквозь пропитывая теплом, яростно стучали зубы, спирт лился с подбородка за воротник. Вдохнув полной грудью, я выронил порожний бутыль и попытался встать. Мироздание властно свернулось узлом, и я сглотнул яростно накатившую слюну. Спирт стремительно возвращал утраченные силы. Уходя, я как прежде укрылся флагом и забрал его форменный меч, опасаясь коварства зверей и не доверяясь моему внезапному благодетелю. Прежде чем спуститься в лабиринты траншей я напоследок оглянулся. Посреди брутальной декорации, в путаной россыпи отстрелянных гильз, безмолвно молясь, замерз коленопреклоненный наводчик. Ветер беспокойно ворошил прядь на его низко опущенной голове.
Все, что я знал о Вечной Стене, было полувымыслом, полулегендой. Более пяти витков назад, в эпоху начала Противостояния последний кайзер повелел строить Стену, чтобы остановить первую волну интервенции. Эта узкая долина была единственно доступным коридором, открытым для вторжения с моря. Несколько поколений военных архитекторов и несметное множество инженеров с упорством кротов вгрызались в камень, прорубая на разной глубине бесконечную паутину шахт и тоннелей. Подземные залы госпиталей, способные вместить десятки тысяч раненных солдат, сотни бункеров разного назначения, управляемые ракетные шахты, многоэтажные склады боеприпасов и провианта, система насосных станций, качавших через фильтры грунтовые воды и всегда прохладный воздух предгорья. Под Вечной Стеной был также погребен саркофаг водородного реактора. Стена стояла, и люди неизменно приходили к ней умирать.
Окрестные горы равнодушно свидетельствовали.
Ракета влетела, сметая преграды в бетонный коридор полевого командного бункера. Бронедверь наполовину сгорела, и мне без труда удалось проникнуть внутрь.
Все умерли от удушья. Заклинившая, цельнолитая из танковой брони толстенная дверь приняла основной удар на себя, и старшие офицеры оказались в ловушке, наполнившейся едким дымом гробницы. Все произошло быстро. Большинство из них так и не оправилось от тяжелой контузии . Пол и стены были покрыты ржавой пеной запоздало сработавшей пожарной системы . Вода по-прежнему капала с потолка, наполняя зал мечущимся под высокими сводами эхом . Стоя по колено в плавающих картах и грязных хлопьях пены я представлял себе эту трагедию .
Несгораемый ящик аптечки был легко вскрыт коротким командирским мечом. Я знал, что меня ждет удача. Горсть невредимых микроконтейнеров радужно ребрилась в моей ладони разноцветным стеклом. Тонкая прозрачная перегородка покорно хрустнула. Момокомпозиты шипели и ярко пузырили, смешиваясь в узкой одноразовой капсуле экстренного допинга. Из темной утробы катакомб донеслось тихое пение ангелов.
В бункере сразу стало светлее и приятное покалывание в самых кончиках пальцев отвлекало от приступов аритмии и легкой тошноты.
Время снова исчезло и я погрузился в ласковую чехарду ярких вспышек , забравшись с ногами на штабной стол.
Должно быть, прошло немало, прежде чем эйфория покинула меня.
Пара нетронутых аптечек и груда белковых консервов стали легкой добычей. Мой арсенал рос и теперь я владел превосходным сорокопятизарядным скорострелом, унаследованным у бригадного генерала, подплывшего ко мне слишком близко с застывшей миной покорного удивления.
Вязанку собранных трофеев я на обрывке силового кабеля выволок из сумрака траншеи на ослепленный светилом бруствер, где лениво хозяйничали сытые птицы. От птиц веяло чувством великого удовлетворения. Звери куда-то скрылись, и в долине царила мертвая тишина. Солнце стояло над Хорусом . Полдень .
Издалека раздался затейливый свист, и собаки немедленно потащили изрядно просевшую упряжку, уверенно держа курс на сверкающий орган.