Изъявите ваши претензии

Ненависть жарким пламенем клокотала у него внутри.

Случайным её объектом стал автомобиль, так некстати подъехавший к перекрёстку именно в тот момент, когда Вадим собрался пересечь улицу. Точнее, водитель автомобиля. «Ну давай же, мужик, — сквозь стиснутые зубы подумал Вадим, видя, как автомобиль притормозил у развилки дорог, — определяйся с выбором направления. Выбирай, а то проиграешь!»

Померцав поворотником, джип лиловой окраски повернул налево.

«Вы сделали правильный выбор! — продолжал мысленно юродствовать Вадим, вспомнив популярную некогда телеигру. — А-а-а-автомоби-иль!»

Следующим объектом ненависти стал мужик с двумя здоровенными барбосами-волкодавами, которых он еле удерживал на сдвоенном поводке.

Эти матёрые хищники давно успели стать достопримечательностью района, то и дело порываясь без видимой причины покусать всё вокруг себя. Обычно Вадим не уделял им особого внимания, но ныне его могло вывести из себя всё, что раньше заставило бы лишь осторожно напрячься. И он всерьёз задумался о том, какова будет реакция хозяина, если он попытается консервным ножиком выковырять у одной из собачек глазик.

Тут его на миг пробил озноб. Озноб возвращения в реальность.

«Нельзя злиться на людей, — подумал он, отчаянно пытаясь сохранить хорошую мину при плохой игре, удержать маску рафинированного интеллигентного человека перед самим собой. — На конкретных, единичных людей. Каждый из них — лишь часть системы, проводник цепного воздействия, подобно электрической пробке, которая может не пропустить ток лишь в том случае, если перегорит. Виноват ли водитель автомобиля в моих личных проблемах? Нет. Виновен ли в этом владелец этих вервольфов? Нет. Даже жену мою и директоров фирмы нельзя полноценно назвать виноватыми, поскольку у каждого из них наверняка имелись субъективно весомые причины, эти, как их, особые обстоятельства».

Он мрачно усмехнулся, припомнив фразу из старинного кинофильма. Начинал накрапывать дождь. Некоторые из прохожих стали раскрывать зонты.

У Вадима не было зонта, но ему было плевать.

Он ненавидел эту тусклую, серую реальность, в которой люди вынуждены причинять друг другу боль — ненароком, невзначай. Подобно тем дикобразам, пытающимся согреть друг друга в лютый холод, но в результате колющим друг друга своими иглами. Он ненавидел этих политиков с их законопроектами и войнами, неспособных направить свою энергию в более конструктивное русло. Он ненавидел этих олигархов и директоров транснациональных мегакорпораций — которые заправляют потоками мирового капитала и которые неспособны отдать хоть малую их долю на развитие жизненно важных для человечества направлений; по милости которых тысячи людей ежедневно остаются без работы, а другие тысячи вынуждены унижаться перед вышестоящими.

Он ненавидел устройство человеческого мозга, в силу которого книжная мораль навеки обречена оставаться книжной, а хорошие люди неспособны о чём-либо эффективно договориться между собой.

Он ненавидел школьное образование и детские мультфильмы, сборники сказок и дидактической литературы, невзначай приучающие человека к существованию книжной морали и к жизни в выдуманном идеальном мире.

Он ненавидел краткосрочность человеческой жизни и он ненавидел саму жизнь за то, что его впихнули в неё, не спросив согласия.

Он ненавидел систему в целом.

Он ненавидел мокрый асфальт под ногами и хмурое небо над головой.

В небе сверкнула молния, послужив знаком для перехода мороси в ливень, и в этот миг Вадима окончательно захлестнула волна яростного безумия. Нечто подобное этому ему доводилось испытывать лишь в ранней юности, когда он ещё был подростком.

— Я... отказываюсь... пользоваться... вашим продуктом! — истошно заорал он, сорвав с себя серую куртку и размахивая ею словно флагом над головой. Его крики перекрыли рождающийся раскат грома; гражданин с двумя собаками испуганно шарахнулся в сторону. — Сначала... потестите... все баги... а потом уже... предлагайте её другим!

К кому он обращался? На кого была направлена его ненависть? На того, кто стоял за всеми известными и неизвестными взаимосвязями в окружающей Вадима системе? На безымянную эволюцию? На кого-то ещё?

— Ваш мир... недоработан... ясно? — выкрикивал он в небо, прямо навстречу льющимся на него струям ливня. — Я... подаю жалобу... на вас! Ясно? Жалобу! Кассацию галактического масштаба!..

Прокричав эти слова, Вадим умолк, чтобы набрать в рот воздуха.

И вдруг обнаружил, что шум ливня стих. Более того, не было признаков даже слабой мороси и не сверкали больше в небе молнии. Приглядевшись, он с изумлением заметил неподвижно застывшие в воздухе стеклянными бусинками водяные капли.

— Изъявите ваши претензии, — негромко произнёс в двух шагах от него чей-то вежливый голос.

. _ . _ . _ . _ . _ . _ . _ . _ . _ . _ . _ . _ . _ .

Вадим резко огляделся по сторонам.

На первый взгляд всё вокруг казалось точно таким же, как и прежде. Но стоило приглядеться, и в глаза бросалась неестественная недвижность прохожих, скованных оцепенением в самых различных позах.

Вот мамаша, отводящая ребёнка в детский садик, — её ребёнок так и застыл на одной ноге, собираясь перескочить через лужу. Владелец двух матёрых волкодавов застрял у поворота за угол магазина, вцепившись руками в сдвоенный поводок, — словно статуя, призванная символизировать борьбу узды разума с порывами плоти.

И, конечно, нельзя было не заметить вездесущей водяной взвеси.

То ли из-за неё, то ли по иной причине, но Вадиму показалось немного неестественным освещение обстановки. Как будто слегка изменилось не то облачное небо, не то оттенки всех предметов вокруг.

Всё стало каким-то блёклым.

Всё, за исключением Вадима и стоящего рядом с ним человека. Мужчина был одет в фиолетовую мантию — так, во всяком случае, охарактеризовал про себя Вадим этот длинный то ли плащ, то ли халат восточного типа. Как в одеянии, так и в чертах лица этого человека проглядывало нечто неуловимо восточное, — хотя усы, бородка и общая комплекция скорее придавали ему отдалённое сходство с бывшим мужем Лолиты, заходящей звезды российской эстрады.

И прямо под взглядом Вадима бородач повторил, слегка склонив голову набок:

— Изъявите ваши претензии. Я вас внимательно слушаю.

— Вы... творец мироздания? — пожелал узнать Вадим. Это был единственный вопрос из пришедших ему в голову, который более-менее тянул на звание первоочерёдного.

— Творец? Ну, нет, — чуть улыбнулся бородач в фиолетовой мантии. — Только не я.

— Тогда кто вы?

Взгляд бородача скользнул по лицу Вадима, и у того создалось странное впечатление, что его читают как раскрытую книгу.

— Зовите меня... к примеру, Магистром. Этот термин подойдёт.

Вадим замялся, измысливая следующий вопрос и то, как бы поделикатней его задать. Собеседник тем временем добавил:

— Хотя я и не являюсь создателем вашего мира, но тем не менее могу оказать вам помощь. Я слышал, что вы высказывались о наличии некоторых недостатков в вашем мироустройстве, и хотел бы помочь вам устранить их.

— Но...

— Не спрашивайте меня о мотивах. Будем считать, что мне просто интересно, — Вадиму показалось, что бородач лукаво подмигнул.

Розыгрыш — или невероятное везение? Или невероятной величины подстава? Ему вспомнился фильм «Исполнитель желаний».

— Каковы ваши возможности? — хрипло спросил он. Отчасти для того, чтобы потянуть время.

— В пределах вашего мира? С вашего волеизъявления? — Магистр задумчиво потёр через бородку подбородок. — Пожалуй, для вас проще будет полагать их безграничными.

— В пределах... нашей планеты? — похолодел Вадим.

Магистр рассеянно улыбнулся.

— Вообще-то я имел в виду ваш событийный кластер. Туда может входить как Альфа Центавра, так и туманность Андромеды, при условии, что вы сумеете когда-нибудь до неё дотянуться.

— Понятно, — произнёс он.

Хотя сказанное им было далеко от реальности.

На самом деле его в этот момент захлёстывали самые разнообразные чувства — любопытство, страх, некоторая гордость и недоумение в связи с предстоящими ему действиями. Последнее из чувств преобладало.

Он обвёл взглядом застывшие в разных позах фигуры.

— Что с ними?

— Ничего. Собственно говоря, их здесь нет, как нет физически и вас. Это — иллюзорный слепок реального места, своего рода моментальный кадр, помещённый в информационно-вычислительную среду, которую в мирах вашего узла обозначают терминами «Астрал», «Гиперсеть», «Ирреальность». Ирреальность существует вне времени.

— В мирах нашего узла? — совсем растерялся Вадим. — Это значит, что...

Магистр вздохнул. Сбитый с толку Вадим сразу же осёкся.

— Ваше любопытство мне понятно, но по ряду обстоятельств не в моей власти удовлетворить его. Мне неизвестно, почему информация метафизического рода оказалась закрытой в вашей реальности — и, покуда мне неизвестны причины и основания для этого, я не имею морального права разглашать её вам. Поэтому не ждите ответов на вопросы, имеющие отношение к вашим религиозным мифам. Что касается мировых узлов и структуры мироздания в целом, то у нас к тому же и нет времени на обсуждение этих деталей.

Вадим закусил губу, не сразу решившись припомнить собеседнику его собственные слова.

— Вы говорили... Ирреальность...

— Ирреальность существует вне времени, — спокойно подтвердил бородач. — Но для каждого, кто действует в ней, время реально как личная иллюзия. И на разговор между нами мною выделен строго определённый лимит субъективного времени.

Напрашивался вопрос «Почему?», но землянин так и не рискнул озвучить его.

— Время — деньги. Так в краткой форме было выражено правило одной из игр, действующих в вашей реальности. Неужели вам трудно поверить, что подобные правила, пусть и несравненно более гибкие, действуют и на других уровнях существования?

Вадим покачал головой. Подумав о двояком истолковании жеста, поспешно уточнил:

— Нет. Нетрудно.

На него было жалко смотреть.

— Тогда перейдём к делу. — Магистр окинул взглядом окрестности, которые теперь, когда Вадиму было известно об иллюзорном характере окружающего, казались ещё более похожими на блёклую газетную иллюстрацию. — Вы распространялись о неправильном и нецелесообразном устройстве той системы, в которую вы включены. Вы упоминали об ошибках, требующих устранения. Можете ли вы назвать их?

Вадим замялся. Он действительно помнил, как говорил о глюках мироздания. Но не готовился к сдаче экзамена по этому предмету.

— Э... я могу подумать?

— Своё время вы можете расходовать сколько вам заблагорассудится. Я же пока, если так можно выразиться, отведу свой поток времени в сторону. Когда вы что-нибудь придумаете, коснитесь моего плеча.

Произнеся последнее слово, Магистр застыл недвижной статуей. И даже цвета его одежды, волос и кожи чуть изменились. Он стал такой же частью блёклой газетной иллюстрации, как и мужчина с двумя волкодавами на поводках.

— М-магистр?.. — неуверенно обратился Вадим.

Ответа не было.

Землянин мрачно уставился в лужи под своими ногами.

Ещё никогда в жизни он не чувствовал себя столь отвратительно. Когда он выходил из подъезда, ему казалось, что это самый отвратительный миг его жизни, но теперь ясно — все отвратительные моменты его прежнего бытия были не более чем репетицией и отдалённым эхом этого момента.

Прежде он ненавидел окружающий мир. Теперь он ненавидел себя.

Почему он не социолог, не системолог, не какой-нибудь вшивый психолог, в конце концов? Может быть, тогда ему было бы что предложить Магистру?

— Чего уставился? — спросил Вадим у одного из псов, остановившись как раз напротив мужчины с двумя волкодавами. — Быть может, попросить Магистра, чтобы у всех собак в мире затупились зубы? — Его зябко передёрнуло. — А если бы на моём месте оказался собачник?

Принявшись прохаживаться взад-вперёд по мокрому тротуару — интересно, насколько широки пределы этого «застывшего кадра»? — он попытался вызвать в себе то отчаянное светлое безумие, которое захлестнуло его перед самой встречей с Магистром. Или хотя бы оживить в памяти те размышления, которые охватили его перед этим.

Не получалось.

Выхватывались из памяти лишь отдельные обрывки, клочки, которые никак не складывались в цельную картину. А была ли цельная картина вообще? Или был лишь ворох разрозненных притязаний?

Помнится, Вадим сетовал на краткосрочность человеческой жизни. Но основные проблемы Земли явно сводятся не к этому — и не посмотрит ли Магистр на него презрительно, если он попытается заявить обратное?

Может быть, лишить всех людей на свете способности лгать? Помнится, был один роман или рассказ на эту тему. С описанием проблем, последовавших за этим.

Был фантастический роман, в котором предлагалось сделать заметным нарушение человеком любой из заповедей, выкрасив его в соответствующий заповеди цвет. И в котором описывался ряд вызванных этим неприятных затруднений.

Был фантастический роман, в котором описывалось появление на Земле силы вроде доброго бога — причём не скрывающегося от людей по своим мотивам, а открыто помогающего человечеству. И, разумеется, в том же романе описывался ряд последовавших проблем.

Любая мысль Вадима сразу же натыкалась на антиутопию, любая идея — на пародию.

«Может быть, пожелать, чтобы никто никогда не писал и не снимал — словом, не публиковал антиутопии? — горько подумал он. — Интересно, как бы это повлияло на историю».

Ему представился стремительный взлёт общественного развития, который человечество сделало бы благодаря отсутствию цинично каркающих под руку антиутопистов.

Потом ему представились Министерство Правды, Министерство Любви и Министерство Мира. Их возникновение в реальности лишь благодаря тому, что некому было предсказать их.

Вадим до боли зажмурился...

...Его рука коснулась плеча бородача в фиолетовом халате. Тот мгновенно ожил, расцвёл, обрёл движение и цвет.

— Итак, вы придумали? — по-доброму глядя на него, осведомился Магистр.

Вадим замотал головой. Сделал шаг назад, не отводя глаз от бородача. Робко попросил:

— Верните меня обратно. Пожалуйста...

И тут его прорвало.

— Сейчас же! Сейчас же верните меня назад, в то же место и время!! Немедленно!!..

Пеленой хлынул дождь, заглушая крики Вадима, но ему было уже всё равно.

. _ . _ . _ . _ . _ . _ . _ . _ . _ . _ . _ . _ . _ .

Если бы Вадим задержался подольше в местности, охарактеризованной им как «блёклая газетная иллюстрация», то смог бы увидеть, как неподалёку от бородача в фиолетовом халате возникает, словно конденсируясь из тумана, другая фигура.

Восприятию Вадима этот субъект предстал бы в виде худощавого высокого человека, затянутого в тесно облегающую одежду насыщенно-синих тонов.

Естественно, это не было его реальным обличьем.

События, изложенные ниже, изображены такими, какими бы их мог увидеть Вадим. Версия, адаптированная для человеческого восприятия.

— В чём заключался смысл вашего эксперимента, Магистр?

— Наглядная демонстрация одной небезынтересной особенности человеческого мозга. Особенности, о которой не стоит забывать даже существам нашего уровня развития.

Субъект в синем пожал плечами:

— Мышление шаблонами является неизбежным для разумных существ на определённой ступени. Говоря о существах этого мира, при слове «человечество» человек не способен мысленно представить себе все шесть миллиардов уникальных и схожих характеров в изменении и взаимодействии. При слове «галактика» человек не в состоянии мысленно представить себе даже одну звёздную систему. Приходится прибегать к шаблонам, упрощениям, сокращениям, от чего не свободны в полной мере даже мы. Стоит ли удивляться, что индивидуум способен рассуждать о проблемах мироустройства, не представляя себе ни эти проблемы, ни само мироустройство по существу?

Губы бородача чуть дрогнули.

— Дело не только в этом. Видите ли, Адъюнкт, вы затрагиваете слишком высокий уровень абстракции, по обыкновению злоупотребляя своими интеллектуальными ресурсами. Суть состоит в том, что даже на уровне вполне доступных человеческому мозгу умопредставлений человеку неведомы его желания — если понимать под желанием то стремление, удовлетворение коего ведёт к внутреннему удовольствию.

Магистр посмотрел вдаль.

— Человеческий мозг лишён карт рая. Если не считать той точки, нажатие которой окрашивает в розовый цвет всё, но это уже относится к вопросам болезненных вовлечённостей. Человек подобен бильярдному шару, который может быть сдвинут с места лишь толчком — но не притяжением. Кнутом — но не пряником. Человек точно знает, когда следует сказать: «Так жить нельзя!» — но не «Жить нужно так!» Человеческий мозг под действием своих стремлений движется в определённом направлении, но в нём не заложена явным образом конечная цель маршрута. Поэтому все утопии терпели крах, неявным образом беря за основу лишь некоторые из текущих стремлений.

— Но нам ведь она известна? — почтительно спросил Адъюнкт. — Конечная цель? Я хочу сказать, что в принципе не должно составить особенного труда просчитать...

Бородач в фиолетовой мантии пристально посмотрел на собеседника.

— Едва ли нам следует рассуждать об этом здесь. — Последнее слово он подчеркнул. — Эта зона Ирреальности слишком тесно прилегает к миру Земли. Кто-нибудь может уловить не предназначенную для его ума информацию.

— Что он сможет понять своим мозгом?

Магистр улыбнулся.

— Может быть, вы и правы. Но всё равно, не будем рисковать.