- Глупый! Глупый! Глупый! - запрыгала, хлопая в ладоши, пятилетняя Оксанка. Котёнок, всеми четырьмя лапками, стоял в куче, рассыпавшейся при неудачном прыжке, косметической пудры. Ранее серые в полоску лапки котёнка, только на правой передней белел небольшой "носочек", стали совершенно одинаково бело-розовыми. Котёнок осторожно их по очереди приподнял и стал отряхивать. Девочка подбежала к трюмо и, схватив котёнка в охапку, закружилась по комнате. Зверёк недовольно завозился, ловко вывернулся из рук, и целеустремленно направился к зеркалу. Он вспрыгнул на полку, и не мигая уставился на противника. Противник, точно такой же котёнок, глядел на него ярко-зелеными глазами из-за стекла. Котята выгнули спины, вздыбили шерсть и прыгнули навстречу друг другу. Их носы столкнулись. Котята, забавно дергая хвостиками, пятясь, отползли для нового прыжка…
Скрытый текст
Трюмо в Оксанкиной семье было старинным. Оно досталось от соседки по коммунальной квартире - Валентины Матвеевны, старой смолянки, преподававшей в ПТУ немецкий язык. Когда-то, в былинные уже времена, маленькая Валя строила перед этим зеркалом рожицы, заплетала косички, вместе с подругами гадала со свечами на "суженого-ряженого" предрождественскими ночами, пытаясь разглядеть в мутном серебре чей-нибудь образ. Трюмо пережило холод и разруху революционной поры, лишилось серебряных ручек, кочевало из комнаты в комнату при уплотнении квартиры, едва не было пущено на дрова в блокаду. А теперь оно тихо стояло в углу типовой квартиры в многоэтажке на Ржевке, его зеркало несколько потускнело и края пошли черными пятнами. На доске перед зеркалом на красном лаке отпечатались следы окурков матросов, производивших обыск, кружки от горячих стаканов с кипятком и несколько Ожегов от гадальных свечей…
…Котенок долго крутился около зеркала. Он то яростно наскакивал на соперника, то, прячась среди банок с мазями и лосьонами, терпеливо выслеживал врага, и заметив кусочек серого уха, торчащего из-за коробок стремглав выскакивал из засады. Он несколько раз заглянул за раму в поисках другого котёнка, и обежал вокруг нее. Теперь, наигравшись со старинным зеркалом, котенок утомился и мирно посапывал на руках у Оксанки. Ему снилось, что завтра он уж точно найдет способ добраться до этого маленького серого в полоску негодника, так нахально пялящегося из-за какой-то тонкой и холодной преграды и так быстро прячущегося, стоит заглянуть за зеркало, и задаст ему положенную взбучку. Во сне котенок продолжал непрерывно атаковать своего противника, и лапки слегка подергивались, выпуская и пряча острые коготки. Четыре серых в полоску лапки, с белым "носочком" на левой передней…
Послано - 03 Дек 2007 : 16:42:37
Хорошо как :). Только этот абзац надо подреставрировать ;)
Цитата: А теперь оно тихо стояло в углу типовой квартиры в многоэтажке на Ржевке, его зеркало несколько потускнело и края пошли черными пятнами. На доске перед зеркалом на красном лаке отпечатались следы окурков матросов, производивших обыск, кружки от горячих стаканов с кипятком и несколько Ожегов от гадальных свечей.
А еще можно трюмо оживить. Как оно ехидно посмеивается или грустно улыбается котенку.
Как всегда, с наступлением холодов коммунальщики начали вскрывать асфальт и латать гнилые трубы. Обыкновенная для Питера ноябрьская оттепель развезла обильно наметенные накануне сугробы, и я, перепрыгивая через лужи из глино-снеговой жижи, осторожно пробирался по Северному проспекту. Справа темной стеной нависали деревья Сосновки. Впереди, сквозь густой, наплывающий со стороны Муринского ручья, туман блеснула россыпь синих искр от дуги трамвая, прогрохотавшего по Культуре. Оранжевые натриевые фонари слабо помогали в этом тумане, их свет во влажном теплом воздухе превращался в какой-то липкий кисель, который обволакивал все предметы и размазывал их контуры. Маршруток не было - очередной прорыв трубы неподалеку перекрыл проспект, и они шли в объезд, вот я и шагал, стараясь не зачерпнуть в ботинки стылой воды и не поскользнуться на обледенелой колдобине. Чем ближе я подходил к Культуре, тем плотнее становился туман. Уже в пяти-семи шагах было трудно что-либо различить. Казалось, на глаза что-то ощутимо давит и не дает поднять взгляд от дороги. Пятна света от горевших ради экономии через один фонарей уже не перекрывались, и я то погружался в облако оранжевого огня, то нырял в густую даже на ощупь темноту. Это я увидел внезапно, когда миновал очередной работающий фонарь. Свет медленно убывал за моей спиной, и меня начинала обступать тьма промежутка. Контуры домов проступили сквозь туман. Я запнулся на полушаге. Параллельные ряды двух- трехэтажных домов, пустынная улица между ними. Район Культуры я знаю очень хорошо, это сплошные новостройки. Я был озадачен, не мог же я в тумане забрести на Науку, с ее домами, построенными немецкими военнопленными - но эту мысль я отбросил сразу - то, что я видел, больше напоминало Петроградскую сторону, а случайно забрести туда с Гражданки я не мог ни каким образом. Крайне заинтригованный, я постарался внимательнее присмотреться к непонятной улице. Дома бледно-желтого колера напоминали иллюстрации девятнадцатого века, улица без тротуаров и осветительных столбов. Странным было то, что, всё окутывал туман, улица хорошо просматривалась. Казалось, она была освещена дневным светом, и благодаря этому так четко и глубоко проступала сквозь влажное марево. Легкий порыв ветерка донес до меня запахи этой улицы. Запах тёплой сухой пыли и комнатной герани. Вот этого я никак не мог ожидать. Окраины Питера в ноябре пахнут мокрой глиной, горелым железом, гнилой листвой, болотом и канализацией. С детства привычный и понятный запах. В нем нет никаких тайн. Правы психологи, утверждающие, что самые глубокие подсознательные ассоциации у человека связаны с запахами. Я стоял и смотрел на эту улицу. Я ясно соображал - такой улицы здесь быть не может, и, однако, столь же ясно видел эту невозможную улицу. Она была реальна. Достаточно было сделать всего несколько шагов, и я оказался бы на этой мостовой. Куда вела эта улица, я понятия не имел, но за её домами угадывались другие дома, переулки, площади, проспекты, что-то заставляло быть уверенным, что эта улица лишь часть чего-то большего. Она, казалось, могла располагаться в любом городе мира. Мне даже в голову пришла мысль, будто пришедшая извне, что любая улица мира это только искаженная копия данной загадочной улицы или одной из улиц, лежащих за ней. Я стоял и пытался угадать, что могло бы меня ждать на этой таинственной улице. В ней не чувствовалось ничего угрожающего. Она была не опаснее детской песочницы. Она не манила, не привлекала, не звала. Она просто была. Просто существовала, как возможность шагнуть на нее и, вероятно, начать новую, возможно необычную жизнь. Я слышал о высказывании, что лучше сделать и раскаиваться, чем не сделать и тоже раскаиваться, и в голове крутилась мысль: "Что стоит сделать эти несколько шагов?". Действительно, чего стоит? Шаг - и всё изменится, вся жизнь пойдет совершенно иначе. Я посмотрел на эту улицу еще раз, усмехнулся про себя, и зашагал по ноябрьским лужам, надо было еще купить букет ко дню рождения моей девушки…