Едва голова поднялась над комингсом, как Джона Бренсона сразу приятно охладил лёгкий утренний ветерок. После душного карцера, где его содержали в последние дни, он с жадностью вдыхал свежий воздух, щурясь от яркого света недавно взошедшего, но уже припекающего солнца. Но наслаждение длилось недолго — один из матросов, заметив, что конвоируемый зазевался, дал грубый тычок в спину.
Вся команда судна уже была выстроена на шканцах в два ряда лицом друг к другу. Гремящего кандалами арестованного подвели через центр строя к подножию юта, где стояли капитан судна, квартирмейстер и корабельный маг. Капитан, Джордж Вилтон, человек лет сорока с благородными чертами лица, устремил на Бренсона свой строгий осуждающий взгляд. Ночью флейт встал на якоре у берегов острова, и Бренсон по отсутствию верёвки на нок-рее бизань-мачты уже догадывался, что его ожидает.
Капитан оглядел команду и начал говорить.
— Джон Бренсон, я взял тебя на службу, потому что ты хороший моряк. Хотя, как ты помнишь, о тебе шла дурная молва, и капитаны судов обходили тебя стороной. Я взял тебя на службу вопреки советам своих друзей и товарищей, потому что надеялся, что ты исправишься и станешь честным и порядочным человеком…
Помолчав, капитан продолжил.
— Однако ты не оправдал моих надежд, и опять взялся за старое: пытался подговорить команду учинить бунт и захватить судно в свои руки, чтобы пиратствовать. Но команда не вняла твоим уговорам, хотя, не скрою, — капитан окинул строгим взглядом выстроившихся матросов, — кое-кто чуть не поддался соблазну. Большинство же не захотели заниматься чёрными делами и сообщили мне об этом подлом заговоре.
Капитан был одним из тех немногих людей в этом мире, кого Бренсон действительно уважал, и он очень сожалел, что всё так вышло. Бренсон почти не слушал капитана и невозмутимо стоял, придерживая кандалы руками, чтобы не сильно оттягивали.
— Тебя следовало бы повесить, но я всё же, помня твои заслуги, ибо моряк ты действительно неплохой, решил пощадить тебя и маронировать на первом же необитаемом острове. Вот этот остров, называется он Благодатный. Я приказал выдать тебе оружие, инструменты, семена овощей и злаков. Думаю, в одиночестве ты раскаешься в своих дурных намерениях и искупишь страданиями свои грехи.
«Капитан Вилтон, я пошёл к тебе на службу, потому что ты тоже хороший моряк»,— подумал Джон Бренсон, глядя на капитана, а вслух сказал усмехнувшись:
— Капитан, если бы вы видели в своей жизни столько, сколько видел я, вы бы не тешили себя пустыми надеждами.
— Клянусь Лабаром, Джон, — сказал капитан Вилтон, подходя ближе к арестованному, — после всего, что ты видел и пережил, ты остался жив и даже не стал калекой. Быть может, небо послало тебе в моём лице ещё одну возможность стать честным человеком, быть может, последнюю возможность. И ты упустил её, Джон.
Капитан отвернулся и отдал приказ:
— Высадить мятежника на остров!
—Когда до берега осталось всего несколько футов, шлюпка мягко уткнулась носом в песок. Матросы неспешно принялись перетаскивать вещи на берег — они были бы не прочь пройтись разок-другой по острову. Но плавание из-за штиля и последовавшего затем шторма затянулось, а потому капитан торопился и не желал здесь задерживаться более чем нужно. Как догадывался Джон Бренсон по тому, что шлюпка, высадившая его, была уже давно спущена на воду, запасы пресной воды на корабле были пополнены ещё на рассвете.
В течение получаса всё было кончено, боцман снял с Джона Бренсона кандалы, и шлюпка отчалила, оставив осуждённого одиноко стоять на берегу в окружении немногочисленных тюков, мешков, бочонков и ящиков.
Джон постоял ещё немного, наблюдая за удаляющейся шлюпкой, потом оттащил вещи под сень прибрежных деревьев. Судьба столь много раз отворачивалась от Бренсона, что он привык переносить все удары с флегматичной стойкостью.
Не успел флейт поднять якорь, как новоявленный островитянин взвалил на плечо мушкет, насыпал себе из бочонка пороху, набрал пуль, взял пару пистолетов, захватил мачете и углубился в густые заросли, осматривать свои владения.
Остров был поистине прекрасный райский уголок, кроме тонкой береговой полосы белого мелкого песка весь утопающий в зелени. Правда, сейчас Бренсона эта красота мало интересовала, и он решительно пробирался сквозь чащу, прорубая себе, где нужно, дорогу. Насколько Бренсон знал, остров был небольшой, и вряд ли здесь могли быть хищные звери, но птиц здесь водилось вдоволь. Он хотел добраться до другой стороны острова, чтобы оценить размеры своих новых владений и отыскать подходящее место для будущего жилья.
Родителей своих Бренсон не знал, и, сколько себя помнил, с детства скитался по приютам и работным домам, пока не сбежал и не угодил юнгой на контрабандистское судно. И то ощущение простора и свободы, которое он испытал, навсегда поселило в нём любовь к морю и желание во что бы то ни стало стать капитаном собственного корабля.
А так как каких-либо законных способов стать владельцем корабля Бренсону не предвиделось, то он связался со Свободным Братством и даже прослыл среди них отчаянным головорезом. Но в последнее время из-за действий Ларгундского военного флота, а больше из-за внутренних распрей Братство совершенно распалось. Многие славные братья оказались на рее или на галерах, другие же влачили жалкое существование, скрываясь где попало. К последним принадлежал и Бренсон, пока не устроился боцманом на «Компас».
«Уж здесь лучше, чем в припортовых помойках»,— отметил про себя Бренсон, остановившись, чтобы дать себе отдохнуть, и осматриваясь по сторонам.
Вообще говоря, старый пират никаких заговоров в этот раз не строил. Чтобы хоть как-то развеселить матросов во время долгого двухнедельного штиля, Бренсон рассказывал им истории из отчаянной жизни Свободного Братства. Эти рассказы дошли до капитана и вместе с известной репутацией Бренсона составили очень неприглядную картину…
Во время штиля протухли запасы пресной воды, и, как это водится в таких случаях, среди команды начало назревать недовольство. Как знал сам Бренсон, самое лучшее в таком случае это наказать кого-нибудь для острастки — это сразу умеряет пыл даже самых горячих голов. А то, что под наказание попал он — так это просто не повезло. Хотя капитан совершенно искренне считал, что пресёк заговор…
Джон Бренсон, занятый своими мыслями, споткнулся и полетел в кусты. Ругательства, готовые уже вырваться из уст старого пирата, застряли у него в глотке. Бренсон, опасливо оглянувшись, вытащил из-за пояса пистолет и взвёл курок.
Он споткнулся о пенёк свежесрубленного дерева. Присмотревшись, Бренсон заметил вокруг ещё несколько свежих пеньков.
«Чтоб висеть мне на нок-рее, — Бренсон подошёл к ближайшему пню и присел. — Кто ещё может быть на этом забытом всеми острове? Потерпевший кораблекрушение? Или ещё один несчастный вроде меня?».
Несмотря на возможность общества на необитаемом острове, находка наполнила Бренсона тревогой, а своим предчувствиям старый моряк доверял.
Осторожно ступая, он двинулся дальше. Вдруг между деревьями впереди что-то промелькнуло. Бренсон кроме движения ничего не успел заметить, но почему-то уверился, что это был человек, причём обросший до безобразия какой-то бурой шерстью. Одичавший человек?
Беспокойство Бренсона возрастало. Сжимая в руках пистолет, он крадучись пробирался дальше.
Словно по какому-то наитию он вдруг почувствовал, что сзади кто-то есть, но обернуться не успел — на голову обрушился тяжёлый удар.
«Каналья!..» — успел подумать Бренсон, теряя сознание.
Глава вторая. СкиллыПервое, что услышал Бренсон, очнувшись, это какие-то каркающие слова на незнакомом языке. По приятной прохладе на лице он догадался, что его только что окатили водой.
Судя по голосам, неподалёку разговаривало двое: один что-то говорил, а второй ему вторил дребезжащим старческим голосом. Первый голос на кого-то недовольно прикрикнул, и Бренсон почувствовал, как в лицо ему ещё раз плеснули холодной водой. Приоткрыв глаза, Бренсон увидел две страшные дикарские рожи, склонившиеся над ним так близко, что от неожиданности он вздрогнул.
Одна из рож тут же радостно о чём-то сообщила куда-то в сторону, по всему видать, о том, что пленник очнулся. После короткого ответа обладатель рожи рявкнул на Бренсона, и тот почувствовал бесцеремонный тычок в бок. Похоже, надо было вставать.
Старый моряк пошатываясь попытался подняться, но вся та же парочка услужливых дикарей чувствительными ударами показала, что целиком вставать не требуется, достаточно стать на колени. Перед глазами всё плыло, и голова гудела как чугунная. Рукой он нащупал на голове здоровенную шишку и, дотронувшись до неё, болезненно поморщился.
Бренсон бросил короткий взгляд по сторонам. Он стоял в окружении вооружённых копьями дикарей на краю поляны перед своеобразным троном, наскоро сколоченном из обрубков стволов и покрытым шкурами. На этом седалище возлежал тучный дикарь с важным и отрешённым видом, голова его была украшена тяжёлым и бесформенным золотым шлемом. Сомнений касательно его персоны не возникло — это был вождь дикарей. Около трона стояли двое дикарей-телохранителей, вооружённые длинными ружьями, двое дикарей с длинными опахалами и один маленький тщедушный дикарь-старик с хитрыми глазёнками, весь увешанный какими-то мешочками, косточками, зубами, и ещё кучей всякой засушенной ерунды. За троном трое дикарей били в один огромный барабан, который извергал низкие и зловещие звуки, — до этого Бренсон думал, что это так шумит у него в голове от удара.
Поголовно все дикари, включая вождя, несмотря на стоящую жару, были одеты в шкуры бурого цвета, подозрительно напоминая…
— Чужеземец! — мысли бывшего боцмана оборвал старик своим пронзительным голосом на Всеобщем наречии. — Преклоняйся и трепещи! Ты стоишь перед Всемогущим и Ужасным Королём Всех Скиллов, Полночных и Полуденных, Закатных и Восходных, Таттухом Третьим.
Морской Владыка! Джон Бренсон весь похолодел от ужаса и даже напрочь забыл о боли. Предчувствия его не обманули — это действительно было варварское племя скиллов. Попасть в руки скиллов означало либо смерть в страшных муках, либо рабство, хотя вряд ли у этих страшных дикарей первое отличается от второго. «Проглоти меня акула, если теперь дела хуже некуда! — подумалось моряку.
— А теперь, чужеземец, со всем почтением отвечай перед Его Величеством, — старик поклонился в сторону трона. — Кто ты таков?
— Моё имя Джон Бренсон, Ваше Величество, — растерянно пробормотал Джон.
— С какой подлой целью ты тайно проник во владения Его Величества? — продолжал старик.
Бренсон лихорадочно соображал. Как эти треклятые скиллы могли оказаться на этом острове? К северу, в ста милях от Благодатного, на материке в горах действительно обитали племена этих дикарей, но, насколько знал Бренсон, скиллы не умели выдолбить даже мало-мальски приличную пирогу, чтобы переплыть не только такой широкий пролив, но даже и порядочную реку.
Но никак иначе как морем скиллы не могли попасть на этот клочок земли. Да и контрабандисты делают своё дело, подумал Бренсон, рассматривая ружья в руках дикарей. Так почему бы всемогущему и ужасному не приобрести какое-нибудь утлое судёнышко у тех же самых торговцев? И то сказать, если судить по зеленоватому оттенку лица, короля можно было бы сказать, что тот ещё не совсем отошёл от морской болезни…
Чувствительный тычок под рёбра напомнил Бренсону, что тот задерживается с ответом.
— Я оказался здесь не по своей воле, Ваше Величество, меня насильно высадили на этом острове, думая, что он необитаем.
— К сожалению для тебя, несчастный, остров этот совсем недавно был присоединён к обширным владениям Его Величества, — без особого восторга почти пробормотал старик и продолжал. — Для чего же твои соплеменники оставили тебя на этом острове?
— Это такой вид наказания, Ваше Величество.
— Наказания? — встрепенулся Таттух III, до этого не выказывавший никакого интереса к допросу. — С таким-то количеством всяческих припасов?
Обернувшись туда, куда махнул рукой король, Бренсон увидел невдалеке тюки и ящики, оставленные ему для жизни на острове, уже изрядно выпотрошенные и перевёрнутые вверх дном. Да и его самого, судя по отодранным пуговицам, хорошенько обшарили и обобрали.
— Наказание заключается в одиночестве, Ваше Величество.
Таттух III с сомнением хмыкнул, похоже, он предпочитал более действенные способы наказания.
Бренсона вдруг озарило: скиллов занесло на остров совершенно случайно недавней бурей, которая разразилась после злополучного штиля, и теперь, скорее всего, они даже не знают, как отсюда выбраться…
— За что же тебя наказали твои соплеменники, чужеземец? — продолжал старик.
— За то, что пытался учинить бунт и стать капитаном корабля.
— А хорошо ли ты знаешь морское дело? — вновь заинтересовался монарх.
— Я в морском деле с малолетства, — ответил Бренсон и вдруг добавил, даже неожиданно для себя: — и если вам, Ваше Величество, вдруг нужен опытный капитан, то лучше меня вам не найти.
Таттух III пристально посмотрел на пленника и отвернулся в сторону.
— Чужеземец! — повысив голос, старик начал говорить нараспев — ничего хорошего это не предвещало. — Ты очень хитроумен и изворотлив, но все твои усилия обмануть нас тщетны. Внутренним взором, данным мне как Верховному служителю Великого Яроха, — старик поднял вверх череп какого-то мелкого животного, который висел у него на шее, — я раскусил все твои подлые замыслы: ты подослан людьми с большого корабля, чтобы совершить покушение на нашего короля, Всемогущего и Ужасного Таттуха Третьего. За это ты будешь предан медленной мучительной смерти через сожжение и принесён в жертву во имя благополучного завершения нашего путешествия!
Наступила тишина. Старик упивался произведённым впечатлением, дикари благоговейно молчали, а Бренсон подумал, что, пожалуй, зря он всю свою жизнь опасался быть повешенным на нок-рее и что спасти его теперь не сможет даже чудо.
Нарушил безмолвие Таттух III. Он сказал старику несколько слов на своём тарабарском языке, и у того от неожиданности аж отвисла челюсть. Старик после секундного ступора кинулся к монарху и начал горячо нашёптывать ему на ухо, доказывая что-то. Но Таттух III остался непреклонен, отмахнувшись от назойливого старика, он приподнялся с трона и обратился к Бренсону:
— Напомни своё имя, чужеземец.
— Джон Бренсон, Ваше Величество.
— Поднимись, Жон-Бресон.
Джон Бренсон с облегчением встал с колен, правда, отряхнуть их в присутствии августейшей особы не решился.
— Я, Король Всех Скиллов Таттух Третий, Всемогущий и Ужасный, властью, данной мне Великим Ярохом, дарую тебе жизнь, Жон-Бресон, и назначаю тебя капитаном своего корабля.
— Благодарю вас, Ваше Величество, — поклонился Бренсон, не веря своему счастью: он не только остался в живых, но и умудрился стать капитаном!
Старик, весь побагровев, убежал с таким ужасно перекошенным от злости лицом, что даже Бренсон отшатнулся, а скиллы и вовсе поспешно расступились перед ним. Король скиллов же знаком показал пленнику подойти ближе, и старый моряк приблизился к трону.
— Жон-Бресон, у меня есть корабль, но у меня нет опытного капитана, чтобы покинуть этот остров и вернуться домой. В награду за службу, чужеземец, я сохраню тебе жизнь и отпущу на свободу. Если же ты попытаешься меня обмануть, то повторишь участь прежнего капитана.
Таттух III махнул рукой куда-то в сторону. Обернувшись, Бренсон увидел в центре поляны, застроенной хижинами из хвороста, какого-то несчастного, посаженного на кол.
— Вы можете положиться на меня, Ваше Величество, — со всей серьёзностью отвечал Бренсон, поклонившись, хотя мысль о должности капитана скиллов у него вызывала только улыбку. — Но мне потребуется некоторое время, чтобы привести в порядок судно и обучить команду морскому делу.
— Сколько же тебе потребуется времени? — с подозрением осведомился Таттух III.
— Месяц, Ваше Величество, — наобум брякнул старый моряк, решив, что сейчас самый лучший ответ — быстрый.
— Приступай тотчас же, — милостиво кивнул монарх, — тебя проводит помощник прежнего капитана Картрух.
Таттух III, знаком подозвав одного из дикарей, дал тому какие-то указания на скиллском языке и жестом велел убираться им обоим. Бренсон ещё раз поклонился и последовал за своим провожатым.
Картрух повёл моряка через поселение скиллов. Видно было, что деревушка выстроена совсем недавно — даже тропинки не были протоптаны.
Около места казни старого капитана, Бренсон на мгновенье приостановился. На то, что скиллы, известные своим коварством, отпустят его на свободу, Бренсон не надеялся, зато в том, что его казнят, как только надобность в нём отпадёт, нисколько не сомневался. Да и старику-жрецу он, похоже, встал как кость в горле, а уж тот не успокоится, пока не изведёт своего обидчика.
В конце концов, он бывал и не в таких переделках. «Посмотрим, насколько годны эти варвары для морского дела», — усмехнулся новоиспечённый капитан и бодро зашагал следом за Картрухом.
Версия для печати
Послано - 27 Фвр 2010 : 23:33:06
