Книга Рин

Тусклый свет упал в комнату, и тут же, наполовину, был закрыт чьей-то тенью. Сразу же вслед за этим дверь, всё также беззвучно, скользнула обратно, и вокруг вновь воцарился полумрак. Пленник, сидевший на грубо сколоченном табурете, прямо в центре комнаты, даже не пошевелился: он и так знал, что это был Садэн. А, между тем, боль его ни на мгновение не утихала. И даже не становилась меньше. Да и привыкнуть к ней оказалось невозможно... Долгие, долгие дни, наполненные одной только болью.
- Почему ты упорствуешь? – услышал он голос Садэна. – Тебе всё равно не выстоять против меня. Самому тебе не вырваться. А спасать тебя никто не придёт… Отдай мне Истинное, и я обещаю сохранить тебе жизнь.
Пленник, как и всегда, ничего не ответил. Он даже не взглянул на него. Он вообще был столь неподвижен, словно бы уже умер.
- Я знаю, что оно у тебя, – столь же монотонно продолжал Садэн. – Рано или поздно, но Сила покинет тебя, и тогда я его найду… Но только тогда не жди от меня пощады!.. Лучше отдай это сейчас!
Исэхури, по-прежнему, смотрел в пол, и, глядя на него, нельзя было даже понять, слышал ли он то, что говорил ему Садэн. Садэн немного помолчал и, так и не дождавшись никакого ответа, едва заметно взмахнул рукой. В то же мгновение, неясные фигуры, до того неподвижно стоявшие у противоположных стен и в сумрачных, тёмных углах, вдруг встрепенулись и вытянули в сторону пленника свои руки. Судорога боли пронзила тело несчастного. Он выгнулся на стуле, и ноги его яростно заскребли пол. Садэн неторопливо подошёл к нему и остановился напротив, не доходя одного шага.

Первое время Садэну было даже как-то неловко, выбираться на Дорогу, используя для этого Исэхури. Ему это, отчего-то, казалось не совсем достойным, словно бы он признавал, что не способен на равных одолеть его. Однако дни шли за днями, недели слагались в месяцы, а месяцы, как-то уже и незаметно, обратились в три долгих года. И вот уже Садэн, потеряв всякое терпение и отбросив в сторону это бесполезное благородное жеманство, без тени сомнений и малейших угрызений совести, словно бы в свою собственную комнату, входил в то, что уже с трудом можно было назвать душой гордого и некогда великого Исэхури. Лишь одна страсть, лишь одно желание отныне сжигало его сердце – схватить, наконец, строптивого пленника, который, даже будучи заключённым в темницу, ухитрялся избегать истинного пленения, и всё это время, успешно укрывал свой дух от гневного взора Садэна. А Садэн доподлинно знал: то, что столько лет он отчаянно пытался заполучить, было сейчас у этого, выжившего из ума, упрямца! То, что позволит ему, наконец, одержать долгожданную победу!.. И, может быть, спасти этот, погрязший в собственном ничтожестве, мир...
Но три долгих года Исэхури неизменно удавалось скрываться от него в этом странном и непредсказуемом мире Великого Пути. Три долгих года ему, каким-то невероятным образом, удавалось обманывать его, да так, что Садэн лишь приходил в отчаяние от этой бесконечной гонки. И всё же он не сдавался. Каждое своё поражение он терпеливо осмысливал и к очередному поединку придумывал что-то новое. Он запоминал каждую мелочь. Он обращал внимание даже на то, на что никто другой никогда бы и не взглянул. И вот, его настойчивость, наконец-то, была вознаграждена! Пару недель назад Садэн вдруг отчётливо почувствовал, что преград между ним и Исэхури, с каждым разом, становится всё меньше и меньше.
И всё же он не склонен был преувеличивать значение этого: его пленник был слишком опытен и искусен, чтобы можно было надеяться, что уже со дня на день это их противостояние, наконец-то, закончится победой Садэна. И, тем не менее, Садэн был убеждён – даже если Исэхури и придумает завтра какой-нибудь новый и неожиданный ход, это ему, всё равно, не поможет. Ведь, чтобы тот не делал, отныне он обречён на поражение… Какое-то время назад, это стало просто неизбежным.

Он был здесь! Исэхури чувствовал его. И на этот раз Садэн отставал лишь совсем чуть-чуть. Если так пойдёт и дальше, то уже очень скоро он его настигнет. Увы, слишком скоро…
В этом месте зеркальное мерцание Дороги, придавало его, и без того странному отражению, ещё большую причудливость: мрачное, багровое пламя, то тут, то там, вырывавшееся из под шевелящейся мозаики пепельно-серых камней, образующих его чрезвычайно вытянутое и искривлённое тело, повторялось бесчисленное множество раз, и было, то едва различимым, то невообразимо огромным, нависая над ним, подобно горе.
Почему он теперь всегда выходит на Дорогу именно здесь? Вряд ли это случайно.
Исэхури скользнул вдоль малого ветра и тут же упёрся в его границу. Осторожно, чтобы не оставить следов, он, на одно единственное мгновение, распался, и тут же вновь возник, но не по ту сторону границы, как это можно было ожидать, а прямо в ней, сколь бы невероятным это не показалось. Наверное, лишь только он один ещё умел это. Мир не успел даже ещё помыслить о следующем своём мгновении, а Исэхури, подобно вспышке молнии, пронёсся внутри плёнки небытия, и вынырнул наружу уже в совсем другом месте Дороги. Теперь Садэн не скоро найдёт его.
Исэхури огляделся. Кажется, здесь он ещё не разу не был. Теперь он стал подобен мириадам невидимых колокольчиков, нежно перекликавшимся друг с другом. Дорога поблизости окрасилась яркими переливами цвета, которые тут же исчезли, сгустившись в необычную гамму запахов.
- Йолин? – рассыпался бессчетными тысячами звонких голосов Исэхури.
- Да. Это я, – ароматно пахнуло ему в ответ. – Да не исчезнет Ветер Всего Сущего!
- Да не придёт время отчаяния! – словно эхо прозвенел вслед собеседнику Исэхури. – Ты принёс?
- Вот… деревянный лепесток из священного древа, – видимо Йолин что-то протянул ему, ибо пространство между ними радостно вспыхнуло.
- Да… Это он… - едва слышно зазвенел в ответ Исэхури. – Признаться, я уже не верил, что тебе удасться найти его… Я благодарен тебе… - и помолчав секунду, тут же добавил. – А теперь уходи.
- Нельзя до бесконечности откладывать то, что и так неизбежно! - заупрямился Йолин. – Надо, наконец, сразиться с ним!
- Нет, – грустно прозвенели колокольчики. – Он, пока, сильнее нас… Даже вдвоём мы его не одолеем.
- Я не узнаю тебя! – пространство, где находился Йолин, взорвалось всеми цветами, подобно северному сиянию, и воинственно заблагоухало. – Ведь раньше ты никогда и ни перед чем не отступал!
Некоторое время невидимые колокольчики задумчиво позвякивали, а затем грустно качнулись в такт.
- Ветер Времени подул в неожиданную сторону… - ответил Исэхури. – Мир изменился... Уже изменился. И мы с этим ничто не можем поделать… Только ждать.
- Чего? Чего ждать?! – полыхнул в ответ огненно-чёрным нетерпеливый Йолин. – Ещё чуть-чуть и он погубит тебя!
- Значит, так решил Тот, Кто Зажигает Звёзды. – печально качнулись колокольчики. – Не волнуйся, Йолин, скоро… очень скоро всё разрешиться… И уж тогда ты не подведи меня.
- Ты что-то знаешь? – то, что должно было быть Йолином, стало вдруг настороженно-жёлтым.
- Всё, что знаю я, в своё время узнаешь и ты… Потерпи, и не дай своему неистовому сердцу испепелить тебя! – немного нестройно прозвенели колокольчики, и, сквозь эхо последней фразы, грустно и нежно прошелестели. – Прощай!
В то же мгновение Йолин почувствовал, что остался один, отчего Дорога, где он стоял, стала вдруг серо-чёрной, и сразу же запахло осенними лесами Благословенной. Он постоял ещё мгновение, а затем, неспешно, и как-то неуверенно, тоже исчез.

Было темно и тихо. Густой, обволакивающий мрак, заполненный вязкой тишиной. Не было ничего, словно до сотворения мира. Даже его самого.
Исэхури вздохнул, но ничего не услышал: его ужасные стражи прекрасно знали своё дело.
Что ж. Надо радоваться хотя бы тому, что они не сумели лишить его способности думать. Впрочем, это не совсем так: на самом деле его тюремщики убеждены, что и этого он не может. Просто ему удалось убедить их, что это именно они возвращают ему эту способность, когда к нему приходит их властелин, и, что именно поэтому, он и может тут же скрыться на Великом Пути, покуда они вновь не обуздают его разум. Исэхури мысленно улыбнулся: когда-то Великое Ничто тоже полагало, что оно вечно, но потом пришёл Зажигающий Звёзды и всё изменилось. Так возник этот мир.
Ну, что ж, пора было исполнить то, ради чего он столь долго ждал. Силы Исэхури были до крайности истощены: никогда ещё он не оказывался в столь трудном положении. И всё же, сто крат ошибался тот, кто полагал, что он окончательно сломлен!
На всё про всё у него было лишь несколько мгновений. Если он допустит хотя бы малейшую оплошность – у него ничего не получиться! Исэхури осторожно приблизился к Предверию и напряжённо всмотрелся. Тончайшая, практически невидимая нить соединяла его дух с несчастным, измученным телом. До сих пор никому из его стражей так и не удалось заметить её. Что ж, с их стороны это было непростительной ошибкой. Исэхури нащупал точку, из которой возникал ближайший малый ветер, и отсоединив его от неё, осторожно потянул ветер на себя. Самое главное – делать это как можно более плавно, так, чтобы он ничего не заподозрил. Трепещущая струна постепенно сворачивалась тугими петлями прямо на мерцающей границе Дороги. Стражей – семеро, значит столько же должно быть и дуновений. Итак, одно, второе, третье…
Когда все семь обжигающих ручейков извивались, крепко зажатые его волей, Исэхури ещё раз, мысленно закрыл глаза, а затем, когда опять открыл их, то одним могучим порывом миновал Предверие и вновь воссоединился со своим телом. Стражи встрепенулись, почувствовав внезапную опасность, однако было уже поздно: их тела тут же опутало нечто невообразимое– сияющее, как само солнце, но холодное, словно само Ничто, и как Ничто – неопределимое. Они не успели даже встрепенуться, как это нечто, в мгновение ока, протащило их сквозь Предверие, и с неистовой яростью зашвырнуло Я каждого из них куда-то в непостижимые просторы Великого Пути, а их бесчувственные тела, с глухим стуком, тут же повалились на пол.
"Получилось!" – возликовал Исэхури. Однако, рассчитывать на то, что времени у него много, не приходилось: не пройдёт и минуты, как его злополучные стражники сообразят, что же с ними случилось, и вновь вернутся сюда.
Исэхури, едва сдерживая волнение, разжал кулаки, и на его ладонях призрачно замерцал образ вырезанного из дерева лепестка. С каждой секундой он становился всё прозрачнее и прозрачнее, а Исэхури всё никак не мог определить, где же находится то, частью чего он был. Ах, если бы через Дорогу можно было бы перемещать предметы из настоящего мира!
Наконец, он услышал отклик.
"Далеко! Слишком далеко отсюда!" – в отчаянии подумал Исэхури. Он прекрасно понимал, что не сумеет удержать столь длинный проход. Однако ещё одной такой возможности у него больше не будет: уже скоро Садэн настигнет его!
Что ж… Оставалось самое последнее. Иного выхода у него просто не было.
Исэхури глубоко и горько вздохнул, а затем с силой прижал ладони к своей груди. Несколько секунд он стоял неподвижно, а потом вдруг как-то неестественно выгнулся и, яростно дёрнувшись, словно пытаясь вырваться из собственных объятий, с ужасным воплем замертво рухнул на пол. Между стен комнаты ещё металось эхо его крика, а над ним уже появилось какое-то, похожее на густой, белесый туман облако, с двумя огромными, сияющими внутри него золотистым светом, пятнами. Мгновение оно неподвижно висело в воздухе, а затем, образ деревянного лепестка, лежащего на полу подле распростёртого тела Исэхури, ярко вспыхнул и исчез, а одновременно с ним растаяло и само облако.

На холодном, каменном полу лежало восемь тел: одно из них принадлежало Исэхури а, остальные семь – его стражникам. Но если Исэхури лежал неподвижно и не подавал ни малейших признаков жизни, то тела его стражников, уже начинали шевелиться. Прошло ещё несколько мгновений, и вот они, один за другим, растерянно озираясь, поднялись на ноги. И едва их взгляды скрестились на безнадёжно-мёртвом теле Исэхури, как комната содрогнулась от наполнивших её криков досады и ярости.

Глава 1.

Рин то и дело ворочался. Ему всё никак не удавалось улечься поудобнее: казалось, что у него болит всё, что только могло болеть - ныли и руки, и плечи, и спина, да и ноги были, словно каменные: ведь не так-то это просто, целый день и большую часть ночи таскать тяжеленные подносы с блюдами и кувшины с вином. Он тихонечко застонал и снова повернулся на другой бок. Конечно, когда тебя в столь юном возрасте готовят распоряжаться на пиру у самого герцога - это, для человека незнатного, весьма и весьма многообещающе в придворной карьере. Но терпеть из-за этого такие страдания!.. Вообще-то, он старший трапезничий, и не должен был этим заниматься, но господин Ндади слишком уж осерчал на него: сколько Рин не силился, сколько не чесал в задумчивости затылок, но так и не сумел ему ответить, сколько же потребуется разносчиков вина, хлебодаров, стольничих и простых слуг, а также, каким примерно должно быть меню, если господин герцог изволит устроить парадный пир на тридцать персон, пять из которых окажутся равны ему по положению. В наказание за нерадивость он и отправил его трудиться простым разносчиком, неприминув при этом сварливо указать, что для многих весьма полезно иметь представление и о подобной, самой простой работе. Самым же обидным было то, что Рин, на самом деле, знал ответ. Знал, да только вдруг позабыл! И вспомнил его лишь уже после выволочки. А ведь никто из трапезничих не разбирался во всех этих придворных уложениях, лучше, чем он!.. Рин попробовал лечь на живот, и тут же в пояснице у него нещадно заломило. О, нет! Лучше продолжать лежать на боку. Он ещё раз тяжело вздохнул и засунул под подушку руки. В первую минуту, там было приятно прохладно, но потом и простынь и подушка быстро нагрелись, и Рин, досадливо засопев, снова вытащил руки наружу и перевернулся на спину.
- Кр-р-ррр! - заскрипел старый шкаф в углу, а затем громко щёлкнул.
Рин настороженно замер. Нельзя сказать, чтобы его до сих пор пугал этот шкаф: как-никак он уже давно не ребёнок - ему уже почти двенадцать лет, но окончательно расстаться со своими детскими страхами было не так-то просто. Рин сразу же вспомнил про Пылееда - огромную простынь из множества слоёв паутины - липкого, незаметного и страшно коварного, способного тихонечко подкрасться в темноте, внезапно наброситься, запеленать и удушить в своих мерзких объятиях... Или, вот, Бубудук!.. Рин невольно содрогнулся: Бубудук всегда пугал и его, и младшего братишку Лика больше всех остальных, придуманных ими в детстве страшилищ - яростный, стремительный, со множеством мохнатых, когтистых лап, тремя головами, на которых по одному огромному глазу и набитой чудовищными клыками пастью, всегда готовый гнаться за тобой, до тех пор, пока не настигнет тебя и не разорвёт в клочья. На мгновение Рину показалось, что он вновь, как и в своих детских фантазиях, бежит изо всех сил, а Бубудук несётся сзади, неумолимо приближаясь с каждым мгновением. Он даже почувствовал его зловонное и жадное дыхание у себя на затылке. Рин рывком сел на кровати и болезненно поморщился. Нет! Он уже почти взрослый и не должен думать о подобных глупостях. И уж тем более - бояться их!
- Кр-р-ррр! - снова заскрипел старый шкаф, и его левая створка вдруг медленно, сама собой, приоткрылась.
Рину показалось, что волосы у него на затылке зашевелились от ужаса: до сих пор, шкаф, сколько себя Рин помнил, хотя и вёл жизнь крайне шумную - вечно скрипел, стонал, щёлкал, - но двери сам собой не открывал. И вот теперь, Рин, не отрываясь, смотрел на него, не в силах даже пошевелиться, из-за охватившего его сильнейшего страха. Ему, казалось, что на этот раз, там точно кто-то есть. Как бы в подтверждение этих его самых мрачных предположений, внутри шкафа тут же вспыхнули два небольших, золотистых пятна. Мгновение они висели неподвижно, а затем слегка качнулись.
Да это же глаза! Два огромных глаза, без зрачков! Рин хотел закричать, но не смог издать ни звука, словно его горло сдавили чьи-то безжалостные пальцы. Тогда он попытался вскочить с кровати и убежать, но и тело перестало его слушаться. Единственное, что он мог делать - так это сидеть, привалившись спиной к подушке, и с ужасом наблюдать, как эти глаза неторопливо приближаются к нему. Но не прошло и десяти секунд, как они уже были рядом с ним. И тогда Рин увидел того, кому эти глаза принадлежат...

- Рин!.. Вставай!.. Тебе надо идти в замок... За тобой пришли!
Рин натянул на голову одеяло, но мама решительно откинула его вновь.
- Да ну вставай же!.. А не то господин Ндади будет на тебя сердиться!
Рин с трудом разлепил веки и тут же снова зажмурился: из окна, прямо на его лицо падал яркий солнечный свет.
- Мне сказали, что я до осьмицы свободен! - пробормотал он, отчаянно зевая и так и не открывая глаз.
- Ну и что ж... А тут вдруг зачем-то понадобился... Поднимайся!.. А ну, живо! - мама уже начала немного сердится. - Нельзя быть таким лежебокой!
- У меня всё болит! - обиженно проворчал Рин, но глаза открыл и, сокрушённо вздохнув, сел на кровати.
- Ну вот и умница! - улыбнулась мама, отчего её и без того всё ещё необычайно красивое лицо озарилось, словно небеса - радугой. - А теперь быстро умывайся... На кухне возьмёшь у Гавы молока и булку с дунуком.
Взъерошив ему волосы, она поцеловала его в щёку и вышла из комнаты.
Рин попробовал уклониться от поцелуя - что он маленький что ли! - и ещё раз сладко зевнув, пошёл в умывальную комнату.
А ведь это его отец придумал умывальные комнаты! Раньше ни у кого в городе их не было. Он, вообще, страшно умный и изобретательный - его отец, - и даже сам герцог очень высоко его за это ценит! А многие и вовсе принимают за самого настоящего чародея. Но только это, пожалуй, напрасно - магией он, всё-таки, не владеет. Ведь даже столь слабый волшебник, как придворный маг герцога Дэдэн, и тот даст ему в этом умении сто очков вперёд.
Оказавшись перед дверью в умывальную комнату, Рин, на мгновение замер, словно вдруг что-то припомнив, а затем судорожно передёрнул плечами: ну, да - ночью он ужасно перепугался, когда ему показалось, что в его шкафу кто-то есть. Перепугался, словно пятилетний несмышлёныш. И, тем не менее, думать об этом ему и сейчас, при дневном свете, было как-то не по себе. Словно бы устыдившись этого, Рин решительно замотал головой, надеясь прогнать все свои ночные страхи, а затем вошёл в умывальню.

На кухне Рин застал Лика. Лик, при виде его, как и всегда, в последнее время, важно надул щёки, поднял брови и задрал вверх нос, что должно было свидетельствовать о его пренебрежительном отношении, к повышению статуса Рина, которого в этом году, наконец-то, перевели из просто трапезничих в старшие трапезничии. Раньше они спали с Ликом в одной комнате, но, после столь знаменательного события, Рин остался в ней единоличным хозяином, в то время, как Лику была выделена другая, поменьше, на этом же этаже, но дальше по коридору. Раньше в ней была кладовая, в которой мать хранила всякую гостиничную утварь. Первое время Рин ликовал из-за этого признания себя взрослым, но довольно скоро обнаружил, что без общества его непоседливого братца ему стало непривычно скучно, и тогда Лик вновь здесь почти поселился. Правда, мама вечно повторяла, что Рин уже не ребёнок и поэтому всегда старалась, чтобы не Лик сидел у него, а, наоборот, Рин, когда того хотел, заходил к брату в гости, а потому всегда выпроваживала последнего оттуда. Лик был на четыре года младше Рина, но не в пример смышлёнее его. Зато он не казался таким же сильным, ловким и упорным, как Рин в его возрасте. Рин очень любил своего младшего братишку, и потому, почти никогда не обижался на него. Ещё у него была сестричка Аша, но ей было всего пять лет, и хотя она и бегала всегда за ним и Ликом словно хвостик, но в совместных играх и забавах братьев, по причине своего малого возраста, ещё не участвовала. Вернее сказать, едва они стали подумывать как-нибудь и её привлекать к своим проказам и шалостям, как детство у Рина вдруг закончилось: в один прекрасный день отец сказал, что пора ему приобщаться к взрослой жизни и определил на службу в замок. Но, несмотря на всё это, и к Аше Рин был привязан столь же сильно, как и к брату. Просто с ней было не столь весело, как с Ликом. Да и девчонка то ж...
- Привет, вертяка! - дружелюбно усмехнулся Рин, при виде своего младшего брата. Вертякой в их краях называли чрезвычайно забавного и совершенно неугомонного жука, светло-кремового, в нескольких разноцветных пятнах, словно бы испачканного в чернилах разного цвета. Он был довольно крупным - в пол его указательного пальца - и ни секунды не стоял на одном месте - всё время бегал туда-сюда, постоянно меняя при этом направление.
- Привет, павлин! - ответил тот. - Вон, на столе, молоко для тебя и булка.
После чего пнул его коленкой под зад, весело рассмеялся и юркнул под стол. Но Рин не поддался на это, столь очевидное предложение поиграть, а уселся на стул и стал торопливо поглощать завтрак.
- Ты опять в замок? - полюбопытствовал Лик, высунув голову из-под стола прямо у него между колен.
- Угу, - промычал Рин, запивая молоком сдобу.
- А меня с собой возьмёшь?.. Ведь ты обещал! - потребовал Лик карабкаясь к нему на колени.
Действительно, в первую же неделю своей службы в новой должности, которая, по началу, была совершенно необременительной, по причине отсутствия герцога и его двора, Рин пообещал взять с собой в замок братишку и всё ему там показать. Но вскоре герцог вернулся, и работы стало даже слишком много, ибо герцог любил гостей, а потому и пиры задавал один за другим. И с той поры Рин целыми днями, как привязанный, ходил следом за господином Ндади, внимательно выслушивая все, что тот ему говорил и показывал, безуспешно пытаясь всё это запомнить. С непривычки голова у него шла кругом и он очень уставал.
- Не... Сегодня никак не могу... Вот уедет герцог, тогда – пожалуйста!
- Ну и ладно! - Лик сердито надулся, но уже через секунду на его лице вновь блуждала хитрющая улыбка. - А кто вчера приехал к герцогу?
- Вчера? - Рин на мгновенье задумался. - Ади Тонкраф с супругой и свитой, ади Вара Великолепный... ади Роррен Аду Старший со своей сестрицею Ландой и племянником...
- Ади Тонкраф - это тот самый, что у короля казной и налогами заведует? - прервал его Лик.
Рин запнулся и замолчал. Вот ведь - маленький, а всё лучше него знает! И хитрый какой! Не стал, например, спрашивать его об ади Варе, что, мол, не тот ли это самый Вара Великолепный, который наголову разбил в последней войне кахтов? Знает ведь, что о войнах и сражениях Рин и поболе его рассказать может! Однако надо как-то выкручиваться.
- Да, тот самый! - важно кивнул, наконец, Рин и тут же продолжил. - Ещё были ади Ранек Удори Зелёные Глаза, ади...
- А вот и нет! Казной и налогами у короля заведует ади Ртинури Кунги! - и с этими словами Лик вновь соскользнул на пол.
Чёртова козявка! Ведь и правда! Опять его обманул, словно младенца! Рин попытался схватить Лика за ухо, но того уже и след простыл - лишь откуда-то из-под стола доносилось довольное хихиканье.
- Ну ладно, я тебя потом поймаю! Будешь тогда знать, как старшего брата дурачить! - беззлобно пригрозил Рин и, допив молоко, торопливо вышел из кухни.

Едва оказавшись в трактире, Рин сразу увидел за столиком возле входной двери Адэка. Тот потягивал пиво из большой кружки и о чём-то беседовал с его мамой. Рина тот час кольнула жгучая зависть: Адэк был почти на пять лет его старше, а потому мог пить пиво когда и сколько ему захочется. Кроме них, здесь были только косматый купец кониец со своим проводником неизвестно из каких земель, да торговец из Чёрных Мхов, местечка на самом севере страны, в двух днях пути отсюда, привёзшего на продажу в город свои нехитрые товары: овечьи шкуры и шкуры даров, стволы таргового дерева для столяров и, конечно же, соль, которую издавна добывали в тех краях. Кониец с проводником не спеша трапезничали, а торговец из Мхов, просто коротал время. Он ещё два дня назад готов был двинуться в обратный путь и лишь ждал, когда кузнец поменяет железные полосы на колёсах его телег. Тот управился бы с этим ещё в лукош, но должен был прерваться на выполнение какого-то срочного заказа, поступившего в цех кузнецов от герцога.
- Как же ты долго, Рин! - попеняла ему мама, едва он подошёл к ним.. – Можно подумать, что ты там целого каплуна ел!
- Эх… если бы! – мечтательно вздохнул Рин.
Некоторое время, она с каким-то сомнением всматривалась в его лицо, а затем махнула рукой. - Ну ладно, идите! - Но тут же удержала его за ремень. - Подожди-ка, неряха! - и одёрнула на нём камзол.
- До свидания, Адэк! - кивнула она затем.
- До свидания, госпожа нди Буни! - вежливо поклонился Адэк и подтолкнул Рина к выходу.
- Адэк, зачем тебя за мной прислали? - сразу же пристал с расспросами Рин, едва они вышли из гостиницы.
- Тона заболел... Утром, вроде бы, был здоров, а едва герцог позавтракал, вдруг занемог, и теперь лишь лежит, да стонет. Рикунд же, вскоре после того, как ты вчера ушёл, так наорал на кого-то из слуг, за то, что он разбил кувшин пешарского вина, что сорвал голос. И по всему выходит, что из старших трапезничих кроме тебя никого не осталось. Вот господин Ндади и послал за тобой.
Ноги у Адэка были длиннющими, и Рин едва поспевал за ним. Причём сегодня это почему-то давалось ему особенно трудно: сапоги казались тяжеленными, и он уже изрядно запыхался. Может, и он тоже заболел? Как и Тона? Однако, мысль о том, что он, впервые, будет сам, лично, прислуживать герцогу за трапезой, заставила его тут же отмахнуться от подобного предположения. Нельзя упускать такой случай! Да и даром что ли Ндади столько его мучил, то изображая из себя герцога, то приставая с всякими мудрёными вопросами, от которых у него голова просто раскалывалась. Рин, конечно, и раньше догадывался, что для придворной работы требуется знать уйму самых разных вещей, но ему никогда даже и в голову не приходило, насколько много! Например, почему при трапезе своего господина повар должен стоять справа от него, а не слева? Или, почему, перед подачей жаркого господин должен трижды испить красное вино - не больше, и не меньше? Как выбирают главного хранителя замка? Назначает ли его господин, или эту должность наследует первый помощник хранителя? Или же его выбирают голосованием всей челяди, после торжественной службы, в ближайший благост? В платье какого цвета должен быть облачён старший конюх, подводя коня своему господину перед охотой, в которой участвуют более знатные особы, чем последний? Рин невольно почесал шею, вспоминая обо всех бесчисленных подзатыльниках, выпавших на её долю.
День уже приближался к полудню, и становилось всё жарче. Но, несмотря на духоту, жизнь в городе шла, как обычно, не уступая летнему зною ни на фиртль: то тут, то там мелькали разносчики, в лиловых мешковатых куртках с зелёными рукавами, громогласно предлагавшие всякую всячину - от просто охлаждённой воды с лимоном, до дешёвых, аляповатых украшений. Катили на рынок свои тачки сутуловатые горшечники, в коричневых фартуках и высоких, конических шапках, а под окнами домов визжали металлом по камню весёлые точильщики, никогда не лезшие за словом в карман. Иногда торопливым шагом мимо проходили посыльные, озабоченно спешащие по каким-либо хозяйским поручениям, или попадались солдаты из городского гарнизона, утомлённые и раздражённые из-за жары. А ещё, можно было встретить городских хозяек, наряженных в красно-жёлтые полосатые платья с длиннейшим шлейфом, важно шествующих в сопровождении своих слуг, монахов в своих нескладных бледно-зелёных одеяниях, весёлых церковных служек, пришлых из окрестных селений крестьян в поярковых шляпах, и много-много кого ещё. Лишь нищие лениво попрятались по тенистым углам, и нигде, кроме как у собора Рин их не заметил.
Отблески от красно-зелёных, полосатых крыш слепили глаза, и Рину поневоле приходилось прищуриваться. Они с Адэком миновали уже Рыночную площадь, и им осталось только пройти Замковую улицу, ведущую прямо к подъёмному мосту, как вдруг Рин увидел узкий проход, который, как он знал, упирался, ранов через пятьдесят, в задний двор трактира "Пятая кружка", и сердце у него, почему-то, отчаянно забилось. Приступ дурноты, тяжёлым, давящим валом неожиданно обрушился на него, голова закружилась, а ноги, тем временем, словно они были и не его вовсе, сами устремились в эту каменную щель между домами. Но ему было так плохо, что он удивился не столько этому, сколько тому, что вообще может сейчас ходить.
- Ты куда?! - недоумённо воскликнул Адэк.
- Я сейчас! - выдавил из себя, даже не оглянувшись, Рин.
Согнувшись и чуть пошатываясь, он торопливо заковылял между стен. Шагов через пятнадцать был первый поворот. Он прошёл за ним ещё несколько шагов, а затем, достигнув тыльной стороны старого, в конец обветшалого дома, спустился, по густо заросшей травой лестнице, к двери, что вела в подвал. Несколько секунд он стоял, упёршись в неё лбом и с трудом дыша, а потом вдруг рухнул на её порог, повалился на бок и, подтянув к подбородку колени, тихонечко застонал. Его затрясло так, что аж зубы застучали. Из уголка рта потекли слюни, а глаза закатились, сверкнув на солнце, обнажившимися белками. В ту же секунду, плотное, тёмно-серое облако, неторопливо, как бы нехотя, отделилось от его тела и, помедлив несколько мгновений, тяжело вползло в замочную скважину.
- Рин!.. Рин!.. Да где ж ты?.. Если мы через десять минут не будем у господина Ндади, то он сдерёт шкуру с нас обоих! Ты слышишь меня?
Рин вновь застонал и, обхватив голову руками, попробовал сесть. Да что же с ним такое, в самом деле?
- Рин! Иди сюда немедленно! Не то я уже сам с тебя шкуру спущу!.. Рин!.. Пиав распроклятый!..
Рин неуверенно встал на четвереньки и слегка помотал головой. Как ни странно, это помогло. Что-то щекотнуло его ноздри, Рин сдавленно чихнул, и вся та муть, что наполняла его голову вдруг разом исчезла. Рин вновь почувствовал себя совершенно здоровым. Поднявшись на ноги, он крикнул:
- Я иду, Адэк!
- Да где же ты? - Адэк уже миновал это место и находился за следующим поворотом - рядом с "Пятой кружкой". Когда Рин поднялся по лестнице, тот вышел из-за угла дома.
- Что с тобой? Ты тоже заболел? - Адэк выглядел не на шутку раздосадованным.
- Не знаю... Мне вдруг сделалось плохо... А потом... потом... - что было потом Рин никак не мог вспомнить, как ни старался. Но, в конце концов, разве это так уж и важно? Главное, что теперь с ним всё в порядке. Разве не так? - А потом всё прошло... - немного растерянно закончил Рин.
Адэк недоверчиво посмотрел на него. - Хорошо, ежели так... Ведь, если, во время обеда господина нашего, герцога, тебе опять станет плохо, то тебя, в лучшем случае, сможет заменить лишь господин Ндади, да и то, если по счастью, окажется где-нибудь неподалёку. А он человек занятый, и одному Всесущному известно, где он может находиться... Ну а если (да не допустит того Господь наш всемилостивейший!) что-либо пойдёт не так? Ведь накажут всех! И хорошо ещё, если только выпорют... - Адэк, по-прежнему, не отрываясь, смотрел на него, как бы пытаясь понять - верить ему, или лучше не стоит.
- Адэк, да что я маленький! Я всё понимаю!.. - возмутился Рин. - Можешь не сомневаться - всё будет хорошо!
- Баран тоже думал, что всё будет хорошо, покуда к мяснику не привели...- проворчал Адэк и, состроив кислое выражение лица, вздохнул. - Ну ладно, пошли!.. Раз прошло... - и отвернувшись, стремительно зашагал в сторону замка. Рин, ни секунды больше не мешкая, поспешил вслед за ним, радуясь, что теперь это для него совсем не трудно.

Ндади, всё же, посчитал, что шли они слишком долго, так что Рину досталось несколько весьма внушительных подзатыльников. Затем ему было велено переодеваться и бегом бежать в трапезную. Вообще-то, Рину теперь полагалось, в связи с поступлением на службу, постоянно жить в замке, но, учитывая, что Ндади ни в чём не мог отказать его красавице матери, то Рина, пока ещё, отпускали домой - но только на ночь, или когда он бывал не нужен.
Рин, хоть и не подавал виду, но страшно волновался. Пусть он и знал, благодаря тяжёлой руке Ндади, все эти бесчисленные трапезные уложения наизусть, боязнь того, что он от волнения, как это и случилось с ним недавно, что-нибудь перепутает, не оставляла его ни на мгновение. Но пока всё шло как надо: он строго следил за соблюдением церемониала – от призывного звука рога, известившего о начале парадного пира, и до сего момента, и даже ни разу не запнулся, говоря перед герцогом и его гостями приветственное слово для каждого из этих труднопроизносимых блюд.
Герцог был в хорошем настроении - много смеялся, шутил, и был крайне милостив к своим сотрапезникам, так что Рин, даже подумал - не осуществить ли ему сегодня свой дерзкий план, который он столь долго тайно лелеял? Однако, одна только мысль об этом, заставила его сердце сорваться в бешеный галоп, отчего холодный пот, мелкими, противными бусинками тот час выступил у него на лбу и носу. Нет! Только не в первый день, когда ему доверили распоряжаться обедом!
-... из пирога, едва только его разрезали, вдруг грянула музыка! Семь музыкантов, скрывались внутри этого кулинарного чуда! - ади Вара Великолепный, победоносно оглядел всех сидящих за столом и, отхлебнув немного вина из кубка, продолжил. - А в конце стола, на самом его краю, возвышалась огромная башня, высотой ранов пять, не меньше! В основании её стояло семь конийских даров с вызолоченными рогами. Были они из белоснежного молочного сахара, а рога их - из марципана... На дарах же размещались два корабля - "Тигиру" и "Фарнфорн" - столь искусной работы, что приглядевшись, можно было рассмотреть на них всё, вплоть до последнего паруса, и даже штурвала и фонарей на крюках! Борта их были из расписанного цветной карамелью шоколада, а внутри они были из сливочного бисквита с промелланскими орехами и сладким бирюмским изюмом, - барон рассказывал всё это столь аппетитно, что у Рина аж в животе забурчало, а бедный мастер Гунхан, старший повар, стоявший, как ему и полагалось, справа от герцога, то недоверчиво таращился на барона, то сконфуженно прятал глаза, как бы признавая, в свете подобных историй, полную свою непригодность. - Ещё выше, над кораблями, - продолжал, между тем, ади Вара, - возвышался замок, из лирнского суфле и свежих фруктов, с развевающимися цветными флагами на башнях. Флаги те были вылеплены из сладкого листового риса... Стены же замка украшали всевозможные Ониды, игравшие на маленьких трубах. И трубы, и воздуховоды, проложенные внутри башни для того чтобы эти трубы могли издавать звуки, равно как и скрытые от глаз каналы для вина, по которым в фонтаны, устроенные в том замке, подавалось самое лучшее пешарское вино, были сделаны из леденцовой карамели... А увенчивала же это, воистину, волшебное блюдо, королевская корона с гербом. И если, корону изготовили из красного ромового бисквита, с нежнейшей лимонной начинкой и тонкими прожилками из чёрного и белого шоколада, то герб был сделан из дунтового марципана, а расписан - ванильным пралине... - барон, глубоко вздохнул, а затем, откинувшись на спинку кресла, торжественно завершил свой рассказ. - Вот что, досточтимые господа и дамы, имел счастье видеть я на пиру, по случаю венчания Унгунда Пьертского, брата нашего сиятельнейшего короля Эрро Шепелявого, и которая имела честь состояться во второй благост лиственя, в знатном городе Адэрне!
Рин, слушая всё это, на какое-то мгновение даже забыл о том, кто он и где находится, но, едва рассказ ади Вары закончился, как он сразу же встрепенулся, и захлопнув, раскрывшийся от охватившего его изумления рот, вновь принял подобающую его положению позу и, гордо выпрямившись в своём высоком креслице, деятельно вернулся к исполнению своих обязанностей. Но ещё не раз за этот вечер, Рин оказывался во власти удивительных рассказов ади Вары и прочих знатных гостей герцога.
Вскоре, перед десертом, была дана короткая интермедия, во время которой, шут герцога Яргон, вместе с его акробатом и шутом ади Тонкрафа, немного всех повеселили, разыграв сцену сватовства великана Динглина к мудрой Ларе. Потом герцог изволил, чтобы привели удивительного двухголового пса, из каких-то далёких восточных стран. А ещё где-то через час обед благополучно закончился. Гости, один за другим, сообразно их придворному рангу, встали из-за стола, витиевато поблагодарили герцога за угощение и чинно, насколько это позволяло им выпитое вино, покинули трапезную. Последним, взяв анди Ланду под руку и о чём-то с ней мило беседуя, шёл сам герцог.
Ну, сейчас?! Или когда-нибудь потом? Рина пробрала нервная дрожь, а спина немедленно похолодела... Нет, сейчас! Не то он так и будет всю жизнь стоять у герцогского стола. Рин набрал в грудь побольше воздуха, бросился вслед за герцогом и, шумно рухнув на колени, испуганно выпалил, на миг даже зажмурившись от охватившего его ужаса:
- Господин, герцог!.. Господин герцог!..
Герцог не сразу понял, что к нему вдруг кто-то посмел обратиться, а потому сделал ещё несколько шагов, прежде чем его прелестная спутница, не остановила его. Тогда герцог, с нескрываемым изумлением, в упор уставился на Рина. Мгновение казалось, что он вот-вот ударит его, но тут, как будто вдруг что-то вспомнив, он опустил руку и, с плохо сдерживаемой досадой, спросил, цедя слова сквозь зубы:
- В чём дело?
- Господин герцог... господин герцог...
- Я и так знаю, что я герцог! Болван!.. Говори быстрее! Что за страшная нужда подвигла тебя обратится ко мне в обход всех правил? - герцог аж побагровел от возмущения, да и анди Ланда рядом с ним, выглядела крайне недовольной.
Рин на секунду смутился, но затем взял себя в руки и, твёрдо глядя в лицо герцогу, продолжил. - Господин герцог, Ваш славный и доблестный рыцарь, ади Питри Фрогган изъявил желание взять меня в обучение, в случае, если Вы, Ваша Милость, соизволите дать на то своё согласие... Я прошу Вас быть снисходительным к моей ничтожнейшей просьбе и позволить мне поступить на службу к вышеозначенному доблестному рыцарю... Пожалуйста, господин герцог!.. И не гневайтесь на преданного раба своего за то, что он осмелился дерзко просить Вас об этом, минуя кристрига прошений!.. Господин Инган уже несколько раз прогонял меня, когда я приходил просить его явить вашему высочайшему вниманию эту свою нижайшую просьбу!..
- В обучение?.. К старику Фроггану?!.. Х-хр! – насмешливо хрюкнул герцог. - На преданного раба своего! – тут же язвительно передразнил он Рина. - Как же, преданный раб! Ни уважения, к своему господину, ни должной скромности! Так бессовестно пренебрегать правилами приличия и, тем самым, выставлять меня в неприглядном свете перед моими благородными гостями!.. Ступай прочь, осёл!.. – рявкнул он под конец и добавил, крайне зловеще, сделав особый упор на втором слове. – Я поз-ж-же разберусь с тобой!..
Герцог ещё раз гневно смерил его взглядом, а затем, раздражённо отвернувшись, продолжил свой путь с анди Ландой.
Лицо Рина горело от стыда и страха, и он, далеко не сразу, нашёл в себе силы подняться с колен. Наконец, он встал, и пряча глаза от потрясённо таращившейся на него челяди, обречённо побрёл в свою комнату. Идти было далеко - на второй этаж западного крыла, то есть, почти через весь замок, от чего Рину было ещё тяжелее.
- Рин, пиав проклятый! Ты что, совсем спятил?! - неведомо откуда выскочивший Адэк больно вцепился в его плечо и, резко крутанув, развернул к себе. - Ты что, хочешь, чтобы господин Ндади до конца дней моих гноил меня на кухне?..
- Отстань, Адэк!.. Ты-то тут причём? - Рин слабо попытался вырваться, но Адэк, вцепился в него, словно клещ.
- Как это причём? Я же видел, что ты нездоров... Правда, не думал, что это у тебя с головой не в порядке!.. И ничего господину Ндади не сказал... - в глазах Адэка светилось настоящее отчаяние, и только теперь Рин подумал, что, пожалуй, своим дурацким поступком, он подвёл не только себя, от чего ему стало ещё более тошно.
- Я скажу Ндади, что ты во всём этом совершенно не виноват... Я давно уже это задумал...
- Какой же ты, всё-таки, болван!.. Ну если надо тебе что-то от господина герцога, так пошёл бы сперва к господину Ндади, посоветоваться... а ещё лучше - попросил бы своего отца!.. А то, словно в этих напыщенных рыцарских романах: бухнулся перед Его Милостью на колени, да ещё, в столь неудачный момент... Ты хоть понимаешь, что тебе невероятно повезло: он ведь мог запросто повелеть засечь тебя до смерти, за такую дерзость, а то и прямо на виселицу отправить?
- Ну, на виселицу-то вряд ли... - уныло засомневался Рин. - А отец, ещё когда только думал определить меня на службу в замок, уже и тогда ни за что не соглашался, чтобы я стал чьим-нибудь пажом, или, хотя бы, просто солдатом в гвардии герцога... Так что об этом его просить бесполезно...
- О, всеблагая пятерица!.. Не иначе, как тёмным попущением на свет нарождаются такие дураки! Ну раз уж и твой отец против, то тогда будь трапезничим и не суйся туда, куда тебя не просят! - Адэк в сердцах плюнул, а затем возмущённо отвернулся и пошёл куда-то по своим делам, то и дело, осуждающе покачивая из стороны в сторону головой.
Рин горько вздохнул и, едва сдерживая слёзы от обиды и разочарования, заспешил к себе в комнату.

- Рин! Скорее!.. Там такое!.. - в распахнутой двери стоял потрясённый, запыхавшийся Адэк, нетерпеливо ожидая, пока, несколько растерявшийся от столь неожиданного вторжения, Рин оденет камзол и туфли. У Адэка же вся одежда была изрядно намочена и сплошь в мыльных разводах, а руки – всё ещё красные: судя по всему, он, как был, так прямо и выскочил из кухни. - Ну же!
- Да что такое?! - Рин наконец попал ногой в убегавшую от него туфлю и бросился вслед за Адэком, так и не удосужившимся объяснить, в чём, собственно, дело. Уж не приказал ли герцог его, и вправду, повесить?.. Да нет, глупости!.. Но что же тогда?
- Адэк, да что случилось-то? - сделал на бегу ещё одну попытку Рин, но Адэк, по-прежнему, не обращал на него ни малейшего внимания и мчался, словно дикая лошадь. Рин почувствовал, что начинает безнадёжно отставать, и сосредоточился на том, чтобы хотя бы не упустить его из виду. Они промчались всю галерею, спустились на западный двор и бежали теперь к крепостной стене, на которой и без них уже было полно народу. Все, кто собрался там, наблюдали за чем-то, происходящим в городе, и при этом взволнованно, но в полголоса, это обсуждали. Взглянув в том же направлении, Рин только сейчас заметил слабое, непонятное сияние.
- Что это? - задыхаясь от бега, крикнул он в спину Адэка. Тот хотел было что-то сказать, но вдруг раздался чудовищный грохот, вслед за которым, яркая молния взметнулась в небо, расколов его надвое. Женщины истошно завизжали и дружно укрылись за стеной, а мужчины лишь слегка пригнулись, ухватившись за свои шапки. От неожиданности Рин споткнулся и упал.
- Да быстрей же! - раздражённо прошипел Адэк, вернувшись и помогая ему встать на ноги. - Давай за мной!.. На старую дозорную башню!..
И вновь бросился бежать.
Вслед за Адэком, Рин взлетел по каменным ступеням на стену, обогнул треугольный выступ, и, ранов через двадцать оказался у основания башни. Но Адэк уже стучал ботинками где-то далеко наверху. Глубоко вздохнув, Рин тоже стал подниматься по выщербленным остаткам ступеней. На первой же площадке он увидел Адэка, который удобно устроился на полу, рядом с узкой амбразурой. Тяжело дыша, Рин подошёл к нему и лёг рядом.
- Ну, теперь видишь? - возбуждённо спросил Адэк, указывая на тот самый дом, чуть в стороне от Замковой улицы, возле которого Рину сегодня днём было так плохо.
Яростное, пылающее свечение дрожало над его крышей, время от времени взрываясь во все стороны жёлто-зелеными молниями. Иногда из окон дома вылетали большие чёрные шары и, словно гигантские пузыри, поднявшись в вечереющее небо, где-то там, исчезали. Раздался очередной гром, сразу же сменившийся жалобным скрипом. Старая черепичная крыша внезапно подпрыгнула, словно акробат герцога, и, развалившись в воздухе, осыпалась на землю тысячью осколков. Часть стропил разлетелась в щепы, но несколько крупных обломков, словно пущенные из баллисты снаряды, устремились в разные стороны, всё круша на своём пути. Из уже почти разрушенного дома, на фоне зарева, взметнулись вверх огромные, уродливые тени и заплясали в бешеном танце. Три из них, то и дело бросались на одну, ещё большую - отчаянно метущуюся между ними и беспрестанно меняющую своё обличие. Когда они устремлялись к ней, та тень вся вздымалась, вскипала, и тогда разлетались во все стороны молнии, и гремел гром. Вдруг плотное, ослепительно сияющее кольцо окружило её, и тени поменьше бросились врассыпную. Полыхнула вспышка, да такая яркая, что все, кто наблюдал за этим, с болезненным вскриком схватились за глаза. Затем глухой, мощный гул пронёсся над городом, так что всё вокруг наполнилось им, и сами крепостные стены задрожали. Люди, до этого гроздьями облепившие стены, в ужасе бросились прочь, кто куда. Адэк с Рином тоже было вскочили, но любопытство взяло верх, и они вновь припали к амбразуре, пока всё ещё моргая и осторожно касаясь пальцами век.
- Во громыхнуло-то! – испуганно и одновременно восхищённо прошептал Рин.
- Ага! - отозвался Адэк, не отрываясь от невиданного доселе зрелища.
Меж тем, по Замковой улице промчалось в сторону дома ещё несколько теней, вслед за которыми неслось нечто, напоминающее слабо светящееся облако, несколько ранов в поперечнике. Они скрылись за стенами, откуда ещё пару раз, слабо полыхнуло молниями, а затем сияние погасло, и всё стихло. Только сейчас Рин заметил, что уже почти стемнело. Несколько мгновений в доме ничего не было не видно и не слышно, а затем, над его стенами взметнулась, высоко ввысь, сияющая полоса, тут же взорвавшаяся в ночном небе, оставив после себя гигантскую пылающую дыру. В тоже мгновение дыра эта закрутилась, подобно огненному водовороту, вниз из неё рухнул толстый сияющий хобот, а над городом пронёсся чудовищный, сотрясший каждый дом, рёв. Тени, на секунду, ещё раз мелькнули, устремившись по этому хоботу вверх, и неожиданно пылающая дыра, вспыхнув тысячью молний, с оглушительным грохотом исчезла. Некоторое время они с Адэком ждали, всё ещё надеясь на продолжение, но так как руины дома упорно безмолвствовали, им пришлось, наконец, с величайшим сожалением признать, что чудеса закончились.
- Ведь мы же были сегодня у того дома! – и Адэк вопросительно посмотрел на него, словно бы это он, Рин, всё это и устроил.
- Ну и что? – пожал плечами Рин.
- Ничего... - Адэк, кажется и сам не знал, что же из этого следует. - Просто странное совпадение... Ни я, ни ты почти никогда туда не заходили, а сегодня, как раз именно рядом с этим домом, тебе вдруг сделалось плохо... Почему, спрашивается?
Рин сосредоточенно уставился на свои ноги, пытаясь сообразить, значит ли это что-нибудь, или, действительно, является всего лишь совпадением. Ничего путного в голову не приходило.
- Ну, не знаю, - недоумённо развёл он руками.
- Вот и я не знаю, - сказал Адэк, а затем, уже чуть тише, добавил. - И мне кажется, что будет лучше, если об этом никто больше и не узнает.
Затем он встал, отряхнул штаны, и направился к лестнице. Уже перед тем, как спускаться, он оглянулся и сказал:
- И ещё… Лучше не ходи сегодня домой!.. Мало ли кого или что можно сейчас повстречать в городе...
Он говорил это совершенно серьёзно, и Рину ни капельки не хотелось сомневаться в справедливости его слов:
- Наверное, ты прав…
Они спустились с башни и, оживлённо делясь впечатлениями от только что увиденного, направились обратно к себе, в комнаты прислуги, в западной части замка.

На следующее утро в комнату Рина вошёл сердитый и немного грустный Ндади.
Адэк, с которым Рин проболтал всю ночь, обсуждая всё, что случилось накануне, при виде господина Ндади, коротко поклонился и тотчас же выскочил вон из комнаты. Но Ндади на него даже внимания не обратил: он не отрываясь смотрел на Рина.
- Если ты полагаешь, что из-за вчерашних событий на Замковой улице, господин герцог забудет о твоей выходке, то ты глубоко ошибаешься!.. Я не знаю... и боюсь даже сейчас предполагать, какое наказание изберёт для тебя господин герцог... но думаю, оно тебе очень не понравиться... И, скажу я - поделом! Глядишь, хоть немного поумнеешь... Ведь это же надо такое придумать!.. И ладно бы ещё, если бы господин герцог был один, или только со своим светлейшим семейством, а то при столь знатных гостях! - Ндади был рассержен и растерян одновременно: понять подобное поведение было выше его сил, и он лишь с досадой и недоумением взирал на Рина.
Лучше бы надавал подзатыльников, или же, прямо тут же, собственноручно высек, подумал Рин, невольно съёживаясь под его взглядом. Если уж и Ндади столь растерян, то дело его, наверно, и вправду - хуже некуда!
- Ну что молчишь, словно конийская бестолочь?.. Что я теперь скажу твоей матери?.. Пажом ему, видите ли, быть захотелось! В рыцари не терпится! - Ндади схватил его за волосы надо лбом, и заставил смотреть на себя, не пряча лица. - А меня-то хотя бы ты мог спросить?.. Я ведь, при дворе, чай не первый год - уж что-нибудь, да присоветовал!.. Ну... Чего молчишь?!..
- Вы... - Рин так тихо прошептал, что и сам себя не услышал.
- Что, что? - спросил Ндади, склонившись и слегка прищурившись.
- Вы бы меня и слушать не стали, если бы я пришёл к вам с подобной просьбой, - сделав над собой усилие, выговорил, наконец, Рин.
Несколько мгновений Ндади внимательно всматривался в его лицо, а затем отпустил волосы и отвернулся. Некоторое время он о чём-то размышлял, нервно постукивая ногой по полу, а потом вновь повернулся к Рину.
- Ты прав... Вряд ли бы я стал всерьёз обсуждать с тобой это... Но вот что я тебе скажу - уж по-всякому я бы поговорил с тобой и постарался бы тебя образумить, и уж точно - не допустил бы, чтобы ты совершил подобную глупость! - Ндади устало вздохнул и сел на кровать рядом с Рином. - Конечно, все мальчишки в твоём возрасте мечтают о чём-нибудь героическом, достойном того, чтобы это запечатлело перо придворного летописца... Но, поверь мне, Рин, далеко не всегда это того стоит: жизнь рыцаря, если он не принадлежит к сильным мира сего, зачастую состоит лишь из тяжёлого ратного труда, безденежья, болезней и увечий, и весьма далека от того придворного блеска, который ты видишь здесь и ошибочно распространяешь на всех, кто относится к рыцарскому сословию...
- Я знаю... Ади Питри мне уже говорил об этом...
- Ты может быть и знаешь, но пока ещё не понимаешь этого!.. Ты ещё, просто, слишком мал для того, чтобы разбираться, что хорошо в жизни, а что - нет! - Ндади, видимо, решил раз и навсегда избавить его от вредных, по его мнению, устремлений. - Конечно, достопочтенный ади Фрогган - рыцарь в высшей степени доблестный и знаменитый... пусть и в прошлом... Но что он сейчас имеет? - Ни семьи! Ни достатка! Ни, даже, здоровья!.. Лекарь к нему почитай каждый день ходит, а ведь ему только пятый десяток пошёл! Пройдёт ещё каких-нибудь несколько лет, и - не допусти, конечно, того Господь наш всеблагой и всемилостивейший - ади Фроггана с нами уже больше не будет! И кто о нём тогда, вспомнит?..
- Я!.. Я вспомню!.. - гневно вскричал Рин, вскакивая с постели. - Зачем вы так говорите о ади Фроггане, господин Ндади?
- Помилуй, Рин! Я ничего плохого о ади Фроггане не говорю! - возмутился в ответ Ндади. - Но разве же всё, что я сказал тебе о нём - неправда?
- Да пусть даже и так! По мне, так лучше быть таким рыцарем, чем распоряжаться всю жизнь на чужих обедах, пусть даже и у герцога! - Рина аж затрясло от возмущения. Как Ндади может всерьёз убеждать его, что жизнь прислуги лучше жизни рыцаря?
Ндади же ничуть не смутился и не рассердился: лишь грустно посмотрел на Рина:
- Ладно, Рин... Ступай домой!.. Я думаю, что твоя мама очень волнуется...
Затем криво усмехнулся, прокашлялся и вышел из комнаты, но через секунду вновь появился в дверях:
- Если вдруг господин герцог тебя затребует, я за тобой пришлю. Так что сиди дома и не куда не отлучайся!
И снова ушёл. Рин слушал, как удаляются по коридору его шаги, а когда они совсем стихли, он неохотно поднялся с кровати и, натянув на себя камзол, отправился домой.

Первым делом Рин побежал поглазеть на то, что осталось от несчастного дома. Но там и без него зевак было предостаточно, хотя смотреть-то, собственно говоря, оказалось не на что: полуразвалившиеся стены, битые стёкла, да оплавившиеся кое-где камни из кладки - вот и всё, что он там увидел. Соседние же дома, некоторые из которых тоже весьма сильно пострадали, уже вовсю ремонтировались. Тут же стояли и их взволнованные обитатели, яростной жестикуляцией и отчаянной мимикой живописующие благодарным слушателям о том, близкими свидетелями чего им довелось стать. Несмотря на то, что большую часть рассказа они выдумывали по ходу своего повествования, и все, в общем-то, прекрасно об этом знали, толпа, всё равно, сочувственно охала и с величайшей готовностью сопереживала. Рин тоже немного послушал, но он был сейчас слишком взволнован, чтобы получать от этого удовольствие. Ещё раз бросив вокруг себя взгляд, он заспешил домой.
Всю дорогу Рин боялся, что дома ему, как следует, влетит. Его даже не столько пугало возможное наказание, сколько тяготило чувство вины перед своими родителями. Он в сотый раз, мысленно, приводил им свои доводы, пытаясь убедить их в своей правоте, и всякий раз, отец, или мать, всего лишь несколькими фразами напрочь разбивали все его незатейливые построения. Рин был в отчаянии! Да тут ещё, неистовый перезвон колоколов, наверное, одновременно на всех церквах и соборах города, не давал ему сосредоточится, вселяя в его, и без того смятённую, душу ещё больше волнения и трепета. Ведь этот беспрерывный колокольный звон означал, что что-то случилось, и Рину казалось, что это именно ему в укоризну все они и звонят.
- Да куда ж ты прёшь, дар твердолобый! Не видишь, что ли? - какой-то бондарь схватил его за шиворот, и рывком дёрнул обратно. То, что это бондарь, Рин понял по его коричневой куртке, с двумя широкими зелёными полосами, словно обручи, опоясывавшими его тело. Рин с удивлением уставился пред собой: по улице, с факелами и тахилами медленно шла многочисленная процессия, распевая покаянные псалмы. Все были босы: и дети, и ремесленники, и торговцы, и члены маристула. Причём, во главе процессии, начало которой как раз скрылось за поворотом, как успел заметить Рин, шёл сам квистол, из главного собора, что на Большой площади!
- Что-то случилось? - с любопытством спросил он у бондаря.
Бондарь негодующе крякнул и загудел ему басовито в ухо:
- Да ты что, с третей луны свалился, али по утрам в церковь не ходишь?..
- Я в замке служу, - обиженно сказал Рин, едва заметно споткнувшись на слове "служу". В том, что он до сих пор состоит на службе у герцога, сегодня вызывало у него очень большие сомнения.
- Ха! Ну тогда ладно, - смилостивился бондарь и решил-таки объяснить, в чём дело. - Небось видел, чего вчера за "Пятой кружкой" творилось?
Рин утвердительно кивнул.
- Ну так вот, а сегодня, на утренней службе во всех церквах, по повелению квистола, инторы произнесли проповедь во искупление грехов наших премногих и тяжких и призывали всех молиться за души пропащие, оказавшиеся во власти Тёмного, кои и призвали слуг его в наш разнесчастный город. А дабы очистить его от энтой скверны, наказал он каждый день, в течение всей недели, ходить шествием, каждый раз по разным улицам, и молить Господа нашего, Всеблагого и Всесущего, дабы он простил нас, недостойных его милостей, и избавил город от порчи Тёмного, - под конец бондарь и вовсе перешёл на заунывное пение, отчего стоящие вокруг него люди, многие из которых явно напоказ, хотя и совершенно искренне, вздыхали и вытирали слёзы раскаяния и умиления, при виде столь праведного, как молебное шествие, зрелища, стали с любопытством оглядываться. - В молитве и добром слове ищи спасенье от лихого! - назидательно заключил он, чем заслужил их одобрительный гул.
Но тут, наконец, мимо них прошествовал хвост процессии, и Рин поспешил продолжить свой путь.
- А я и сам пойду завтра вместе с другими бондарями из нашего цеха, - важно сказал, не отстававший от Рина бондарь. - Мастер наш и сегодня был там... может, заметил его?.. дородный такой, и в такой же куртке, что и у меня, только полосы у него не зелёные, а золотые... нет?.. ну, да ладно!.. Так вот, он вообще всю эту неделю будет участвовать в шествиях!.. Во какой праведный человек, наш мастер!
Рин серьёзно кивнул и повернул на соседнюю улицу, к своему дому.
- А мне туда!... На Верхнюю... - махнул рукой бондарь в сторону, возвышавшейся на холме, городской стены. - Ну прощай!..
Рин обернулся и тоже вежливо поклонился. - До свидания и вам!

Отец с кем-то говорил. Рин прислушался, пытаясь хоть что-нибудь разобрать, но дверь в его комнату была добротной, и он не понял ни слова. Делать было нечего, и Рин громко постучал. Голоса сразу же стихли, а затем дверь открылась, и на пороге появился отец. Он был очень взволнован, и от этого мальчик перепугался ещё больше. Ну сейчас достанется! - подумал он.
- Рин?.. Заходи!..
У Рина от страха перехватило горло, и он нервно откашлялся.
В комнате, кроме отца, был ещё какой-то сутулый, пожилой человек, лица которого, из-за низко опущенного капюшона, не было видно. Лишь длинная, седая борода опускалась на грудь. Он устало сидел на краешке его кровати.
- Здравствуйте... - робко произнёс Рин. Белая борода показалась Рину знакомой – точно такая же была, например, и у придворного волшебника, который водил знакомство с его отцом и раньше довольно часто бывал у них в гостях. Лишь последние года два, он редко захаживал. Сколько Рин себя помнил, он всегда боялся этого величественного старца. Однако волшебник был высоким и статным, а этот старик фигурой совсем на него не походил.
Старик едва заметно кивнул, но даже не посмотрел в его сторону.
- Садись, Рин, - предложил отец, пододвигая к нему стул. Только сейчас Рин заметил, что шкафа в углу больше нет: на его месте зияла непривычная пустота.
- Да, Рин... Пришлось от него избавиться, - равнодушно сказал отец, проследив за взглядом сына. - Вчера, как и сам знаешь, в городе творилось нечто ужасное - дома в округе разве что кевисту не плясали... вот он и не выдержал... старый был... весь рассохся... потому и развалился...
Рин ничего на это не сказал, хотя то, что из всего, что есть в доме, пришёл в негодность, почему-то, именно один только этот шкаф, показалось ему в высшей степени странным. Он молчаливо ждал, что будет дальше.
Отец прошёлся по комнате, заложив руки за спину и сосредоточенно глядя в пол, как бы собираясь с мыслями, а затем остановился перед ним:
- Скажи, с тобой вчера ничего странного не происходило?..
Рин опешил: вчера он на обеде у герцога столько натворил, мягко говоря, странного, что ещё раз спрашивать его об этом было явно излишним.
- Я... вчера... на обеде у герцога... - заплетающимся от страха языком начал было Рин, но, к величайшему его удивлению, отец лишь отмахнулся.
- Ах, да!.. Обед у герцога... Это мы с тобой обсудим потом... А сейчас - ты подумай... Может быть, вспомнишь что-нибудь необычное... Что-нибудь такое, что случилось ещё до твоего прихода в замок?
У Рина от изумления даже рот открылся, но отец, судя по его виду, отнюдь не склонен был шутить и оставался предельно серьёзен:
- Рин, это, действительно, очень важно!
Несколько мгновений в голове у мальчика царил полный сумбур, но едва только он с ним справился, то сразу понял, о чём, наверное, говорил его отец: о то же самом, что и Адэк, когда указал ему на странное совпадение.
- Кажется, вспомнил, - Рин опасливо покосился на гостя, но, отец никак не отреагировал на этот его взгляд, и потому он продолжил. - В тот день за мной зашёл Адэк: я был нужен в замке, и его прислал господин Ндади, чтобы сообщить об этом. Но когда мы пошли туда, мне вдруг сделалось плохо... Как раз напротив проулка от Замковой улицы к "Пятой кружке", мне стало совсем уж дурно, и я свернул туда... Хотя... - тут Рин невольно сверился со своими тогдашними воспоминаниями и, убедившись, что так, и вправду, будет более правильно, стал рассказывать дальше, - Мне вдруг почему-то нестерпимо захотелось пойти туда... А что было потом, я не помню... Я как будто лишился чувств... Адэк же стал меня искать, но когда нашёл, то со мной всё уже было в порядке. - Рин замолчал и испуганно посмотрел на отца, словно бы то, что он ему сейчас рассказал, было признанием в каком-то ужасном проступке.
- Это всё?.. Или, быть может, что-нибудь случилось, когда ты был ещё здесь, в своей комнате? - отец явно чего-то ещё ждал от него. Но чего? Этого Рин не понимал.
- Рин, постарайся вспомнить!- отец продолжал настаивать, и мальчик снова сосредоточился на вчерашнем дне. Он смотрел в угол, где стоял шкаф, и вдруг что-то, - что-то такое, отчего внутри у него всё, враз, похолодело, - шевельнулось, где-то в самом тёмном закоулке его сознания.
- Может быть... Может, не в тот день, а накануне... В ночь перед этим!.. - Рин словно бы двигался на ощупь и даже и сам не знал, что же скажет в следующий миг. - Мне тогда приснилось, что в шкафу кто-то есть... Вернее даже не приснилось... Я... мне... Это было совсем не так, как, когда я был маленьким... Я это, словно бы видел!..- на самом деле, так Рину показалось уже только сейчас. Но теперь он почти не сомневался в этом, и от подобного предположения ему стало совсем уж не по себе.
Незнакомый старик и отец быстро переглянулись.
- Продолжай, мальчик! - требовательно попросил старик, и Рин с удивлением обнаружил, что его голос ему знаком. Кто же это? Ну точно! – в то же мгновение с испугом подумал мальчишка. – Это придворный волшебник!
- Но я ничего больше не помню! Совсем ничего! - Рин был совершенно искренен: ему, и вправду, больше нечего было добавить к уже сказанному.
- Ну что? - спросил отец, глядя на Дэдэна.
- Я должен проверить! - твёрдо произнёс тот и, кряхтя, встал с постели. Когда он подошёл к Рину, тот, наконец увидел его лицо и, окончательно убедившись, кто это, испуганно отшатнулся.
- Не бойся, Рин! Он ничего тебе плохого не сделает. - успокоил его отец.
Хоть отец и просил его не бояться, но душа у Рина тут же ушла в пятки: он весь невольно напрягся, а во рту опять пересохло.
- Лучше расслабься! - предупредил волшебник. - Не то, возможно, будет немного больно.
Рин попытался, но у него ничего не получилось. А Дэдэн, тем временем, сложил у него на голове ладони и что-то, едва слышно, но очень быстро забормотал. Неожиданно, ноги у Рина подкосились, перед глазами всё поплыло, и он упал на пол.
- Ну что? - словно сквозь сон услышал он голос отца.
- Ничего! - уверенно ответил Дэдэн. - Совсем ничего!
Рин чуть было не застонал и открыл глаза. Как оказалось, он лежал на своей кровати, головой - на коленях отца.
- Скорее всего, мальчиком воспользовались только для восполнения сил и для перемещения из комнаты к тому дому.
- Кто воспользовался? - испуганно прошептал Рин.
Но Дэдэн лишь недовольно буркнул. - Не знаю...
- И ведь этот Кто-то и сидел в шкафу? Правда? - Рин, рванулся, пытаясь встать, но отец не позволил. И тут его осенила внезапная догадка. - Да ведь и шкаф, наверняка, не просто так развалился?
- Шкаф... - Дэдэну явно не хотелось объяснять что-либо Рину, да только скрывать это от него и дальше, видимо, не было больше никакого смысла - то, что шкаф имеет самое непосредственное отношение ко всей этой истории, было очевидным. - Шкаф, как я уже и сказал твоему отцу, был сделан из дерева, обладавшего, в своё время, очень большой магической силой... Кстати, - тут он вновь обратился к отцу. - Вэйс, позволь мне, всё-таки, с тобой не согласиться, что попал он к тебе совершенно случайно: такие вещи могут, отчасти, и сами выбирать, где им следует оказаться... Н-да... Ну, да ладно... Именно это обстоятельство и позволило кому-то воспользоваться этим шкафом, как некоей дверью сюда... Откуда - я, разумеется, при всём своём желании, определить не могу, - тут Дэдэн на мгновение задумался, а затем продолжил. - Однако теперь я совершенно уверен, что шкаф этот, когда-то давно, и, конечно, не здесь, именно для этого и использовали.
- В качестве… э-э… далеко… дальнопереноса? - не удержался отец.
- Чего? - не понял волшебник. - В качестве магической двери, связывающей два каких-то места в этом мире!
- Так зачем же вы его тогда сломали?! - возмущённо вскричал Рин и вновь попытался покинуть колени родителя.
Отец чуть улыбнулся и без особых усилий пресёк эту попытку. - Всё дело в том, Рин, - сказал он, ласково потрепав его по голове, - что в наших краях им мог бы воспользоваться лишь чародей великой мощи, что, видимо, и произошло, а для всех остальных - он совершенно бесполезен, если не сказать, опасен. Мало ли кто ещё может оттуда появиться... и с какими намерениями... Вот потому-то, мы его не только сломали, но и сожгли в камине... Я думаю, что тебе бы очень понравилось наблюдать за тем, как это происходило. - усмехнулся он.
- А как? - полюбопытствовал Рин.
- Кх! Кх! - громко и явно нарочито закашлял волшебник.
- Об этом я тебе как-нибудь потом расскажу... А сейчас, слушай меня очень внимательно! - отец сразу вновь стал серьёзным, а в его глазах опять появился беспокойный блеск. - Ты парень уже взрослый и должен понимать, что иногда надо держать язык за зубами. Обо всём, что ты здесь услышал и ещё услышишь, ты должен дать мне слово молчать! Всегда и со всеми! Без исключения! Даже с мамой и Ликом, не говоря уже об Аше. Ты понял?
Рин испуганно, но утвердительно кивнул, и сердце у него бешено застучало. Какую страшную тайну ему сейчас поведают?
- Так вот. - продолжил отец. – Скоро к тебе кое у кого появится множество вопросов... Например, у верховного ита. - отец увидел, как у Рина изумлённо распахнулись глаза, и грустно усмехнулся. - Можешь не сомневаться: обо всём, что у нас случилось, в тот же мгновение узнали волшебники всего Ирвира, так что Совет Божественной Силы немедленно послал сюда одного из своих представителей, дабы провести собственное дознание. То, что ты вчера мог видеть - когда кто-то устроил настоящую иллюминацию в городе - это не пиротехнические фокусы, а самая настоящая магия, да к тому же - чудовищной силы! Как я тебе уже говорил, в наших краях магией не больно-то побалуешься… А для такого - столько сил потребуется, что на это могут пойти только, по-настоящему, великие волшебники, да к тому же, лишь по небывало серьёзной причине… Вот Совет, сочтя всё произошедшее причиной чрезвычайно серьёзной, и решил направить сюда аж самого верховного ита… Ну, о нём лучше тебе... ади Дэдэн расскажет.
- Непременно... – Дэдэн повернулся к Рину, поглаживая свою длинную бороду. - Когда ты увидишь верховного ита, то не пугайся. Сейчас, насколько я знаю, эту должность занимает Нгунги. А Нгунги - не человек. Он - пиав... - заметив, как Рин вздрогнул, он усмехнулся. - У нас здесь никого, кроме людей, почти никогда и не увидишь, а в столице, не говоря уж о других далёких странах, как раз наоборот - именно людей-то и мало: всё больше иные существа живут... Хотя... думаю... тут я немного увлёкся: пусть в Тирле нелюдей - в основном самтов, а не пиавов - предостаточно, их всё же, много меньше, чем людей, и они, как правило, народ пришлый - чужестранцы: купцы, лекари, волшебники, воины, да и, просто, всякого рода шарлатаны... Так вот, Нгунги, сколь бы странно он не выглядел, пугаться не стоит - пусть он существо и другое, но, во многом, он такой же, как и все мы. И если он станет тебя расспрашивать, то ты ни в чём не отпирайся, и можешь, ничего не опасаясь, рассказать ему всё. Ты понял?
- Да. - чуть слышно сказал Рин, а про себя подумал - мало того, что верховный ит, так ещё и пиав! И за что только все эти несчастия на его голову?!
- Ну вот и замечательно... А если вдруг кто-нибудь, кроме него, спросит тебя про старый шкаф, то ты тому скажи, что батюшка твой выбросил его потому, что шкаф был старый, и в тот день, от великого грохота и невиданного доселе сотрясения, и вовсе развалился... Кстати, все твои домашние именно так и считают... Вчера у очень многих что-нибудь да разбилось, или же развалилось, так что никто твоему ответу особенно и не удивиться… - Дэдэн с сомнением посмотрел на Рина и вздохнул. - Что ж... Раз всё обсудили, то тогда я пойду... А то хватятся, неровён час! - и немного кряхтя, поднялся с кровати.
- До свидания, Вэйс! Да ниспошлёт Всесущий свою милость на твой дом! - Дэдэн слегка поклонился и, запахнувшись в плащ и надвинув поглубже капюшон, вышел из комнаты.
Пока были слышны его шаги, Рин и отец молча сидели, но, едва только они стихли, отец поднял Рина с кровати и поставил перед собой:
- Так помни же! Никому не слова!..
- Как скажешь, отец. – послушно кивнул Рин, уже сейчас ощущая, как ему не терпеться всё побыстрее выложить Адэку, и представляя, как у того вытянется лицо от удивления. Да, пожалуй, выполнить это обещание будет потруднее всего. Даже потруднее встречи с верховным итом!
- Ну вот и хорошо!.. А теперь пошли обедать: стол, верно, давно уж накрыт.
С этими словами он встал, и подтолкнул Рина вперёд себя. - Ну идём!
Рин ещё раз взглянул на то место, где раньше стоял шкаф, и вспомнил, что сказал о нём отец - "мало ли кто оттуда может появиться... и с какими намерениями..." - и внутренне содрогнулся: вон ведь оно как, а они с Ликом столько раз так славно в него прятались и столько лет рядом с ним спали!

Дэдэн вышел на улицу, и, низко наклонив голову, торопливо направился в сторону замка.
Удастся ли им обмануть верховного ита? Хотя он ничего и не почувствовал, когда проверял мальчишку, но был абсолютно уверен, что что-то с ним связано. Что-то очень важное! Он не мог объяснить себе, откуда взялась у него такая уверенность, но почти не сомневался в том, что прав. Может, всё же, надо было предупредить мальчика, чтобы, на самом деле, он не доверял верховному иту, да и вообще никому из волшебников, за исключением тех, о которых он ему сам скажет? Или Вэйс всё же прав, и чем меньше Рин сейчас знает, тем лучше? В любом случае от подобной змеиной ямы, как Радужная Башня, его надо держать подальше... Сомнения! Опять лишь одни сомнения! Дэдэн, расстроено погладил бороду. Что ж, с другой стороны, Господь тоже сомневался, творить ли ему этот мир.

В третий лукош жареня, Н'Нгунги Андгингду Храо Д'Див, именуемый Сфера Сияющей Силы, как он был известен здесь, в Западном Инклифе Волшебников, отдыхал после дороги. Здешний герцог радушно предоставил в его распоряжение почти целый этаж в старом крыле замка. И хотя ему вовсе не нужно было столько помещений, он не стал долго отказываться, памятуя о том, сколь докучливы в этой части света правила вежливости. Он слишком устал для этого, и пусть лучше его сочтут за полного невежу, нежели он будет битых четверть часа расшаркиваться перед герцогом, убеждая его, что он никак не достоин подобной его щедрости, и что он до конца дней своих покроет себя позором, если позволит уговорить себя на это и так далее и тому подобное, а тот, в ответ, раскрасневшись, и то и дело прикладывая платок к увлажнившимся глазам, будет и сам изгаляться в самоуничижении, то называя себя недостойным данником короля и никчёмнейшим слугой Великого Инклифа, а то предлагая ему занять весь замок, а самому, вместе со всем своим семейством и многочисленными гостями, временно переселиться к одному из своих вассалов. Нгунги недовольно поморщился: никогда эта страна не станет для него родной - он не понимает этих людей, а они, в свою очередь, несмотря на всё своё показное смирение и бесконечные заверения во всемерном уважении, всегда будут презирать его, считая невоспитанным дикарём, да и просто брезговать его обществом, зная, что он пиав. Не случайно ведь герцог, всячески приглашая его на сегодняшний ужин, лишь с трудом сумел скрыть чувство удовлетворения, когда Нгунги, сославшись на усталость после долгого и тяжёлого пути, сказал, что предпочитает отужинать наедине, в своих покоях.
Нгунги прошёл к центру комнаты и уселся прямо на пол, покрытый роскошным бирюмским ковром, смешно поджав под себя все свои три ноги, так, что каждое его колено торчало в сторону одной из вершин равностороннего треугольника. Наклонив голову и обхватив себя руками, он быстро и привычно сосредоточился. Как только ему это удалось, он шепнул заклинание, и в тот же миг очертания его расплылись, и он превратился, в первое мгновение прозрачную, а затем, пару секунд спустя, засиявшую яростным, желтовато-серебряным светом, сферу. Она висела, примерно в ране от пола, и с бешеной скоростью вращалась. Минута - и вот уже всё помещение заполнилось этим призрачным мерцанием, а спустя ещё пару минут, весь свет устремился в сферу. Она вспыхнула, ослепительно, словно само солнце, а затем, с лёгким хлопком, исчезла, и на ковре вновь неподвижно сидел один только Нгунги.
Верховный ит осторожно поднялся и, сладко потянувшись подошел к высокому креслу, с балдахином, стоявшему боком к камину. Ему всегда было неудобно пользоваться мебелью других рас, но за долгие годы, проведённые в чужих для него странах, он научился не обращать на это внимания. Усевшись в кресло, он взял в руки большой медный колокольчик и хотел уже было позвонить, но вдруг, хитро, и как-то по-детски улыбнувшись, поставил его на место. Сложив все семь пальцев левой руки в некое подобие чаши, он энергично потряс кистью из стороны в сторону. В тот же миг всё помещение наполнил на удивление громкий и мелодичный звон. Нгунги грустно вздохнул: как же всё-таки мало в этих краях Силы, и как трудно её концентрировать! Являясь существом магическим, практически целиком живущим за счёт этой самой Силы, Нгунги всегда чувствовал себя здесь крайне неуютно. Однако, инклиф направил его именно сюда, а оспорить это решение он не посмел: все бы сочли это проявлением слабости, а что из этого может воспоследовать, ему было прекрасно известно...
Дверь в комнату распахнулась, и вошедший, низко поклонившись, торжественно доложил:
- Катор Великого Инклифа Волшебников в славном герцогстве Индэрнском, Могущественный Волшебник Четвёртой Ступени Божественной Силы, открыватель Жизненной Спирали Духа Самтов, Дэдэн Юингир Имсский с визитом к Верховному Иту Великой Гильдии Волшебников Западного Инклифа, Могущественнейшему Волшебнику Третей Ступени Божественной Силы, открывателю Сферы Сияющей Божественной Силы, Н'Нгунги Андгингду Храо Д'Диву!
После чего ещё раз низко поклонился, громко стукнул об пол посеребрённым жезлом первого помощника распорядителя визитов, ритуально махнул пару раз по полу гостевой метёлкой из веточек китны и, мелко семеня ногами и так до конца и не разгибаясь, сместился в сторону, давая проход придворному магу. Нгунги торопливо взмахнул рукой, давя понять слуге, что тот свободен. Распорядитель визитов искоса, с любопытством взглянул на него и тут же удалился, плотно закрыв за собой дверь.
- Рад видеть тебя всё ещё с Силой и Мастерством! Да пребудут они навеки с нами по милости Дарующего их! - приветствовал Дэдэн верховного ита, отвешивая тому низкий поклон.
- И я рад видеть тебя всё ещё с Силой и Мастерством. Да не иссякнет никогда милость Всесущего! - ответствовал тот, слегка наклонив голову. - Давай обойдёмся без всех прочих церемоний, - улыбнувшись, предложил он тут же. - Утомляют они меня, сверх всякой меры, орини Дэдэн... И как только ты всё это можешь терпеть?
Дэдэн сдержанно улыбнулся и, не дожидаясь приглашения, уселся, слегка кряхтя, на ковёр на полу.
- Так вот и терплю... Что же мне ещё остаётся?.. Загнали меня на самую кромку мира, так что, выбирать не приходиться... Между прочим, волшебники здесь не в особом почёте: без Силы, люди вынуждены больше рассчитывать сами на себя, чем на волшебство. Вот и приходиться ежеминутно перед всеми расшаркиваться, да ещё всячески избегать здешнего квистола... Тёмный его побери!.. Впрочем, в Тирле, я думаю, то же самое?
Нгунги тоже сел на ковёр, в двух ранах напротив Дэдэна, и вздохнул:
- Да почти... Именно поэтому я и решил перенести свою резиденцию в Оонг.
- В Оонг? - удивлённо поднял брови Дэдэн. - Но ведь это же бог знает где! На самом востоке инклифа! Даже и не в Имрии...
Нгунги печально покивал головой. - Именно так! - Затем, помолчав немного, продолжил. - Однако мне не терпится услышать, что же здесь случилось? В Китраме все волшебники очень взволнованы, и, я бы даже сказал, испуганы... И не только в Китраме! В Радужной Башне, и то, пожалуй, царит некоторая растерянность... Итак, что ты видел, и что думаешь обо всём этом? Как ты понимаешь, всех чрезвычайно интересует твоё мнение, раз уж всё это произошло на твоих глазах, - и он требовательно уставился своими вертикальными разрезами, сияющими словно изумруды, прямо на Дэдэна.
Дэдэн задумчиво погладил бороду, нахмурил лоб, а затем, слегка подавшись вперёд, неспешно начал:
- В тот вечер я сразу почувствовал, что под стенами замка происходит что-то совершенно невероятное. Не ощутить такое мог бы только начисто лишённый благодати Силы... В это время я находился в своих покоях, и вот, едва только это настигло меня, как я, в страшном волнении, выскочил из комнаты и устремился к источнику невиданного мною доселе волшебства. Но, не одолев и половину пути, я вдруг понял, что нестись прямо туда, подобно мотыльку на огонёк свечи, было бы крайне опрометчиво, ибо не мне тягаться с теми, кто способен на такое... Тогда я решил обойти опасное место стороной и бросился к одному местному трактиру. Из окна его второго этажа как раз и можно было, с благоразумно безопасного расстояния, наблюдать за тем самым домом, где, всё это и происходило... Конечно, и это тоже было, наверное, довольно безрассудно, но... я ничего не мог с собой поделать! Вряд ли кому и когда-либо ещё доводилось быть свидетелем чего-нибудь подобного! - Дэдэн выглядел одновременно и довольным, и подавленным. - Должен тебе сказать, меня очень удивило то, что я там увидел... Н-да... - Дэдэн поковырял в левом ухе мизинцем, а затем, немного смущённо, продолжил. - Понимаешь... Магия-то, в основном, была довольно простая: холодный огонь, да внутренний гром. Но силы - просто невообразимой!.. С учётом, конечно, на местные особенности нлинлинума... Я, во всяком случае, не знаю никого, кто сумел бы здесь такое учинить... И потом - под конец, в небе открылось что-то вроде Дороги Великой Силы. Вроде - потому что это была не Дверь, как таковая, а гигантская дыра прямо в нлинлинум, куда их всех просто и затащило в мгновение ока! Не прошло и двух секунд, как все, без следа, исчезли... Я думаю, что они чрезвычайно спешили, а потому и не стали открывать Дверь. А кроме того, она, говорят, оставляет после себя след в нлинлинуме, а здесь, как я понимаю, вряд ли хоть что-нибудь могло остаться… хотя это, очевидно, и требует несопоставимо больших затрат Силы! - Дэдэн привстал на коленях и в возбуждении стал размахивать узловатыми, сплошь исчерченными синими венами руками, с которых спустилась, по самый локоть мантия, лицо его раскраснелось, а глаза грозно сверкали. - Скажи мне, орини Нгунги, ты знаешь, хоть кого-нибудь, кто умеет сейчас открывать Дорогу, не говоря уже о такой штуковине?!
Нгунги озадаченно покачал головой. И без того его узкие глаза и вовсе сжались в две полоски, но зато сияли - словно два маленьких зелёных маяка.
- И я вот, тоже не знаю!.. Одно могу сказать - это не кивили. Те тени, что метались там, вовсе на них не походили... Но тогда кто же? Кто-то из не присоединившихся к Гильдии за Срединным хребтом?.. Если это так, то мы вынуждены будем признать, что не только их недооценивали, но, пожалуй, даже и вовсе ничего о них не знаем!.. Лишь в одном я уверен: видимо, нужда их воистину была велика, раз они, в столь бедном Силой месте, расшвыривали её буквально возами, - Дэдэн на мгновение опустил глаза, а затем, вновь вскинулся. - Да, и ещё! Думаю, совершенно ясно, что эти неизвестные кого-то преследовали, возможно, ещё более могущественного, чем они. И, что самое интересное, преследователи и сами, в свою очередь, кого-то опасались, раз уж так торопились, и приложили все усилия к тому, чтобы никто не сумел их потом найти.
Тут Дэдэн вновь замолчал, и о чём-то задумался. Нгунги, не шевелясь, терпеливо ждал продолжения. Неожиданно Дэдэн посмотрел прямо на него и усмехнулся:
- Ах, орини Нгунги, орини Нгунги! Неужто ты полагаешь, что я стал настолько старым и беспомощным, что даже не в состоянии почувствовать, когда меня прощупывают?
- Извини, орини Дэдэн, - придворному магу показалось, что Нгунги смутился, и это его несколько озадачило: подобная сентиментальность для верховного ита - чувство более, чем странное. - Я, просто, хотел проверить, насколько твой рассказ совпадает с твоими собственными ощущениями.
- Ну и что, проверил?
- Да... Вполне совпадает... Ещё раз прошу у тебя извинения... - Нгунги смиренно поклонился.
- Хорошо! Извинения принимаются... - Дэдэн недоверчиво зыркнул на склонённый перед собой шишковатый затылок. - Как только Дорога закрылась, я поспешил обследовать дом... вернее, то, что от него осталось, и неожиданно обнаружил, что он откликается на воздействие Силы! И, знаешь, что я выяснил? - Дэдэн выдержал эффектную паузу, а затем, воздев вверх указательный палец, торжествующе им потряс. - Фундамент этого дома как бы рос из нлинлинума и был буквально весь пронизан Силой! Своей!!!.. Просто доселе она была на удивление умело скрыта. Ведь сколько раз я ходил мимо - и ни единожды у меня не зародилось ни малейшего подозрения! Ни малейшего!.. Лишь сейчас она оказалась освобожденной и резонировала в ответ... Думаю, что не ошибусь, если возьму на себя смелость утверждать, что фундамент и подвал этого дома относятся ещё к концу Второй Эпохи... Понятия не имею, что здесь было, и кто и зачем спрятал все проявления Силы, но сделано это было неправдоподобно мастерски! Я был потрясён!.. Часа через два, всё, правда, затянуло обратно в нлинлинум, и ничего уже не ощущалось...
Дэдэн снова замолчал, возбуждённо теребя себя за бороду.
- Ты что-то ещё выяснил? - внимательно наблюдая за ним, спросил верховный ит.
- Да... - Дэдэн вздохнул. - Мне известно, как здесь оказались эти неведомые нам волшебники... Ты, конечно же, знаешь Вэйса нди'а Буни? - Нгунги утвердительно кивнул и Дэдэн продолжил. - Так вот... Здесь начинается не менее удивительная история!.. Каким-то образом к нему попал старый шкаф. Обыкновенный старый шкаф, если не брать в расчёт необычный вид древесины. По стилю - ну-у-у... лет пятьдесят назад такие делали. И стоял он у него тоже не первый год... лет десять, наверное. Он и сам этого уже не помнит. Купил его в Адэрне, на ежегодной ярмарке, что происходит там каждую вторую неделю лиственя: говорит, тем ему и понравился, что никогда раньше такого дерева, с таким необычным рисунком, не встречал... И шкаф этот, должен тебе сказать, оказался сродни фундаменту того дома: древесина, из которой он был изготовлен, обладала совершенно потрясающими магическими свойствами. Но Сила его также была скрыта! Что это было за дерево, и что за Сила была ему присуща - я так и не смог определить... Однако сам шкаф оказался неким подобием Двери, открывающей путь с Дороги - сюда!.. Сперва кто-то вышел оттуда и воспользовался сыном Вэйса нди'а Буни, как временным внешним телом. Рин, так зовут сынишку нди'а Буни, ничего не понял, лишь почувствовал себя плохо (что с ним произошло на самом деле, он вспомнил уже потом, с моей помощью)... Но когда, вскоре, он пошёл в замок, этот некто направил его прямиком к тому странному дому, а там, благополучно его и покинул... Дальше я могу только предполагать, ибо ни госпожа нди Буни, ни её младший сын, ни дочь, ни, равно, как и вся их прислуга, в тот вечер в эту комнату не заходили, а потому, и ничего рассказать не могли... Вероятно, этим же вечером, из шкафа появились преследователи нашего первого незнакомца. Почему же он не уничтожил его, если пытался от кого-то скрыться?.. Ответ, как мне кажется, только один - на тот момент у него просто не было на это сил… А ещё он точно знал о существовании того дома, и хотел его как-то использовать... Но, видимо, не успел, или что-то не получилось... Однако силы свои, пусть и частично, но восстановил... Я думаю, что если бы он сумел обрести своё могущество полностью, то вряд ли бы преследователям удалось схватить его. Волшебники подобной силы все исчезли ещё в третью эпоху... По крайней мере, так я полагал до того самого дня... О том же, что со шкафом что-то не так, мне сообщил сам Вэйс. Даже он, несмотря на почти полную невосприимчивость к Силе, ощутил дыхание волшебства, исходящее из него. И тут же поспешил ко мне. А по свежему следу, мне было не сложно понять, что же здесь произошло. Да и многие из соседей видели нечто призрачно-странное, несколько раз за тот вечер, возникавшее как бы из ниоткуда, аккурат рядом с его домом. К счастью, утверждать это в достаточной степени определённо никто из них не стал бы. Кое-кто даже указывал и на иные, соседние дома. Так что тут, дальше обычных слухов дело не пойдёт...
Дэдэн запыхался от своего рассказа и поискал глазами, чем бы ему промочить горло. Нгунги рассеяно перехватил его взгляд, и со стола, стоящего слева от окна, немедленно поднялся графин и резко наклонился, наполнив большой серебряный кубок водой с лимоном. Затем графин вновь опустился на стол, а кубок, в свою очередь, воспарил и плавно, но довольно быстро, подлетел к старому волшебнику. Дэдэн удовлетворённо, но немного завистливо пробормотал:
- Да, хорошо быть молодым и сильным! Я-то уж здесь и думать забыл о подобных приятных мелочах!
Сделав несколько больших, жадных глотков, Дэдэн поставил кубок рядом с собой и продолжил повествование:
- После я осмотрел мальчика, и никаких следов Силы не обнаружил... Вообще ничего не обнаружил! Из чего и сделал вывод, что дело не в нём, и он был использован исключительно, как внешнее тело... Шкаф мы с Вэйсом сразу же разломали, после чего доски от него Вэйс сжёг...- при этих его словах, верховный ит как бы немного расслабился, - а всем своим домочадцам он объяснил, что в ту беспокойную ночь он, будучи и так очень старым, окончательно развалился… Впрочем, то же самое тогда случилось, со столь же ветхой мебелью, почитай, у половины горожан… К сожалению, сын Вэйса, знает, что, на самом деле, произошло в ту ночь... Но Вэйс, да и я, строго-настрого запретили мальчику обсуждать это с кем-либо. Можно, конечно, заставить его забыть интересные для нас события, но я, до твоего приезда на это не решился, ибо искусство моё в этом, увы, пока ещё далеко от совершенства, а, кроме того, Вэйс - мой друг, и мне не хотелось бы, чтобы его сына подвергали подобному воздействию Силы.
Дэдэн посмотрел прямо в зелёное пламя глаз Нгунги, но тот никак не отреагировал на его слова. Почувствовав, что он его не убедил, Дэдэн яростно продолжил:
- Я думаю, что так изменить его память, чтобы кто-нибудь внимательный не почувствовал это, будет довольно трудно!
- Дэдэн... Я понимаю, что Вэйс - твой друг. Но я-то - верховный ит, а не сентиментальный школяр, и наша былая дружба, в данном случае, решительно ничего не значит. А кроме того, всем прекрасно известно, что твои знания, в данном разделе магии, воистину удивительны... Я уверен, что с мальчиком ничего плохого не случиться… По поводу же твоего последнего замечания… Что ж, такое тоже возможно… Но тогда правильным решением было бы избавиться и от нди’а Буни, и от всех его домочадцев, в результате какого-нибудь несчастья... Даже несмотря на то, что это – слишком грубо, и уж во всяком случае, точно, вызвало бы какие-то подозрения и вредные для нас слухи, - Нгунги сплёл между собой тонкие пальцы, и в свою очередь уставился на Дэдэна, мрачно взиравшего на него, а затем, вдруг, довольно улыбнулся. – Но вот только зачем? Что такого особенно важного они могли бы рассказать, чего и без них не узнали бы те, кого это интересует?.. По этой же причине, я думаю, что и память мальчику лучше не менять. Это, и вправду, скорее лишь привлечёт к нему излишнее внимание. Пусть всё остаётся, как есть… а мы понаблюдаем. Я уверен, что рано или поздно, но в городе появиться великое множество любопытствующих, и вот тогда, мы, может быть, кое-что и узнаем… А вот то, что ты уничтожил шкаф - это хорошо: Гильдии не нужны такие незваные гости... даже ценой столь удивительных артефактов. И я не премину сообщить об этом смелом и решительном твоём поступке на Совете.
- Спасибо, – сухо поблагодарил Дэдэн, чувствуя, что выказал себя полным дураком.
- А теперь, я бы хотел видеть этого мальчика!
- Может быть завтра? Ведь уже почти что ночь! - с едва скрытым раздражением возразил Дэдэн.
- Нет, Дэдэн, - Нгунги грациозно поднялся с ковра и подошёл к креслу. – Я хочу видеть его немедленно!
Дэдэн расстроено кивнул, и тяжело пыхтя, неуклюже встал на ноги:
- Хорошо, Нгунги. Как пожелаешь! - с этими словами он поклонился и, ещё раз пытливо взглянув на верховного ита, вышел из комнаты.

Рин сидел у окна и, бог знает в который раз, читал «Великие приключения, выпавшие на долю достославного рыцаря ади Тургвира Индэрнского в его удивительном путешествии за Срединный хребет, записанные и изложенные смиренным прингидом Кабигом Огдари из Китрамского монастыря всеблагой пятирицы Провидения Господня». Вернее, пытался читать, ибо мысли его, то и дело, перепрыгивали с одного на другое, и он то вновь и вновь переживал стыд и унижение, испытанные им по воле герцогского гнева, то вдруг вспоминал, увиденные с заброшенной дозорной башни чудеса, то, в сотый раз, спорил с Ндади, или потрясённо слушал волшебника Дэдэна и своего отца. Одним словом, сосредоточиться на книге ему никак не удавалось. Он выглянул в окно, но и там ничего достойного внимания не происходило. Чуть в стороне, направо, в сгущающихся сумерках, виднелась одна из подвод торговца из Чёрных Мхов, не поместившаяся во дворе. Кузнец, ко вчерашнему вечеру, закончил, наконец, свою работу, и подводы даже уже загрузили, но торговец, захваченный вихрем последних событий, теперь нетерпеливо ожидал, чем же всё это закончится, жадно ловя любые слухи и обходя ради этого один трактир за другим. Прямо под окном, их горничная Лигурта, усевшись на скамеечку, лениво оттирала песком пригоревшие сковороды и кастрюли, более увлекаясь беседой с Ценги, соседским парнем, нежели порученной ей работой. Налево же улица загибалась, и Рин видел лишь вызывающе роскошный дом нди’а Ффунгри – преуспевающего цехового старшины кондитеров, а негласно – ещё и шоколадоваров. Его шоколадоварни находились на самом востоке города, у реки. Перед его домом даже улица была замощена, и с каждой его стороны, на стене, висело по фонарю, которые зажигали с наступлением темноты. В силу того, что такое совмещение должностей весьма недвусмысленно противоречило городскому закону, то на бумаге гильдию шоколадников возглавлял муж его старшей дочери - Анфер. Однако, все прекрасно знали, кто же на самом деле является её истинным хозяином. А объяснялось это тем, что данное лакомство появилось в их краях совсем недавно - всего лишь лет двадцать назад - отчего, очень многие вопросы, с ним связанные, так и не были пока разрешены.
Отвернувшись от окна, Рин нахмурился и снова уставился в книгу, надеясь хоть немного увлечься удивительными приключениями, выпавшими на долю ади Турнгвира, но, сколь он ни старался, смысл прочитанного, по-прежнему, ускользал от него.
Вскоре однако, он услышал на лестнице знакомый топот, и, несколько мгновений спустя, дверь в комнату с силой распахнулась, и на пороге предстал взволнованный, от переполнявших его новостей, Адэк.
- Рин! Ты слышал, в город верховный ит приехал! – сразу же выпалил тот, думая, вероятно, сразить его подобным известием наповал. – И, между прочим, он самый настоящий пиав!
-Ух ты! – Рин постарался изобразить настоящее изумление, хотя самого его так и подмывало сказать Адэку, что на этот раз тот опоздал со своими новостями.
- Тебе что, это не интересно? – разочарованно удивился Адэк, явно не убеждённый его скромным талантом лицедея.
Рин пожал плечами и, захлопнув книгу, положил её рядом с собой на подоконник.
- Ну тогда могу ещё тебе сообщить, что к нам направляется и верховный квистол, – уже не столь воодушевлённо поведал Адэк.
Вот об этом Рин ещё не знал, и в иные времена подобная новость его не на шутку бы взволновала. Ещё бы! Ведь это какая же торжественная встреча намечается! Лишь единожды на памяти Рина, лет уже, наверное, пять назад, верховный квистол почтил своим визитом герцога, и тогда пышная церемония его встречи настолько поразила воображение горожан, что разговоры об этом шли на протяжении нескольких месяцев. Однако теперь, события куда более странные и тревожные беспокоили его, и потому даже на эту новость он отреагировал довольно спокойно:
- Да ну? – только и произнёс он, слезая с подоконника.
- Да что с тобой? – Адэк подошёл к Рину и, положив ему на плечо руку, с беспокойством всмотрелся в лицо друга.
- Ничего… - ответил тот, отворачивая голову в сторону.
- А ну, давай, говори! Хватит скрытничать! Я же вижу, что ты знаешь что-то, ещё похлеще моего! – проницательно заметил Адэк, наседая на Рина. – Ведь тебя же так и распирает!
- Ничего меня не распирает! – горячо возразил Рин, однако, по-прежнему, отводя взгляд в сторону.
- А вот и распирает! Что я, не вижу что ли? – возмутился Адэк, сам, в свою очередь, усаживаясь на подоконник.
- Ничего не распирает!.. И ничего я не знаю! – твёрдо заявил Рин, заливаясь, тем не менее, густым румянцем.
Адэк задумчиво посмотрел на него:
- Ну не хочешь, и не говори! Не больно-то мне и надо…
Затем он спрыгнул с подоконника и направился к двери:
- Пойду лучше пива выпью!
Однако выйти из комнаты он не успел, ибо в дверях появился отец Рина, в сопровождении Дэдэна.
- Здравствуй, Адэк! Да пребудет с тобой вечно милость Божья! – поприветствовал он того.
- Добрый и Вам вечер, господин нди’а Буни и господин придворный волшебник! Да охранит Вас всех десница господня! – Адэк посторонился, давая вошедшим пройти. На лице у него явственно проступило выражение нетерпеливого любопытства: ясное дело, раз к Рину пришёл сам Дэдэн, то это что-нибудь, да значит!
- Рин, - начал отец, - господин Дэдэн пришёл за тобой, дабы проводить тебя к его могущественнейшей милости верховному иту, который оказал тебе честь, изъявив желание побеседовать с тобой.
- Сейчас? – недоумённо воскликнул Рин, покосившись на окно, за которым стремительно темнело. Всё внутри у него похолодело, а сердце бешено и испуганно застучало.
- Да, Рин, сейчас, – отец успокаивающе его полуобнял и подтолкнул к Дэдэну.
- Не бойся, Рин. Верховный ит только немного побеседует с тобой, и я тебя, после этого, сразу же провожу домой. – Дэдэн крепко схватил его за руку и, даже ни с кем не попрощавшись, потащил его вон из комнаты. Рин лишь успел оглянуться и бросить растерянный взгляд на отца, который, ободряюще ему улыбнулся.
- Я с вами! – крикнул Адэк и устремился было им вослед, но Вэйс нди’а Буни, схватил его за куртку и потянул назад:
- Нет, Адэк, госпожа нди Буни просила угостить тебя пивом. Не будешь же ты столь невежливым, что станешь обижать её своим отказом?
На лице Адэка отразилась целая буря чувств, он открыл было рот, но так ничего и не сказав, вновь закрыл его.
- Ну вот и хорошо! – удовлетворённо заключил отец Рина.

Дэдэн шёл столь же быстро, как это имел обыкновение делать и Адэк, так что Рин вскоре совсем запыхался и лишь удивлялся откуда у этого старика столько сил. Через четверть часа, они уже миновали замковые ворота, а ещё, минут через пять, уже поднимались по лестнице в дальнем крыле замка, где находились библиотека, покои Дэдэна и его, знаменитая комната по изучению великих тайн Силы, в которой он, правда, бывал уже крайне редко. Но сейчас он направлялся именно туда.
- Заходи, Рин, – сказал он и отпер дверь, приложив к ней свою ладонь.
- А разве верховный ит здесь? – удивился тот, боязливо заглядывая в тёмную, пахнущую странными запахами комнату.
- Нет, не здесь… Но ты не бойся, и заходи…
- А я вовсе и не боюсь! – Рин расправил плечи и решительно шагнул вперёд.
В тот же миг Дэдэн скользнул следом и захлопнул дверь. В комнате вспыхнул свет, и Рин, изумлённо ахнув, стал озираться по сторонам: никогда ещё в жизни он не видел помещения до такой степени наполненного столь странными и удивительными вещами. Даже в лавке старьёвщика и торговца чужеземными диковинами Тигу Т’туарзу, что располагалась рядом с пристанью, и куда он любил частенько заходить, не было такого! Повсюду, куда бы он ни посмотрел, располагались столы, заставленные странными стеклянными сосудами, нередко соединёнными между собой изогнутыми трубками. Трубки эти, в свою очередь, часто были закручены, подобно виткам штопора, а иногда, ещё и помещены также в стеклянные цилиндры. Между ними располагались всевозможные треноги, каменные ступки, медные шары с одним, или несколькими носиками, песочные часы всевозможных размеров, и уж и вовсе непонятные приборы, описать которые Рин даже и не знал как. А ещё на столах были коробочки, разделённые на множество ячеек, в которых сверкало и переливалось великое множество кристаллов и камней. Некоторые кристаллы были столь велики, что гордо возвышались отдельно ото всех, прямо на столах, меж других диковин. Но больше всех поразил Рина прозрачный, словно слеза, и совершенно бесцветный кристалл, что стоял на полу, у правой стены, и внутри которого застыло неведомое ему существо. Высокое – на целый ран выше его, – мощное, и с очень устрашающим взором. Рин даже вздрогнул, когда в первый раз заметил его. Вдоль же стен были расположены многочисленные шкафы, самых разных размеров и заполненные всякой всячиной – от высушенных, или помещённых в банки с какой-то жидкостью, животных, самого удивительного вида, до непонятных механизмов и толстых, потемневших от времени, фолиантов, нередко в изукрашенных некогда богатой инкрустацией, переплётах из шкуры даров. Даже под потолком, на длинных верёвках, протянувшихся от одной стены к другой, висело бесчисленное количество кореньев, листьев и веток, и чьё присутствие, по-видимому, и создавало этот, ни с чем несравнимый, запах. Наверное, Рин так бы и разглядывал всё это до самого утра, если бы Дэдэн не потащил его вглубь комнаты, туда, где оказался невидимый до этого поворот. Миновав его, Дэдэн усадил Рина на высокий стул, а затем, велев сидеть тихо и ничего руками не трогать, принялся озабоченно сновать по комнате, в поисках чего-то, одному ему ведомого. Рин лишь плечами пожал: ему слабо верилось, что здесь, вообще, хоть что-нибудь возможно найти. Однако, через несколько минут Дэдэн всё же отыскал то, что ему было нужно, и вновь вернулся к Рину. В руках волшебник бережно держал длинный черный стержень в два пальца толщиной, и с зелёной пирамидой на одном конце, а подмышкой зажимал толстую, прозрачную платформу молочного цвета, и с такими же маленькими, разноцветными пирамидками на одной из сторон. Дэдэн положил эту платформу на стол, прямо перед ним, а затем, воткнул в отверстие, посередине неё, чёрный стержень и что-то прошептал. Большая зелёная пирамида на конце стержня тут же ярко вспыхнула, а сам он легонько затрещал и стал, как показалось Рину, раскаляться. Дэдэн на мгновение закрыл глаза, будто что-то припоминая, а затем вновь открыл их и стал быстро дотрагиваться до вершин маленьких разноцветных пирамидок. Некоторые из них точно так же, как и большая пирамида, только что перед этим, засияли холодным, мутноватым светом, а некоторые остались неизменны.
- Держись двумя руками за этот стержень! – приказал вдруг Дэдэн, но Рин лишь испуганно прижал к себе руки:
- Зачем это, мастер Дэдэн?
- Рин, прошу тебя, верь мне!.. Сейчас нет времени объяснять!
Но Рин, по-прежнему, недоверчиво смотрел на волшебника и, судя по всему, хвататься за стержень не собирался.
- Рин, если бы твой отец не доверял мне, то он и не отпустил бы тебя со мной, да и твоего друга не стал бы удерживать, чтобы он не мешал нам. – Дэдэн уже начал немного сердится, и Рин, рассудив, что тот, пожалуй, прав, вздохнул и, на секунду непроизвольно зажмурившись, взялся за стержень.

В окна уже заглядывал рассвет, и Нгунги досадливо ходил из угла в угол. Ничего! Ничего, сколь либо стоящего! Единственное, что ему удалось, так это убедиться в том, что Дэдэн не лукавил, и рассказал всё именно так, как оно и произошло. Факт этот, впрочем, тоже был, по-своему, любопытен, ибо, сейчас редко кто-либо из членов гильдии, по собственной охоте, говорил правду. Ну, разве что, если не считал эти знания заведомо бесполезными. А, значит, либо Дэдэну, действительно, нечего больше добавить, либо, старый лис ведёт какую-то свою, очень тонкую и чрезвычайно многообещающую игру. И то, что он старался незаметно склонить его к мнению о нежелательности вмешательства в память мальчика, скорее всего тоже было вовсе не случайным… Он достаточно хорошо знает Дэдэна, а потому считает, что последить за ним явно будет не лишним… Нгунги на миг остановился. Правда, ему ещё кое-что удалось выяснить. Например, что болезнь Тона – одного из старших трапезничих герцога – тоже была вызвана каким-то волшебным вмешательством, скорее всего, того первого пришельца из шкафа. Но каким образом этот неизвестный чародей смог уяснить, что сын нди’а Буни – тоже старший трапезничий, что ещё один старший трапезничий потерял голос накануне, и что при таком положении, в замок затребуют именно Рина? И как он смог догадаться, что тот пойдёт мимо интересующего его дома? Как? Откуда он всё это узнал? Понять это Нгунги был бессилен, и лишь ходил, и ходил из одного конца комнаты в другой, снедаемый теперь тревогой и сомнениями.
Нгунги приблизился к столику возле окна, и выбрал из вазы с фруктами, перемешанными со льдом, спелый плод вильскового дерева. Он слегка сжал его пальцами, и плод слабо булькнул. Нгунги перевернул его вверх черенком, и в тёмное пятнышко рядом с ним воткнул длинную соломинку. Тонкая плёнка легко прорвалась, и на конце соломинки тут же набухла тяжёлая, зеленоватая капля. Верховный ит сунул соломинку в рот и вновь стал мерить шагами комнату. Прохладный, кисловато-сладкий сок приятно освежал.
Итак, что же тут всё-таки произошло? Явились ли они невольными свидетелями какой-то неведомой им драмы, действие которой ни в коей мере их не касается, и о которой теперь можно благополучно забыть, или же всё это – грозное и важное предупреждение, игнорировать которое ни в коем случае нельзя, и надо теперь всемерно готовиться к чему-то абсолютно неизвестному, но, без сомнения, чрезвычайно опасному? Что же именно ему теперь докладывать на совете?
Нгунги устало лёг на кровать и закрыл глаза. Он не нуждался во сне, но отдыхать, как и всем остальным обитателям этого мира, ему было нужно.
Судя по всему, он ещё не готов дать хоть какой-либо внятный ответ даже самому себе. По крайней мере сейчас… Наверное, должно пройти какое-то время, чтобы всё это улеглось в его голове, чтобы он сумел почувствовать скрытый ритм этих событий, и, быть может, тогда он и придёт к какому-нибудь выводу… Или поймёт, какие ещё вопросы и кому он должен будет задать... А до тех пор, он будет отдыхать, и ждать того, что выяснят его инткулы, отправившиеся в город на охоту за слухами и вообще всем, что может показаться интересным.

На следующее утро Рин был разбужен неистовым перезвоном колоколов. Уж на что они все последние дни трезвонили, но сегодня – словно и вовсе ополоумели! Рин откинул одеяло и бросился к окну. Судя потому, что все горожане спешили направо и скрывались из виду за поворотом перед домом нди’а Ффунгри, причиной этого всеобщего переполоха было нечто, происходившее у Восточных городских ворот. Рин бросился к стулу за одеждой, и стал торопливо натягивать на себя вещи. Камзол он застёгивал уже на бегу. Перепрыгивая на лестнице сразу через несколько ступенек, он, буквально влетел на первый этаж и бросился к двери на улицу.
- Рин! Стой! Слёзы Господа нашего! – услышал он позади сердитый голос матери.
- Рин, возьми и меня! – вторил ей возбуждённым фальцетом Лик.
- И меня! – не отставала от младшего братишки Аша.
Рин про себя досадливо выругался и обернулся.
- Рин, не будь таким себялюбцем: возьми и нас с собой! – мама, одевшись по-праздничному, стояла перед стойкой, держа за руки Лика и Ашу, которые, от снедавшего их нетерпения, всё норовили вырваться на свободу. Но та держала их крепко, так что у них, несмотря на всё их старание, ничего не получалось.
- А куда?.. Что случилось-то? – развёл руками Рин.
- Вот ведь интересно! – мама аж притопнула ногой. И если до этого её удивительно красивые изумрудно-зелёные глаза искрились весельем, то едва Рин задал эти свои нелепые вопросы, как они тут же сердито засверкали, подобно, двум ярких звёздам, а её тонкие, словно бы нарисованные брови, озабоченно сдинулись. – Несётся сломя голову, и даже сам не знает куда! И за какие такие грехи Всесущий наградил меня подобной бестолочью? Ведь это ж надо – грубит самому господину герцогу, а потом мчится невесть куда, как ни в чём не бывало!
Рин виновато потупился.
“Ну вот, начинается!” – подумал он, лихорадочно пытаясь придумать хоть какое-нибудь оправдание.
- Мама, мама! Мы опоздаем! Там всё закончится! – Лик усиленно выдергивал из ладони матери свою руку, но безрезультатно. Тогда он поджал ноги, и повис всем своим весом. Мама отпустила Ашу и отвесила своему младшему сыну внушительный подзатыльник. – Не балуйся Лик! Сколько можно повторять?!
Лик заревел, и Аша, вслед за ним, тоже:
- Там же всё ко-о-о-ончи-и-и-иться ма-а-ма-а-а-а!!!
- Да там ещё ничего и не начиналось!.. И не начнётся раньше полудня, – возразила мама, грациозным жестом отводя в сторону упавший на лицо локон. Повернувшись на пару секунд к зеркалу, она ловко поправила нехитрую свою причёску, а затем слегка одёрнула платье, отчего, и без того глубокий врез на её прелестной груди, опустился ещё чуточку ниже. Затем, видимо оставшись довольной увиденным в зеркале, она сменила гнев на милость и, успокаивающе потрепав по голове Лика, примиряюще улыбнулась своему старшему сыну. – Ладно, Рин... Видно ничего уже с тобой не поделаешь: такой уж ты уродился, нескладный... Ну что идём, чада мои горемычные?
- Да в чём же, всё-таки, дело? Из-за чего весь этот переполох? – растерянно вопросил Рин.
- Господин верховный квистол решил посетить наш город! – ответила, не оборачиваясь, мама, волоча за собой Лика и Ашу.
-А-а!.. – и как он об этом забыл? Это всё визит к верховному иту: он выбил его из колеи! Хотя, Рин, вроде бы, и не слишком тогда испугался. Нет, в первый момент ему, конечно, было страшно… Даже очень страшно… Особенно смотреть на это трёхногое, нелепое создание, которое так пугающе взирало на него своими зелёными вертикальными глазами без зрачков. Но это только в первое мгновение. Ибо, как только верховный ит заговорил, голос оказался у него, на удивление, мелодичным, а речь – вежлива и приятна. И, вообще, Дэдэн оказался прав: никаких причин боятся его не было, пусть даже он и выглядел, поначалу, столь непривычно зловеще. Под конец беседы, Рин, пожалуй, уже и не замечал, что его собеседник вовсе не человек, хотя, нельзя сказать, чтобы Нгунги что-либо специально для этого делал. Нет, он держался величественно, как и подобает лицу столь высокого ранга. И, тем не менее, он очень легко и быстро располагал к себе собеседника. Рин так и не понял, в чём же тут секрет? Но, в итоге, рассказал ему всё – всё что знал, и что сумел вспомнить.

Подойти ещё ближе не было решительно никакой возможности. Конечно, если бы ему не приходилось держать за руку Лика, а на плечах – Ашу, да ещё, в довершении всех этих неудобств, находится в пределах видимости мамы, то он обязательно бы нашёл возможность пробраться прямо к самой дороге, туда, где плотной цепью стояли гвардейцы, отпихивая и беззастенчиво награждая тумаками, наиболее настырных из зевак. Кое-кто из них был тут уже с самого раннего утра. А наиболее набожные – так те и вовсе пришли ещё с вечера, и теперь, на зависть всем, расположились прямо у подножия деревянного возвышения, наскоро сооружённого чуть в стороне от дороги, в тени старого ясеня. Позади помоста, застеленного богатыми коврами, широким полукружьем вздымались пять тахил, от маленьких по краям, к самой высокой посередине. А ещё дальше, был виден огромный шёлковый шатёр – лиловый, с серебряными слезами и изогнутой золотой лентой посередине – в точности такой, как герцогский герб. Рядом с ним в землю было воткнуто девять древков, на которых гордо реяли знамёна всех герцогств Имрии, с королевским штандартом посередине. Время от времени, там появлялся какой-нибудь нарядный всадник – весь в шёлке и мехах, и, нередко, в сопровождении маленькой кавалькады, а затем вновь уезжал куда-то прочь.
До полудня оставалось уже совсем немного, и хотя стоять на самом солнцепёке было довольно тяжело, никто на это не жаловался: собравшийся народ весело зубоскалил, увлеченно сплетничал, а если кто считал себя выше этого, то степенно обсуждал последние новости. А ещё, все развлекали себя тем, что покупали у снующих сквозь толпу, словно ужи, разносчиков кто воду с лимоном, кто пиво, кто пироги, кто печёные яблоки. По мере того, как солнце всё ближе поднималось к зениту, волнение в толпе заметно нарастало. Вдруг, в первых рядах, ближе всего стоящих к деревянному возвышению и шатру, зародился глухой и мощный гул.
- Едут! Едут! – различил вдруг Рин, и изо всех сил вытянул шею.
- Смотрите, смотрите! Вон там! На дороге! – беспокойно заёрзала у него на плечах Аша.
- Я тоже хочу посмотреть! Я тоже хочу! – в ту же секунду отчаянно затряс его руку Лик.
Однако ничего, кроме как, пока ещё очень далёкого, облачка пыли над дорогой, Рин так и не увидел.
В тот же миг вся толпа подалась вперёд, и гвардейцам лишь с большим трудом удалось сдержать этот натиск.
- Вон, главный поп идёт с другими попами! – восторженно защебетала у него над головой Аша.
- Не поп, дурёха, а квистол со служителями! – не удержался от замечания Лик, на мгновение перестав даже дёргать Рина за руку.
- Сам ты дурак! – сердито огрызнулась Аша, оскорблено вздёрнув носик.
- А ну, быстро перестаньте ругаться! – это к ним протиснулась мама, без особого почтения растолкав окружающих, после чего она резким, сильным движением подхватила на руки Лика и усадила его к себе на плечи.
- Ур-ра! Я теперь тоже всё вижу! – радостно закричал тот.
А вот я ничего не вижу, с досадой подумал Рин, тщетно пытаясь хоть что-нибудь разглядеть. Пусть он и так знал, что должно было сейчас происходить на дороге, увидеть всё своими глазами ему от этого хотелось ничуть не меньше. С превеликим трудом он протиснулся ещё немного вперёд, вызвав этим град ругательств и злобного шипения, но и отсюда тоже ничего не было видно.
- …Истига руно ли огу. Огу ли истигана! Агис ду! Агис ду!* – доносились торжественно-заунывные голоса прингидов и церковных служек.
(* "Да коснётся тебя понимание. Прозрей! Да будет так! Да будет так!" (дословно: Прольётся в твоё истинное то, что не замутнёно! То, что не замутнёно - восприми (пролей в себя)! Это свершится! Это свершится!) (из стиха пятого «Книги Свершения», лагусский язык).
Рин привстал на цыпочки и, не удержав равновесия, навалился на стоящего впереди него пекаря, в желтовато-сером камзоле.
- Эй! Чтоб тебя! – выругался пекарь, пытаясь хоть чуть-чуть повернуть назад свою толстую шею. – Пиавская душонка! Ты чего на мне развалился, точно муж на жёнке? – он возмущённо толкнул Рина назад своей спиной. – А ну осади назад, малый! А не то враз сделаю тебе ноги, как у кузнечика – коленками назад!.. Пошёл вон, недомерок!
- Не смей ругать моего брата! – оглушительно завизжала Аша и, уцепившись за края пекарской шляпы, изо всех сил дёрнула её вниз. Шляпа отчаянно затрещала и, прорвавшись посередине, в тот же миг оказалась под жирным подбородком пекаря, а цеховой значок насмешливо засиял, словно серьга, прямо на его толстой мочке уха.
- Ах ты маленькая дрянь!!! – возопил пекарь, но окружающая его толпа разразилась дружным хохотом и, немедленно расступившись, позволила Рину быстренько протиснуться подальше от разъярённого владельца, вконец испорченной шляпы. В итоге Рин оказался почти у самой дороги, сразу за спиной одного из гвардейцев.
Всё произошло настолько быстро, что он даже успел разглядеть проходивших мимо священнослужителей, которые как раз поравнялись с ним. Дородный индэрнский квистол, облачённый в пурпурно-зелёные, парадные одежды и ярко-жёлтую, бархатную шапочку, торжественно нёс в руках сердце Игуна, разбрызгивая, время от времени, над толпой, мягкой, пушистой кисточкой с серебряной ручкой, солёную воду, символизирующую Слёзы Господни. Сразу же за ним, в чёрно-белых облачениях с красными накидками на плечах, шли прингиды, каждый из которых держал в руке маленькую серебряную тахилу, символизирующую ту, или иную ипостась пятерицы. А за каждым из прингидов шёл, весь в белом, служка, неся уже большую тахилу, высоко воздев её вверх. Когда руки у кого-нибудь из служек уставали, то он передавал тахилу сменявшему его товарищу.
- … Норга и тавали, нгу Игуна! Тигу ри морв камеле… Агис ду! Агис ду!..* – слегка покачиваясь из стороны в сторону, тахилы проплыли над Рином и скрылись где-то впереди. На несколько минут Рин потерял процессию из вида. Когда же она вновь показалась, уже почти на вершине пригорка, то прямо перед ней уже появилась голова встречной колонны – семь шеренг, по пять копьеносцев в каждой. Ударив одновременно древками копий по земле, солдаты слаженно отошли в стороны, пропуская вперёд богато украшенный паланкин, который несли четверо носильщиков. Паланкин поставили на землю, а полог тут же откинули. Местный, индэрнский квистол, смиренно склонив голову, приблизился к нему и осторожно обрызгал, с каждой из сторон, Слезами Господними. Затем он встал прямо перед паланкином и медленно преклонил колени. Вслед за ним, тоже сделали и прингиды со служками. Загрохотав доспехами на колени упали солдаты. Рин почувствовал, как всколыхнулась толпа позади него, и вот уже все стали торопливо опускаться на землю. Сняв с плеч озадаченную Ашу, Рин последовал всеобщему примеру.
(* "Сокруши Тьму, воля Игуна! Кровь твоих врагов сладка... Да будет так! Да будет так!" (дословно: Сокруши всё противостоящее (тебе)! Сок жизни врагов твоих сладок... Это свершится! Это свершится!) (из стиха второго «Книги Свершения», лагусский язык).)
- Нгу Игуна истига руно! Агис ду, орцуи ои! Агис ду!** – донёсся до слуха Рина глубокий, зычный голос.
(** "Да снизойдёт в тебя воля Игуна! Да будет так, дети божьи! Да будет так!" (дословно: Воля Игуна прольётся в твоё истинное! Это свершится, дети божьи! Это свершится!) (из стиха второго «Книги Свершения», лагусский язык).)
- Агис ду! Агис ду! – прокатилось над дорогой. Когда эхо стихло, и установилась удивительная тишина, толпа вновь зашевелилась, и все, отряхивая с себя грязь и пыль, стали подниматься.
Едва только Аша вновь расположилась на плечах у Рина, как воздух пронзил чистый и звонкий голос труб, и пестрая, по-праздничному наряженная кавалькада из нескольких десятков всадников тот же час двинулась со стороны города к верховному квистолу. Впереди бежали, сверкая на солнце начищенными до блеска доспехами, знаменосцы, а уж за ними, не спеша и с радующим взор достоинством, ехали сами всадники – герцог, его высокородные гости и самые значительные из его вассалов. Всадники чётко держали заданный ритм и, несмотря на растущее до невероятности напряжение, не ускорили своего движения ни на мгновенье. У Рина аж дух захватило от подобной красоты. Вот это выдержка!
Наконец, всадники достигли столпившихся перед паланкином священнослужителей, и те, торжественно встали позади него, уступив новоприбывшим место. Герцог и его спутники спешились, трубы вновь ликующе затрубили, и все эти знатные особы тут же, припали на одно колено.
- Нгу Игуна истига руно! Агис ду, орцуи ои! Агис ду! – вновь произнёс из недр носилок всё тот же звучный голос.
- Агис ду! Агис ду! – снова послушно отозвалась толпа.
К трубам присоединился низкий рык нескольких боевых рогов, воздух буквально сотрясся от их совместного звука, и из носилок неспешно вышел высокий человек, облачённый в пламенеющее платье, отороченное по низу и по воротнику ярко-желтым, с
чёрными потёками, мехом и в точно такой же шапочке на голове. Он благосклонно склонил голову и тут же торжественно воздел вверх руки.
- Аину рогори туна! Дицу овдари! – громко произнёс он и, после небольшой паузы, закончил. - Агис ду, орцуи ои! Агис ду!*
(* "Вкуси сердцем истину! Отринь сомнения! Да будет так, дети божьи! Да будет так!" (дословно: Отведай сердцем истину! Вырви сомнения! Это свершится, дети божьи! Это свершится!) (из стиха второго «Книги Свершения», лагусский язык).)
Герцог и его свита поднялись с земли и теперь настал черёд герцога говорить.
- Город Индэрн, и я, его правитель, герцог Вальми Уарги Индэрнский, известный во всём Ирвире как Северный Зуб, рады приветствовать верховного квистола! Все мы, от великих и до самых малых его обитателей, дружно возносим хвалу Господу нашему, за то, что он вложил в сердце Ваше, Ваша Непогрешимость, желание одарить нас своим визитом! Это великая честь, как для меня, так и для моих подданных! Воистину, неизъяснимая радость наполняет ныне сердце каждого присутствующего здесь, оттого, что глас Господа нашего, Пресветлого Игуна, прольётся теперь и в наши недостойные, но бесконечно преданные ему сердца! Агис ду, эу аре! Агис ду!** – герцог, говорил подстать верховному квистолу – столь же зычно и внушительно. Закончив свою короткую приветственную речь, он резко взмахнул рукой, после чего тут же грянули трубы.
(** "Да будет так, небесный повелитель! Да будет так! (дословно: Это свершиться, небесный повелитель! Это свершиться!) (из стиха двенадцатого «Книги Свершения», лагусский язык).)
Когда музыка стихла, герцог принял из рук местного квистола золотой таз, наполненный слезами, которые несколько дней перед этим собирали плакальщики всех окрестных монастырей, а затем, окунув в неё лагиталь, с четырёх сторон окропил этими слезами верховного квистола, произнося при этом – Нгу Игуна истига руно! Иу мали дису окури Игуна! – После чего, верховный квистол описал рукою, слева направо, в воздухе круг и коснулся ею смиренно склонённой перед ним головы герцога, который вновь встал на колени, и что-то тихо сказал ему.
- Нгу Игуна истига руно! – прошептал Рин - Да снизойдёт в тебя воля Игуна! – вот что он сказал. И всякий кто видел это, не мог удержаться от слёз: столь примерное смирение, являл всем им господин их герцог. И женщины, и мужчины, и дети, глядя на своих родителей, и даже многие из стоящих перед толпой гвардейцев, утирали, катящиеся по щекам, слёзы. Рин тоже, поддавшись общему настроению, пару раз всхлипнул носом, кажется, совершенно позабыв, что он давеча натерпелся по воле своего сеньора. Однако Аша осталась невозмутимой и, припав к его уху громко зашептала:
- Зачем все плачут?.. Ну скажи!.. Зачем все плачут?..
Рин шикнул на неё, чтобы она замолчала, но затем, всё же сжалился над сжигавшим сестрёнку любопытством и, взяв её на руки, зашептал в ответ:
- Во-первых, не зачем, а почему! Зачем – так не говорят. А во-вторых, как же тут не плакать, когда наш герцог, перед которым всяк кланяется, кроме самого короля, смиряет и свою гордость и саму славу свою, из любви к Господу нашему и его посланнику, являя тем самым, всем своим подданным, достойнейший пример для подражания?
- Ну и что? Так ведь это каждый может! – не унималась Аша.
- Как же, каждый! – усмехнулся Рин. – Далеко не каждого допустят приветствовать верховного квистола!
- Подумаешь, квистол! На вид он такой же, как и все, только долговязый! Хотя голос у него приятный! Вот!
Рин слегка растерялся и, не зная что на это ответить, обозвал сестрёнку глупой и вновь усадил её себе на плечи, не обращая внимание на её возмущённые заверения, что это он сам дурак. Но тут, всё вокруг на них укоризненно зашикали, и Аша, обиженно насупившись, замолчала.
Между тем герцог снова поднялся с колен, и вместе со всей свитой, всё время кланяясь верховному квистолу, стал предлагать ступить тому на расстеленные на дороге ковры. Сперва тот отказывался, в свою очередь, настаивая, чтобы первым шёл герцог, но тот и слышать об этом не хотел. Минут десять они так препирались, после чего верховный квистол, решил уступить просьбам герцога и встал на дорожку из роскошных ковров, а затем, в сопровождении герцога, индэрнского квистола и всех придворных, медленно двинулся в сторону возвышения. Те из горожан, что находились там ещё со вчерашнего вечера, наперегонки стали бросаться к ногам Его Непогрешимости, а тот, милостиво благословлял их, окропляя освящёнными слезами из слёзохранительницы. Основная толпа, сдерживаемая гвардейцами, при виде этого, лишь завистливо и благоговейно вздыхала. Наконец, верховный квистол, поддерживаемый под руку герцогом, больше из вежливости, чем из необходимости, ибо был ещё слишком далёк от старости, взошёл на возвышение и, воздев к небесам правую руку, призвал всех к тишине.
- Орцуи ои! Дети божьи! – воззвал в наступившей тишине верховный квистол. – Да прольётся в нас Его воля! Да снизойдёт на нас сияние Его! Да пробудится в наших сердцах Его ревность к миру сему! И да убоимся мы в душах наших сомнений в мудрости Его, Единственно Истинного! Как небо, никогда не падает на землю, так и в сердцах наших, во веки веков, будет стоять храм славы Господа! Те слёзы, что пролил Он, искореняя грехи человеческие, огнём и мечом карая отступивших от Него, омыли, подобно небесной благодати, сердца наши и укрепили дух наш! – голос Его Непогрешимости звучал необыкновенно глубоко и неправдоподобно громко, и все, затаив дыхание, внимали ему, не смея ни на секунду отвести от него свой взор. – Вверив сердца наши мудрости Его, мы обрели искупление всех прошлых грехов и ошибок наших! Мы смиренно склонились пред Его волей и Его могуществом, уповая на Его милость. Мы сказали. - Вот мы, дети Твои, Отец Наш Небесный! Что мы без Тебя? Лишь прах, косный и бессмысленный. Лишь вздох краткий в бесконечности Твоей. В одном Тебе обретаем мы надежду на спасение! Только к Тебе стремятся все помыслы наши! Ибо Ты один наполняешь этот мир и глубиной, и стремлением, и только Твоими волей и милостью он был сотворён и существует доныне. Кого, как не Тебя должны мы благодарить за это? Кому, как не Тебе возносить нам свои молитвы? И если когда мы и поступаем неправо, то всегда горько раскаиваемся в этом именем Твоим и смиренно молим Тебя, Бесконечно Любящего, о прощении. Если когда мы и поступаем неправо, то только по слабости своей, или неразумию своему, и всякий раз надеемся, что Ты поймёшь нас и примешь наше раскаяние, ибо Ты любишь нас, а мы, даже во грехе – всегда Твои, и всегда готовы принять от Тебя любую кару, какую не пожелаешь! Если когда мы и поступаем неправо, то никогда – из греховной гордыни, ибо все мы - истинные тхалиане, и чтим, даже самых наидостойнейших среди нас, не более, чем пыль на ногах Твоих, что были когда-то омыты слезами учеников Твоих! – сделав небольшую паузу, верховный квистол, хоть это и казалось невероятным, наполнил свой голос ещё большей мощью, и обрушился вдруг на всех с величайшим гневом. - И всё же, как ни горько признавать нам это, но есть, есть и среди нас те, кто в бесконечной глупости своей, возомнил себя превыше своего Создателя, теша себя непомерной гордынею и превознося себя выше всех, а тем паче – выше слуг Твоих истинных! Тех истинных хранителей заветов Твоих, кто и дни все, и все ночи взывает к Тебе с амвона церквей наших! Тех, кто доносит до детей Твоих Голос Твой! Отступники же молчаливо скрывают ненависть свою к Тебе, хотя, если кто и услышит сердце их, тот содрогнётся: настолько сильна злоба в нём! Они творят несотворимое, прикрываясь именем Твоим. Они сеют смущение в неискушённых умах детей Твоих! Они сеют смерть, страх и хулу Тебе, о, Отец Наш Всесущный! Прости им, о Господи, ибо не ведают они того, что творят в ослеплении своём! Прости, но покарай судом праведным! Покарай, чтобы Зло не проникло в мир, Тобою сотворённый. И прежде всего, покарай здесь, в сём граде твоём достойном, дабы очистить его от этой скверны! А потом, когда Ты закончишь здесь руками нашими, то возбуди в сердцах наших ревность ещё большую и поведи нас туда, откуда Зло это пришло к нам! Дай нам Силу Твою в руки наши и сокруши ими проклятых нечестивцев, дабы не бесчестили они более, во веки веков, Имя Твоё деяниями своими! – казалось, что верховный квистол стал выше ростом. Он повернулся в сторону востока и гневно потрясал кулаками. Голос его звенел, словно все трубы герцога разом. Под конец речи, он резко опустил руки вниз, и тогда, ослепительно белая молния, словно огромная, изломанная, серебряная стрела, низринулась с небес и поразила ясень, под которым он стоял на возвышении, расколов его от самой кроны до середины ствола. Дерево содрогнулось, но не вспыхнуло. Толпа же, и без того бесконечно возбуждённая речью Его Непогрешимости, и вовсе пришла в настоящее неистовство. Каждый рвался немедля, тут же, своими руками, покарать тех самых грешников, о которых им только что говорил верховный квистол. И если бы здесь оказался сейчас какой-либо волшебник, то его, без сомнения, немедленно разорвали бы в клочья, ибо всем было ясно, кого именно имел в виду Его Непогрешимость. Однако ни Дэдэна, ни Нгунги, ни никого, из сопровождавших верховного ита чародеев, здесь, естественно, не было. И неудивительно: ни для кого не являлось секретом, что отношения между Гильдией и Церковью издавна отличались чрезвычайной натянутостью. И всё же, никогда ещё ни один из её высших иерархов не высказывался о волшебниках столь резко и откровенно.
Далеко на холме, с севера от города, задумчиво стоял Н’Нгунги Андгингду Храо Д’Див, Верховный Ит Великой Гильдии Волшебников Западного Инклифа. Конечно же, он всё слышал и видел, и сделал для себя соответствующие выводы. Равно, как и Дэдэн, который, хотя был и не с ним, но тоже всё слышал и видел – с самой высокой замковой башни. Ибо какой же уважающий себя волшебник стал бы недооценивать своего противника и не приложил бы максимум усилий, чтобы узнать, что тот замышляет.
Герцог и окружающие его знатные гости хотя тоже были несколько взволнованы речью Его Непогрешимости, но, всё же, больше являли некоторую растерянность, охватившую их. Им было не понятно, к чему клонит верховный квистол. Почему он решил столь явно, и именно теперь, когда, возможно, без помощи волшебников трудно будет обойтись, выступить против них? И чья это точка зрения – именно его, или же всей Церкви?
Вэйс нди'а Буни тоже был взволнован и растерян. Но не только поэтому.

По случаю прибытия в город верховного квистола, был помилован некий башмачник Креглен, приговорённый, за угрозу поджога, к огненной казни. Его уже заколотили в бочку, и прингид Страстей Господних даже прочитал над ней все полагающиеся для сего случая молитвы, долженствующие облегчить спасение заблудшей души преступника. Оставалось только поднести факел к сложенному вокруг бочки хворосту, но тут, Его Непогрешимость прижал кулак к своей груди, в знак прощения. Бочку тут же разломали, и перед потрясённой толпой предстал, чудом избежавший смерти, башмачник. Ликованию собравшихся на площади горожан не было предела. Впрочем, столь же бурные чувства у них бы вызвало и зрелище свершившейся казни, и вовсе не из-за какой-либо чрезмерной кровожадности, а просто в силу неутолимой страстности их души. Потрясённый ремесленник, обливаясь слезами, произнёс прочувственнейшую молитву, растрогав всех присутствующих, и тут же торжественно поклялся, призвав всех стоящих здесь в свидетели, что не позже следующего месяца отправится в Алкину и доставит оттуда, в их городской собор, частицу воли Игуна. Герцог, слыша столь похвальную речь, тут же повелел передать ему, от своего имени, кошель с двадцатью золотыми, а ади Роррен Аду старший послал башмачнику серебряную нательную тахилу, разумеется не свою. Затем герцог с гостями отправился в замок, где уже во всю готовились к парадному пиру, а народ, постояв ещё некоторое время на площади, разбрёлся, кто куда – в основном, по своим любимым трактирам – праздновать дальше. Правда, многие решили проведать усопших на кладбище, где и в обычные-то дни гуляло много горожан, а теперь уж, видимо, и вовсе будет не протолкнуться. Не приходилось сомневаться, что вскоре туда нагрянут бродячие музыканты, и тогда и там вовсю закипят веселье и пляски. И уж совсем немногие, в основном именитые горожане, да ещё – немощные старики, да старухи, отправились по своим домам, или же в гости друг к другу.

Глава 5.

Рин прислушался - отец и мать снова о чём-то горячо спорили. Нельзя сказать, чтобы в их доме всегда царили исключительно мир и согласие. Случалось всякое – и ссоры, и обиды, и взаимные обвинения. Всё, как у всех. Однако сегодня они запирались в своей комнате уже, по меньшей мере, трижды, и причём, с тех пор, как они сделали это в последний раз, прошло уже больше часа. Весь день мать ходила очень расстроенная, и было заметно, что она много плакала. Что же ещё такого могло случиться? У Рина нехорошо засосало под ложечкой: не иначе, как опять из-за него! Он тяжело вздохнул и, расстроено ссутулившись, направился в комнату Лика.
Однако братишки там не оказалось. Наверное, он снова куда-то убежал проказничать вместе с Ашей. В последнее время они очень сдружились. Рин прошёлся по комнате, достал из-под кровати ящик, набитый сокровищами Лика, и, опустившись на колени, с грустной усмешкой принялся перебирать всякую всячину. Здесь были и разноцветные стеклянные шары, и огромный гвоздь, и засушенные жуки, по-прежнему блистающие своими панцирями, и гусиные перья. Моток бечёвки, деревянная дудочка, цветные камешки и загадочная треугольная медная монета из неизвестно какой страны – его утешительный подарок Лику, за несостоявшуюся прогулку в замок. Рин вспомнил, что выменял её, где-то с год назад, у остановившегося в их гостинице караванного погонщика, который неожиданно польстился на изящный деревянный лепесток, с двери, теперь уже уничтоженного, шкафа. Пожалуй, это была самая выгодная в его жизни сделка! Повертев монету в руках, Рин швырнул её обратно в ящик. …Кусок сургуча, огрызок свечи, несколько маленьких, раскрашенных рыцарей, вырезанных из дерева, шестерня от загадочного механизма, странные кусочки металла, отданные Лику отцом, после каких-то неудачных опытов. Чей-то череп, наверняка от какой-нибудь ящерицы, но Лик всегда гордо заявлял, что это череп детёныша дракона. Ржавая иголка и несколько фигур от игры царей. В коридоре хлопнула дверь, и Рин поспешно задвинул ящик обратно под кровать. Боязливо выглянув в коридор, он увидел отца, в задумчивости стоящего перед дверью в его комнату. Тот повернул голову и, увидев Рина, неуверенно направился в его сторону.
- Вот ты где… Мне надо с тобой поговорить… - он, как не редко в последнее время, выглядел усталым и озабоченным, хотя и старался скрыть это.
- Да, отец, – Рин отступил назад и чуть посторонился, давая тому войти.
- Рин… - начал Вэйс нди’а Буни, тяжело опустившись на кровать Лика. Из-под нахмуренных густых бровей, на Рина грустно взирали странные глаза отца, то и дело убегая куда-то в сторону. Странные не из-за своего цвета, или формы, а из-за выражения, всегда им присущего. Никто больше из людей, когда-либо встреченных Рином, не обладал таким взглядом: столько в них светилось силы и какого-то совершенно никому неведомого знания, и никто не мог его выдержать. Даже господин герцог. Его отец обычно всегда был собран и подтянут. Он всегда знал, чего хотел, и, несмотря на свой уже изрядный возраст (ему уже шёл пятый десяток), он выглядел на удивление молодо и всегда производил впечатление человека недюжинной силы, хотя и не из-за своего телосложения. Однако сейчас его отец был немного растерян и, как показалось Рину, немного даже подавлен. – Как помниться ты был очень недоволен, когда я определил тебя в трапезничие при герцоге? Ведь так?
- Да, отец, – Рин тоже старался не подавать виду, сколь не по себе ему от этого разговора. Судя по всему, вот как раз сейчас ему и влетит за то, что он учинил, в первый и последний раз распоряжаясь на обеде у герцога. И, учитывая сколь расстроен его отец, влетит ему весьма основательно.
- А хотел ты – стать пажом у Фроггана. Не так ли? – отец сжал пальцы в замок и теперь, уже не отводя в сторону своего взгляда, выжидающе смотрел прямо на него.
К чему он клонит? Ведь ему и без него всё прекрасно известно.
- Да, отец, – в третий раз уныло повторил Рин.
- Так вот… - отец поёрзал на краю кровати, поудобнее усаживаясь. Ещё немного помолчав, он затем вновь сдавленно продолжил. – Я поговорил с герцогом… Его Влиятельность тоже придерживается того мнения, что молодому человеку, столь горячему и смелому, как ты, не совсем подобает должность трапезничего. – Тут он словно бы на мгновение запнулся, но тут же вновь взял себя в руки. Однако его волнение выдавали его стиснутые до синеватой бледности пальцы, так что Рин весь невольно сжался, ожидая самого худшего. – Итак. Его Влиятельность тоже полагает, что для тебя гораздо полезнее было бы приобщиться к воинскому искусству и… и уже, когда-нибудь в будущем… если, конечно, ты окажешься этого достоин… присоединиться ко двору его милости уже в качестве одного из его рыцарей… Именно это, мне и сказал господин герцог, во время нашей последней встречи.
Отец грустно посмотрел на Рина, а затем, встал с кровати. Рин же, потеряв дар речи и вообще какую-либо способность соображать, стоял посреди комнаты, словно какой-нибудь столб. Что случилось?! Почему?! Неужели его даже не выпорют, за высказанное им неуважение к сиятельной персоне герцога? Он решительно ничего не понимал!
- Неужели господин герцог отпустил меня, даже без наказания? – спросил он первое, что пришло ему в голову.
Отец едва заметно поморщился:
- На счёт гёрцога можешь не волноваться: я обо всём с ним договорился.
Только сейчас Рин заметил, что на безымянном пальце отца отсутствует перстень из кивилийского серебра, украшенный огромным оранжевым камнем. Отец очень им дорожил и не раз отказывался уступить его даже самому герцогу.
- Почему? – только и смог он вымолвить. – Ведь ты же сам всегда был против!
Вэйс нди’а Буни задумчиво потёр подбородок, а затем, пройдясь немного по комнате, остановился прямо перед Рином:
- Видишь ли… Когда-то давным-давно, когда не только тебя ещё на свете не было, но когда я даже ещё не был знаком с твоей мамой, мне довелось путешествовать по одному, очень далёкому краю… Там я посетил, наверное, самый известный во всем подзвёздном мире оракул. Окуа Ору – Дыхание Неба, так он назывался… Мне было дано предсказание… - тут отец вновь замолчал, но мгновение спустя продолжил. – В предсказании том говорилось, что первый мой сын претерпит величайшие страдания, если судьбе будет угодно вложить меч в его руки… Второй же сын – сам будет хозяином своей судьбы… А судьба дочери скрыта, и ни для кого неведома… Что это значит для Аши – не смог мне сказать никто… Разумеется, я не хотел, чтобы ты был несчастлив, и именно поэтому, не соглашался отдать тебя в оруженосцы, или же ещё, в какую-нибудь профессию, так или иначе, связанную с воинским искусством… – Вэйс виновато взглянул на сына и вздохнул, а на его лице, что казалось просто невероятным, на мгновение, проскользнуло чувство полной безнадёжности. – Однако, с каждым днём я всё больше, и больше убеждаюсь, что избежать неотвратимое – невозможно… А может быть, даже и не разумно… – Вэйс вздохнул ещё горше. – Одно успокаивает меня: в предсказании ничего не говорилось о том, чем же всё это для тебя закончится… Не исключено, что пройдя через тяжкие испытания, ты, всё же, обретёшь своё счастье… Кто знает?.. – отец, с надеждой посмотрел в лицо Рину. – Теперь я могу тебе сказать – твоя судьба отныне в твоих собственных руках… Я и дальше буду помогать тебе, чем смогу, но с этого дня, я не властен над тобой… Ты стал взрослым! – отец опустил голову, а затем крепко обнял Рина и быстро вышел из комнаты. В тоже мгновение вбежала мама, и, рыдая, прижала к себе сына.
Не иначе, как всё это время подслушивала у двери! – с досадой подумал Рин. Но тут вдруг, с удивлением, почувствовал, что и у него самого защекотало в носу.

Несмотря на чрезвычайно натянутые отношения между волшебниками, приглашёнными вместе с верховным итом, и представителями духовенства, во главе с верховным квистолом, пир оказался вполне удачным: никаких неприятных ссор и, тем более, столкновений допущено не было. Хотя ощущение едва сдерживаемой враждебности так и витало в воздухе.
Распоряжался на пиру лично Ндади. Не только из-за того, что, в столь торжественный день, боялся доверить это кому-нибудь ещё, но и будучи вынуждаем к этому обстоятельствами: Рикунд до сих пор был в состоянии лишь шептать, а Тона – всё никак не мог оправиться от потрясения, что оказался жертвой магического вмешательства. Рин же теперь, увы, не являлся его подопечным и был, в силу своей несдержанности и опрометчивости, столь свойственным молодому возрасту, выперт из замка на все четыре стороны. Да ещё, пожалуй, легко и отделался. Могли ведь и примерно наказать, что, впрочем, по мнению Ндади, было бы вовсе не лишним. Всем известно – обрекая тело на страдания, во имя постижения истины и справедливости небесных и земных законов, дух человеческий и закаляется, и очищается, даруя наказываемому божественное просветление. Это всегда на пользу, особенно такому избалованному мальчишке, как Рин. Ндади не помнил, чтобы тому, хоть раз, задавали хорошую трёпку в высоких воспитательных целях. Он, правда, и сам был в этом виноват – слишком хорошо и трепетно, в силу многолетних дружеских чувств и тех приключений, что довелось им испытать некогда вместе, относился он к отцу Рина, а особенно, к его матери – госпоже Рилли нди Буни. Хотя его долг, как наставника парнишки, и обязывал его к этому. Ну да что сделано, то сделано! Ндади расстроено засопел и метнул взгляд в сторону Адэка. Пришлось вновь допустить того до настоящей работы, закрыв глаза на все его прошлые прегрешения. Не мог же он один за всем уследить! Адэк меж тем указывал какое именно блюдо, принесённое слугами с кухни, следовало отдать тому или иному конному всаднику, из не очень знатных местных дворян, развозивших эти блюда дальше по пиршественному залу. А за несколько минут до этого, он обругал одного из слуг за то, что не подали вовремя очередную бочку пешарского вина, а другого – за то, что жаркое слишком подгорело. Молодец парень! Если над ним ещё немного поработать, то, может быть, из него и выйдет толк… И кто знает, возможно, когда-нибудь, когда он, Ндади, уйдёт на покой, парень окажется достоин сменить его на должности главного трапезничего. Надо будет за ним приглядеть! А то и этот, даром что уже взрослый, выкинет чего-нибудь столь же нелепое, как и Рин. Известный ведь шалопай! Ндади немного приободрился и, гордо вскинув голову, торжественно направился в сторону герцогского стола: пора было объявлять очередную интермедию.

Нгунги сидел по левую руку от герцога. По правую же, сидел верховный квистол. Нгунги заметил, как на него, при встрече, посмотрел этот отец Тил, бывший интор Тирльского монастыря Первой Опоры Игуна, Истинно Преданного Аарга Бирюмского, ныне добившегося высшего духовного кресла Имрии. В его взгляде он прочёл подлинную ненависть. Что подвигло того к подобному отношению к гильдии? Ничего из того, что знал о нём Нгунги не давало подобного повода. Это было загадкой. Нехорошей загадкой.
Придворный певец, перебирая руками по струнам арфы, пел какую-то дурацкую новомодную песню:

…Муж – чародей ревнивый
Превратит
В цветок благоуханный
Ваше тело.
Но я, пчелой ретивой,
В тот же миг,
Примчусь отведать
Сладости запретной.
Он сделает Вас
Перстнем на руке,
А я, тот час,
Китрамским стану вором.
Он птицею Вас пустит
В вышине,
Я ж коршуном примчусь,
Как ветер скорый.
Чтоб не придумал
Искушённый маг,
Вам от меня,
Всё ж, не уйти никак!

- Достопочтенный Нгунги, - к нему подошёл ади Вара Великолепный и, настороженно покосившись в сторону верховного квистола, склонился к его уху. – Не могли бы Вы уделить мне несколько минут?
Нгунги кивнул. – Разумеется, ади Вара! – и добавил чуть тише. – Тем более, что в сложившихся обстоятельствах, далеко не каждый теперь осмелиться столь открыто беседовать с волшебником!
Ади Вара поморщился:
– Это ваше учёное дело разбираться с церковью, кто из вас прав, а кто нет. Я солдат и в таких делах ничего не смыслю! Если король скажет мне - Обнажи меч свой за церковь нашу против злокозненных чародеев, мой верный рыцарь, ади Вара! - то я, уж не обижайтесь, так и сделаю. Но если он скажет, - Пришла пора, мой доблестный ади Вара, проучить забывших слово Божье, священников и защитить верных слуг моих, чародеев, - то и тут я не стану ему перечить и поступлю так, как требует того моя клятва верности.
По крайней мере предельно честно! – с невольным уважением подумал Нгунги. – Однако, пожалуй, ади Варе довольно опасно выражаться таким образом: наверняка, у него при дворе врагов – что цветов в поле.
- Подобная преданность своему сюзерену весьма похвальна и не может не вызывать уважения. Однако, ади Вара, прошу Вас, будьте осторожнее: сейчас, как мне кажется, не то время, чтобы без особой причины, и дальше наживать себе врагов, – вежливо заметил Нгунги.
- Вы имеете в виду себя, мой дорогой верховный ит? – искренне удивился ади Вара.
- Нет конечно! – чуть не рассмеялся Нгунги. – Я никого лично в виду не имел. Но не секрет, что вокруг короля всегда много людей, пусть и весьма достойных, но очень и очень честолюбивых, обидчивых и крайне вспыльчивых, и если до сих пор Вам подобные заявления и могли сходить с рук, то теперь – всё может быть совсем иначе!.. Мне было бы невыразимо грустно, если бы Вы вдруг пострадали. Нельзя сейчас быть настолько простодушным. Уж не обижайтесь, ади Вара!
- Да нет, и не думал даже, – ади Вара был явно озадачен. – А к врагам я привык! Мне без них откровенно скучно. Ничто так не бодрит, как искренний враг!.. Ну да Бог с этим! Я Вас хотел спросить совсем о другом, – он, наконец, остановился, рядом с глубокой нишей у окна, и требовательно посмотрел на Нгунги. – Скажите мне, как верховный ит и как, насколько я наслышан, великий волшебник… скажите мне… следует ли нам, из-за всего того, свидетелями чего нам тут довелось быть… Вы, правда, этого не видели, но, клянусь Вам своей честью, зрелище было более чем впечатляющим! Так вот, следует ли всем нам, в связи с этим, готовиться к войне? Пусть и не прямо сейчас, но во вполне обозримом будущем? Что Вы об этом думаете, Ваша Могущественность?
Ади Вара буквально сверлил его своим пылающим взором. Высокий и, действительно, великолепный он грозно нависал над верховным итом в ожидании ответа.
Он что, соскучился, за долгие годы мира, по войне? Нгунги пребывал в некотором замешательстве. Что же ему ответить? Единственное, на чём он мог сейчас основываться – так это на своих, пока ещё крайне смутных, предчувствиях. Правда, очень нехороших предчувствиях…
- К войне никогда нелишне быть готовым… Я не могу ничего утверждать, достопочтимый ади Вара, но, мои чувства говорят мне, что впереди у нас… трудные времена, – Нгунги, говорил медленно и осторожно, стараясь тщательно подбирать слова. – Я не знаю когда… Может быть уже через месяц, а быть может через год, или даже три… И не знаю что это может быть. Но в одном я убеждён – случиться что-то очень нехорошее. Нечто такое, что может оказаться для всех нас смертельной угрозой.
Ади Вара насупился, сдвинув на переносице свои густые брови, и пожевал немного губами.
- Именно это я и хотел услышать от Вас! – благодарно воскликнул он. Затем, хлебнув из кубка вина, он коротко поклонился и необычайно довольный пошёл на своё место.
Ах, ади Вара! Если бы твои воины и вправду могли остановить то, что может случиться! Нгунги некоторое время смотрел ему вслед, а затем отвернулся к окну.

- Так ты теперь будешь пажом?! – Лик во все глаза глядел на Рина. – Вот здорово! Мой брат – паж у Его Доблести!.. А потом, ты станешь оруженосцем, а вслед затем, и настоящим рыцарем! Ур-р-ра!
И Лик стал вприпрыжку носиться по комнате.
- И благородных девиц будешь спасать, чтобы на них жениться? – заинтересовалась Аша.
- Ну, насчёт спасения девиц – не уверен. Конечно, если такой случай представится, то я постараюсь не оплошать. Но вот насчёт того, чтобы жениться… - Рин старался быть серьёзным, но под конец не выдержал и прыснул себе в кулак.
- Какой же ты ещё, всё-таки, ребёнок! – важно изрекла Аша, снисходительно взирая на него снизу вверх.
- Глупая! Да зачем ему твои девицы? Рин с драконами будет сражаться и злыми волшебниками! А потом, станет королём! – Лик весь сиял и, по-прежнему, в страшном возбуждении скакал по комнате, то и дело натыкаясь на мебель.
- Сам ты глупый! Какой же он будет король без королевы? – всем своим видом Аша давала понять, что только такие бестолковые мальчишки, как Лик, не понимают столь очевидных вещей.
- Ну, вот когда станет королём, тогда и жениться! А до тех пор ему некогда будет такой ерундой заниматься! – на большие уступки Лик идти не желал.
- И вовсе это не глупости! – Аша аж топнула ножкой от возмущения.
- А вот и глупости! – дразнил её Лик.
- Нет! Не глупости! – не сдавалась сестрёнка.
- Глупости! Глупости! Самые настоящие девчоночьи глупости!
- Дети, прекратите ссориться! Если вы будете мешать Рину собирать вещи, то я вас выпровожу на улицу! – в комнату заглянула мама и с напускной сердитостью посмотрела на них.
- Мы больше не будем! – примирительно затянул Лик.
- Мы не будем, мама! – подхватила вслед за ним Аша.
- Ну, хорошо! – и посмотрев на них ещё секунду, мама вновь ушла.
- А ты будешь приезжать к нам в гости? – спросил Лик, угомонившись и присаживаясь на краешек кровати, рядом с Рином.
- Не знаю. Это уж, как мастер Фрогган решит. – Рин укладывал принесённую мамой одежду в огромный, окованный широкими стальными полосами, сундук, выкрашенный в красный цвет и покрытый тонкой, вызолоченной резьбой. – Думаю, что он будет отпускать меня изредка домой. Тем более что его владения находятся не так уж и далеко от города.
- Жаль только, что он не столь знатен, как ади Вара Великолепный, или же ади Роррен Аду старший! – грустно произнёс Лик.
- Ну и что! – повернулся к нему Рин. – За то у него очень древний и благородный род! А ещё – он за свою жизнь пережил столько приключений и совершил столько подвигов, что, владей бы он более обширными землями, то ничем не уступил бы в знатности ади Варе, а уж ади Роррену – и подавно!
- Пожалуй, что и так, – согласился Лик, болтая ногами.
- А у него есть дети? – полюбопытствовала Аша.
- Вроде нет… Во всяком случае, я никогда о них не слышал.
- Это плохо! – сказала Аша.
- Почему? – удивился Лик.
- Потому, что Рину там будет скучно! – назидательно пояснила Аша и добавила. – А если бы у этого рыцаря была дочка, то Рин мог бы с ней подружиться, петь ей песни, читать стихи и носить на груди её платок!
- А ты-то откуда всё это знаешь? – полюбопытствовал Рин.
- В книжке читала! – похвасталась та.
- Это в какой же? – вот уж не думал Рин, что его сестрёнку интересует что-либо, кроме сказок.
- Роман о цветке любви, господ Ги Ориса и Кло ди Рёна!.. Да только вы маме не говорите, а то она непременно на меня рассердиться! Она мне такие книжки читать пока не разрешает. – Аша виновато потупилась, хотя её щёчки нежно окрасил довольный румянец.
- Ладно, не скажем! Тем более, что в той книге, помимо всяческих глупостей, есть очень много чего и полезного, – важно покивал головой Лик.
- Так, значит, и ты тоже читал её? – оживилась Аша.
- Угу, – ответил братишка.
“Во дела!” – подумал Рин. – “Эти два клопа обсуждают книгу, наподобие заправских книгочеев, а он только обложку и видел. Полистал как-то один раз, да потом вновь на полку и положил: показалась слишком нарочитой и вычурной.”
- И неужели, милая сестрица, ты всё там поняла? – спросил Рин недоверчиво. То, что столь маленькая девочка умеет читать и само по себе было удивительно. Но то, что она при этом читала столь мудрёные книги – представлялось ему и вовсе чем-то невероятным!
- Нет… - честно призналась Аша. – Но про любовь, рыцарей и дам – да! Хотя там часто и не понятно написано. Я, во всяком случае, никогда не встречала господ с именами Счастливый Случай, Благосклонный Взгляд, или дам – Стыдливое Опасение и Жгучая Ревность… А ещё – в ней картинки красивые…
- Это не настоящие дамы и господа! – важно изрёк Лик. – Они существуют понарошку и изображают наши чувства! – видя, что Аша смотрит на него с явным недоумением, Лик довольно ухмыльнулся, а затем вновь повернулся к Рину. – Рин, а ты видел, как в ясень ударила молния?
- Да, Лик. Было здорово!
- Но ведь это же волшебство! – Лик пытливо посмотрел на Рина и продолжил. – Почему же тогда господин верховный квистол против волшебников, если он и сам использует магию?
- Дело в том Лик… - Рин постарался припомнить, что ему, когда-то уже довольно давно, объяснял отец. – Дело в том, что волшебники и церковь обращаются к совсем разным силам. Если волшебники, действительно, используют магию, и делают это, когда захотят, то источником чудес у церкви служит нечто иное… Я забыл, как это называется, но оно связано с силой веры и может проявляться далеко не всегда, и не у всех… Я правда не помню, Лик. Спроси у отца: он-то когда-то мне всё это и рассказал.
- Как интересно! – судя по всему, любопытство Лика, которое, насколько знал Рин, никогда и ни что на свете не могло насытить, раздразнилось не на шутку.
Меж тем, на улице раздался топот копыт и скрип подъехавшей повозки. Лик тотчас же метнулся к окну и выглянул наружу.
- Рин, это за тобой! – крикнул он, оглянувшись.
Аша крепко вцепилась своими крохотными ручками в штаны Рина и серьёзно потребовала:
- Обещай, что будешь приезжать к нам!
- Хорошо, Аша, обещаю, – Рин ласково погладил её по голове, и, высвободив из плена свою штанину, вновь повернулся к сундуку: ему осталось лишь положить сверху тёплый плащ, сшитый из шкуры дара.
- Рин, ты готов? – в комнату вошёл отец, а вслед за ним – и мама, безуспешно пытающаяся сдержать подступившие к глазам слёзы.
- Да, отец… Остался один плащ.
- Дай я его положу! – метнулась к сундуку мама и стала бережно, но не на секунду не сводя с Рина глаз, укладывать толстый плащ поверх плотного зелёного камзола.
- Ну вот, Рин. Чего ты всегда так хотел, то и случилось! – отец улыбнулся, но Рин заметил, что в глубине его глаз таилась тревога.
- Спасибо, отец! Я надеюсь, что ты никогда не пожалеешь об этом! – Рин чувствовал себя крайне неуютно: ему ещё никогда не приходилось прощаться. Да тут ещё и в носу предательски защипало. В добавок к этому, Аша и Лик, вдруг тоже вовсю зашмыгали носами.
- Да примет Игун к сердцу слова твои! – вздохнул отец.
На лестнице раздался топот сапог.
- Эй, хозяева! Откуда вещи-то сносить?
- Сюда! Идите сюда! От лестницы – направо! – крикнул отец, отворачиваясь к двери.
Через несколько секунд комнату заполнили коренастые крестьяне из деревни ади Фроггана. Сразу стало тесно и душно.
- Добрый Вам день, господин нди’а Буни, и Вам – госпожа нди Буни! – это выступил вперёд Таркуд, старый оруженосец ади Фроггана. – Привет, Рин! – кивнул он парнишке, и, улыбнувшись, потрепал по голове Ашу и Лика. Заметив, какое унылое настроение царит в комнате, он крякнул, расправил плечи и жизнерадостно загудел. – Ну, что вы, в самом деле! Словно на войну парня отправляете! Клянусь вам всеми ранами Господа Нашего, что ничего плохого с ним не случиться. Я сам с него, ни днём, ни ночью, глаз спускать не буду! Да и некогда ему будет о шалостях думать: господин Фрогган не из тех рыцарей, что при дворе только дамам глазки строят. Так что Рин ещё и назад запросится! – тут Таркуд хитро взглянул на Рина и добавил. – Но только мы его, с моим господином, уже не отпустим. Скажу тебе честно, парень – уж лучше бы тебе сразу угодить в провал к Тёмному, чем в мои лапы, а уж тем более – в лапы ади Фроггана!
Рин насупился. Пусть пугает! Он всё равно станет рыцарем, чего бы это ему не стоило. Зря что ли, он даже герцога из-за этого разгневал?
- Кх! Кх! – это крестьяне, переминавшиеся позади Таркуда с ноги на ногу, напомнили о себе.
- Ах, да! Чего нести-то? – спохватился тот.
- Вот этот сундук! Вон ту суму в углу, а ещё – выкатите из подвала два бочонка пешарского и бочонок пива. Пешарское – ади Фроггану, а пиво – вам за труды. Помимо обговорённой платы, – отец взял себя в руки и теперь вновь был, как всегда, собран и решителен.
- Вот за это спасибо, господин нди’а Буни! – просиял Таркуд. – Да охранит Вас и всю Вашу семью искуплённый Фагури!.. Ну, что, ребята, хватайте, что вам было сказано, да тащите на подводу! Только аккуратнее там с товаром! – затем он вновь обратился к отцу Рина. – Мы тут, раз уж всё равно в город пришлось ехать, на рынок завернули: ади Фрогган поручил прикупить кой-чего.
- Понятно… - кивнул отец и, достав из-за пазухи какой-то конверт, протянул его старому оруженосцу. – Вот, передай это своему господину… А это… - он вытащил из кармана кошель с монетами. – Как мы и договаривались. Крестьянам – по два олта, а тебе – четыре тава.
Глаза у Таркуда радостно заблестели, и он, тут же торопливо стал кланяться:
– Премного благодарен Вам, за Вашу щедрость и доброту, господин нди’а Буни! Премного Вам благодарен! Пусть искуплённый Ригурн пошлёт Вам удачу!
- Это же, - из распухшего, словно спелая репа, кармана камзола Вэйс нди’а Буни достал ещё один увесистый кошель, - отдашь ади Фроггану, в качестве платы за обучение. Там всё, как мы с ним и уговорились. Каждый месяц я буду посылать ещё по десятой части этого. Или же, сразу за год, или – за ещё какой период, который будет угоден твоему господину. Пусть даст знать. Ты всё понял?
- Да! Всё, что Вы изволили мне сказать, господин нди’а Буни. Я хоть уже и не молод, но голова моя всё ещё ясна, как слеза Господня! – закивал Таркуд.
- Ну что ж, тогда идём на улицу! – вздохнул Вэйс нди’а Буни.

Когда Рин уже сидел в повозке (на лошади он, к стыду своему, держался едва-едва), и все слова расставания были сказаны, а слезы и у мамы, и у сестрёнки с братишкой лились в три ручья, отец склонился к нему и в полголоса проговорил:
- Помни, Рин, что я тебе сказал! Отныне, твоя судьба – в твоих собственных руках!
- Я помню отец, – Рин крепко сжал его руку.
- Ну, что? Поехали уже что ли? – спросил Таркуд.
- Да, трогай! – махнул рукой отец.
Подвода дёрнулась и покатилась по улице к западным воротам. Рин долго махал рукой, украдкой утирая, время от времени, катящиеся по щекам слёзы. Наконец, они миновали ещё один поворот, и шедшее вслед за повозкой семейство отстало.
Они уже подъезжали к городским воротам, когда Рин увидел несущегося во всю прыть Адека. Тот мчался, подобно урагану, едва успевая уворачиваться от попадавшихся ему навстречу горожан. Вслед ему летели проклятия и ругань, но он не обращал на них никакого внимания. Ещё минута – и вот запыхавшийся Адек вскочил на повозку рядом с ним.
- Что же это ты, паж расфуфыренный, даже попрощаться не удосужился со своим другом? – весело спросил тот. – Или уж совсем зазнался, будущий наш Тургвир Индэрнский?
- Не обижайся, Адек, всё случилось так быстро… - Рин только сейчас понял, насколько всё это, действительно, было неожиданно. – Ещё вчера вечером отец сказал мне, что я отправляюсь к господину Фроггану, а сегодня ещё и обед не настал, а я – сам видишь – уже и впрямь еду… И к чему такая спешка?..
- Ну, спешка-то, может вовсе и не лишняя… Это уж как на это посмотреть… Ведь господин герцог-то когда-нибудь отойдёт от всех тех хлопот, что свалились на его сиятельную голову, да как спохватиться, что ты ещё не наказан! Вот тогда бы тебе и всыпали во славу Божью! Хотя, мне кажется, тут должны быть и какие-то другие причины…- Адек уставился на дорогу внизу, а затем рассмеялся. – Ну, коли станешь когда-нибудь рыцарем, то тогда и меня сделай своим оруженосцем. Во всяких опасных приключениях завсегда надежнее со старым товарищем. А на меня, как ты знаешь, всегда можно положиться!
- Это правда! – улыбнулся Рин. – И если Господу угодно будет, чтобы я заслужил честь быть посвящённым в рыцари, то, обещаю тебе, что, коли ты сам не передумаешь, то я, с превеликим удовольствием, сделаю тебя своим оруженосцем!
- Хе! – насмешливо покачал головой ехавший рядом Таркуд. – Экий ты однако торопливый, приятель. Ещё и сам не стал оруженосцем, а уже, как заправский рыцарь, своих товарищей в оруженосцы производишь! – Затем он пнул каблуками в бока лошади и переместился в начало их маленького отряда.
- Ну, что ж, ловлю тебя на слове! – сказал Адек, равнодушно глянув на Таркуда, а затем добавил. – Ну, что ж, мне пора!.. Да хранит тебя сердце Игуна! – и, крепко обняв на прощание Рина, спрыгнул с телеги.
- Будешь в городе, заходи в замок меня проведать! – крикнул он ему в след.
Рин хотел его спросить, почему он считает, что с его поспешным отъездом должны быть связаны ещё какие-то причины, но теперь было уже поздно. Он едва успел взмахнуть рукой, как телега, застучав по камням, въехала в Западные ворота. Сперва над ним медленно проплыл каменный свод, затем, высоко в небо, взметнулась городская стена, и вот Индэрн, в котором он родился и столько лет прожил, остался позади.

Через несколько часов неспешного хода они благополучно добрались до Оленей Тропы – поместья ади Питри Фроггана. Солнце было ещё высоко в небе, но в дороге Рина немного разморило, и он едва-едва успел отзеваться и сейчас сидел, с любопытством крутя головой из стороны в сторону: он был здесь, в последний раз, года три назад, не меньше!
- Тпру! – крикнул возница, останавливая подводу перед знакомой крепостью, старой, обветшалой и такой маленькой, что её главная башня казалась лишь раза в три выше их собственной гостиницы.
Перед входом на давно уже неисправный подвесной мост стоял сам ади Фрогган. Он был одет в обычный, коричневого цвета камзол и странные зелёные штаны, а на голове у него не было шляпы. Под камзолом у него виднелась белая, с каким-то цветным узором, рубашка, расшнурованная на груди. И весь вид его являл скорее какого-нибудь трактирщика, или, преуспевающего подмастерья, а уж никак не рыцаря. Ади Фрогган выплюнул изо рта травинку и подошёл к повозке. Несколько секунд он внимательно рассматривал Рина, а затем негромко произнёс:
- Ну, вот ты и приехал ко мне, друг мой!.. Значит настало и моё время… Вот так!
Рин мало что понял из его слов, а потому недоумённо посмотрел на него, но ади Фрогган лишь усмехнулся:
- Не исключено, что ты ещё пожалеешь, Рин, что захотел стать моим… оруженосцем. Я денег даром не беру! А, кроме того, твой отец – мой друг, и с моей стороны было бы просто невежливо не оправдать его доверие!
«Оруженосцем?! Даже не пажом?!» – потрясённо подумал Рин и со стыдом почувствовал, что лишь глупо разинул рот при таком известии. – Ну и дела!

Ади Питри Фрогган оказался прав: Рин, порой, уже жалел, что напросился к нему в ученики. Самое первое мучение началось утром следующего дня, когда его, почти прямо из постели, лишь дав прочитать короткую благодарственную молитву, Таркуд приволок на конюшню и стал показывать и объяснять, как следует седлать лошадь. А после этого, помог залезть ему в седло и, отведя на поле за замком, заставил скакать по кругу, привязав лошадь к длинной верёвке, без перерыва, два часа кряду. При этом, он то и дело отпускал едкие шуточки по поводу его навыков наездника и без конца заставлял садиться так, как считал правильным, больно ударяя его палкой то по спине, то по ногам, если находил, что Рин делал что-либо не совсем верно. Причём Рин даже не знал, что бесило его больше: то ли боль от этих бесконечных ударов и езды, то ли эти чрезвычайно обидные насмешки. Вдобавок к этому, из деревни, что раскинулась рядом с замком, набежали крестьяне и вовсю веселились, потешаясь над его обучением. Правда, вскоре они ушли: пора было идти работать в поле, но настроение они ему, и без того неважное, испортили ещё больше.
Когда это издевательство закончилось, Рин с трудом слез с лошади, и едва сдерживая, рвущиеся из груди стоны, заковылял вслед за Таркудом обратно к конюшне. Там старый оруженосец заставил его расседлать лошадь и обтереть её насухо куском старой попоны. Затем, он привёл его обратно в замок, и вместо того, чтобы предложить, наконец, позавтракать, дал ему в руки короткий, видавший виды, меч, оселок и какую-то тряпку, из толстых, твёрдых ниток и заставил очищать его от ржавчины, пригрозив, что не накормит, покуда меч не засияет, как новенький. Наблюдая за тем, как Рин, злобно поглядывая в его сторону, скоблит оселком злосчастный меч, Таркуд, удобно устроившись на огромном камне, предался воспоминаниям. Впрочем, все эти истории Рин уже и раньше слышал, когда гостил у ади Фроггана. Но вот что странно: если тогда они казались ему и поучительными, и интересными, то теперь, почему-то, только раздражали. Таркуд рассказывал о том, как стал оруженосцем он сам. Он называл себя невсамоделешним оруженосцем, ибо не начинал с самых азов, как это обычно делали все: его не отдавали в детстве в услужение, в качестве пажа, в чужой дом, где он, с самых малых лет должен был овладевать наукой придворной жизни, ему не приходилось, многие годы спустя, предстать перед квистолом, и в торжественной обстановке получить от того укрощённый и поименованный меч, над которым до этого, в течение трёх дней, монахи пели свои священные песнопения, и лишь после чего он, собственно, и мог считаться оруженосцем. Нет, в его жизни всё было не так! Оруженосцем он стал уже в зрелом возрасте: ему тогда исполнилось почти тридцать, и он был на восемь лет старше ади Фроггана. Случилось же это счастливейшее событие его жизни во время второй войны с лингийцами, а именно – в жесточайшей битве, под началом Айнли Уйнгрифа Третьего – отца ныне здравствующего короля, что свершилась подле Ануна, и когда победа была добыта ценой жизней чуть ли не половины всего доблестного войска. Тогда его господин, несравненный и прегрознейший ади Питри Фрогган, лишился обоих своих оруженосцев, и он, Таркуд, видя своего командира в столь бедственном положении, прорубился сквозь врагов прямо к нему, и до конца битвы кричал ему, то – “Господин мой рыцарь, опасность слева!”, то – “Господин мой рыцарь, опасность справа!”, заслужив, тем самым, его глубокую благодарность и уважение. За это, тот и произвёл его, прямо на поле битвы, когда она благополучно закончилась, к их вящей славе, в свои оруженосцы, связав обетом, под стоны раненых и хрипы умирающих. Прочие рыцари, правда, не оценили его благородного жеста, так как посчитали это против установленных правил, и долгое время отказывались признавать Таркуда за настоящего оруженосца. Однако со временем, хотя его манеры и не стали лучше, из-за чего бедному ади Фроггану не раз приходилось краснеть, Таркуд всё же сумел доказать, что оруженосец он, хоть и не особо благовоспитанный, но зато чрезвычайно честный и очень достойный. В конце концов, перед одним из турниров, сам король, и доныне здравствующий Эрро Шепелявый, коснулся его груди мечом, дав понять, что уже никто не в праве попрекать его, что он стал оруженосцем не так, как это установлено обычаем. И хотя это тоже было не по правилам, ибо такой чести мог удостаиваться только рыцарь, а уж никак не оруженосец, все присутствующие приняли это к сведению и больше уже его не третировали. В том же, что и Рин поступил на эту должность вовсе не так, как это заведено, Таркуд усматривал добрый знак и некую традицию.
Когда он закончил свой рассказ, то насмешливо вздохнул и, отобрав у Рина оселок, показал, как правильно надо точить меч.
- А так – ты только мозоли натрёшь, да лезвие вконец затупишь! – пояснил он.
Но, видимо, Таркуд и сам уже изрядно проголодался, ибо, так и не дал Рину довести дело до конца. Сказав, что закончить с этим Рин может и после, он сунул меч подмышку и повел его в трапезную.
И то пора! – раздражённо подумал Рин, в животе у которого так и бурчало от голода.

Во время обеда ади Фрогган был до крайности задумчив и не проронил ни слова. Даже Таркуд как-то стушевался и почти ничего не говорил, лишь изредка бормотал что-то себе под нос. Только, где-то уже под конец трапезы, ади Фрогган рассеяно и несколько удивлённо взглянул на Рина, словно бы только что его заметил, и спросил у Таркуда:
- Ну, как у нашего юного друга успехи?
- Ох! Боюсь, кавалеристом ему не быть! – оживился тот. – Хотя, кто знает? Рин у нас парнишка самолюбивый… Видели бы Вы, мой господин, как это он на меня давеча смотрел! Ну, думаю, Таркуд, гляди – не перегни палку: а то даст тебе этот малолетний разбойник, как-нибудь, мечом по голове, так ты никогда уже больше свежесваренного пива и не отведаешь. Очень уж он не любит, как мне кажется, когда им кто-нибудь помыкает.
- Ну, вот и хорошо… - как-то не к месту ответствовал ади Фрогган. Тут даже и старый оруженосец, от удивления, рот раскрыл.
- Ну, чего ты на меня уставился, кираса старая? – рявкнул ади Фрогган и вскочил из-за стола, смахнув при этом на пол кубок с вином. – А, чёрт!
Отряхивая рукой с полы камзола капельки вина и не переставая при этом ругаться, ади Фрогган тут же выскочил из трапезной прочь. Бирт, преклонных лет слуга, который, сам и стряпал, а теперь и подавал приготовленные им блюда на стол, удивлённо взглянул в удаляющуюся спину своего господина, а затем сделал вид, что ничего не случилось, хотя смотреть на оруженосца явно избегал.
- Что-то Его Решимость сегодня не в духе! – обижено проворчал Таркуд и, насупившись, уставился в свою тарелку. А над столом тотчас же повисла гнетущая тишина. Чувствуя себя крайне неуютно, Рин торопливо доел и тоже поспешил улизнуть.
“Что бы всё это значило?” – размышлял Рин, карабкаясь на полуразвалившуюся крепостную стену. - Никогда ещё он не видел ади Фроггана столь раздражённым и несдержанным. Неужели, необходимость взять его к себе, в качестве оруженосца, могла до такой степени расстроить и обозлить рыцаря? Ежели это так, то ничего хорошего, от его учения, ждать не приходиться.
Рин свернул за угол маленькой башенки и чуть было не налетел на ади Питри. Тот стоял, напряжённо вцепившись в свой широкий пояс, и смотрел куда-то далеко за деревню, туда, где дорога уходила в довольно хилый лес.
- Простите, Ваша Решимость, я не хотел Вам мешать! – испугано выпалил Рин, отскакивая назад.
Но рыцарь удержал его, поймав за рукав рубашки, и, угрюмо взирая на него исподлобья, с видимым трудом, проговорил:
- Я должен попросить у тебя прощения… за моё недостойное поведение во время трапезы… Ничто не может служить оправданием неправедному гневу и богохульным словам… Такого со мной давно не было, и видит Всесущий Игун, я этого не хотел!.. – ади Фрогган расстроено вздохнул и замолчал, однако рукав не отпустил. Рин уже думал, что рыцарь так ничего больше и не скажет, но тот, ещё раз сокрушённо вздохнув, продолжил. – Ты должен верить мне, Рин… верить, что я рад твоему приезду… Очень рад… Просто, слишком многое вдруг оказалось для меня неожиданным… И непонятным…
Что явилось для него неожиданным и непонятным, ади Фрогган пояснять не стал, лишь закрыл, на мгновение, глаза, и уже совсем другим, обыденным и почти даже весёлым тоном добавил:
- А теперь спускайся вниз, отдохни немного, и я покажу тебе, как следует обращаться с мечом… Только обещай мне не бить им по голове моего верного Таркуда! Ты согласен?
- Согласен, – ответил, изумлённый столь внезапной переменой, Рин.

- А, вот ты где! – ади Питри склонился с подвесного моста и поманил к себе рукой Рина. – Вылезай оттуда!
Предоставленный на время самому себе, Рин занялся обследованием своего нынешнего места обитания. Он уже облазил все башни и стену, а теперь вот забрался в крепостной ров. Как он, с сожалением, вынужден был констатировать, за те три года, что он здесь не был, Оленья Тропа пришла в ещё большее запустение: ров окончательно зарос и во многих местах был завален мусором и всяческими нечистотами, стена медленно и верно продолжала разваливаться, а двери в башнях – утратили железную обивку. Оставалось только удивляться, что сами камни, из которых была сложена крепость, ади Питри не продал, в качестве строительного материала, вместе со всей своей землёй, кому-нибудь из владетельных соседей, а сам – не плюнул на всё и не уехал жить, на вырученные деньги, в город.
Рин торопливо вскарабкался наверх и остановился перед рыцарем.
- Ну что, и к каким выводам привёл тебя осмотр? – усмехнулся ади Фрогган.
Мальчик смущённо отвёл глаза в сторону, пытаясь сообразить, как бы сказать это так, чтобы рыцарь не обиделся.
- Ну-ну, мой юный друг, смелее! – поощрил его ади Фрогган.
- Крепость у Вас, достопочтенный ади Фрогган, вполне добротная… Вот только запущена малость, – выдавил, наконец, из себя Рин.
- Га-га-га!.. Запущена малость! – оглушительно заржал рыцарь.
- Что ж, сказано неплохо! – сказал он, отсмеявшись. – И справедливо, и довольно учтиво... Но ты мог бы и не щадить моего самолюбия: я и сам прекрасно понимаю, что ещё немного, и всё вокруг обратится в настоящие руины… Однако, велеречивый мой Рин, теперь всё измениться! На те средства, что я получил на твоё содержание и обучение, я вполне могу привести своё поместье в порядок! Так-то вот!
- Неужели, мой отец так много Вам заплатил, ади Фрогган? – изумился Рин.
- Нет, конечно… Но, во-первых, дал мне деньги не только он… А во-вторых, и у меня самого кое-что да поднакопилось.
- А кто ещё, простите меня, Ваша Решимость, за любопытство, заплатил за моё обучение? – Рин был совершенно сбит с толку: кто бы, да и с какой стати, мог проявить к нему подобное участие?
Ади Питри задумчиво посмотрел на него и сказал:
- Кабы я сам знал!
А затем поспешно добавил:
- Однако не будем терять время попусту! Идём на ристалищное поле!
Рину очень хотелось спросить, как же это так получилось, что ади Питри не знает, кто ему заплатил, но рыцарь напустил на себя столь неприступный вид, что он так и не решился сделать это.
Идти, как оказалось, было совсем недалеко, и уже через несколько минут они стояли на маленьком травяном пятачке, позади главной башни. Назвать это ристалищным полем у Рина язык бы не повернулся, ибо являло оно собой небольшое пространство, между главной башней и южной стеной, ранов десять в длину и, от силы, семь – в ширину. По краям его, вдоль башни, стояли грубо сколоченные из дерева фигуры двух мечников и двух копейщиков, а на крепостной стене висело несколько выцветших мишеней.
- Я вижу, ты разочарован? – улыбнулся ади Питри. – Не торопись! В постижении воинского искусства не столь важны всякие технические ухищрения, сколь опытные наставники. А я, не сочти это за похвальбу, в своё время считался вторым клинком в королевстве!
- А кто был первым? – не замедлил поинтересоваться Рин.
- Первым? – ади Питри, слегка прищурился. – А первым, мой юный друг, был Юст Четырёхрукий.
- Юст Четырёхрукий?! Личный телохранитель короля Уйнгрифа?! – Рин так и подскочил на месте. Он, как и все в детстве, с удовольствием слушал рассказы об удивительном мастерстве этого странного воина. Юст был несомненным пиавом, а умение сражаться, мечом, копьём, или ещё каким оружием – его волшебным даром. Никто не мог выстоять против него, и на всех многочисленных турнирах Юста неизменно приравнивали к нескольким опытным рыцарям. Погиб он незадолго до конца всё той же второй лингийской войны, до последнего защищая своего господина. Рин хорошо помнил рассказ об этом, так как не раз, с неизменным увлечением и восторгом, читал «Хроники лингийской войны» из отцовой библиотеки. Это была одна из любимейших его книг, наряду с «Приключениями ади Тургвира Индэрнского». Король Айнли Уйнгриф Третий, как повествовалось в «Хрониках», после одержанной победы под Ануном, когда, как тогда всем казалось, войну можно было считать законченной, торопился обратно в столицу: ещё две недели назад он получил известие о рождении дочери (его третьего ребёнка), и теперь ему не терпелось быть рядом с супругой и новорожденной. Его сопровождал только небольшой отряд рыцарей и вспомогательный корпус кахтской лёгкой конницы, которые выступали тогда в качестве союзников. Но по дороге через Ирамский лес они наткнулись на ещё одну армию лингийцев, которая предпринимала глубокий обходной манёвр и, вероломно скрытая чарами своих волшебников и потому до сих пор незамеченная, поспешно двигалась вглубь территории прибрежных государств, надеясь застать тех врасплох и нанести, таким образом, сокрушительный удар. Как гласит предание, сперва король и его рыцари подумали, что это сбежавший с поля боя отряд противника, и принялись увлечённо его преследовать, но, довольно скоро, они обнаружили, что это – арьергард гораздо больших сил врага, который, не желая понапрасну терять своих солдат, заманил его к основному войску. Когда это выяснилось, то было уже поздно. Кахты пытались своим стрелами задержать врагов, чтобы дать время тяжёлой коннице короля оторваться от преследователей, но силы были слишком неравны, и их, буквально смели с пути, так что, те из лучников, кто уцелел, бросились во все стороны, в надежде на спасение. Кони у них быстрые и выносливые, и потому, кое-кому и удалось бы спастись, но волшебники лингийцев, опасаясь, что их военная хитрость может оказаться раскрытой, наложили на кахтов заклятье, чтобы никто из них не сумел найти дорогу из леса. На большее они не решились, ибо тогда их чародейскую мощь могли обнаружить волшебники противника. Они и так невероятно рисковали, укрывая от посторонних глаз столь большое войско: это было тонкое и чрезвычайно искусное балансирование на грани, между достаточностью, для намеченной цели, силы заклятья, и, в тоже время, недостаточностью этого для того, чтобы кто-нибудь успел что-то заподозрить. Оставшиеся же верными кахты, как говорят, с тех пор так и скачут по лесу, не имея возможности выбраться из него. Лишь один воин, у которого был чудесный и редкий амулет, охраняющий его разум от ворожбы, сумел найти дорогу назад и, тем самым, предупредить войско прибрежников о грозящей их родным краям опасности. Король же, с оставшимися рыцарями и своим телохранителем, Юстом Четырёхруким, были прижаты к реке, и там, после кровопролитной битвы, все, как один, пали. Последним был сражён Юст. Он был окружён целой горой поверженных врагов. Доспех его был заговорён, и потому стрелы не могли пробить латы, а приблизиться к нему воинам противника никак не удавалось: всякий раз, бросаясь на него одновременно со всех сторон, они вынуждены были отступать. Думали даже опять прибегнуть к магии, но волшебники категорически отказались, утверждая, что раз Юст – пиав, да к тому же, ещё – и с волшебным даром, то придётся на него обрушить столь мощные заклятия, что это непременно их выдаст. В итоге, сражаться с Юстом оставили большой отряд, а сама армия двинулась дальше. В конце-концов, и доблестного Юста, после многих часов сражения, удалось одолеть. Но лишь малое число воинов вернулось к своему войску, и много храбрых и славных рыцарей Лингии, пало от руки Юста Четырёхрукого. Армия же прибрежных государств, вовремя извещённая о неожиданной опасности, немедленно выступила вдогонку противнику, а волшебники, находящиеся при ней, сумели предупредить об этом оставшихся в их городах правителей. Те поспешно собрали ещё одну армию, а затем - стремительно двинулись навстречу. У пешарского города Дродис, войско лингийцев встретилось с наспех собранным ополчением прибрежных государств, усиленным отрядом чародеев, присланных им в помощь из Оонга Гильдией Волшебников. И хотя колдовство в их краях сильно затруднено, то, что творилось в тот день, надолго запомнилось всем участникам сражения! Сперва, лингийские чародеи обрушили на своих противников небесный огонь, но ни одна молния не сумела достичь своей цели: все они сталкивались друг с другом и исчезали во взаимном уничтожении. Тогда они попытались взорвать землю, под ногами воинов прибрежных стран, но земля лишь содрогнулась, и только. И вот, в последнем усилии, они решают наслать на них тёмный ужас, в надежде повергнуть им противника в смятение и поселить в сердцах его солдат страх и неуверенность. Понимая сколь искусные волшебники противостоят им, они разделили свои усилия, и часть чародеев, сместившись на левый фланг, против которого размещались лучники и арбалетчики, попыталась одновременно устремить на них зловонное, разъедающее глаза облако. Но и тут они были посрамлены волшебниками Гильдии: на вредоносное облако налетел ветер и разметал его, а тёмный ужас, наткнувшись на невидимый барьер, был отброшен им обратно на войско лингийцев. Передние ряды их смешались, порядок построения нарушился, и тогда чародеи Гильдии обрушили на их центр крик смерти. Частично он был, всё же, отражён, но в основном – достиг своей цели. Не мешкая, имрийцы, пешарцы, онгунцы и тэрийцы устремились на своих врагов, и завязалась великая битва. Но силы были всё-таки неравными, и войску прибрежных государств, пришлось отступить, ибо противник их, спустя некоторое время, сумел вновь восстановить свои порядки и сам стал яростно нападать. Укрывшись в Дродисе, прибрежники готовились отражать осаду. А лингийцы, тем временем, с увлечением разоряли окрестности. Вскоре, однако, им пришлось бросить это занятие, ибо их разведчики донесли, что к ним быстро приближается другая армия прибрежных государств – та, что незадолго до этого одержала победу под Ануном. Магией маскировки волшебники Гильдии владели гораздо слабее лингийцев, а потому, скрыть своё приближение им не удалось. Хотя, возможно, главной причиной этого явилось то, что произошедшее у стен Дродиса сражение истощило в этих местах сам дух волшебства. Лингийцы же немедленно отошли на несколько илей к западу, дабы не оказаться зажатыми между двумя армиями противника. Но ади Вара Великолепный, который при известии о гибели короля Айнли Уйнгрифа Третьего, по единодушному согласию знатнейших представителей всех четырёх королевств, возглавил армию, сумел предвосхитить их манёвр, и треть своих сил, ещё на подходе к Дродису, направил далеко на север, в обход войск противника. На следующий день, уже без всякой магии, свершилась великая битва. Две могучие армии сошлись в жесточайшем единоборстве. Лингийцы заметно превосходили по численности, и среди них было гораздо больше настоящих воинов, а не наскоро вооруженных ополченцев, как у прибрежников, да и войско их не было измотано предыдущими битвами и последующим стремительным маршем. Тяжело пришлось армии прибрежных государств. Если бы не талант и опыт ади Вары Великолепного, не избежать бы им горького поражения. Но тот умело и вовремя перегруппировывал свои отряды, предвосхищая замыслы противника, и тем самым, не давал тому одержать окончательной победы. С самого рассвета и до начала вечера бились они. А когда начало смеркаться, подошла та треть армии ади Вары, что была послана им в обход. Смущённые лингийцы, видя позади себя столь значительные силы противника, решили, что это ещё одна армия их врага, и предались панике и отчаянию. Ничто уже не могло удержать их на поле боя, и они в ужасе бросились бежать кто куда, спасая свою жизнь. Лишь краснощитники – самая опытная, отборнейшая часть их войск – не утратили присутствие духа и, укрыв в центре своих волшебников и военоначальника – ульгрина Агирлу, медленно, с боем, отошли к Ирамским лесам. Их преследовали по пятам, и очень многие из них были убиты, но большая часть, всё же, ушла от своих преследователей. Но с того момента, лингийцы уже не досаждали прибрежным государствам. Чтобы те не пришли в их земли, жаждая отмщения, они выплатили всем четырём королевствам огромную сумму в золоте и драгоценностях и освободили всех приплывающих к ним из этих стран купцов, на веки вечные, от торговых пошлин, дав право им, также, судиться, в случае таковой необходимости, по собственным законам. Так вот и закончилась вторая лингийская война. На престол же Имрии взошёл старший сын Уйнгрифа – Эрро Шепелявый, добродетельно правящий и поныне.
- А правда, что Юст Четырёхрукий, в своём волшебном доспехе, один сразил три сотни лингийцев? – именно так все всегда и рассказывали: и простые солдаты – ветераны той войны, и многие рыцари, участвовавшие в тех сражениях, да и Таркуд ему всегда то же самое говорил. Рина же всегда это поражало, и вызывало даже некоторое недоверие.
Ади Питри грустно улыбнулся, и серьёзно глядя на него своими серыми глазами, покачал головой:
– Нет, Рин, конечно же, нет! Хотя один раз я и сам лично видел лежащими вкруг него с десяток рыцарей и столько же оруженосцев и простых солдат. Не знаю скольких он уложил ещё до этого, но он, и вправду, был самым величайшим воином, какого я когда-либо знал.
- А что стало с его волшебным доспехом, после того, как его убили?
- Юст же был четырёхруким, да к тому же доспех был зачарован именно на него. Опасно брать себе такие вещи: они могут отомстить за своего хозяина. В итоге, его латы изрубили на куски, и разбросали на много ранов вокруг. Самому же Юсту отсекли все члены, и сложили неподобающе, а само тело насадили на пику. Но они так боялись, что возмездие их настигнет, что даже не погребли своих павших товарищей…
Рин содрогнулся, представив себе это, а ади Питри сказал:
- Увы, Рин, гораздо чаще на настоящей войне всё бывает совсем не так, как об этом пишут в книгах… Вот ты думаешь, что как только стало известно о гибели славного короля Уйнгрифа, так Парген Пешарский, который также присутствовал в войске и после отъезда короля возглавлял его, тотчас же с готовностью предложил командование, а все его поддержали, равному себе по положению и славе, ади Варе? И только потому, что тот считался более опытным военоначальником?
- Да… Так в «Хрониках» написано! – подтвердил Рин.
Ади Питри с сожалением посмотрел на него:
- Насколь же чиста твоя душа, раз вмещает в себя столько веры! Да будет тебе известно, мой юный, доверчивый друг, что ади Вара Великолепный добился права возглавить войско, лишь после того, как имрийцы, которых было большинство, чуть было не ввязались в бой с пешарцами, которые не желали, чтобы их принц-орсант уступал эту, в высшей степени почётную должность ади Варе! Имрийцы же резонно полагали, что, так как это их государь был вероломно убит, и, потому, именно им принадлежит право первой мести, то и возглавить теперь армию должен их военачальник. Тем более, что это вполне согласуется со сводом интамских законов сословной иерархии. Имрийцы уже выстроились в боевые порядки перед пешарцами, и вот-вот должна была разгореться битва, как вдруг между ними вклинились тэрийцы, решительно разделив противоборствующие стороны. Если бы не это, то неизвестно ещё, чем бы всё это закончилось. В итоге, в спорах был потерян ещё один день, и лишь на следующий, пешарцы уступили, но и то, не иначе, как выйдя из совместной армии четырёх королевств. Отныне, всякий раз обустраиваясь на ночлег, они разбивали свой лагерь далеко ото всех. Да и на марше двигались, как им заблагорассудиться. Хотя, ади Вара и полагал, в глубине души, что во время битвы на них можно положиться, но полной уверенности в этом у него не было. Да и онгунцы были недовольны, что возглавил войска имриец, а не онгунец, как они предлагали, или же, на худой конец, тэриец, с которыми они были тогда в дружеских отношениях. В итоге, во время сражения, чуть ли не треть войска действовала сама по себе: пешарцы сперва вознамерились уйти, но потом передумали и, всё же вернулись, правда, где-то уже ближе к вечеру, и если бы не тэрийцы, поддержавшие ади Вару, то всё бы превратилось в полный хаос. И это притом, что армию, засевшую Дродисе, возглавляли два короля – тэрийский и пешарский, которые тоже, не столько занимались противником, сколько выясняли, кто из них имеет больше прав на главенство, и кому какая часть добычи достанется в случае победы. Только в силу этого они и были вынуждены укрыться за стенами города, а вовсе не из-за того, что их армия была, якобы, слабо обучена: ополченцев там было меньше четверти! Слава Господу Нашему, Всесущному Игуну, что хоть король Оонга, находился тогда в плену у лингийцев, а иначе они бы там точно все передрались.
Рин слушал с разинутым ртом, не веря ушам своим. Неужели и вправду, всё было настолько ужасно и постыдно?
- Ты, конечно, можешь мне и не верить, но, клянусь тебе в том своей честью, что именно так и обстояло дело! – казалось ади Питри был вполне доволен, что так озадачил Рина.
- А почему же тогда в книге написали неправду? – не сдавался Рин.
- Не неправду, - уточнил рыцарь, - а не всю правду. Это совсем другое! Понимаешь, Рин, когда эта книга была написана, а было это совсем недавно – каких-нибудь лет десять назад, - всем четырём королевствам вновь пришлось объединиться, но уже – на борьбу с кахтами, которые, вместе с каким-то другим кочевым народом, вторглись на их территорию. Зачем было подавать лишний повод для раздоров и взаимных обид? Вот и пришлось достопочтимому Огану Золотое Перо, герольдмейстеру адэрнскому, срочно переделывать только что завершённый им труд.
Рин, всё равно, никак не мог в это поверить и стоял мрачно насупившись.
- Ну да Господь тебе судья! Не хочешь – не верь! Дело твоё… - ади Питри ничуть не рассердился, и по-прежнему был весел. – Однако, мы, кажется, забыли, зачем сюда пришли. Скажи мне, ты всё ещё хочешь увидеть, как надо обращаться с мечом?
- Да, Ваша Решимость! Ещё как хочу! – Рин предпочёл покамест не думать о своих сомнениях: в конце концов, он спросит об этом, при случае, у отца – тот всё знает, – а уж ему-то он, точно, поверит!

Меч был не двуручным, как ожидал Рин, а полуторным, но всё равно, казался массивным и длинным. И, несмотря на это, порхал вокруг ади Питри, подобно тонкому прутику. У Рина аж глаза разболелись: уследить за его прихотливыми и неожиданными перемещениями не было никакой возможности. Затем рыцарь на мгновение остановился, взял в руки второй такой же меч и принялся вертеть теперь уже двумя. Подойдя к шесту, воткнутому в землю, он, немного запыхавшись, предложил Рину:
- Говори, кода хочешь, «Руби!», и каждый раз я буду отсекать от шеста кусок, длиной на ширину двух пальцев.
Рин недоверчиво посмотрел на ади Питри, но согласно кивнул.
Рыцарь вновь стремительно завертел мечами.
- Руби! – крикнул Рин, и тотчас же, кусок, оговорённой длины, отлетел от шеста.
- Руби! – снова крикнул мальчик, и рыцарь, стоя спиной к шесту, тотчас же, неуловимым движением, опять его укоротил.
- Руби!.. Руби!.. Руби!..
- Руби правой! – и к немалому удивлению Рина, ади Питри именно правым мечом и рубанул, по заметно укоротившемуся шесту.
- Руби правой!.. Руби левой!.. Руби правой!.. Руби правой!.. Руби левой!.. Руби!..
Наконец, от шеста остался лишь кусочек в пол рана вышиной.
- Ну что? Нравиться? – улыбнулся ади Питри, лицо его покрылось крупными каплями пота, но сам он выглядел чрезвычайно довольным.
- Ещё бы! – Рин был в восторге. – Неужели и я так, когда-нибудь смогу?!
Ади Питри на мгновенье задумался, а затем сказал. – Ну, совсем так – не знаю… Это не каждому дано… Но, как я и обещал, я постараюсь научить тебя всему, чему смогу... Главное, чтобы ты не охладел к учению, когда оно вдруг покажется тебе слишком тяжёлым!.. Ну что, приступим?
- Приступим! – с готовностью согласился Рин.
Рыцарь подошёл к нему и протянул меч:
- На вот, бери! Я покажу, как правильно его держать.
Рин с душевным трепетом протянул руку и сжал в ладони тёплую рукоять. Меч был тяжёлым, и рука немедленно потянулась к земле.
- Оп! Не опускай! – ади Питри одной рукой подхватил его кисть, а другой – стал правильно складывать пальцы Рина на рукояти. – Ну, вот… на первый раз сойдёт!
Он отошёл немного в сторону и полюбовался на то, что в итоге получилось.
- Я тебе дам, пока, короткий меч, – сказал рыцарь. - Каждый день ты будешь по одному часу просто держать его в руке.
У Рина изумлённо приподнялись брови: да он и минуту так его не продержит!
Ади Питри усмехнулся:
- Не бойся! Не на вытянутой руке… Хотя и так тоже придётся! На вытянутой – начнёшь с медленного счёта до тридцати. Через пять дней – до пятидесяти. А потом, каждые пять дней будешь добавлять ещё по десять. И так до тех пор, пока не сможешь выдержать хотя бы три минуты… А теперь, давай покажу, самый простой удар…

- Ваша Решимость!.. Мой прегрознейший господин!.. Обед уже подан! – Таркуд только диву давался: кто бы мог подумать, что его хозяин с таким рвением примется за воспитание мальчишки!
- Сейчас, Таркуд!– крикнул в ответ ади Питри, а затем, вновь обернулся к Рину. – После обеда, сам сделаешь пять стрел… Таркуд, у нас есть где-нибудь совсем маленький лук?
Таркуд лишь плечами пожал:
- Найдём, раз надо… А нет, так в деревне Рагуту закажу. Он сделает.
- Хорошо, Таркуд… - ади Питри, подтолкнул Рина. – Иди, умойся, а затем приходи к столу. – А сам подошёл к старому оруженосцу и о чём-то стал с ним шептаться.
Рин еле сдержал смешок: он вспомнил, что когда рыцарь извинялся, за свою недавнюю вспышку перед Таркудом (точно так же, как несколько раньше – перед ним самим), то подарил тому один тав. Так что, пожалуй, Ткаркуд был бы вовсе не против, если бы его ещё разочек обругали. И даже не один.
Рин шёл с трудом: всё болело – и ноги, и руки, и спина! Неужели к этому можно привыкнуть?

После обеда, ади Питри Фрогган не стал больше с ним возиться, и стрелы Рин делал уже снова под наблюдением старого оруженосца.
- А что значит – обучать по уставу ордена Десницы Господней? – в конце обеда рыцарь сказал, что намерен воспитать Рина согласно этому уставу и даже ещё строже, отчего Таркуд чуть было не подавился куском мяса, а Бирт едва не уронил поднос с заманчиво благоухающим кроликом, тушенным в овощах со специями. Рина это очень обеспокоило, но спросить самого ади Фроггана он не успел – из города к тому приехал лекарь, и рыцарь удалился.
- Да ты не пугайся! Это он, наверное, пошутил! – отмахнулся от вопроса Таркуд.
- Ну, а всё же? – Рин твёрдо вознамерился выяснить это до конца.
- Ты давай, лучше правильно оперение укрепи, а не рассуждай тут! Не то схлопочешь у меня подзатыльник! – Таркуд действительно рассердился, и Рину пришлось замолчать. Некоторое время всё его внимание было сосредоточенно на стреле, и желание узнать об этом загадочном ордене несколько притупилось.
- Орден Десницы Господней возник сразу после Первого Великого Разрыва, когда церковь противостояла гильдии волшебников. Одолеть гильдию церкви не удалось, а гильдия одолевать церковь тогда вроде бы как и не собиралась: в планы волшебников это, в ту пору, не входило, и им вполне было достаточно, чтобы Первый Престол не совал нос в их дела и не науськивал на гильдию свою паству. По крайней мере, так они говорили. Тогда все в прибрежных странах разделились: кто стоял за гильдию, кто – за церковь. Одним словом, плохое то было время! – Рин перестал возиться со стрелами, и Таркуд сразу же ткнул в его сторону пальцем. – Ты чего это прохлаждаешься? Ты делай, делай!.. Слушай, да делай... Так вот, - продолжил он свой рассказ, – тогдашний Предстатель Воли Игуна – Рулфуг Четвёртый – потребовал от своих верховных квистолов учредить такой орден, рыцари которого сумели бы противостоять волшебникам. А всё потому, что все предшествующие события Великого Разрыва наглядно показали неготовность церкви к такому трудному делу. И, как, значит, порешили, так и сделали! В глубокой тайне призвали они наиболее преданных Первому Престолу рыцарей и взяли с них прощённую клятву, что те будут молчать обо всём, что узнают, вступив в этот орден. Затем пригласили из разных дальних стран чудных учителей и стали, с их помощью, готовить этих самых рыцарей к борьбе с чародеями. В чём именно состояло обучение в том ордене, никто, конечно, кроме самих его рыцарей не знал, но рассказывали всякое… Ты ведь знаешь, что истинно верующий, именем Божьим может творить такое, что людям обычным не под силу? – Рин утвердительно кивнул. – Вот и этому их тоже обучали, и, говорят, что в подобных проявлениях духа они ничем не уступали тому же верховному квистолу! Рыцари эти настолько совершенствовались в искусстве самовладения, что могли не дышать по семи минут и более, могли остановить на время своё сердце и даже, остаться незамеченными волшебниками, ежели это было им нужно. Они могли убить несколько человек голыми руками, а любую вещь – обратить в опасное оружие. Они не боялись ни жары, ни холода, и были в состоянии обходиться без еды на протяжении многих дней, равно как и без сна. Не знаю, что во всём этом правда, а что – вымысел, но в одном уверен наверняка: Первый Престол использовал их не только против волшебников, но и вообще, во всяких щекотливых делах… В конце концов, тогдашний король Атурии, Товгун Железное Слово, посчитал, что это слишком неосмотрительно, с его стороны, позволять существовать в собственном государстве, столь сильному и опасному рыцарскому ордену, который, к тому же, ещё и совершенно независим от Его королевской воли. Поэтому он и потребовал от Первого Престола, чтобы орден сей, либо был передан под Его королевское попечение, либо распущен. Рулфуг воспротивился, стал грозить отлучить короля Товгуна от церкви и лишить того последнего прощения, но, после некоторого противостояния с ним, был, всё же, лишён своего сана Предстателя Воли Господа, насильно отпет в монахи и сослан в какой-то дальний онгунский монастырь. Затем король объявил, что те рыцари ордена, которые сами, добровольно, признаются в верности ему, получат его полное королевское прощение и даже смогут учредить подобный же орден при его дворе, правда, если только оставят мысль досаждать волшебникам, в помощи которых он нуждался. Как гласят хроники, явилось только четверо рыцарей. Король, разумеется, разгневался и приказал переловить всех тех, кто посмел пренебречь его великодушным предложением. Однако схватить удалось лишь нескольких рыцарей, да и то, великой ценой: очень многие, верные королю люди, погибли при этом. А вскоре, из онгунского монастыря исчез и Рулфуг… Потом этот орден, несколько раз, то возникал снова, то опять упразднялся, но всегда считалось, что где-то, то ли в Онгуне, то ли даже за его пределами, существует тот, самый первый, истинный орден Десницы Господней, во главе которого встал, сбежавший из монастыря Рулфуг. А ещё говорят, что во время второй лингийской войны он вновь был учреждён. Об этом уже давно слухи ходят. Как я уже говорил, орден этот тайный, а потому, его рыцарей никто и не знает. Говорят, что отбирают в него теперь чуть ли не с рождения и растят в бесконечной преданности церкви. Хотя злые языки утверждают, что не церкви – а лично Предстателю Воли Господа Нашего… Ты только смотри, не сболтни кому! А то тебе сперва язык выдернут, а потом, как еретика на костре сожгут… Да и меня заодно! – казалось, что Таркуд уж и сам не рад, что сболтнул лишнее.
- Никому не скажу, Таркуд! Клянусь тебе в том Первой Слезой Игуна! А если я нарушу своё слово, то пусть меня орхаты заберут прямо к Тёмному! – склонившись к старому оруженосцу, жарко прошептал Рин. – Но только зачем ади Фроггану приготовлять меня к борьбе с волшебниками?
- Да нет! Что ты! – замахал на него руками старый оруженосец. – Выдумаешь же такое! Я думаю, он просто хотел сказать, что будет тебя учить со всем тщанием, на которое только способен, и ни в чём не даст тебе спуску. Тем более, что те навыки, которым обучали в том ордене, порядочному рыцарю и ни к чему: рыцарь должен проявлять доблесть в честном бою, а не вести себя подобно наёмному убийце! А, кроме того, даже вдруг и захоти он это, по какой-либо своей благородной причуде, то, всё равно, у него бы ничего не получилось, потому как с действительно сильными волшебниками тягаться те рыцари, всё же, не могли. Волшебник – он и есть волшебник! И сколько не учись – ничего ты ему не сделаешь!.. Но три шкуры с тебя, я так думаю, он точно спустит! – отодвинувшись вдруг от Рина, Таркуд посмотрел на него как-то критически и с некоторым даже сожалением. – Н-да, парень… Одним словом, тебе уж точно никак не позавидуешь! Лучше уж сразу уходи, тогда, если он тебя не поймает, то ты, может, и доживёшь спокойно до старости.
Рин вспомнил, как ади Фрогган крутил давеча мечами, и насупившись пробубнил:
- Никуда я не уйду!.. А если и пожалею когда… Так ведь не без этого!
- Больно ты умный, как я погляжу! – заворчал Таркуд, а затем, рассмеявшись, со всей силы хлопнул его по спине. – А всё же молодец!
Рин тут же растянулся на земле, но тотчас перевернулся и сел, опёршись на руки, и тоже громко рассмеялся.

После вечерней молитвы все пошли укладываться ко сну. Было уже довольно темно, и редкие факелы, своим чадящим светом, едва-едва разгоняли надвигающуюся темноту. Рин нагнал ади Питри и теперь шёл рядом, в сосредоточенном молчании.
- Ты хочешь о чём-то меня спросить, Рин? – обернулся к нему рыцарь.
- Да, Ваша Решимость. Если мне будет позволено, – прибавил он тут же скромно.
- Что ж… Спрашивай, – сказал рыцарь.
- Скажите, Ваша Решимость, почему к Вам приходит лекарь? – Рин видел, как ловко обращался рыцарь с мечами и недоумевал, что тот мог испытывать какое-то недомогание. Это представлялось ему просто невозможным!
- Ах, вот ты о чём, мой юный друг! – ади Питри заметно помрачнел. – Если ты беспокоишься – смогу ли я, как и обещал, заниматься твоим обучением, то я, с чистой совестью, пред ликом Господа Нашего Игуна, могу тебе поклясться, что тебе нечего этого бояться!
Рыцарь замолчал, и несколько шагов они прошли в тишине, лишь позади тяжело сопел, поднимаясь по лестнице за ними следом, Таркуд. Поднявшись на второй этаж, ади Питри попридержал Рина за руку, дав Таркуду пройти. Когда старый оруженосец, пожелав всем доброй ночи, скрылся в своей комнате, ади Питри вновь обернулся к мальчику:
- Я подумал, Рин, что, возможно, ты имеешь право знать это… - рыцарь говорил медленно, как бы всё ещё сомневаясь, стоит ли ему говорить то, что он хотел сейчас сказать. – Где-то с год назад у меня начались странные сны… Вернее сон… Один и тот же сон… Он повторялся достаточно часто и потому стал вызвать у меня беспокойство, ибо никогда раньше ничего подобного со мной не случалось… Я обратился за советом к придворному волшебнику герцога, Дэдэну. Он некоторое время изучал меня, а затем сказал, что если это и чары, то он не может их распознать и освободить мой дух из их власти. И порекомендовал обратиться к лекарю, написав тому записку. Кажется, в ней был состав какой-то микстуры. Лекарь прочёл её, поговорил немного со мной и дал мне требуемое снадобье. С тех пор сон стал повторяться гораздо реже, и не столь ярко… Но избавиться от него совсем мне так и не удалось… Однако, как только я уговорился недавно с твоим отцом о том, что возьму тебя в оруженосцы, как сон этот совершенно перестал меня беспокоить! Ты понимаешь? Прекратился раз и навсегда!.. Возможно, я бы просто порадовался такому совпадению и не придал бы ему большого значения, если бы вдруг не вспомнил, что когда-то, много лет назад, во время второй лингийской войны, у меня произошла одна удивительная встреча!.. Давай, однако, присядем, – спохватился ади Питри, и указал на широкий подоконник. – Вот сюда… Итак, я был в числе тех, кто преследовал краснощитников, после поражения лингийцев под Дродисом. Когда им всё же удалось от нас оторваться, не без помощи, я думаю, своих чародеев (ведь мы уже удалились на столь большое расстояние от места битвы, что магия, пусть и в ограниченном виде, была уже возможна)… Так вот, мой любознательный друг, когда мы их потеряли, то, более того, мы с Таркудом потеряли и наш отряд. Много часов мы плутали с ним по лесу, пока, окончательно не перестали понимать, куда же нам надо двигаться: солнце, то и дело оказывалось с разных сторон от нас и, если, в начале, это вызывало у нас изумление, то очень скоро стало просто пугать! Мы решили, что это лингийские волшебники наложили на нас такое же заклятье, что и на кахтов, во время убийства славнейшего короля нашего Айнли Уйнгрифа Третьего. Вообрази себе наше отчаяние, когда мы помыслили об этом!
- И что же вы сделали? – Рин был до глубины души захвачен рассказом и во все глаза смотрел на ади Питри Фроггана: этой истории он от него никогда раньше не слышал. Где-то далеко ухнула сова, и Рин боязливо поёжился.
- Как всякий верный тхалианин, я решил вверить судьбу свою в руки Господа Нашего и воткнув меч в землю, опустился на колени и принялся истово молиться! Никогда раньше вера моя не была столь глубока! И Господь услышал мольбы взывающих к нему, что подобно малым детям заблудились в лесу… Когда жаркие слёзы перестали капать из глаз наших, и мы подняли свои головы, то, чуть впереди, увидели неприметную тропку. «Воистину, слава Твоя может сравниться лишь с добротой Твоею!» – воскликнул я. И вскочив на коней, мы устремились по спасительной тропинке. Ехали мы недолго, и вскоре оказались у неглубокого ручья, на берегу которого сидела юная девушка, да столь прекрасная лицом, что я даже позабыл, что за беда с нами приключилась! Сердце моё восхищённо забилось, я тотчас же спрыгнул с коня и преклонил пред красавицей свои колени. «Кто, ты, о, прекрасная незнакомка, ликом своим подобная нежной заре? И что делаешь ты здесь, в одиночестве, подобно дивному цветку в глухой чащобе?» - обратился я к ней, как можно учтивее. Но она лишь рассмеялась, и голос её был подобен звону сотен маленьких колокольчиков. Я взглянул в глаза её и отпрянул: мудрость многих веков взирала на меня! И тогда я понял, кого встретил… - рыцарь вновь замолчал, но на этот раз глубокая, тихая радость сияла на его челе.
- И кем же она была? – Рин едва не задыхался от нетерпения, хотя и догадывался, что ответит ади Питри.
- Иара Прекрасная, дева лесов и полей! Вечно юная и бесконечно мудрая! Хранительница древ и травы, и ручьев, и рек, что по ним протекают… Я всегда раньше думал, что легенды о ней - это всего лишь сказки, и вот – судьба свела нас!.. – ади Питри, невольно отёр, катящуюся по щеке слезу. – Она рассмеялась, и в сердце моём зазвучала бесконечно прекрасная музыка. Даже Таркуд, хоть и был тогда чурбан-чурбаном, а и тот, прослезился и весь так и сиял! «Встань, мой добрый рыцарь!» - сказала она мне и милостиво протянула свою руку. Я осторожно взял её, и тут же мне показалось, что вся радость мира снизошла на меня!
- Вы держали за руку саму Иару Прекрасную?! – не выдержал Рин: сердце у него бешено заколотилось, а кровь прихлынула к голове.
- Да, мой юный друг! Я держал её за руку, и это мгновение навеки запечатлелось в моём сердце! Я был искренне убеждён, что ничего больше мне уже в жизни и не надо.
- А что было дальше?
- Дальше?.. – рыцарь горько вздохнул. – А дальше, мы с Таркудом очнулись ото сна уже на рассвете… Нет, не подумай! Это был не сон! У меня на пальце появился перстень, которого раньше никогда не было! Жёлтый камень в нём сиял, подобно самому солнцу. Тонкий луч сверкнул и направил нас в сторону от тропы. Немного поколебавшись, мы двинулись туда, куда он указывал, и через несколько часов благополучно выехали из леса на какую-то дорогу. Как только это случилось, прекрасный перстень исчез! Я очень опечалился. Но тут нам на встречу попался старый онгунец: в широких, полосатых штанах, с узкой и длинной бородой, без усов и с жёлто-серым платком на голове. «Стой, рыцарь! Умоляю тебя, остановись!» - воскликнул тот. «Да как ты смеешь докучать моему господину?! Кто ты такой?» - тут же набросился на него верный Таркуд. «Не гневайтесь на меня о, великодушный господин! – бросился старик ко мне. - Исполните мою маленькую просьбу, и награда ваша будет велика!» «И что же ты от меня хочешь?» – вопросил я его. «Обещайте мне, что когда молния пронзит ясень, и звезда обрушиться на каменный жернов, вы не откажитесь от того, кто придёт к вам, и дадите ему всё, что сможете, и даже – сверх того!» - ответил тот, протягивая ко мне руки. «Что за бессмыслицу ты несёшь, старик? И как смеешь приставать ко мне с подобным вздором?» - рассердился я на него. «Клянусь вам, мой достойнейший повелитель, что это правда, и если вы откажитесь, то великая беда придёт в наши края!» - возопил тут онгунец, цепляясь за мои стремена. Я хотел было уже прогнать его, но вдруг что-то непонятное нахлынуло на меня: холодный пот выступил по всему телу, во рту появился странный металлический привкус, и, чувствуя, словно бы это и не мой язык вовсе, я произнёс, достав меч из ножен и держа его перед собой. – «Хорошо, безумец! Я даю тебе такую клятву, и именем Господа Нашего, Всесущного Игуна, обещаю тебе, что выполню твою просьбу, если когда-либо пойму, что она означает». «Осторожнее, мой добрейший господин! Нельзя связывать себя подобной клятвой! Мало ли кто придёт к Вам, и что попросит?» - постарался предостеречь меня Таркуд, но было уже поздно. «Что ж, Господь слышал ваши слова, господин рыцарь! Отныне душа моя будет спокойна, и я могу почить с миром! Да пребудет с вами воля Божья, мой добрый господин!» - сказал старик и пошёл прочь. «Эй! Эй! Зловредный старикашка! Раз уж ты связал клятвой моего доверчивого господина, то где же обещанная награда?» - подскочил к нему Таркуд. «Ах, да! Награда!» - всплеснул руками онгунец, и достал из довольно вместительного заплечного мешка деревянный сундук. Сундук, как сундук – очень старый: вся позолота с резьбы давно стерлась, и, в общем, ничем не примечательный, разве что, только своей необычайной лёгкостью. «Вот ваша награда, благородный рыцарь! Когда настанет то самое время, про которое я вам говорил, вы откроете сундук, и он окажется полон золота! Но не раньше того, как исполните свою клятву!» - сказал старик. «Да ты что, потешаешься надо мной, что ли, тыква онгунская?» - вскипел я и, к стыду своему, должен признаться, чуть было не ударил старика: Тарквуд едва успел удержать меня от этого. «Пусть идёт своей дорогой, мой господин! Чего уж теперь кипятиться? Может он и вправду, всего лишь безумец, и не ведает того, что говорит?» - обратился он ко мне, и я опустил руку и лишь сказал. – «Хорошо! Ты прав, мой оруженосец! Только выкинь этот деревянный хлам. Зачем нам тащить его с собой?» «Э, нет, хозяин! Позволь я оставлю его! Давеча с нами всё случаются разного рода чудеса, вдруг и это окажется правдой? Зачем же нам самим отказываться от целого сундука золота?» - воскликнул на это рассудительный Таркуд. «Что ж, раз тебе угодно везти его - воля твоя! Только не жалуйся мне потом, что будто бы это я заставил тебя тащить эти дрова!» - согласился я. И тут только мы заметили, что старика-то нигде не видно! Не иначе, как и вправду, опять колдовство? Мы поспешно поехали дальше, и к вечеру, к великой нашей радости, достигли Дродиса. Вот такая история, Рин. – закончил своё повествование ади Питри, с силой хлопнув себя ладонями по коленям.
- А что же сундук? Где он теперь? – Рин чувствовал, что это ещё отнюдь не всё.
Рыцарь улыбнулся:
- Тебя не проведёшь! Ты помнишь, что случилось во время торжественной встречи верховного квистола? – спросил он Рина.
- Молния ударила в ясень! – потрясённо прошептал Рин.
- Именно, мой наблюдательный, юный друг! – ткнул ему в грудь указательным пальцем ади Питри, и секунду пожевав ус, продолжил. – Сперва я не придал этому значения. Но потом, когда твой отец, к великому моему удивлению, вдруг сам стал уговаривать меня, чтобы я взял тебя к себе в ученье (хотя, как ты и сам знаешь, он раньше всегда был против этого), и я ему дал своё твёрдое согласие, сны, неожиданно прекратились. И тогда я прозрел! Я понял, что ты и есть тот самый человек, который должен был ко мне прийти, и для которого я поклялся сделать всё, что в моих силах!
- А золото? – опять не утерпел Рин.
- Золото? – довольно и, в тоже время, несколько растерянно усмехнулся ади Питри. – Что ж, как только я догадался про всё это, то тотчас же вспомнил и про сундук. Вот только отыскать его оказалось не просто … Как-никак уж лет двадцать прошло с той поры, если не больше… Нашёл же я его в кладовой, над комнатами, где раньше жила прислуга… И когда я его открыл, то чуть не лишился рассудка! – рыцарь выдержал эффектную паузу, и склонился к самому лицу Рина. – Он, действительно, был полон золота!
- Что же всё это значит?! – испуганно прошептал Рин. До него только сейчас дошло, что он, самым невероятным образом, оказался вдруг вовлечённым в самую гущу каких-то таинственных и пугающих событий. И всё то, что произошло с ним недавно, представилось ему вовсе не случайным. – И что со мной теперь будет?!
- Да пока ничего особенного! – бодро прогудел ади Питри. – Будешь учиться у меня воинскому искусству… И ничего не бойся: в обиду тебя я никому не дам!
Нельзя сказать, чтобы Рина успокоило подобное обещание, ибо кто же мог знать от кого, или же от чего следовало его защищать, да и потребуется ли это когда-либо вообще, но мысль о том, что противостоять неизвестным опасностям он будет не один, вселила в него немного уверенности.
- А звезда – это церковь? – спросил вдруг Рин.
- Хм! – одобрительно хмыкнул рыцарь. – Да, как на тахиле… А каменный жернов – это магический круг из эмблемы волшебников. Я, с той поры, много размышлял об этом, и теперь не сомневаюсь, что всё именно так и есть… Не знаю уж, к добру, или к худу, – добавил он совсем тихо.
- А что же Вам всё-таки снилось, ади Фрогган? – спросил Рин. Глаза его возбуждённо блестели, и весь он так и дрожал от страха и любопытства.
- Снилось… Снилось мне, каждый раз, что стоит предо мной человек, а в руках у него - необычно узкий и длинный меч, извивающийся, подобно змее… Высокий и широкоплечий. Лица его я не вижу, но мне почему-то кажется, что я его знаю… Вот и весь сон. – пожал плечами рыцарь. – Однако пора и спать!.. Надеюсь, что твой сон будет столь же спокоен, как и мой, с недавнего времени.
Ади Питри встал, похлопал Рина по плечу и, проводив его до комнаты Таркуда, где его временно разместили, отправился в свои покои.
Рин быстро разделся и юркнул под одеяло, натянув его прямо на голову. Тело его пронзала нервная дрожь, а сердце сдавливало холодом от неясных предчувствий. Что же происходит? Какие неведомые опасности грозят ему? Какие испытания уготовила ему, по Воле Божьей, судьба?.. А главное – достанет ли у него сил и мужества, чтобы выдержать всё это достойно?
Таркуд громко храпел, но Рин его даже не слышал. Весь привычный мир, за короткий срок, вдруг перевернулся с ног на голову, и теперь впереди его ожидала лишь пугающая неизвестность.

“Верховному Иту Великой Гильдии Волшебников Западного Инклифа, Могущественнейшему Волшебнику Третьей Ступени Божественной Силы, открывателю Сферы Сияющей Божественной Силы, Н’Нгунги Андгингду Храо Д’Диву, да пребудут с ним навеки Сила и Мастерство!
Ситуация в городе крайне неприятная и вызывает у меня всё большее беспокойство. Как я уже сообщал ранее, количество тех, кто в той, или иной степени имеет отношение к волшебству, за последний год, увеличилось неслыханно: каждый день я ощущаю всплески магической силы, в основном незначительные и пренебрежимо малые, но порой и такие, что даже меня заставляют вздрагивать, и это при том, что нлинлинум, из-за этих бесконечных возмущений, и так истощён до крайности. Присланных Вами в помощь инткулов, определённо не хватает, ибо уследить сразу за всеми этими чужаками, буквально наводнившими город, не представляется решительно никакой возможности. Кое-кого нам всё-таки удалось схватить, но допросы, в том числе, когда я применял всё своё искусство, почти ни к чему не привели: как правило, на пути к их знаниям установлен магический сторож, и, при попытке проникнуть в их память, пойманные неизменно погибали. В тех же случаях, когда разум их не бывал защищён, всякий раз оказывалось, что то, что они знают, ценности не представляет, ибо они были наняты, довольно случайно, кем-то ещё, и, как сложилось у меня впечатление, тоже всего лишь посредниками. Так или иначе, но все они были взяты на службу либо в Гинде, либо и вовсе в Роккане. Описание тех, кто воспользовался их услугами, я выслал Вам в своём прошлом письме. Лишь один из них был нанят в Иске, столице Атурии, и тут уже можно говорить о том, что его наниматель, без сомнения, сильный чародей, ибо не имел какого-либо определённого обличия, и при каждой новой встречи оказывался совсем иным. Этот пленник интересен ещё и тем, что, в отличие от прочих, от кого удалось хоть что-либо узнать, имел вполне определённое задание, а именно – отыскать человека, который, в тот памятный Вам день, четыре года назад, испытывал сильное недомогание. В отношении же остальных, получатся какая-то бессмыслица, потому как они лишь выслеживали тех, кто, точно также как и они сами, наблюдал за происходящим в городе. При этом, те кто были наняты в Гинде, выслеживали и устраняли тех, кто прибыл к нам из Роккана, и наоборот, а все они вместе – всех тех, к знаниям которых я так и не сумел подобрать ключа. Думаю излишне Вам говорить, что эти последние действовали против всех остальных. Тем не менее, я вполне уверился, что каждая из этих групп имеет своих вождей, тех, кто способен направлять их действия и получать от них информацию, не раскрывая себя перед ними. Захватить этих неизвестных, с помощью одних только инткулов, не представляется возможным. Поэтому, я настоятельно прошу Вас прислать сюда членов гильдии, рангом, не меньше пятой ступени, в количестве десяти – пятнадцати, что, как я думаю, уже будет вполне достаточным для выявления и захвата этих вождей и прочих, пока не обнаруженных мною волшебников, коих, как я твёрдо убеждён, сейчас более чем много в нашем славном городе. Я полагаю также, что помимо них Вам следует направить в Индэрн ещё не менее трёх десятков инткулов, усиленных, для проведения соответствующих действий, двумя талами копейщиков, и одной рилой конницы, коих, я очень на это надеюсь, не откажет, по Вашей просьбе, прислать наш добрый государь. Выполните это моё пожелание насколько возможно быстро, ибо герцог Индэрнский крайне раздражен ситуацией в городе, и мне, лишь с величайшим трудом, удаётся удержать его от необдуманных поступков, пообещав, в частности, что требуемая помощь прибудет не позже, чем через неделю. Хотя горожанам никакого особого ущерба нанесено не было, а даже наоборот, из-за наплыва приезжих доходы их только возросли, герцог полагает, что не может допустить в своём городе сводить меж собой счёты кому бы то ни было и грозится немедленно всех переловить. Само собой, даже и с моей помощью, пойманы будут опять-таки лишь бесполезные для нас исполнители, а те, кто стоит за ними, благополучно ускользнут и, как я опасаюсь, это заставит их затаиться, или же вовсе покинуть наши края, из-за чего все вопросы останутся по-прежнему не разрешёнными. Между тем, я полагаю, что выяснить причину происходящего крайне важно, ибо совершенно очевидно, что столь серьёзные усилия могут предприниматься кем бы то ни было лишь по причине удивительной важности.
Со своей стороны, я заверяю Вас, что по-прежнему, со всем рвением на какое только способен, стою на защите интересов гильдии и всячески способствую дальнейшему росту её славы и мощи. Да пребудут с нами навеки Сила и Мастерство, по милости Дарующего их!
Катор Великого Инклифа Волшебников в славном герцогстве Индэрнском, Могущественный Волшебник Четвёртой Ступени Божественной Силы, открыватель Жизненной Спирали Духа Самтов, Дэдэн Юингир Имсский.
Писано 24 пахотеня 1331 года.”
Дэдэн закончил водить щепкой по чистому листу бумаги, подбросил лист в воздух и дунул. В тот же миг лист бесследно исчез.
Некоторое время он смотрел на то место, где только что белело его письмо, а затем тяжело встал со стула и, склонив голову, стал мерить шагами комнату.
Чтобы не случилось дальше, но, кажется, пора было вновь вспомнить о мальчишке. Человек, испытывавший в тот странный день недомогание, и которого разыскивал колдун из Атурии, несомненно был Рином. Вряд ли ему был нужен Тона. Правда, колдун этого не знал, ибо о недомогании Рина в тот день было известно только ему, Нгунги, Вэйсу и старшему трапезничему Адеку. А в итоге за всё поплатился Тона: где он теперь – и самому Тёмному неведомо. Всё, что ему удалось выяснить – колдун схватил его и передал, в обмен за вознаграждение, трём неизвестным, около пяти дней назад. Те двинулись в сторону Чёрных Мхов, но там так и не появились. Герцог, узнав о том, что похищен его старший трапезничий, пришёл в настоящее бешенство. Дэдэн до сих пор сам себе удивлялся, что ему удалось-таки отговорить Северного Зуба от немедленной расправы над всеми этими бесчисленными шпионами. Правда, пообещав, что через неделю прибудут волшебники гильдии с королевскими войсками, и тогда, все эти негодяи будут благополучно переловлены и получат, наконец, по заслугам. А герцогу перейдёт всё их имущество, плюс – награда от гильдии. Что ещё на это скажет Нгунги? О награде он пока, так и не решился сообщить: зная об аппетите герцога, Дэдэн не сомневался, что тот запросит немало. Волшебник лишь надеялся, что сведения, полученные гильдией будут того стоить. В противном же случае – участь его незавидна.
Дэдэн устало опустился в кресло и прикрыл ладонью глаза. Некоторое время он так сидел, а потом, незаметно задремал.

Кажется в дверь стучали. Сколько же он проспал? Дэдэн встрепенулся и, кряхтя, поднялся с кресла.
- Кто там? – сердито крикнул он, подойдя к двери.
- Ваше Могущество, это я, стражник! Старший трапезничий убит! Мы с Кунгтом решили, что надо сперва позвать Вас, прежде чем беспокоить герцога.
- Почему же так? – спросил Дэдэн, открывая дверь. Пред ним стоял невысокий, но плотно сбитый стражник, с длинными, чёрными, обвислыми усами и испугано смотрел на него из-под низко надвинутого шлема.
- Прежде чем его убили, с ним, без сомнения, сделали что-то ужасное! - стражнику явно было не по себе.
Старший трапезничий… Кто же из них?
- Как звали этого старшего трапезничего? – спросил Дэдэн, склонившись к самому лицу стражника. Тот попятился:
- Не могу знать, Ваше Могущество!.. Кажись тот, что помоложе…
- Веди меня быстрей! – рявкнул Дэдэн.
Стражник аж подпрыгнул и, развернувшись, стал торопливо спускаться по лестнице.
Они вышли из восточного крыла и, пройдя через внутренний двор, устремились к северной стене, туда, где вдоль замка текла река.
- Вот сюда, Ваше Могущество!
Волшебник спустился по лесенке к потайной двери в стене и стражник, слабо скрипнув петлями, приоткрыл её.
- Мы караулили около угловой башни, когда, вдруг услышали какой-то тихий всплеск. Кунгт решил, что это рыба, но я не был в этом уверен, и решил всё-таки проверить… Не сразу, правда, а лишь через несколько минут… Я взял факел, спустился сюда, и когда вышел снаружи стены, то пошёл вдоль реки… И увидел его. В том месте, как раз, омут! Помоги мне искуплённый Ригурн, чтобы со мной не случилось того же, что и с этим парнем! – стражник лихорадочно сотворил перед грудью круг. – Лицо его было столь ужасно, что я даже факел из рук выронил… Да и смердит от него как-то подозрительно… Вот, здесь!
Дэдэн уже и сам увидел: шагах в десяти, второй стражник сидел на корточках возле распростёртого на берегу тела.
- Отойди! – раздражённо буркнул ему волшебник, и тот поспешно выполнил его просьбу. Дэдэн торопливо склонился к убитому. Так и есть! Адэк! Хотя лицо его и было до неузнаваемости перекошено гримасой ужаса, сомневаться не приходилось. И запах… Какой-то знакомый, неприятный запах… Дэдэн принюхался. Чернолист с серой и куриным помётом! Кто-то пытался заставить парня рассказать нечто такое, чего тот говорить никак не желал… А это что?.. Верёвка? Наверняка, к нему привязали камень, но узел под водой, от чего-то, развязался… Спешили, видимо, очень… Дэдэн коснулся шеи Адэка. Мёртв уже, по крайней мере, часа два, а то и больше. Но, всё равно, кое-что, с его помощью, ещё можно узнать.
- Несите его ко мне! – распорядился Дэдэн и, не оборачиваясь, пошёл обратно к калитке.
- Ваше Могущество! Ваше Могущество! – испуганно зачастил первый стражник, с трудом приподнимая Адека. – А что же нам сказать Его Решимости?
- Ничего! – отрезал волшебник, даже не оглянувшись. Если герцог прознает, что лишился ещё одного своего старшего трапезничего, которого, к тому же, убили прямо в его замке… Тогда уже герцога никто и ничто не остановит! Надо всё, как следует обдумать, прежде чем что-либо говорить герцогу.
- Я сам ему всё скажу, когда сочту это нужным. А пока, мне надо кое-что выяснить, – Дэдэн остановился и повернулся к стражникам. – Вот вам, за труды! – и протянул каждому по золотой монете. Стражники недоверчиво посмотрели на него. – Ну чего уставились? Настоящее золото, не волшебное! Да это и в ваших же интересах: я думаю, что герцог вряд ли останется доволен тем, что вы сперва пошли ко мне, а не к нему! А так, я скажу, что увидел тело убитого трапезничего во сне и пришёл это проверить. А вас попросил пойти со мной, на всякий случай… Идёт?
- Как скажите, Ваше Могущество! – судя по всему, такое изложение событий вполне их устраивало.
- Ну вот и хорошо...
Стражники вновь засопели, поднимая с земли труп Адека. Дэдэн мгновение смотрел на них, а затем, что-то пробормотав себе под нос, быстрым, едва уловимым движением, скрестил меж собой указательные и средние пальцы обеих рук. В тот же миг, и он, и стражники с телом Адека исчезли, равно как и всякий звук, производимый ими. Если бы стражники узнали, что с ними этакое сотворили, то теперь-то уж точно пришли бы в настоящий ужас.
Через несколько минут, они достигли комнаты волшебника по изучению великих тайн Силы. Дэдэн приложил к двери свою ладонь, и та тут же бесшумно отворилась.
- Сюда!.. Несите его сюда!.. – Дэдэн прошёл к широкому столу, и, сдвинув всё на край, освободил место. – Кладите прямо на стол!
- Уф!- стражники запыхались и теперь стояли, отирая с лица выступившие капли пота.
- Ваше Могущество!.. Добавить бы за труды, – неуверенно промямлил первый стражник.
Эти идиоты, наверное, думают, что он добывает золото прямо из воздуха!
- Я и так вам дал вполне достаточно! А если вы и впредь будете испытывать моё терпение, то я вас в крыс превращу! Вон отсюда! – рявкнул Дэдэн.
Стражников словно ветром сдуло.
Чёрт! Забыл с них заклятье снять! – раздражённо подумал Дэдэн. – Ну да ничего, глядишь, в ближайшие десять минут они никого не встретят, а там – всё и само пройдёт… Ну а теперь, пора заняться Адэком!

- Вот значит как, твой старший брат стал оруженосцем! – непривычное, немного ромбовидное лицо купца с улыбкой взирало на Лика. То, что искривлённый в виде крыши рот означал улыбку, Лик уже знал. – Что ж, история твоя в высшей степени занимательна. – Выговор мастера Рилпа был очень необычен: слова он произносил излишне мягко и, к тому же, слегка шепелявил. Он уже два дня жил у них в гостинице, сказав, что приехал к ним с самого юга Бирюма. Это было странным, потому как, насколько помнил Лик, у тамошних обитателей произношение было совсем другим – резким и гортанным: они, хоть и очень редко, да забирались в их края, и пару раз даже останавливались в их гостинице. С той поры Лик для себя и усвоил, что для жителей тех мест произношение – было, пожалуй, единственным, что хоть как-то их объединяло. Внешний же вид обитателей Бирюма был до крайности разнообразен: Бирюм издавно служил прибежищем для множества переселенцев, прибывавших, как с юга, так и из-за моря Ветров, за которым, на лесистой оконечности кахтских степей, располагалось несколько небольших городков, служивших им перевалочным пунктом, и куда они, как правило, приплывали откуда-то и вовсе издалека: кто из северо-западных земель, а кто – даже из-за бескрайнего западного моря. – А скажи мне, мой всезнающий друг, что говорили тогда люди о тех загадочных чародеях, учинивших в вашем городе столь великие разрушения? У нас тоже есть волшебники, но о том, что произошло несколько лет назад здесь, у вас, до сих пор ходят самые невероятные небылицы! Так откуда они взялись, эти таинственные волшебники?
- Не знаю, – Лик пожал плечами. – Одни говорят, что они появились прямо из воздуха. Другие – что из дома, что стоит в конце улицы, налево. Есть и такие, которые клянутся, что сами видели, как эти самые волшебники, в виде огромных серых облаков, выплывали из окон дома господина нди’а Ффунгри, что расположен в конце улицы направо.
О том, что кое-кто утверждал, что эти чародеи выскочили из их дома, Лик благоразумно промолчал. Мало ли кто это такой. Сейчас, вообще, в городе пруд пруди всяких подозрительных чужестранцев, которые, несмотря на то, что они там говорят о цели своего приезда, в основном занимаются тем, что целый день задают всем вопросы. И все – о тех самых событиях, что разыгрались у них в городе четыре года назад. Если бы они не скупились на деньги (порой, даже на золото!) горожане бы давно потребовали от герцога, чтобы всех их выгнали вон: так они всем надоели. А главное – не известно же ведь, что это, на самом деле, за народ такой, и что им всем тут нужно. Да к тому же, все только и шушукаются о таинственных убийствах и исчезновениях среди этих чужаков. Но поскольку поток денег не иссякал, то горожане и не торопились избавляться от щедрых гостей, с удовольствием рассказывая им, за соответствующее, конечно, вознаграждение, всяческие небылицы, которые, зачастую, прямо по ходу рассказа, и выдумывали, клянясь всеми искуплёнными, что это подлинная правда. Однако, всё чаще, пришельцы, кажется, начинали догадываться, что их попросту водят за нос.
- А я слышал ещё и такое утверждение, не берусь судить, мой юный друг, правда это, или нет, что появились те волшебники именно из вашего дома! Что ты об этом думаешь? – откинулся на спинку стула Рилп, положив ногу на ногу. Его совершенно овальные, жёлтые глаза казались весёлыми и беззаботными, но Лик чувствовал, что это только видимость.
- Что вам сказать на это, мастер Рилп? Если Вы выйдите на улицу и зададите тот же самый вопрос десятку горожан, то и получите, скорее всего, десять разных ответов. Я понятия не имею, как всё было на самом деле, и лишь пересказываю вам то, что слышал от других. А вы уж сами судите, что тут правда, а что вымысел. Можете считать правдой то, что вам более всего подходит. Я думаю, что вы ничего не прогадаете, так как сейчас никто уже и не помнит, как же всё, в действительности, было: все так долго и увлечённо врали о тех событиях, что и сами уже окончательно запутались, – Лику скоро должно было исполниться двенадцать, но, по словам его отца, он уже сейчас, в искусстве убеждения, может дать сто очков вперёд, любому советнику из маристула.
Рилп лишь головой покачал:
- Да, мой красноречивый друг, я думаю, тут ты совершенно прав, – и пододвинул к Лику, кружку с пивом. – Должен тебе признаться, мне невыразимо грустно видеть столь многообещающего и, без сомнения, очень талантливого молодого человека в таком положении, когда он не имеет возможности раскрыть и достойным образом использовать эти свои таланты… Поехали со мной! В столице, в несравненной Вандэри, ты сможешь сделать блестящую карьеру! У меня есть знакомства при дворе, и я убеждён, что сумею обеспечить тебе хорошую должность. А ты, когда у тебя появиться такая возможность, сумеешь достойным образом отблагодарить и мастера Рилпа! Как тебе моё предложение? – купец нагнулся в сторону Лика и теперь почти лежал на столе, навалившись на него своим солидным брюшком. Его почти чёрные губы ещё больше искривились в улыбке, и он так и буравил мальчика своими жёлтыми глазками.
- Вы, наверное, оговорились, достопочтимый мастер Рилп. Столица Бюрюма – Осата, а вовсе не какая-то там Вандэри. – Лик, с нескрываемым подозрением смотрел прямо на купца. Тот заметно побледнел, так что кожа на его лице из бледно-коричневой стала вдруг тускло-серой, хлопнул себя ладонью по лбу, и, возведя глаза к потолку, горестно воскликнул:
- О, бесконечно мудрый Анур! Как же я опозорился перед своим юным другом! Прошу Тебя, немедленно покарай своего нерадивого сына! Да пронзит меня гнев Твой! – и вновь наклонился в сторону Лика. – Конечно же, ты совершенно прав, о средоточие мудрости! Это даже удивительно – в столь малом возрасте обладать столь глубокими познаниями, во всем, чего не коснётся разговор! Ты – настоящее чудо!.. Дело в том, что мне не хватает в ваших краях солнца. Они слишком суровы для меня. И вот – плачевный результат: я уже сам не понимаю, что говорю…
Неприкрытая лесть мастера Рилпа не произвела на Лика ни малейшего впечатления. Не такой уж он дурак, чтобы купиться на столь дешёвую уловку.
- Мне, мастер Рилп, решительно всё равно, откуда Вы к нам приехали и зачем. Главное – чтобы не нарушали наших обычаев и законов. Но, если Вас это беспокоит, то я, за сравнительно небольшое вознаграждение, готов совершенно забыть о том, что Вы упомянули какой-то там Вандэри, – пиво было холодным и вкусным, и Лик с удовольствием выпил сразу пол кружки.
Рилп зло на него посмотрел и, поковырявшись немного в кошельке, протянул ему один тав.
- Если Вы полагаете, достопочтимый мастер Рилп, что забыть город с таким звучным названием, как Вандэри, столь легко, то Вы глубоко заблуждаетесь! – Лик наслаждался тем смущением, которое нагнал на незадачливого купца. Или шпиона. Что ему, право, было совершенно безразлично.
Купец вновь запустил пальцы в кошелёк и вытащил на этот раз целую пригоршню монет.
- Мне очень жаль, мой юный друг, что ты подобным образом используешь свои таланты, – с упрёком сказал тот, протягивая Лику деньги.
- Тем не менее, глубокоуважаемый мастер Рилп, Вы должны признать, что они и здесь меня неплохо кормят, – скромно улыбнулся Лик.
Купец презрительно фыркнул:
- Что ты понимаешь, в доходах, мой мальчик! Разве подобный мелкий шантаж может привести к богатству и славе? Удару ножом в тёмной подворотне, или же к камню на шее, на дне реки – вот к этому он может привести! Но разве это то, к чему должен стремиться столь блистательный ум? У тебя великое будущее, мой юный мудрец, если, конечно, ты сумеешь правильно распорядиться своим удивительным даром… – мастер Рилп говорил искренне, и это немного смягчило Лика.
- Что ж, мастер Рилп, я и сам надеюсь, что когда-нибудь достигну и богатства, и славы… Но покамест я никуда не собираюсь отсюда уезжать. А если когда и соберусь, то буду тогда сам решать, куда мне направиться, – ответил Лик, считая полученные монеты. – А такая треугольная у меня уже есть! Откуда она?
Купец бросил на монету взгляд, и Лику вдруг показалось, что тот невольно вздрогнул:
- Не может быть у тебя такой монеты!.. Она – из очень дальних краёв. Я даже и сам толком не знаю, откуда…
- А всё же, мастер Рилп, расскажите! Вы так много, где побывали! – Лик попытался подольститься к купцу, но тот лишь головой покачал.
- И не проси! Не знаю я, – ответил тот, а затем добавил. – Если ты скажешь мне, как она к тебе попала, то я, возможно, и вспомню кое-что…
- Мне её брат подарил. А откуда она у него, мне неизвестно… Наверное, тоже выменял у какого-нибудь купца, – сказал Лик.
- У купца говоришь? – Рилп задумался. – Странным, должно быть, был этот купец!.. – увидев, что Лик так и пожирает его глазами, Рилп грустно усмехнулся. – Есть такие края, о которых не хочется лишний раз вспоминать.
- И что же это за края такие? – полюбопытствовал парнишка.
- Далеко-далеко, за Срединным хребтом, и даже ещё настолько же дальше, надо свернуть на юг, и двигаться много недель вдоль широкой реки. Там, обогнув огромное озеро, в которое впадает эта река, и, перевалив через высокие горы, ты и попадёшь в тот самый край… Когда-то, обитатели этих проклятых мест вконец разорили мою страну. И иногда мне кажется, что сам Тёмный Дух и есть их повелитель!
- Вашу страну? Вы имеете в виду Бирюм, или же некое государство, столицей которого является тот самый город, название которого я уже забыл, мастер Рилп? – уточнил Лик.
- Нет, мой юный друг… - ответил купец, а затем погрустнел ещё больше. – Я говорил о том благословленном крае, в котором имел счастье родиться, и который, к великой скорби всех его обитателей, пал жертвой величайшего предательства! – мастер Рилп сокрушённо вздохнул и поднялся со скамьи. – До свиданья, мой чрезмерно любопытный друг! Мне пора… Дела, знаешь ли… - и, странно мотнув на прощание, из стороны в сторону, головой, вышел на улицу.
И что это за город такой – Вандэри? И где этот лжекупец родился? И что же такое случилось с его страной?– вопросы, словно назойливые мухи, так и жужжали у Лика в голове. – Эх! Надо будет порасспросить отца: он-то, наверняка, знает. А пока, можно прихватить с собой Ашу и отправиться за сладостями – ведь он сегодня сказочно богат! Четыре тава и девять олтов, не говоря уже о таинственной монете. Но её-то он, уж точно, никому не отдаст, раз она такая редкая.

- А давай купим сладкого льда! Или бирюмскую дыню!.. Или марципановый торт с орехами и вкусным кремом! – Аша, с горящими от предвкушения глазами, бегала вокруг гордо вышагивающего Лика.
- Нет, – твёрдо сказал тот. – Мы купим шоколадный торт, а ещё – те великолепные пирожные, что делают в «Ста ароматах для короля». А на оставшиеся деньги я себе куплю яблочного сидра.
- А почему так называется – «Сто ароматов для короля»? – судя по всему, Аша не возражала против выбора Лика.
Лик самодовольно усмехнулся:
- Вон, видишь, в конце улицы идёт парень, в синей, до пояса, куртке и зелёных штанах до колен?
- Да. Это же пивной крикун!
-… приходите! В доме достопочтенного мастера нди’а Краппогу сварено доброе пиво! Никогда ещё жителям нашего славного города не доводилось пробовать пива столь вкусного и душистого! Приходите все желающие! Всего по пять фиртлей за кружку! Приходите, не пожалеете! – звонко выкрикивал парень.
- Ну да, пивной крикун, – согласно кивнул Лик. – Когда-то, уже очень-очень давно, дед нынешнего короля – Лоддер Длинные Руки – гостил в нашем городе. И остановился он, как раз, в «Ста ароматах для короля». Тогда это был просто дом знатного горожанина, а не гостиница с трактиром. После войны с тэрийцами, герцогский замок был серьёзно повреждён, вот король и поселился в городе. Однажды утром, он сидел у окна и, потягивая пиво, сваренное хозяином накануне, глазел на улицу, высматривая красивых горожанок. И тут вдруг под окнами прошёл один такой пивной крикун, громко расхваливая чьё-то пиво. И так он это задорно делал, что король Лоддер не удержался и, высунувшись из окна, воздел вверх кружку и тоже прокричал во весь голос – «А у нди’а Рююгире пиво не хуже! Сто пивных ароматов сумел он уместить в одной кружке!» Когда же король Лоддер уехал, то народ так и повалил к нди’а Рююгире, отведать пиво, столь понравившееся любимому монарху. И вскоре уже нди’а Рююгире открыл у себя трактир, а, через некоторое время, и гостиницу. Из года в год дело его только росло, и теперь уже, на том самом месте, стоит совсем другой дом – гораздо больше и красивее. А гостиница семьи Рююгире считается самой лучшей в нашем городе.
- А зачем он красивых горожанок из окна высматривал? Хотел познакомиться? – заинтересовалась Аша.
- Ну… само собой… познакомиться! – хихикнул Лик.
- Как интересно! – воскликнула Аша. – А я тоже хочу попробовать это пиво!
- Хорошо, я дам тебе отхлебнуть из своей кружки, – улыбнулся Лик.
- Нет! Я хочу целую! – заупрямилась сестрёнка.
- Да ты не выпьешь столько! Да и не понравиться оно тебе, – рассудительно возразил Лик.
- Нет понравиться! – Аша остановилась и возмущённо топнула ножкой. – Ведь королю оно понравилось, значит и мне понравится!
- Аша! Перестань мне перечить! В последний раз, когда я дал тебе попробовать пиво, ты его просто выплюнула. – Лик вовсе не сердился на свою сестру: что тут поделаешь, если у неё такой бешеный характер?
- Ну и что! Это совсем другое пиво! – Аша исподлобья взирала на Лика, как бы давая тому понять, что ни за что не уступит.
- Ну, хорошо! – Лик решил поискать пути к примирению. – Давай договоримся так: я дам тебе попробовать пиво из моей кружки и, если оно тебе понравиться, куплю тебе такую же. Идёт?
На мгновение Аша задумалась, но, в силу того, что она никогда не упрямилась просто так, из одной только вредности, то, сочтя подобное предложение справедливым, радостно кивнула головой. – Идёт!
И они пошли дальше. Миновав Рыночную площадь, они свернули на Тирлийскую улицу, а там уже вскоре показалось и внушительное, трёхэтажное здание «Ста ароматов для короля», возвышающееся над улицей, подобно маленькому замку.
- Что угодно столь юным посетителям? – с улыбкой спросила разносчица, остановившись рядом с их столиком. Они выбрали себе место рядом с окном на улицу – огромным и образованным из множества окон обычного размера, составленных, наподобие решётки. Это окно на первом этаже гостиницы, где и был расположен трактир, являлось предметом гордости хозяев, ибо, как утверждали они, такого не было даже в столице. И это, действительно было так, ибо придумал его, равно как и специальные для него ставни, их отец, Вэйс нди'а Буни.
- Нам пирожные «Золотые паруса», шесть штук, и чайник травяного чая! – небрежным тоном произнёс Лик.
- Кх! – недоверчиво кашлянула разносчица. – А у тебя будет столько денег-то?
- Разумеется! – возмутился Лик, и выложил на скатерть, расшитую на пешарский манер, сценами из книги смирения, свою наличность, едва, при этом, не уронив на пол таинственную треугольную монету. – Не очень-то вежливо, с вашей стороны, выдвигать подобные подозрения!
- Подумаешь! Обидчивый какой! – фыркнула в ответ разносчица и, прыснув от смеха себе в кулак, направилась на кухню.
- А пиво? Ты обещал пиво! – спохватилась Аша.
- Ну не будешь же ты запивать пирожные пивом? – возразил Лик. – Пиво мы закажем позже.
- Наверное, нет… - согласилась та, но некоторое беспокойство, всё же, осталось на её лице.
- Смотри, вон тот чужеземец так на тебя и смотрит! – прошептала через минуту Аша, скосив в сторону глаза. Лик скосил свои туда же. Через проход от них, за угловым столиком, приткнувшимся у стены и окна, сидел свирепого вида северянин – с густой копной волос, словно сноп пепельно-серой соломы и с выкрашенной в красный цвет бородой на пол лица - и таращился прямо на него.
- Чего ему от тебя надо? Я боюсь! – Аша, хотя и бывала отчаянно смелой, чаще всего оставалась, всё же, маленькой девочкой, ведь ей исполнилось всего только девять.
Лик пожал плечами:
- Думаю, просто так. Эти чужаки на всех так смотрят.
Но и ему тоже было от этого взгляда не по себе.
- А вот и ваши пирожные с чаем! – вернулась к их столику разносчица. – Ешьте на здоровье и возносите хвалу Господу Нашему, за то, что он даровал вам не один только хлеб!
Переставив чайник с чашками и тарелку с пирожными с подноса на стол, она погладила Ашу по голове и устремилась к очередному посетителю.
- А я думаю, что просто так ни на кого не смотрят! – с набитым ртом прошептала Аша, пытаясь одновременно и говорить и прожевать изрядный кусок лакомства.
- Не бойся! Ничего он нам не сделает! – попробовал успокоить сестрёнку Лик, хотя и сам уже не на шутку обеспокоился.
Однако незнакомец положил деньги на стол и, ещё раз глянув на Лика и Ашу, вышел из трактира на улицу.
- Вот видишь! – радостно сказал Лик. – Я же говорил, что не стоит обращать на него внимания!
- Но он был такой страшный! – попыталась оправдаться Аша.

Как и предполагал Лик, пиво Аше не понравилось. Сделав изрядный глоток из кружки Лика, она тут же скорчила недовольную гримасу и выплюнула пиво на пол.
- Аша! Нельзя плевать на пол! Сколько раз тебе говорить?! – рассердился Лик.
- Но оно такое противное! – пожаловалась та и, надув губки, проворчала. – Вечно эти мужчины пьют какую-то дрянь!
- А я тебя предупреждал, что не понравиться. – раздражённо сказал Лик и добавил. – А по поводу плевания на пол, могу тебя уверить, что ни одна благородная дама такого себе не позволит. Даже если бы во рту у неё был яд, то она бы его лучше проглотила, чем выплюнула!
Аша грустно вздохнула:
- А что же тогда делать?
- Нечего было отхлёбывать так много. Знатные дамы, в таких случаях, лишь слегка пригубливают напиток. Глоток они делают столь малый, что им не составляет труда заставить себя потом проглотить его. Даже если, вкус того, что они попробовали очень им не по нраву. Тебе понятно?
- Угу… – судя по её виду, в данном вопросе Аша знатных дам не одобряла.
- Ну что, пошли за шоколадным тортом? – сладко потянулся Лик и помахал разносчице рукой.
- Сколько с нас? – спросил он, когда разносчица подошла.
- Пиво – шесть фиртлей, чай – три, и шесть пирожных по полтора олта. Итого…
- Два тава, один олт и девять фиртлей, - тут же подытожил Лик. – Считая, что ещё три фиртля вам за труды, получается два тава и два олта.
- Какой ты однако сообразительный! – подивилась разносчица.
- Вот, держите, – Лик ссыпал ей в ладонь отсчитанную сумму и взял Ашу за руку. – Идём Аша… Спасибо за пирожные!
- Спасибо за пирожные! – повторила вслед за Ликом Аша.
- Заходите ещё, когда деньги будут! – крикнула им вслед разносчица.

За шоколадным тортом надо было ещё чуть дальше пройти по Тирлийской улице и, не доходя до рынка, свернуть на Суконную. Там, недалеко от её начала, находилась Старая аптека, хозяин которой, помимо лекарств, изготовлял также всевозможные торты и пирожные. Одно время он и шоколад пытался варить, но, сразу вслед за этим, у него начались неприятности с нди’а Ффунгри. Последний довольно жёстко пресекал любую попытку хоть как-либо нарушить своё единовластие в том, что считал исключительно своим ремеслом. Они долгое время судились, и дело чуть было даже не дошло до судебного поединка, но, в последний момент, аптекарь пошёл на попятный и, оплатив все судебные издержки и передав, согласно оглашённому приговору, крупную сумму нди’а Ффунгри, удовольствовался тем, что тот милостиво позволил использовать свой шоколад, при изготовлении аптекарем всевозможных тортов и пирожных.
- Лик! Этот страшный чужестранец идёт следом за нами! – испуганно прошептала Аша.
- Не оглядывайся! – быстро ответил ей Лик и окликнул, прошедшего мимо торговца свежей выпечкой.- Эй, дай мне булку с изюмом и дунуком!
- Два фиртля! – с готовностью предложил тот. – Булка мягкая, что девичья грудь и столь же свежая!..
Лик, когда окликал торговца, успел заметить, как северянин шагнул к стене и отвернулся. Расплатившись и взяв булку, он нагнулся к Аше и сказал:
- Сразу за аптекой будет поворот. Как только до него дойдём, увидишь слева сломанные ворота на суконный двор мастера Оли. Там и спрячемся.
Но едва только они достигли углового дома, как чья-то тяжёлая рука опустилась на плечо Лика.
- А ну, обожди-ка, парень! – раздался у него над ухом хрипловатый и грубый голос северного жителя.
- Да чего тебе от меня надо! – завопил во весь голос Лик, пытаясь вырваться, так что спешащие по своим делам прохожие, тут же стали с любопытством на них оглядываться, а иные, в ожидании какого-нибудь скандального происшествия, и вовсе, с готовностью, остановились рядом.
- Я видел у тебя в трактире одну монету… Треугольную такую… Откуда она у тебя? – северянин склонился к самому его лицу и пытливо смотрел на Лика.
- Мне на рынке один купец дал, вместо сдачи! – тут же придумал Лик.
- Не ври! У купцов таких монет не бывает! – осклабился северянин. – Если ты мне скажешь правду, то я тебе дам один золотой.
Золотой? На мгновенье Лик задумался: а и вправду, не рассказать ли о мастере Рилпе? Кто он, собственно, ему? Но, вспомнив вдруг обо всех тех ужасных слухах, что ходили по поводу бесчисленных злодеяний творящихся среди чужаков и, представив, что с бедным лжекупцом сделает этот северянин, Лик передумал. Золотой, он, в конце концов, себе и как-нибудь иначе заработает.
- Я выменял её у одного чужеземца… - Лик задумался, пытаясь вспомнить одного пиава, которого он не так давно, видел на улице. – Он довольно высокий, такой же, как и ты… Ушей у него нет, только дырочки по бокам. На голове когтистый гребень… Глаза красные и сидят глубоко на лице. Нос широкий, с шишковатым наростом посередине. А сам он весь покрыт короткой фиолетовой шерстью… И ещё у него шрам на левой щеке!
- Дрангарец! – задумчиво пробормотал северянин, злобно сощурив глаза. – И на что же, позволь узнать, ты выменял у него эту монету?
- А я рассказал ему о том, что видел, когда люди придворного мага схватили одного илгунца! – честно глядя в глаза северянина, вновь соврал Лик.
- Ну! И что же такое ты видел? – потряс его за плечо северянин.
Лик, внутренне сжавшись от страха, тем не менее, напустил на себя наглый вид и заявил:
- А это уже будет стоить ещё один золотой!
- Поклянись своим богом Игуном, что ты не врёшь мне! – тотчас же потребовал тот.
- Клянусь Всесущим Игуном, а также всеми десятью Искуплёнными, что говорю тебе истинную правду! А если я солгу тебе, то пусть мой язык навеки отсохнет, глаза ослепнут, а все члены мои поразит немощь, так что я никогда уже не смогу подняться с ложа скорби! – с готовностью поклялся Лик.
- Ну, хорошо... Говори! – удовлетворился северянин.
Лик сунул руку в карман и извлёк оттуда ослепительно сияющую, позолоченную заклёпку, которой скрепляли швы на рыцарском шлеме:
- Вот это илгунец бросил на землю, когда на него набросились инткулы гильдии. Сперва у меня было две таких штуки, но одну я отдал этому самому дрангарцу, как ты его назвал.
Северянин выхватил у него заклёпку и удивлённо покрутил её в руках:
- Позолоченная заклёпка…
- С тебя два золотых! – весело напомнил Лик.
- Держи! – северянин, с явным сожалением, протянул ему монеты, сунув заклёпку себе в карман. – Но учти, если ты, всё-таки, соврал мне, то я тебя даже из задницы Тёмного достану! И тогда уж, не обессудь: я заживо сдеру с тебя кожу и сделаю из неё себе ремень!
Затем он развернулся и быстро зашагал прочь. Отойдя уже довольно изрядно, он вдруг, словно бы вспомнив что-то, вновь оглянулся:
- Эй! А где илгунца-то поймали?
- У восточных ворот! – крикнул Лик.
Северянин вдруг побледнел, а затем, зарычав, опять бросился к ним.
- Бежим! – завопил Лик и, потащив за собой Ашу, устремился к спасительному повороту. Разумеется, он имел самое смутное представление о том, где, кто и когда поймал какого-то илгунца. Просто слышал, как кто-то упомянул об этом на улице.
Идущий навстречу суконщик испуганно отскочил в сторону. Лик вышиб из рук какой-то дамы кошёлку со снедью, и сопровождаемый в спину её отборной руганью и весёлым свистом и улюлюканьем толпы, сам что есть силы закричал:
- Караул! Грабят!
Аша не поспевала за ним и то и дело спотыкалась. Лик понимал, что надеяться убежать с ребёнком от взрослого, здорового мужчины не приходилось, но ворота на двор мастера Оле были уже перед ними.
- Сюда! – они завернули за сарай, обежали кругом поленницу и юркнули под старую телегу, укрывшись за гнилыми ящиками. – Сиди тихо! – строго сказал он Аше, пытаясь отдышаться.
- Зачем ты дал ложную клятву?! Ведь это страшный грех! – тут же накинулась на него сестрёнка.
- Молчи! – шикнул на неё Лик.
Северянин выскочил из-за поленницы и огляделся.
- Эй ты, лживое отродье! Если сам не выйдешь, то потом не надейся на пощаду! – прокричал он.
Аша испуганно спрятала лицо в плечо Лика. Северянин прошёл до стены и вновь направился обратно, остановившись спиной прямо перед телегой.
- Вылезай, шерсть Унтхары! – взревел он.
Вдруг послышались ещё чьи-то торопливые шаги. Северянин быстро обернулся к воротам и вдруг попятился. Он сосредоточенно смотрел на кого-то, сам, всё время отходя к стене, покуда не упёрся в неё.
- Кого ты здесь ищешь, отмороженная морда? – услышали они чей-то вкрадчивый, зловещий голос, словно шипенье змеи. – Говори, если хочешь остаться в живых!
- Не твоё дело, кишка линялая! – ответил северянин, одной рукой берясь за амулет на шее, а другой вытаскивая из ножен длинный кинжал. Ходить с мечом по городу кому бы то ни было, кроме как стражникам и гвардейцам герцога, строго запрещалось, под угрозой крупного штрафа, и все прибывающие в город должны были оставлять боевое оружие в гостинице.
- Неужели ты полагаешь, что твой кинжал и эта магическая безделушка помогут тебе? – издал неизвестный противный смешок.
- А ты попробуй, дерьмо Рингиты! – огрызнулся северянин. – Я и не с такими справлялся!
- Ты слишком самонадеян, северянин! – угрожающе прошелестел тихий голос, и тут Лик увидел того, кому он принадлежал. Из-за поленницы вышел некто очень высокий и широкоплечий, с головы до ног закутанный в серый плащ. Ступал он мягко и бесшумно, так что могло даже показаться, что он не идёт, а парит над землёй. – Для тебя будет лучше, если ты расскажешь мне всё сам, чем, нежели я стану расспрашивать твой труп.
- Что-то тут червями развонялось! – усмехнулся северянин.
Незнакомец ничего не ответил, но, неожиданно, что-то тёмное и извилистое, с сухим треском, стремительно метнулось к северянину. Тот сорвал с шеи амулет и выставил перед собой, отклонившись чуть в сторону и тут же прыгнув с кинжалом к незнакомцу. Чёрная молния, коснувшись амулета, обратилась в дым, а незнакомец, легко и непринуждённо сместился в сторону и неожиданно оказался позади северянина. Но сделать ничего не успел, ибо тот, в тоже мгновение, сделав сальто назад через правый бок, вновь оказался перед незнакомцем, попытавшись пронзить того кинжалом. Но из-под плаща, подобно стреле из крепкого лука, навстречу кинжалу вылетел извилистый нож, металл звякнул о металл, вспыхнув снопом искр, и клинок северянина, издав жалобный, протяжный звук, обломился по самую рукоять. Северянин тут же упал на одно колено, и перекувырнувшись, словно уличный акробат, опять оказался позади фигуры в сером плаще. Но незнакомец, даже не оборачиваясь, словно бы вывернулся сквозь себя и вновь был лицом к лицу перед противником. Невидимым глазу движением он скользнул своим кинжалом вдоль тела северянина, и тот, болезненно вздрогнув, отпрянул. Незнакомец продолжал стремительно наносить удары кинжалом, но ни один из них больше не достиг цели: всякий раз северянин удивительно ловко уворачивался. Неожиданно, северянин нырнул под рукой незнакомца прямо тому в ноги, выхватив, на лету, из-за голенища сапога короткий нож и, перевернувшись, ещё в воздухе, на спину, попытался вонзить тому нож между ног. Но незнакомец, в ту же секунду взмыл в воздух и оказался в нескольких ранах от северянина.
- Ты очень ловок! – признал незнакомец. – Но я ранил тебя, и ты, всё равно, меня не одолеешь!
- Это мы ещё посмотрим! – зло ответил северянин.
- Как знаешь! – еле слышно выдохнул незнакомец, и поднял перед собой руку. Его противник попытался заслониться амулетом, но тот, по-видимому, не помог, и, вскрикнув, он упал навзничь. Аша испуганно пискнула и, с силой дёрнувшись, больно ударилась головой о днище телеги. Незнакомец в плаще резко обернулся, и в тот же миг, кинжал, вылетев из руки северянина, вонзился тому в горло. Раздался жуткий, режущий уши вой. Незнакомец, выдернул из горла нож, скинул плащ, и, расправив широкие, перепончатые крылья взмыл в воздух.
- Вон он! Вон он! – раздались крики, и несколько стрел, с резким звуком устремились в небо.
Сквозь щели, в днище телеги, Лик видел, как страшная тварь, слегка заваливаясь на бок, тяжело летела над крышами города. Неожиданно, когда Лику показалось, что одна из стрел настигла цель, небо озарила вспышка багрово-жёлтого пламени, и тварь исчезла.
- Сбежал! Шерсть Унтхары! – досадливо выругался северянин, вставая и держась за левый бок. В тоже мгновение его окружили стражники, вперемешку с инткулами, за которыми, на почтительном расстоянии, изнывая от любопытства, вытягивали шеи обитатели суконного двора. Именно они их сюда и позвали, едва только обнаружили, что два чужестранца затеяли у них нешуточный
поединок.
- Кто такой? – спросил один из инткулов.
- Арутхи Роздлид, по прозвищу Увёртливый, из Сарбурта. – ответил тот понурившись.
- Пойдёшь с нами, Арутхи Роздлид! – сказал старший инткул в серо-зелёном плаще. – А где парень с девчонкой?
Северянин посмотрел прямо на телегу, под которой сидели Лик с Ашей, и ответил:
- Не догнал я их… Они перескочили через эту стену и сбежали… А я вот нарвался на хацгола… Но всё, равно, рано или поздно, я их поймаю! Они у меня два золотых спёрли!
- Если ты нас обманываешь, то ещё пожалеешь об этом, – равнодушно произнёс старший инткул и махнул стражникам и остальным чародеям рукой. – В замок!
Северянина, плотно окружённого стражниками и инткулами, вывели со двора на улицу, а за ними, жарко обмениваясь впечатлениями от только что виденного сражения, потянулись и все жители суконного двора. Когда все ушли, Лик с Ашей еще долго сидели под телегой, не решаясь выбраться из-под её защиты. Аша, всё время дрожала, и тихонечко всхлипывала, а Лик, обняв сестрёнку, пытался её успокоить. Но она, отпихивала его руку и сердито ему выговаривала:
- Это всё из-за тебя! Нельзя давать ложные клятвы! Вот боженька нас и наказал!
Лик пытался оправдываться, ссылаясь на то, что всё это глупости и суеверия, и что сами же попы больше всех и врут, но Аша не соглашалась и не хотела его прощать. Наконец, они всё же вылезли из-под телеги и, испуганно оглядевшись, чуть ли не бегом, заспешили домой. Они не видели, как кто-то, невысокий ростом и совершенно незаметный на фоне каменной стены, вдруг выскользнул из-за угла сарая и устремился вслед за ними.

- Кого мне присылают?! Неучей и бездарей! – бушевал Дэдэн, потрясая перед конфузливо отводящим глаза старшим инткулом своими костлявыми руками. – Ну ладно, невежественный северянин! Он вполне может перепутать липроса с настоящим харцгодритом! Но ты! Ты!!! И чему только теперь в Шиадрисе учат?! – он досадливо всплеснул руками и отвернулся.
- Ведь он уже был у вас в руках! – тут же вновь накинулся на инткула придворный волшебник. – Этот самый Роздлид его серьёзно ранил, и липрос, сбросив обличие, затаился где-то там же. Надо было только поискать. И он бы уже не оказал ни малейшего сопротивления!.. Идиоты!.. Дураки и неумелые идиоты!..
Дэдэн схватил какую-то бумагу и, не глядя, изорвал её в клочья, а затем, в ярости, принялся топтать, упавшие на пол клочки. После этого он подошел к креслу и обессилено свалился в него, оперев голову на руку и, на мгновение, прикрыв кистью глаза.
- Ты хоть понимаешь, что стражники уже стреляли всего лишь в мираж? – инткул неуверенно пожал плечами и уставился себе под ноги. Не дождавшись ответа, Дэдэн продолжил. – Ну скажи мне, ты хоть раз слышал о том, чтобы харцгодриты встречались западнее Срединного хребта, или севернее заморских владений лингийцев? Если ты мне скажешь да, то я вышвырну тебя вон, и ты никогда больше, даже на арбалетный выстрел, не подойдёшь к Гильдии! Никто и никогда в этих краях не видел никого, кроме липросов! Да и то, лишь на севере… Не известно, правда, почему… А этот Роздлид, типичный раб! О чём мне его допрашивать, если за любой стоящий вопрос он тут же будет уничтожен? Потому он так яростно и сражался, что терять ему было нечего… Но каков! Поранить липроса!.. Действительно, увёртливый…
Дэдэн устало махнул рукой:
– Ступай!.. Ступай и выясни, что это были за мальчишка с девчонкой… Найди всех свидетелей и допроси… А завтра, после обеда, мне доложишь.
Инткул виновато поклонился и тут же поспешно выскочил в коридор.
«Великий Творец! Что же это за времена такие, коли гильдия докатилась до подобного убожества? Разве мыслимо было, чтобы в пору его юности, выпускники Шиадриса выказывали подобную необразованность?» – Дэдэн горестно вздохнул. – «За всё последнее время единственный раз подвернулся случай схватить настоящую добычу, а не какие-то объедки с чужого стола, и то эти бездари, присланные ему в помощь, всё провалили! Нет, пора ему на покой! Один он не справиться, а от таких помощников всё равно никакого проку…» - Дэдэн вздохнул ещё горестнее. – «Вот только разберётся с тем, что случилось с Адэком… Тоже ведь загадка! Последнее, что тот помнил до того, как его умертвили и бросили с камнем на шее в омут, была какая-то совершенно незнакомая комната, но явно где-то здесь, в замке, и чей-то странный голос, твердящий, как заведённый, одно и тоже – «Логт хер ёдэга! Логт хер ёдэга!»»
Дэдэн беспокойно поёрзал в кресле. Что означает эта фраза? Очень похоже на древнекивилийский. Но только на какой-то странный диалект… Сколько Дэдэн ни бился, но перевести это ему так и не удалось… А ведь, наверняка, она, если и не ключ к загадке, то, по крайней мере, важная веха на пути к ней! Можно, конечно, спросить совета у Нгунги, и тот, без сомнения, приложит все усилия, чтобы университетскую библиотеку в Шиадрисе перерыли сверху донизу, но, непременно, нашли, что скрывается за этими таинственными словами. Но вопрос, по-прежнему, в том – можно ли доверять верховному иту?
Дэдэн сокрушённо покачал головой. Ах, и почему он не молод?! Ещё бы лет двадцать назад он бы с таким азартом окунулся во все эти события! Ведь всё тогда выглядело иначе: мир был полон страсти и яростной борьбы, и волновал его сердце столькими соблазнами! А теперь… Теперь всё кажется тусклым, надоевшим и мелочным. А, кроме того – ещё зловещим и пугающим. Возможно, Единый Творец, в бесконечной своей доброте, смилостивится над ним, и не даст дожить, на старости лет, до самого страшного. А то, что случится нечто ужасное, последнее время представлялось Дэдэну уже чем-то почти неизбежным.
Внезапно его мысли вновь перескочили ко дню сегодняшнему. Он вдруг вспомнил, что так и не решил, что же сказать герцогу?
Солнечные часы на подоконнике показывали пять вечера, и пора было отправляться на ужин. Дэдэн встал с кресла, поправил на себе, глядя в зеркало, жёлто-коричневый плащ, с меховым, черепахового цвета воротником, и задумчиво направился в трапезную.

При входе в главный зал, Дэдэн изумлённо остановился. Он глазам своим не поверил: на ужине герцога, как ни в чём не бывало, распоряжался Адэк! Вцепившись обеими руками себе в бороду, волшебник недоверчиво взирал на старшего трапезничего. Уж не сон ли это? Но тут же страшная догадка, подобно удару молнии, пронзила его, заставив утомлённое сердце бешено забиться. Герцог! Неужели Его Решимость решили отравить? Дэдэн метнул взгляд на раскрасневшегося от трапезы герцога, который, с довольным видом, подтрунивал над ади Мурге, наверное, в очередной раз, с воодушевлением, убеждая того, что луг за рекой, без сомнения, принадлежит ему, герцогу, а не последнему. Дэдэн быстро произнёс заклинание, прикрыл глаза и насторожено вслушался в свои ощущения. К своему величайшему облегчению ничего странного он не заметил: герцог чувствовал себя как обычно, и охранные заклинания, как всегда, были настороже. Но если против герцога ничего не злоумышляли, то зачем тогда кому-то потребовалось не просто попытаться убить Адека, но ещё и занять его место? Не исключено, конечно, что кому-то, до зарезу, надо быть поближе ко двору Его Решимости. Но тогда почему ради этой цели была выбрана должность старшего трапезничего? Так ничего и не придумав, волшебник досадливо засопел и отпустил, наконец, свою бороду.
Равнодушно взглянув на Адэка, Дэдэн прошёл на своё место и молча уселся. Странно, от того, кто принял обличие старшего трапезничего, совершенно не исходило ничего магического. Конечно, Дэдэн понимал, что он очень устал. И всё же… Это было непонятно, и потому беспокоило его. Между тем, самозванец, с обычным для Адэка, немного дурашливым видом, сидел на высоком креслице и, время от времени, длинной, деревянной ложкой трапезничего, пробовал подносимые к герцогскому столу супы и бульоны, а на кончик ножа подцеплял кусочки мясных блюд. Дэдэн осторожно склонился к своей тарелке и внимательно понюхал суп, а затем, хлебнув одну ложку, долго катал горячее варево во рту… Нет! По-прежнему, ничего. Видимо, сейчас он, действительно, слишком утомлён, чтобы ощутить хоть что-либо.
Между тем, музыканты, расположившиеся на невысоком возвышении подле стены, заиграли какую-то весёлую мелодию. Рожок, визгливо выбиваясь из общего хора, неприятно резал слух, и тут вдруг Дэдэн, выронив на стол ложку, резко выпрямился. И как же это он сразу не догадался! На самом деле всё может быть очень просто: после попытки вызнать что-то у Адека, от того пришлось избавиться, и, дабы не провоцировать герцога на немедленный и нежелательный ответ, трапезничего, скорее всего, решили заменить двойником. Хотя, кто знает, к чему, в действительности, стремятся все эти таинственные чужаки? Можно, конечно, сразу схватить этого самозванца и допросить. Но он готов дать руку на отсечение, - самозванец, наверняка, либо раб, либо имеет магического сторожа! Так что, самое разумное – очень осторожно последить за ним.
Дэдэн встал из-за стола и поклонился герцогу:
- Ваша Решимость! Позвольте мне, по причине некоторого нездоровья, покинуть Вашу трапезу. Да не прогневайтесь Вы за это на меня и не сочтите за дерзость!
- А что с Вами такое, Дэдэн? – полюбопытствовал герцог.
Дэдэн усмехнулся:
- Старость, Ваша Решимость… Всего лишь старость!
- Вот как? А я-то думал, что волшебники живут вечно! Ха-ха-ха! – захохотал герцог, довольный своей шуткой, и все сидящие за столом тоже, с готовностью, вслед за ним, засмеялись.
- Увы, достопочтенный герцог, к величайшему моему сожалению, это не так! – грустно улыбнулся Дэдэн.
- Ну что ж, старик, дозволяю тебе уйти, раз уж чревоугодие не доставляет тебе никакой радости, – герцог перестал обгрызать мясо с кости и швырнул её собакам. Те, с радостным лаем бросились к угощению, пытаясь отнять кость друг у друга.
Дэдэн низко поклонился и заспешил к выходу. Там, в коридоре, его, как и всегда в последнее время, терпеливо дожидался Ивдур – молодой волшебник шестой ступени, приведший к нему из Китрама инткулов. Чародей он был ещё не достаточно опытный, но, в отличие от последних, гораздо толковее.
- Иди за мной, – буркнул ему Дэдэн, проходя мимо. Достигнув конца коридора, они вышли на главную галерею, и тут Дэдэн остановился. Он привычно скрестил меж собой указательные и безымянные пальцы обеих рук и пробормотал заклинание: всегда надо быть уверенным, что тебя не подслушают.
- Ты ничего не заметил странного в старшем трапезничем? – спросил он Ивдура.
- Нет, Ваше Могущество, ничего! – удивлённо ответил тот.
- Странно… И я тоже, – он испытывающее посмотрел на молодого чародея. – А ведь настоящий Адэк находиться сейчас у меня, и причём, отнюдь не в здравии.
- Что Вы хотите этим сказать, Ваше Могущество? – Ивдур явно был сбит с толку.
Дэдэн прокашлялся.- Слушай меня внимательно! – а затем подробно изложил тому события дня вчерашнего и сегодняшнего.
– И вот тебе, в связи со всем этим, моё поручение! Отныне ты должен, помимо моих охранных заклинаний, неусыпно, денно и нощно, радеть о безопасности герцога, а кроме того, тебе надлежит обеспечить постоянную, но очень аккуратную слежку за этим старшим трапезничим. Только слежку! И без этих твоих бестолковых подопечных. А то, неровён час, опять всё испортят... Чтобы и кого бы ещё ты не обнаружил – ничего не предпринимай, не поставив, первоначально, меня в известность. Знаю я вас – молодых и излишне самонадеянных… Ты всё понял?
- Да, Ваше Могущество! Я должен всемерно радеть о безопасности герцога и, в тоже время, очень осторожно следить за лжетрапезничим. Без Вашего одобрения ничего иного не предпринимать! – тут же отчеканил Ивдур.
- Молодец! Ну, вот иди тогда и трудись, – Дэдэн одобрительно похлопал молодого волшебника по плечу и собрался уже было вернуться к себе, но Ивдур его остановил:
- Ваше Могущество!
- Ну что ещё? – Дэдэну не терпелось уйти, но, волей-неволей, пришлось задержаться.
- Как Вы полагаете, господину герцогу не обязательно знать, что я наложу на него дополнительные охранные заклинания?
Дэдэн насмешливо фыркнул:
- Конечно же, нет! Зачем лишний раз заставлять Его Решимость нервничать? Он и так, последнее время, до крайности раздражён.
- А если этот лжетрапезничий попытается, нанести какой-либо ущерб господину герцогу?
Дэдэн сурово сдвинул брови:
- Безопасность герцога – прежде всего!
- Спасибо, Ваше Могущество! Изволите ли, чтобы я немедленно приступил к выполнению Вашего поручения? – поклонился Ивдур.
- Ступай! – кивнул Дэдэн и, заложив руки за спину, направился к себе, в комнату по изучению великих тайн Силы.

По дороге волшебник, заглянул к начальнику стражи.
- Достопочтимый нди’а Онград, у меня к Вам небольшая просьба, – обратился он к высокому и подтянутому усатому красавцу.
- Да, Ваше Могущество. Чего Вам от меня угодно? – спросил тот, застёгивая на груди рубаху. От него слегка попахивало вином, а из комнаты доносился недовольный женский голос.
- Мне надо, чтобы тех стражников, что дежурили вчера на северной стене, вы немедленно отправили, с каким-либо необременительным поручением, как можно дальше от города. И чтобы, без моего ведома, они не возвращались. – глядя прямо в глаза начальнику стражи, сказал Дэдэн. – Одного из них звали, кажется, Кунгт, а вот второго… не припомню.
- Как я понимаю, о причинах мне лучше не спрашивать? – тихо поинтересовался нди’а Онград.
- Вы совершенно правильно понимаете! – улыбнулся Дэдэн. – И ещё – никто не должен знать, что я вас об этом просил. Это ради интересов господина герцога!
Нди’а Онград кивнул и нетерпеливо кашлянул.
- Ах, да! – Дэдэн развязал кошелёк, и отсчитал три золотых. – На всякий случай, имейте в виду, что стражники с честью выполнили свой долг, но на вашем месте я бы их ни о чём их не спрашивал. Чтобы спалось спокойнее…
- Я всё понял Ваше Могущество! – ухмыльнулся начальник стражи.
- Что ж, тогда доброго вам вечера, – одними уголками рта улыбнулся в ответ Дэдэн и, отвернувшись от нди’а Онграда, продолжил свой путь.
И почему это я должен за всё платить из своего кармана? – грустно размышлял старый волшебник, поднимаясь к себе по лестнице. – И ради гильдии… И за герцога тоже... Нет, надо поднять вопрос, чтобы мне повысили жалование. И причём - и в гильдии, и у герцога! Особенно, учитывая какие тяжёлые времена наступили: деньги нынче нужны буквально на каждом шагу!

Мастер Рилп сидел у окна и, по привычке, наблюдал за улицей. Как не крути, время, когда ему следовало доложить о первых своих результатах приближалось, а он ничего, кроме всяческих вздорных слухов циркулирующих по городу, так и не смог узнать. И причём, в душе мастера Рилпа крепла мрачная уверенность, что и не узнает: он уже целый месяц торчал в этом проклятом городе, переезжая из одной гостиницы в другую, и сколько ни бился, всё оказалось тщетным. Горожане охотно потчевали чужестранцев самыми невероятными небылицами, которые сами же и сочиняли, и на которые теперь попадались лишь новоприбывшие, а о том, что же случилось на самом деле, имели самые смутные и противоречивые воспоминания. Придворный же волшебник, который по долгу своей службы должен был обладать наиболее достоверными сведениями, скорее уж, с огромным удовольствием, переловил бы всех шпионов в городе, чем поделился своими знаниями. Поэтому, единственно правильным решением, как казалось мастеру Рилпу, было бы немедленно отправиться в Оонг, в резиденцию верховного ита, или даже и вовсе – в Радужную Башню, и постараться там заполучить требуемые документы. Ведь, раз уж подобная информация пользуется столь бешеным спросом, наверняка, на ней кто-нибудь да наживается! Надо только дождаться гонца от улгийца и сразу же уезжать.
Хотя мастер Рилп уже сто раз успел пожалеть, что согласился участвовать в этом деле – настолько оно оказалось трудновыполнимым и опасным, но, оставаясь честным с самим собой, он всё же понимал, что иного выбора у него просто не было. И дело даже не в его очень уважительном отношении к ллали Ровере. То, каким тоном племянница королевы попросила его об этом «маленьком одолжении», давало ясно понять, что это не просьба, а приказ, и все предыдущие его услуги, отныне, в расчёт не берутся, и отказа от него не потерпят, если, конечно, он не хочет, раз и навсегда, потерять доступ к императорскому двору. Почему ллали Ровере обратилась именно к нему, для Рилпа было совершенно очевидным, ибо всем в городе он был известен, как весьма ловкий и пронырливый купец, объехавший чуть ли не весь свет, и нередко выполнявший крайне щекотливые поручения. Кроме того, все знали о нём, как и о чужестранце с довольно непонятным и бурным прошлым, наводившим на мысль, что торговлей он, всё-таки, не всю жизнь занимался. Мастер Рилп, несмотря на некоторую свою рассеянность, был человеком наблюдательным и сразу почувствовал, что ллали Ровере высказывает подобную просьбу отнюдь не по собственному желанию, а явно принуждаемая к этому какими-то обстоятельствами. И что она очень рассчитывает на него. Разве мог мастер Рилп оставить столь замечательную даму без своей помощи, тогда, когда она, впервые, по настоящему, потребовалась? Он всегда дорожил своей репутацией, а потому такое поведение было для него просто немыслимым. Он деликатно не стал спрашивать её о причинах столь странной просьбы, а лишь заверил, что сделает всё от себя зависящее, дабы помочь ей. Она благодарно, с чувством сжала обеими руками его ладонь и тихонько прошептала, сияя своими чудесными, изумрудными глазами: «Я всегда знала, что Вы добрый друг мне, риг Ланах! И очень рада, что не ошиблась!» И вскоре познакомила его с тем самым улгийцем, которому он и должен был помочь. Улгиец ему сразу же не понравился: и без того достаточно уродливое существо – низкорослое, почти без шеи, с маленькими злобными глазками, обвислыми, чуть ли не до плеч щеками, и лапками, точно у ящерицы – он, ко всему прочему, был мрачным и высокомерно молчаливым. Он не стал ничего объяснять, а просто сказал, что, как только мастер Рилп будет готов, то должен немедленно отправляться далеко на север, в тамошние прибрежные страны, дабы выяснить все подробности о волшебных происшествиях, случившихся там четыре года назад. Его интересовало: кто были те таинственные чародеи, откуда они появились, какова причина их появления, а главное – с кем из местных жителей встречался один из них, и не передавал ли он ему чего-нибудь? В качестве подсказки он предложил обратить внимание на тех уроженцев побережья, кто из весла, каким-то образом, наверное, тоже посредством волшебства, сделал меч, или кинжал. И потребовал узнать всё это ещё до середины лета. А также предостерёг от других подобных ему любопытных, коих он непременно там встретит, и общение с которыми может закончиться для него самым печальным образом. Вполне естественно, что никакого местного превращателя вёсел в холодное оружие он здесь так и не нашёл: все лишь от души веселились от подобных его вопросов. Но, насколько он мог судить, в точно такой же ситуации находились и все остальные шпионы, коих в этом городе было пруд пруди. Но мастеру Рилпу это служило слабым утешением, ибо, не выполнив поручение ллали Роверы, он ставил себя при дворе в очень уязвимое положение: там любили лишь победителей, а над неудачниками – жестоко потешались.
Внизу раздались торопливые шаги, и Рилп увидел, как в гостиницу стремглав влетели дети её хозяев – не по годам начитанный и рассудительный мальчик Лик и его строптивая сестрёнка Аша. Поспешность их была примечательна и сама по себе, но гораздо больше мастера Рилпа заинтересовал маленький, неприметный незнакомец, остановившийся, не доходя двух домов до гостиницы, и явно следивший за ними. Что-то в его манере двигаться показалось ему знакомым. Рилп ещё с секунду разглядывал его, а затем вскочил со стула и устремился вниз.

Отдышавшись Лик строго посмотрел на Ашу и сказал ей:
- Никому не рассказывай, что с нами случилось! Не то нам так влетит!
- Да уж! – сделав большие испуганные глаза, кивнула Аша. – Хотя во всём ты сам виноват!
- Не начинай, пожалуйста, с начала! – раздражённо отмахнулся от сестрёнки Лик. – Вот вырастешь, тогда и будешь иметь право на собственное мнение. А покамест, ты только за другими повторять и можешь… Добрый вечер, мастер Рилп!
Купец, едва взглянув на него, обронил какое-то приветствие и, перескакивая сразу через несколько ступенек, заторопился вниз.
- Куда это он так поскакал? – удивился Лик. Он никогда ещё не видел мастера Рилпа в таком возбуждении.
- Неправда! У меня всегда есть своё мнение! И ты ничуть не умнее меня! – тут же разобиделась Аша, даже не обратив внимание на пробежавшего мимо купца.
- Ха! – подбоченился Лик. – То же мне, искуплённый Априн нашёлся! Да ты ничего кроме своих сказок, да любовных романов о меланхоличных рыцарях и их печально-восторженных дамах не читаешь! Чего ты можешь знать?
Аша аж побагровела от гнева. Как всегда, в сердцах, топнув ножкой, она вдруг развернулась и, к величайшему изумлению Лика, молча убежала в свою комнату.
- Ну и реви, коли охота! - проворчал Лик, направляясь на кухню: из-за всех этих приключений, нежданно свалившихся на его голову, он успел страшно проголодаться. И то пора! Шоколадный торт они так и не купили, а восхитительные пирожные из «Ста ароматов для короля» казались уже чем-то, даже и не из сегодняшнего дня.
На кухне Гава поставила перед ним большой котелок с ещё дымящейся гороховой кашей и миску с холодной телятиной и зеленью. Получив от неё чувствительный подзатыльник за то, что он набросился на еду, даже не вознеся перед этим благодарственной молитвы, Лик решительно отодвинул кашу и сосредоточился на мясе.
- А кашу-то, кашу-то чего не ешь, попущенье Господне? – сварливо осведомилась Гава.
- Она горячая! – с набитым мясом ртом, ответил Лик. – Когда остынет, тогда и съем.
- Ну, смотри у меня! Попробуй только не съесть! – погрозила ему кулаком Гава и снова отвернулась к плите.
Некоторое время Лик с жадностью поглощал мясо, но вскоре почувствовал, что в животе у него приятно потяжелело. Хлебнув холодного молока, он хотел было уже по-тихому ускользнуть, но Гава, не иначе, как следила за ним, ибо тотчас же обернулась и вновь насела на него с упрёками:
- Ага! Всё мясо съел, а кашу, значит, мне оставил? Думаешь, небось, что раз я старая, беззубая, то уж и мясца погрызть не люблю? Вот уж дудки! Не пущу, пока кашу не съешь!
- Так ведь она совсем остыла! – весело сказал Лик, и ловко увернувшись от растопыренных рук Гавы, выскочил из кухни.
- Вот я всё матери-то твоей расскажу! Негодник такой! – ругалась вслед ему Гава. Но Лик лишь рассмеялся. Он спустился в трактир, в котором уже полно было народу, и уселся на свободное место, рядом с лестницей, ведущей на второй этаж. Стол этот не пользовался любовью постояльцев, ибо находился, с одной стороны, на самом сквозняке, а с другой – мимо него всё время ходили разносчики с подносами, и поэтому его почти никогда не занимали. Ну, разве что, в те редкие дни, когда гостиница бывала переполненной.
- За что на тебя Гава ругалась? – спросила мама, подойдя к нему от стойки, у которой она, как и полагалось настоящей хозяйке, проводила большую часть дня. – Даже тут слышно было.
- А-а, пустяки! – махнул рукой Лик.
- Нет не пустяки, а изволь ответить! – мама, строго на него посмотрела и присела напротив.
- Мне кашу не хотелось есть, – признался Лик.
- А я уж подумала, что опять набедокурил! – последнее время Лик не раз заставлял её волноваться. Так, на прошлой неделе, он решил изготовить волшебную мазь невидимости, вычитав в какой-то старинной книге соответствующее заклинание творения, и для этой цели стащил у Гавы с кухни весь запас лавровых листьев и котелок с бараньим жиром, а из кладовой – две больших восковых свечи. Провозившись весь день у большого очага, он, наконец-то, приготовил требуемую основу, добавил в неё все перечисленные в книге ингредиенты, которые он собирал на протяжении почти целой недели, и торжественно произнёс то самое заклинание. Когда же, обнаружившая вскорости пропажу Гава кинулась его искать, вполне резонно именно его подозревая в первую очередь, то он, заслышав её причитания и ругань, вымазал свежеприготовленной мазью лицо и руки и, прошептав заклинание действия, смело вышел ей навстречу. Но невидимости хватило как раз ровно настолько, чтобы Гава успела дойти до него. Ох, и досталось же ему тогда! Да ещё и мама свою руку приложила… А вот отец лишь долго смеялся, а потом объяснил, что не все волшебные средства и заклинания столь же действенны, как и в предшествующие времена, потому как они тоже стареют и теряют свою силу. А ещё он тогда сказал, что одним из величайших чародейских навыков считается умение находить новые заклинания и средства, заменяющие ослабевшие старые, или открывающие какие-нибудь новые возможности. В принципе, каждый, мало-мальски способный к волшебству, обладает подобным даром, но очень редко когда дар этот оказывается достаточным, чтобы стать отличительной особенностью какого-нибудь чародея.
- А где Аша? И почему вы влетели сюда, так, словно бы за вами сам Тёмный гнался? – мама определённо что-то подозревала, и Лика это начинало беспокоить.
- Она пошла к себе в комнату... Книгу читать! – тут же соврал Лик. – А бежали мы, потому что я с ней поспорил, что она не сможет, вдоль всей улицы, бежать так же быстро, как и я.
- Госпожа Рилли! – Паст, работающий у них трактирщиком, окликнул мать Лика, и та, к величайшему его облегчению, вновь вернулась к стойке.
- Ну, хорошо, коли так, – сказала она ему напоследок.
Лик ещё немного посидел, как вдруг в зал, с улицы, торопливо вошёл мастер Рилп. Он был необычно бледен, в то время, как его жёлтые глаза возбуждённо блестели. Завидев Лика, он тут же подсел к его столику.
- Приветствую тебя, мой юный друг! – как всегда церемонно поздоровался он.
- Добрый и вам вечер, мастер Рилп! – ответствовал Лик, с любопытством взирая на купца.
- Я всё как-то забывал тебя спросить, а что делал твой брат в замке, до того, как стал оруженосцем?.. Каковы, я имею в виду, обязанности трапезничего? – мастер Рилп, старался держать себя в руках, но глаза его выдавали: он был до крайности взволнован. И тем более странным показался его вопрос Лику. Он даже немного растерялся вначале.
- А почему это вас вдруг заинтересовало? – спросил он, наконец.
Мастер Рилп кашлянул в извлечённый из кафтана пёстрый платок и, помолчав немного, сказал:
- Всё дело в том, мой недоверчивый друг, что я поведал историю твоего брата одному моему знакомому, и он осмелился усомниться в правоте твоих слов. Он сказал мне, что трапезничий – очень высокая должность в замке. Что после каждого пира, господин герцог жалует трапезничему золотое блюдо. А потому, он ни за что не поверит, чтобы кто-либо, чей разум, конечно, не замутнён какой-либо болезнью, решился бы покинуть такую, в высшей степени, выгодную должность. Тем более, ради того лишь, чтобы стать каким-то оруженосцем. Я ему ответил, что молодой человек, рассказавший мне это, обладает рядом совершенно замечательных достоинств, и я ничуть не сомневаюсь в его правдивости. На это, мой знакомый рассмеялся и имел наглость обозвать и меня, и тебя, мой безупречный друг, бесстыдными лжецами и… и прочими нехорошими словами… Разумеется, я не мог стерпеть подобного оскорбления, и меж нами завязался поединок. Возможно, что я несколько перестарался, убеждая моего знакомого… - Лик испуганно вытаращился на мастера Рилпа, и тот протестующее поднял руки. - Нет-нет! Не бойся, он жив, но… не совсем здоров… В общем, именно по этой причине я всё ещё несколько взволнован и, в связи с ней же, интересуюсь, чем именно занимался твой брат в замке Вашего достопочтимого герцога? Вдруг, всё же, я несколько погорячился, и наша ссора – не более, чем досадное недоразумение? – и мастер Рилп выжидающе и тревожно уставился на Лика.
Интересно, что это за знакомый такой? – подумал Лик. – Только сегодня утром, он убеждал меня, что прибыл в наш город из Бирюма, хотя не знает его столицы и то и дело поминал какой-то Вандэри, о котором в наших краях никто и не слышал. Наверное и своего знакомого придумал только что… Хотя, может и вправду, встретил какого-нибудь земляка: мало ли в городе сейчас чужеземцев?.. Впрочем, молчать об обязанностях трапезничего, всё равно, нет никакого смысла: ведь об этом ему и другой кто-нибудь рассказать может. Даже наоборот! Глядишь, за беседой и самому удастся узнать что-нибудь полезное.
Лик улыбнулся:
- Никакого секрета в этом нет! Разумеется, золотые блюда Его Решимость Рину никогда не дарили… - Лик насмешливо фыркнул. – Придумают же такое!.. Братец мой распоряжался проведением всяческих трапез – и самых обычных, и всякого рода торжественных пиров, – внимательно следя за строгим соблюдением всех церемоний и установленных на этот случай правил… Ну, честно говоря, он только учился этому делу и успел отслужить лишь один парадный пир… тот самый, о котором я вам рассказывал. Вот, собственно, и всё.
- И что он при этом делал? Он ничего тебе об этом не говорил? - полюбопытствовал мастер Рилп.
- Ну… - Лик задумался. – Ну, во время обычных трапез, он просто стоял у входа в комнату, где они проходили, и указывал слугам когда и какое блюдо подать, объявлял перерывы для интермедий, следил, чтобы правильно сервировали стол, чтобы вино было правильно разбавлено, чтобы молоко было окрашено должным образом, а все кушанья приготовлены так, как то нужно… Во время же парадных пиров, он сидел с важным видом на высоком креслице, установленном сразу же перед входом в главный зал и делал, в общем-то, тоже самое. Лишь при объявлении перерывов для интермедий и при подаче каких-либо особых блюд, он поднимался с него и, останавливаясь напротив стола герцога, громко называл их.
Купец задумался, а потом, вскинув голову, напряжённо спросил:
- Ты, помниться, как-то говорил, что он должен был пробовать блюда? Так?
- Ну да, пробовал, – подтвердил Лик. – Ведь должен был он как-то убедиться, что блюдо приготовлено правильно и ничем не оскорбит благородный вкус Его Решимости.
- А как тогда, позволь узнать, он это делал? – мастер Рилп чуть не дрожал от охватившего его возбуждения.
Лик внимательно посмотрел на него и медленно произнёс:
- Мясо он отрезал небольшим серебряным ножиком, кончиком которого и отправлял его кусочки к себе в рот, а супы пробовал большой деревянной ложкой, которую всегда носил, как то и положено трапезничему, привязанной к своему поясу. Ею, при случае, всегда можно было и по лбу врезать, если кто из слуг вдруг провиниться.
- Деревянная ложка! – потрясённо прошептал купец, а затем ещё более тихо. – Лишь тот, кто сменит ложку на клинок, в счёт долга мир омоет щедро кровью!
- Что вы сказали, мастер Рилп? – переспросил Лик.
- Ничего, ничего, мой юный друг… - мастер Рилп невидящими глазами посмотрел на него, а затем, не прибавив больше ни слова и даже не попрощавшись, неуверенно встал из-за стола и стал медленно подниматься по лестнице на второй этаж, где располагалась его комната.

Дэдэн расстроено взглянул на Адека: после того, как тот два раза пересёк грань жизни – сначала в одну сторону, а затем в другую, – парень всё никак не мог придти в себя от потрясения, и из прежнего, весельчака и балагура превратился, когда, на короткое время, разум, всё же, возвращался к нему, в задумчивого и бесконечно испуганного юношу. Волшебнику стоило огромных трудов, чтобы на бескрайних и непостижимых просторах мира смерти разыскать дух трапезничего и вернуть его в уже совершенно мёртвое тело. Он до сих пор сомневался, что же далось ему труднее: с одной стороны, дух Адека на удивление далеко успел удалиться от точки соприкосновения миров, и ему пришлось изрядно поволноваться, пока он разыскал его и, ещё больше – пока удалось подчинить его своей воле и вернуть назад; а с другой стороны, лишь невероятным везением и чрезвычайно опасной тратой сил, Дэдэн мог объяснить, что воссоединение духа Адека с безжизненным телом, уже ставшим для него столь же чужим, как и любой другой предмет в этой комнате, завершилось удачей. И всё же, Дэдэна постигло величайшее разочарование – он вынужден был признать, что всё его усилия оказалось совершенно напрасными: тот, кто убил Адэка, не поленился позаботиться и о неблагоприятных случайностях – память Адэка, на протяжении последних нескольких дней была стёрта почти начисто, да так умело, что ничто уже не в силах было её восстановить. Так что больше ничего, кроме той загадочной фразы и таинственной комнаты, ему узнать не удалось.
Адэк, плотно закутавшись в плед, сидел, сгорбившись, в старом кресле и смотрел прямо перед собой. Губы его беспрерывно шевелились, но что тот говорил, Дэдэн не в состоянии был понять: речь трапезничего была бессвязна и до крайности сбивчива. Он сидел так часами, и лишь иногда, взгляд его становился осмысленным. Но тогда страх безраздельно овладевал его сердцем.
Дэдэн ещё раз пристально взглянул на парнишку и с сомнением покачал головой.
- Радпурс, пои его, как и прежде, корнем златицы и каждый час – натирай виски и затылок опхелом… Если ко мне пожалует господин Вэйс, то пусть подождёт: меня хочет видеть герцог, но, вряд ли, Его Решимость задержит меня надолго… - Дэдэн нахмурился: то, что Северный Зуб потребовал немедленно к нему явиться, не сулило ничего хорошего.

- Ваша Решимость, Вы хотели меня видеть? – Дэдэн, как можно с большим достоинством, вошёл в герцогские покои и низко склонился перед ходящим из угла в угол, герцогом. Тот резко остановился и порывисто повернулся к нему.
- Что происходит в моём городе? Придворный волшебник?! – герцог был в ярости и совершенно не скрывал этого. – Что это ещё за крылатая тварь, которая имеет наглость летать чуть ли не под стенами моего замка?.. Город взволнован и гудит точно растревоженный улей!.. Горожане, не стесняясь, выказывают недовольство моим бездействием, и уже вовсю попахивает бунтом!.. В свете всего этого я отказываюсь от того соглашения, что мы с вами недавно заключили.
- Но, господин герцог…
- Я не могу больше ждать! – герцог сжал правую руку в кулак и пару раз с бешенством взмахнул им перед своей грудью, а затем отвернулся, явно не желая продолжать беседу, и вновь принялся мерить шагами комнату.
- Ваша Решимость… Позвольте мне объяснить Вам! – на миг Дэдэном овладело отчаяние: он понимал, что если ему сейчас не удастся убедить герцога в своей правоте, то все предпринятые им усилия пойдут прахом. – Всё обстоит не совсем так, как вам докладывают!
- Что?! Вы утверждаете, Дэдэн, что мои люди меня обманывают? – герцог разъярился пуще прежнего: глаза его грозно заблистали, а сам он, так и пошёл багровыми пятнами.
Дэдэн отступил на шаг от герцога и чуть склонил голову, но глаз не опустил:
– Нет, Ваша Решимость! Я имел в виду совсем другое!.. Дело в том, что то, что видели люди – было всего лишь видимостью.
- Я вас не понимаю, Дэдэн! Извольте выражаться яснее! – брызжа слюной, вскричал герцог.
Дэдэн набрал в грудь побольше воздуха и, смиренно вздохнув, сложил пред собой ладони:
– То чудовище, Ваша Решимость, которое появилось в небе над городом, на самом деле, никогда не существовало. Это была иллюзия, созданная липросом – истинным виновником происшедшего, и который скрывался где-то неподалёку от того самого места… Я ещё раз Вас заверяю, что, в действительности, никто не летал! Я могу Вам поклясться в этом!
Несколько мгновений герцог недоумённо смотрел на него, а затем вновь взорвался:
- Да как вы не понимаете, Дэдэн?! Какое мне дело до того, была эта тварь на самом деле, или нет? Все уверены – что была! И теперь, ни Предстатель, ни Тёмный, ни сам Господь не убедят их в обратном! Все жители напуганы и требуют, чтобы я немедленно вмешался! И, замечу, это их требование – совершенно законно, и я, как добрый их господин, не имею права поступить вопреки их пожеланиям!.. Если, конечно, не хочу, чтобы они сделали это сами, а затем, с оружием в руках, выставили меня вон из города, подобно тому, как поступили со своими сюзеренами в Тэрии, или вольных городах!..
- Но, Ваша Решимость, я смею заметить: события, имевшие несчастье случиться в Вашем городе – столь удивительной важности, что ради того, чтобы разобраться в них, стоит рискнуть! – Дэдэн почувствовал, что лоб его покрылся испариной.
- Да что вы несёте, Дэдэн?! – взревел герцог, и от досады разорвал пополам позолоченную перевязь на своей груди. – Какое мне до всего этого дело, если я рискую лишиться своего города? Что я выгадаю, медля и дальше? Ведь теперь, просто выжидать – не удастся! Теперь, между прочим, мне придётся бросить свои войска против горожан, дабы удержать их от погромов и самосуда! Зачем мне своими руками резать барана, с которого я стригу золотую шерсть? Ответьте-ка мне на это, придворный волшебник! – герцог схватил Дэдэна за плечи и яростно потряс его. Взор его был столь гневен, что старый маг, на секунду даже зажмурился. Но тут герцог, вновь отпустил его и отошёл к окну.
- Итак, Дэдэн, какие выгоды вы мне сулите, ради того, чтобы я стал воевать со своим городом? – устало спросил герцог, указывая рукой на нагромождение церковных шпилей, торчащих над замковой стеной, подобно сверкающим золотым иглам, воткнутым в безоблачную лазурь неба.
- Выгоды? – Дэдэн вдруг почувствовал себя безмерно уставшим и совсем старым. Что же ещё он может предложить герцогу, если и сам так до конца и не разобрался в смысле происходящего? Ему казалось, что он уже где-то совсем рядом от правильного ответа, что надо сделать лишь ещё одно небольшое усилие, чтобы, наконец, всё понять. Но даже если это и так, то это ещё только лишь будет, пусть и скоро. А герцогу надо сказать что-то прямо сейчас!
- Ваша Решимость, я пока не могу Вам предложить ещё что-либо, кроме того, что уже предложил. Но, прошу Вас, подумайте сами – разве сбежались бы сюда волшебники и чародеи всех мастей и со всего света, если бы речь не шла о чём-то бесконечно важном и безмерно ценном? Надо лишь правильно понять – что это, и как этим можно распорядиться… Смею утверждать, что это сама судьба вкладывает в Ваши руки подобный случай! И разве не следует им воспользоваться? – Дэдэн говорил тихо, но герцог, болезненно побледнев, внимательно его слушал, нервно покусывая свой ус. Его крупный, похожий на картофелину нос, озабоченно свесился и, то и дело, возбуждённо подёргивался, как бы принюхиваясь к подозрительно пахнущей сделке. Некоторое время он молчал, взвешивая все за и против, а затем, оставив, наконец, в покое свой ус, гордо выпрямился:
- Нет, Дэдэн. Ничего не выйдет. Чтобы я сейчас не предпринял – всё это уже будет слишком поздно: события ушли дальше, чем нам бы того хотелось. Ситуация в городе такова, что чужакам, так, или иначе, но придётся прекращать эту свою подозрительную возню… Я думаю, что они и сами это прекрасно понимают, и, даже без моего участия, затаятся, или же покинут город… Поэтому я не вижу никакого смысла, чтобы противиться желаниям горожан… - герцог вновь посмотрел в окно, и, добавил. – Единственное, что я могу вам обещать, Дэдэн, так это то, что все пойманные мною, будут переданы в ваши руки… Что ж, это всё. Можете идти, – и герцог, даже не кивнув в знак прощания, снова отвернулся.
Дэдэн ещё несколько мгновений помедлил, а затем, сжав зубы, молча поклонился и, снедаемый досадой и разочарованием, покинул покои герцога.

Город, словно потревоженный в своей берлоге зверь, рычал и вот-вот готов был броситься на своих врагов. Не зная кто именно ими является, он, ослеплённый страхом и яростью, намеривался сокрушить каждого, кто мог представлять для него хоть какую-то опасность. Пусть даже, всего лишь, в его испуганном воображении. В воздухе явственно запахло погромами, и все чужаки, безошибочно уловив этот страшный и столь знакомый запах травли, немедленно затаились, а кое-кто, и вовсе, поспешил сбежать за пределы городских стен. И без того до невозможности накалившуюся ситуацию, усугубили прибывшие сегодня утром из Адерна самобичевальщики, принёся с собой известие, что верховный квистол предал пятеричному проклятию всех волшебников и просил короля признать всех оных пособниками Тёмного, поставив их, тем самым, вне закона. Они не знали, дал ли уже король верховному квистолу какой-нибудь ответ, но сам факт подобного прошения до того взволновал горожан, что они, придя послушать и обсудить эту новость на Рыночную площадь, где и расположились самобичевальщики, до такой степени её запрудили, что пройти через неё стало просто невозможно. В итоге, Дэдэну пришлось свернуть на Золотую улицу и попытаться обойти это неожиданное препятствие через Большую площадь. Однако и там, возле собора Дважды Искуплённого Мартера Хромого, собралась внушительная толпа. Сам местный квистол, чья упитанная фигура ярким пятном металась наверху лестницы, с яростным пафосом призывал все мыслимые и немыслимые кары на головы продавших души Тёмному чужестранцев, а также волшебников, которые, как он утверждал, действовали заодно с ними. Он требовал, чтобы герцог немедленно исполнил долг истинного тхалианина и, вняв, наконец, мольбам своих подданных, переловил и покарал отступников. Собравшиеся горожане дружно и одобрительно кричали в ответ и подбрасывали вверх свои шапки, с воодушевлением вопя и улюлюкая, в то время, как стражники и служки, сгрудившиеся у основания лестницы, с трудом сдерживали их напор.
Дэдэн надвинул пониже свою шляпу, с широкими, немного обвислыми полями и заторопился дальше. Идти через Большую площадь оказалось правильным решением, и, несмотря на то, что путь стал заметно длиннее, минут через десять, он достиг «Кэбокту Вэн» - гостиницы Вэйса. «Кэбокту вэн» на языке кивили арту означало «каменный дом», но все горожане, которые, конечно же, были несведущи в этом языке учёных и мудрецов, называли гостиницу «Кабак Вэна», чем, первое время, пока он не привык и не смирился с этим, страшно раздражали Вэйса.
Однако сейчас, даже в трактире при гостинице, никого не оказалось: все завсегдатаи были либо на Рыночной Площади, либо на Большой, тогда, как приезжие – благоразумно сидели по своим комнатам. Поднявшись на второй этаж, Дэдэн подошёл к комнате Вэйса и постучал. В тоже мгновение дверь отворилась.
- А, это ты, Дэдэн… Проходи! – Вэйс посторонился, давая волшебнику дорогу. Он выглядел несколько расстроенным и даже обескураженным. В комнате, помимо него, находилась его супруга Рилли, и младший сын Лик, чей вид не оставлял сомнений в том, что он вновь что-то натворил.
- Я вижу, тут у вас семейный совет. Не так ли, госпожа нди Буни?– добродушно усмехнулся Дэдэн.
- Да, Дэдэн… Что-то вроде того, – грустно улыбнулась в ответ Рилли.
- Неужели ваш неугомонный младший сын опять решил заняться магией? – рассказ Вэйса о том, как Лик, не так давно, попытался стать невидимым, весьма потешил старого волшебника. Хотя, если судить об этом серьёзно, то Дэдэн уже как-то предлагал Вэйсу отдать Лика ему в ученики: мальчик, без сомнения, обладал большими способностями, да и помимо этого, был весьма умён и проворен. Дэдэн с любопытством взглянул на парнишку, и тот виновато потупился.
- Нет. Теперь всё гораздо хуже! – Вэйс сурово сдвинул брови и гневно воскликнул. – Кто бы мог подумать, что мой сын станет вором!
- Вором? – Дэдэн в изумлении повернулся к Лику. – Что ты такое натворил, великий непоседа, если даже твой родной отец называет тебя вором?
Лик густо покраснел, но продолжал упорно молчать.
- Сегодня, утром, он проник в комнату одного из наших постояльцев и попытался открыть его дорожный сундук. За этим занятием его и застала Лигурта, когда пришла менять бельё. – с отвращением пояснил Вэйс. – Мне стыдно, что у меня вырос такой сын!
Дэдэн недоверчиво покачал головой.
- Подожди, Вэйс! Я уверен, что у мальчика была на то какая-то причина! Ведь так, Лик? – он наклонился к парнишке и взглянул тому прямо в глаза. Лик покраснел ещё больше и неуверенно пожал плечами.
- Отвечай, когда тебя спрашивают! – рявкнул Вэйс и тряхнул сына за плечо.
- Вэйс! – вскрикнула Рилли.
- Он уже вышел из того возраста, Рилли, когда с ним ещё можно нянчиться! Он теперь достаточно взрослый, чтобы отвечать за свои поступки! – раздражённо вскричал тот в ответ. – То, что он сделал - это уже не озорство, а вполне осознанный поступок... Итак, Лик, отвечай, когда тебе задают вопрос!
Лик невольно сжался и потупил голову, и, тем не менее, голос его звучал вполне уверенно. – Я, господин придворный волшебник, хотел взять у мастера Рилпа кинжал… Очень красивый и необычный кинжал…
- Кинжал? – недоумённо переспросил волшебник. – Помилуй, маленький плут, зачем же тебе кинжал?
Лик вновь пожал плечами, а затем тихо добавил:
– Он очень красивый!.. И я таких никогда раньше не видел…
- Вот видишь Дэдэн! Мой сын – вор!.. Ему, видите ли, кинжал постояльца понравился! – Вэйс с силой ударил кулаком себя по ладони и в полголоса выругался.
- Подожди, Вэйс, – Дэдэн положил руку на лоб мальчика. – Я полагаю, что ты весьма недооцениваешь своего сына: маленький проныра водит тебя за нос, и, – тут волшебник невольно улыбнулся, – как я вижу – довольно успешно! Только вот, не понимаю, зачем.
Лик вдруг побледнел и рванулся в сторону двери.
- Стоять, третий сын Рона! – грозно вскричал Дэдэн, крепко ухватив того за волосы.
- Ай! – взвизгнул Лик, хватаясь обеими руками за вцепившиеся в его вихры пальцы, в тщетной попытке их разжать.
- Лик! Прекрати немедленно! – прикрикнул на сына Вэйс.
Меж тем, Дэдэн коснулся большим пальцем лба мальчика, и тот сразу обмяк.
- А теперь, Лик, скажи мне правду, зачем ты лез в сундук этого… как его там?..
- Мастера Рилпа, – подсказал Вэйс.
- Да. Мастера Рилпа! – продолжил Дэдэн.
Губы у Лика задрожали, но через мгновение, тот вновь крепко стиснул зубы.
- Экий ты, однако, упрямец! – вздохнул с досадой волшебник и, пробормотав что-то, положил ладонь на голову мальчика.
- Лик, я чувствую, что ты и сам хочешь поделиться с нами своей тайной! Не мучай себя. Отвечай же, зачем ты хотел залезть в сундук мастера Рилпа? – Дэдэн склонился к самому его уху, так что оно совершенно утонуло в бороде придворного волшебника.
Лик страшно задёргался, выпучил глаза, а вся его грудь так и заходила ходуном. Мгновение спустя, из его рта стали вылетать бессвязные звуки. Дэдэн уже с трудом удерживал его, но, по-прежнему, не отпускал и внимательно вслушивался в то, что срывалось с губ мальчика.
- Всё, Дэдэн, хватит! Хватит! – вскричала госпожа нди Буни, бросаясь к сыну.
- Нет, подожди! Дай ему закончить! – удержал её за руку Вэйс.
- Незачем его так мучить! С меня вполне достаточно знать, что мой сын не вор, и поступил так по какой-то иной причине! – пыталась вырваться из объятий супруга Рилли.
- Да перестаньте вы все орать! – сердито рявкнул Дэдэн, и чета нди’а Буни послушно умолкла.
- Повтори! Повтори ещё раз! – настойчиво попросил волшебник, но мальчик, совсем обессилев, словно тряпичная кукла повалился на пол.
- Лик! – вскрикнула Рилли и, вырвавшись наконец из крепкой хватки супруга, бросилась к сыну.
- Ты знаешь, Вэйс, он давно уже не ребёнок… По крайней мере своим духом, – удивлённо проговорил Дэдэн, задумчиво теребя свою бороду. – Только взрослый человек, да и то, далеко не всякий, может так противиться силе заклинаний… Я мог бы его напоить кое-каким зельем, которое бы уж точно развязало ему язык, но за ним мне надо возвращаться в замок, а времени-то у меня сейчас как раз и нет!
- Так он тебе, всё-таки, что-нибудь сказал? – спросил Вэйс.
- Он сказал – «ложка», – по всему было видно, что Дэдэн смущён и раздосадован.
- Ложка? – недоумённо переспросил Вэйс.
- Да, ложка! – раздражённо повторил Дэдэн.
- Дэдэн, помилуй! Зачем моему сыну лезть в сундук проезжего купца за какой-то ложкой? – Вэйс был сбит с толку не меньше волшебника.
- А я почём знаю? – сердито буркнул Дэдэн и, с тяжёлым вздохом, сел на край кровати.
- Он очнулся! Дайте мне быстрее воды! – крикнула мать Лика.
- Да не нужна ему вода. Он и так через минуту будет замечательно себя чувствовать, – успокоил её Дэдэн.
- Лишь тот, кто сменит ложку на клинок, в счёт долга мир омоет щедро кровью…- чуть слышно прошептал Лик.
- Что?! Что ты сейчас сказал? – Дэдэн подскочил на кровати, словно ужаленный.
Лик со злостью посмотрел на волшебника, но всё же повторил:
- Лишь тот, кто сменит ложку на клинок, в счёт долга мир омоет щедро кровью! Так сказал мастер Рилп, когда я ему объяснил, чем Рин занимался в замке, когда был трапезничим.
- Логт хер ёдэга! Это же искажённое - лонхт хель йордэга! Ложку на клинок! – Дэдэн схватился за голову. – А я, старый дурак, подумал, что это тарабарщина какая-то! Я догадался, что первоначально это было по кивилийский, но перевёл, как – лонхт хель одэга – весло за обещание!.. «Одэга», по кивилийски, - «обещание», а «йордэга» – «холодная ярость». На старокивилийском «холодная ярость» означает также «клинок»! А «лонхт» – и «весло», и, в другом, уже вышедшем из употребления значении, – «ложка»! А я, кривые руки Варта, этого не понял!
Дэдэн яростно дёргал себя за бороду и чуть не плакал, за чем всё семейство нди’а Буни, в крайнем изумлении и беспокойстве, наблюдало.
- Да чего ты так убиваешься, я не пойму? – пожал плечами Вэйс. – Я никогда раньше не замечал, чтобы ты до такой степени увлекался древними языками. Ну, подумаешь, не так перевёл!.. Да и вообще, какое это всё имеет отношение к Лику и сундуку мастера Рилпа?
- Да не к Лику! Не к Лику! – вскочил с кровати старый волшебник и устремился прямо на Вэйса. Схватив того за отвороты камзола, он притянул его прямо к своему лицу и возбуждённо прошептал. – Не к Лику, а… к Рину!
- К Рину? – ещё больше удивился Вэйс, пытаясь вырваться из цепкой хватки старика.
- Да, Вэйс, к Рину! – Дэдэн оттолкнул от себя Вэйса. – У вас есть что-нибудь выпить?
- Вот, пиво, – Рилли метнулась к столу и налила из высокого кувшина большую кружку. Дэдэн жадно выхватил её и стал пить большими глотками. Опорожнив её до половины, он утёр рукавом плаща бороду и, возбуждённо блестя глазами, продекламировал:

Огонь небесный древо поразит.
И мир лишиться хрупкого покоя.
Звезда смирения сойдёт с своих орбит,
На жернов устремившись со враждою.

Восстанет тьма. Смерть урожай сожнёт.
Надежда будет попрана судьбою.
И лишь сменивший ложку на клинок,
Изгури долг оплатит щедро кровью!

Это пророчество Нолинри Найя, Огненного Провидца – великого пророка кивили арту второй эпохи. Большинство его пророчеств, так, увы, и не поняты до сих пор. Но те, чей тайный смыл ныне стал ясен, сбылись все до одного! Он предсказал ужаснейшую катастрофу нашего мира, которую у нас обычно называют Третьим Свершением, когда всё вокруг было на грани полного разрушения, и лишь вмешательство Изгури – Спасителя, известного у нас под именем Игуна, и которого наша церковь почему-то считает богом, а, на самом деле, бывшим одним из величайших мастеров Инирус а Он со Кину – Проводящих Ветра Всего Сущего в Подзвёздном Мире – спасло его от окончательной гибели. Ему удалось это сделать лишь ценой утраты единства самой его основы, когда Ветер Всего Сущего был лишён своей цельности и разделён им на Дух Веры и Дух Волшебства. Изгури была дарована от Создателей величайшая власть: ему позволили решать, каким быть нашему миру, чтобы он сумел выстоять в вихре перемен. Они предложили ему – либо полностью стереть старый мир, и создать на его месте совсем новый, основанный на совершенно других началах, или же придумать, как вернуть к равновесию старый. Изгури тридцать лет провёл в одиночестве, на Серебряной горе, размышляя над этой задачей, а когда вновь вернулся к своему народу, то уже знал, что надо делать. Он нашёл наилучшее решение для того времени, но Создатели его предупредили, что выбранный им путь не сможет привести к окончательному спасению мира, что он – лишь отсрочил катастрофу. Они не сказали, когда мир снова утратит равновесие, но обещали послать подсказку, когда придёт время, о том, как можно будет избежать всеобщей гибели. Изгури, насколько мне известно, так и не нашёл окончательного решения, – Дэдэн перевёл дыхание и, допив пиво, продолжил. – Хотя ещё в предыдущую эпоху было известно это пророчество Нолинри Найя, его никто не связывал с Решением Изгури. Никто вообще не мог тогда понять, что же оно означает, ибо в те времена не существовало ничего, о чём в нём повествовалось. Лишь триста лет назад, когда Кину – Подзвёздный Мир - покинул Изгури, другой величайший арту - Изу а Айя, чьё имя переводится, как Слеза Света, пришёл к выводу, что за этим пророчеством скрывается та самая, обещанная Создателями, подсказка, но, к сожалению, так и не смог объяснить, что же именно она означает. Между прочим, это было самым последним известием, какое мы получили от кивили арту: с тех пор кивилийские корабли не приплывали к нам, а из Пандура в их страну перестали плавать и того раньше – ещё со времён Третьего Свершения, когда с лица земли исчезло великое государство мореходов – Рэндолху, располагавшееся на западе полуострова Кемберл и на архипелаге, который теперь не существует, а в те времена, находился в океане, далеко на запад от полуострова…
- Я знаю, что означает это пророчество! – взволнованно проговорил Вэйс.
- Да, теперь, я полагаю, - перебил его Дэдэн, - уже довольно многие догадались, о чём оно говорит.
- Я видел сон, – не обращая внимания на Дэдэна, продолжил Вэйс. Лицо его потемнело, а дыхание стало стеснённым и прерывистым. Он слегка опустил голову и говорил медленно и глухо. – Несколько лет назад мне приснилось, что у какой-то дороги собралось огромная толпа… Я видел множество знакомых лиц – жителей нашего города. Герцога и много других из знатных… А под ясенем, на возвышении, стоял верховный квистол и произносил какую-то речь... Вдруг, из безоблачного неба низринулась ослепительно белая молния и, ударив в ясень, расколола его на две части… А потом я увидел Рина. Сильно повзрослевшего Рина. Верхом на коне, и с мечом в руках. Губы его были крепко сжаты, а глаза источали отчаяние и ярость. Мне тогда, помню, очень не понравилось выражение его лица… И вот, спустя примерно год, к нам в город, и в правду, пожаловал верховный квистол. И всё было именно так, как и в моём сне: и толпа горожан, и речь квистола на возвышении под ясенем, и молния, ударившая в дерево и расколовшая его надвое… Только Рина на коне, разумеется, не было… Ты ведь знаешь, Дэдэн, какое предсказание было мне дано в Окуа Ору? – Дэдэн, внимательно глядя на Вэйса, кивнул, и тот вновь продолжил. – И вот тогда, я вспомнил этот сон. И он соединился в моей голове с тем самым предсказанием. И я вдруг понял, что Рин неизбежно уйдёт от герцога и станет-таки оруженосцем Питри Фроггана. – несколько секунд Вэйс молчал, а затем, с величайшей тревогой посмотрел на Дэдэна. – А теперь, я, кажется, знаю, о чём говорит и предсказание Найя… Огонь небесный древо поразит - это когда молния ударила в ясень… Звезда смирения сойдёт с своих орбит, на жернов устремившись со враждою. Звезда смирения – это тахила, символ веры нашей церкви, а жернов – магический круг Гильдии Волшебников. А всё вместе - это именно то, что сейчас и происходит – распря между Церковью и Гильдией!.. Но вот то, о чём говорится в пророчестве дальше... Что означает второй стих предсказания, Дэдэн? – Вэйс с мольбой взглянул на волшебника, но тот, в ответ, лишь покачал головой.
- Ты и сам уже всё понимаешь… Только не хочешь признаться себе в этом… - сказал он. – Грядёт очередной конец света, Четвёртое Свершение, и, по-видимому, лишь только один твой старший сын, каким-то образом, может спасти мир от гибели.
Раздался протяжный вздох, а затем стук – это госпожа нди Буни, лишившись чувств, упала на пол.
- Мама! – вскричал Лик, бросаясь к матери.
- Рилли! – Вэйс, наконец, сбросил с себя охватившую его оцепенелость и тоже устремился на помощь супруге.
- А ну-ка, отойдите! - прохрипел старый волшебник, отталкивая от госпожи нди Буни и Вэйса, и Лика, и сам усаживаясь на корточки, рядом с потерявшей сознание женщиной.
- Сейчас… сейчас... – бубнил он себе под нос, водя над ней руками. Через несколько секунд госпожа нди Буни глубоко вздохнула и, вздрогнув всем телом, открыла глаза.
- Что будет с Рином? – тут же испуганно прошептала она, пытаясь сесть.
- Думаю, что ничего страшного, – улыбнулся Дэдэн, бережно поддерживая её за спину. – Его ожидает великая судьба!
- Боюсь, что его ожидают великие испытания! – протестующее возразила госпожа нди Буни.
- Ну, не без того, разумеется… – усмехнулся в бороду волшебник.
- Вот здорово! – ахнул Лик. – А я буду ему помогать!
Подобная мысль столь воодушевила мальчика, что Лик, позабыв обо всех своих неприятностях, тут же принялся танцевать.
- Ну, уж нет! – прикрикнула на младшего сына Рилли. – Только тебе ещё не хватало лезть во всё это!
- Но я и так уже влез! – возмутился Лик. – А, кроме того, я уверен, что, наверняка сумею быть для Рина полезным!.. – Городо оглядев присутствующих, он, с важным видом, добавил. – Между прочим, меня уже не раз о нём расспрашивали. И именно поэтому я и пытался открыть сундук мастера Рилпа!
- А ну, объясни! – тут же схватил его за плёчо отец.
Лик не стал вырваться, но, словно бы испугавшись, что ему не поверят, принялся рассказывать излишне торопливо и сбивчиво:
- Мастер Рилп расспрашивал меня о том, чем Рин занимался, когда служил трапезничим. Я понял, что он узнал от меня что-то очень важное, ибо прошептав фразу о ложке и клинке, он, сам не свой, ушёл к себе в комнату… А ещё, прямо перед этим, он, наверное, убил какого-то чужака, не знаю уж за что… Кроме того, мастер Рилп выдавал себя вовсе не за того, кто он на самом деле... И у него оказались такие же странные треугольные монеты, какие мне подарил Рин, когда ещё работал трапезничим… Если бы не Рин, то я бы не за что вам о мастере Рилпе не рассказал, так как обещал ему, что сохраню его тайну… - тут Лик вдруг потупился, и уже совсем тихо добавил. - А ещё, я не хотел вам всего рассказывать, так как боялся, что вы меня ещё больше накажите: я обманул одного северянина, который вчера тоже меня расспрашивал о Рине, и от которого нам с Ашей пришлось убегать и прятаться. Мы с Ашей залезли под телегу, на суконном дворе мастера Оли, и этот северянин не успел нас найти: на него кто-то напал, и ему пришлось с этим незнакомцем драться. А потом этот кто-то вдруг обратился в крылатое чудовище и улетел… - Лик глубоко вздохнул. – Всё было одно к одному. Я стал волноваться за Рина, и поэтому хотел узнать, кто же он такой, на самом деле, этот мастер Рилп.
Вэйс, госпожа нди Буни и старый волшебник недоверчиво и изумлённо взирали на Лика. Они так долго молчали, что мальчик даже забеспокоился, не выдерут ли его прямо сейчас, и, причём, сразу все трое, по очереди?
- Где эта монета? – нарушил, наконец, молчание Вэйс.
Лик сунул руку в карман и нехотя протянул монету отцу. – Вот она.
Вэйс выхватил её у него и чуть было не выронил:
– Варгунская!
- Не может быть! – воскликнул Дэдэн, в свою очередь, выхватывая её у Вэйса. Едва взглянув на неё, он тотчас же набросился на Лика. – А ну, отвечай, откуда у Рина взялась эта монета?
- Не знаю… - Лик пожал плечами и, подумав немного, добавил. – Кажется, он говорил, что выменял её, много лет назад, когда ещё только поступил на службу к герцогу, у одного караванного погонщика, на деревянный лепесток от шкафа.
- Ха! Так ты говоришь, на лепесток от шкафа?..– переспросил волшебник и, тут же, не дожидаясь ответа Лика, радостно закружился по комнате. – Вот теперь всё сходится!.. Всё теперь сходиться!..
- Да перестань ты!.. Что сходится-то? – раздражённо поинтересовался Вэйс, а госпожа нди Буни тут же благоразумно присела на край кровати, опасаясь, как бы ей вновь не пришлось упасть в обморок.
- Помнишь, Вэйс, как всё начиналось четыре года назад? – возбуждённо спросил Дэдэн, перестав, наконец, танцевать. – Как неизвестный, но удивительно могучий чародей воспользовался шкафом Рина, чтобы переместиться откуда-то в наш город?
- Да, я это помню, – подтвердил Вэйс.
- Так вот! – Дэдэн торжествующе поднял палец вверх.
- Он знал куда попадёт, потому что караванный погонщик доставил ему кусок от шкафа Рина! – закончил за него Вэйс.
- Ну вот! Не дал мне насладиться моментом понимания! – раздосадовано махнул на него рукой старый волшебник. – Разве так можно! – с напускной сердитостью глянув на Вэйса, он продолжил. – Однако главное, Вэйс, – это то, что всё произошло отнюдь не случайно. Всё уже было давным-давно предрешено!.. И ещё – я не ошибся тогда с мальчиком: в Рине, действительно, сосредоточена великая сила!
- Ты полагаешь, что эти чародеи из Варгуна? – опасливо спросил Вэйс.
- Не обязательно, – Дэдэн вновь стал серьёзным. – Варгун, насколько мне известно, связан со многими другими странами, попавшими под Тень, так что, вполне возможно, что прибыли они откуда-нибудь ещё… Что, в общем-то, ничуть не лучше. Ибо означает, что о Рине знают, или пока ещё только догадываются… Хотя нет! В силу последних событий, я думаю, что уже всё-таки знают в Варгуне и других, далеко не самых приятных государствах нашего мира.
- А столица этого самого Варгуна – Вандэри? – спросил Лик.
- Вандэри? – удивлённо вскинул брови Дэдэн. – Да нет, причём здесь Вандэри! Вандэри – столица Фрааской империи. Просто у нас её обычно называют Винтуза … А почему ты спросил про Вандэри?
- Мастер Рилп там сейчас живёт, хотя сам он родом из какой-то другой страны, которую, видимо, разорил этот самый Варгун. – пояснил Лик.
- Я думаю, нам надо срочно допросить… поговорить… – тут же поправился Дэдэн, глянув на Лика, - с этим твоим загадочным купцом!
- Увы, Дэдэн, это невозможно: как раз утром он съехал! – с досадой проворчал Вэйс.
- Вот проклятье! – выругался волшебник и вновь посмотрел на Лика. – За то у меня в руках есть второй твой знакомец – северянин. Правда толку от него!
- Он раб! – пояснил Дэдэн, заметив недоумение на лице Вэйса.
- Как это – раб? – полюбопытствовал Лик.
- А значит это, Лик, что он полностью отдал свой дух во власть своему повелителю, и если скажет хоть слово, вопреки его интересам, то тут же умрёт. Само собой, что допрашивать его совершенно бесполезно! – объяснил Дэдэн.
- И что же вы с ним тогда сделаете? – немного испуганно спросил Лик. – Он, хоть и грубый, но очень смелый и ловкий!.. Да и не похоже, чтобы он хоть кому-нибудь подчинялся…
- Много ты понимаешь в подчинении! – сердито проворчал придворный волшебник.
- Однако раз все вы говорите, что о Рине известно множеству самых нехороших людей, то надо же что-то делать! – нерешительно подала голос госпожа нди Буни.
- Если бы людей! – покачал головой Вэйс и помрачнел ещё больше.
Дэдэн заложил руки за спину и несколько раз прошёлся по комнате.
- Рин – это уже моя забота! – вздёрнул он вверх бороду. – Сегодня уже, пожалуй, поздно, но завтра я пошлю за парнем своих инткулов… Нет, их я, пожалуй, не пошлю! – передумал он тут же. - Но у меня есть несколько довольно смышлёных и способных помощников. Так что о Рине можете пока не волноваться. Меня сейчас гораздо больше беспокоите вы!
Вэйс с удивлением уставился на него:
- Что ты имеешь в виду?
- Ну как же! – всплеснул руками Дэдэн, усаживаясь на кровать рядом с госпожой нди Буни. – Ведь вы же его семья! И совершенно очевидно, что найдётся немало желающих повлиять на Рина, посредством вас. Ведь если вы попадёте к кому-нибудь в руки, то Рину, волей-неволей, придётся считаться с этим. Так что самая главная помощь от вас для него – не ставить его под удар.
На несколько секунд все в комнате замолчали.
- И что ты предлагаешь? – спросил, наконец, Вэйс.
Дэдэн заговорщески обвел всех глазами и громко прошептал. – Есть тут у меня кое-какие соображения… Собственно… правда, несколько по другому поводу, я с этим к вам и шёл!

В четыре часа, когда город уже проснулся, глашатаи, под грозный рёв медноголосых труб, прошли по всем его главным улицам и зачитали указ герцога, собирая вокруг себя толпы горожан и заставляя многих из них с любопытством выглядывать из окон.
“Всемилостивейший и наирешительнейший господин наш, волею Всесущего Господа нашего Игуна и всеблагого и прегрознейшего короля нашего Эрро Второго, да продлит Господь дни Его, герцог Вальми Уарги Индэрнский Северный Зуб, принимая во внимание те события, что случились, по попущению Тёмного, в нашем славном и богатом городе за последний месяц, и вняв бесчисленным, но справедливым просьбам своих подданных, во исполнение своего долга истинного тхалианина, повелевает: всем чужестранцам, прибывшим в наш славный и богатый город и являющихся его благодарными и, без сомнения, желанными гостями, надлежит неукоснительно явиться к восьми часам к городской ратуше, дабы не прогневить своим неуважением и непослушанием грозного, но справедливого повелителя нашего, господина герцога. Все чужестранцы должны прийти к ратуше без оружия. Им дозволяется иметь при себе лишь кинжал, длиной не превышающей тот кинжал, что вывешен для всеобщего обозрения на стене ратуши, и чья длина составляет три лита. Городской маристул, в лице самых уважаемых и достойных горожан, а именно: господ нди’а Ффунгри, нди’а Ошурк, нди’а Рююгире и нди’а Юкум, а также в присутствии и при всемилостивейшем содействии герцогского судьи, господина нди’а Ондогу Ирцуна и квистола нашего славного и богатого города Индэрна, всеблагого и пречистейшего Акорона Уттрицкого, рассмотрит причину пребывания в нашем городе, всех явившихся к ратуше чужестранцев. Если сей честнейший и образованнейший совет не найдёт ничего предосудительного в поведении гостя нашего славного и богатого города Индэрна, и никто из его пользующихся всеобщим уважением горожан не выскажет ничего против этого гостя, то таковой чужестранец может и дальше пользоваться гостеприимством нашего славного и богатого города и защитой всемилостивейшего и наирешительнейшего господина нашего, герцога Вальми Уарги Индэрнского. Если же данный чужестранец, кем бы он ни являлся, а именно – купцом, лекарем, ремесленником, солдатом, странствующим монахом, или же благочистивым поломником, учёным человеком, или же учеником, совершающим путешествие, с целью преобретения знаний, жонглёром, либо менестрелем, или же кем-либо ещё, имеющим какое-либо иное занятие, в качестве средства для своего прокормления, - если таковое лицо будет признано не тем, за кого оно себя выдаёт, или же не сможет объяснить причину своего пребывания в нашем городе, или же кто-либо из пользующихся всеобщим уважением горожан выскажет что-либо против такового лица и сумеет это доказать, то таковой чужестранец будет признан виновным во взлоумышлении против нашего славного и богатого города, господина его герцога, короля и Господа нашего Игуна, и всё его имущество, согласно установленным законам, будет предано, в размере одной трети – королю нашему Эрро Второму, ещё одной трети – господину герцогу, и последней трети – господам маристулам, господину герцогскому судье и господину квистолу. Сам же чужестранец, признаный виновным в подобном преступлении, будет взят под стражу и передан на милость господина нашего, всемилостивейшего и наирешительнейшего герцога Вальми Уарги Индэрнского. Те же чужестранцы, кто к означенному часу, а именно, к восьми часам, не явятся без уважительной на то причины к городской ратуше, будут признаны, в силу этого, виновными и подвергнуться перечисленным выше судебным наказаниям. Писано 27 пахотеня 1331 года от прихода в мир спасителя нашего Игуна по повелению всемилостивейшего и наирешительнейшего господина нашего, герцога Вальми Уарги Индэрнского Северного Зуба”.
Как только указ герцога был оглашён в последний раз, все городские ворота тут же закрыли, а к стражникам, несущим возле них службу, прислали ещё по три десятка гвардейцев, десять из которых были конными.
Горожане заволновались: никто не сомневался, что без вооружённых столкновений дело не обойдётся. И вот уже открывшиеся было лавки и мастерские вновь захлопнули свои двери, заложив их крепкими засовами, а окна во всех домах, словно по команде, укрылись за толстыми ставнями, старательно запертыми на прочные болты. На некоторое время, город притих, но уже довольно скоро первые любопытные торопливо устремились на Большую площадь, где и располагалась ратуша.
К семи часам Большая площадь едва вмещала всех желающих, пришедших поглазеть на то, как, именем короля и закона, вершится правосудие. Как все и предполагали, послушно явились только те чужестранцы, кто и так не вызывал никаких подозрений: несколько купцов, уже давно и не раз приезжавших в их город, один менестрель из тэрийского города Нолдиг и следующий в Пешар, нотариус из Адэрна, несколько десятков крестьян из окрестных селений, четверо рыцарей со своими оруженосцами, пара десятков странствующих учеников от разных гильдий и имеющих вполне исправные документы, несколько паломников и ещё множество им подобных. У всех у них нашлись свидетели из горожан, которые, дав торжественную клятву на Ключе Веры из квистолского собора, подтвердили правоту их слов. Лишь один раз чинная и вполне спокойная работа суда была самым неожиданным образом нарушена. Когда очередь дошла до некоего лекаря из Оонга, который утверждал, что прибыл лишь сегодня утром, то, несмотря на то, что у него оказалась настоящая грамота от герцога онгунского Рейфта Хеа Толстого и была даже запись в книге Южных Ворот, свидетельствующая о его прибытии, ни привратный служка, нёсший там сегодня службу, ни стражники, бывшие там с ним вместе и за которыми немедленно послали, не смогли припомнить, чтобы делали такую запись. Это показалось судьям весьма подозрительным, и злосчастный лекарь был тут же взят под стражу. Сразу же вслед за этим, к нему, в окружении пяти прингидов, приблизился квистол и, окропив его из маленькой, напоясной слёзохранительницы Слезами Господа, трижды прочёл вместе с прингидами «Тэруис оми Анпеди Игури лигоду фро откари» («Дай нам Великий Спаситель освобождение от чар колдовских»). Когда они в первый раз читали этот стих из Книги Спасения, лекарь имел вид крайне озадаченный и смущённый: он непроизвольно вытер рукавом с лица Слёзы Господни, а затем неуверенно переминался с ноги на ногу. Однако, когда квистол, вместе с прингидами стали читать стих во второй раз, на лице его отразилось некоторое беспокойство, что сразу же не осталось незамеченным, и отчего стоящие перед судейским возвышением гвардейцы тут же окружили его, направив на него острия своих пик, а лучники, наложив на тетивы стрелы, встали наизготовку. Не успели служители Господа дочитать стих в третий раз, как лекарь, издав душераздирающий вопль, согнулся пополам, чтобы тут же, словно распрямлённый скрытой внутри него пружиной, стремительно взмыть вверх, выше пик стоящих вкруг него солдат. Толпа, стоящая на площади, дружно ахнула и отшатнулась назад, женщины истошно завизжали, а дети испугано заплакали. Но уже через мгновение, все вновь устремились вперёд, боясь пропустить хоть что-нибудь из невиданного доселе зрелища. Меж тем лекарь, развернувшись в тощее существо, высотой в целых два с половиной рана, бешено завертелся на месте, расшвыривая во все стороны, опешивших от неожиданности солдат. Однако, всего лишь несколько секунд спустя, на их месте уже стояли их товарищи, со стальной сетью наготове. Прошло ещё пару мгновений, и они, изловчившись, накинули её на самозванца. Сеть накрыла лжелекаря. Но не иначе, как силой волшебства, она тут же, ни на мгновенье ни задержавшись, прошла сквозь тело чужака и опустилась на землю, прямо ему под ноги.
- Стреляй! – не медля ни мгновения, скомандовал командир гвардейцев, и все луки послушно изогнулись.
- Не сметь! – что есть силы закричал квистол, и тетивы немедленно ослабли.
- Не сметь! – ещё раз крикнул квистол и встал между прингидами, расположившимися вкруг него в виде пятиугольника. Прингиды крепко взялись за руки, а квистол, воздев к небу руки, стал быстро читать Стихи Божественной Силы. Солдаты расступились, и своеобразное построение двинулась одним своим углом прямо на лжелекаря. Едва только поняв, что стрелять в него не будут, тот попытался пуститься в бегство, хотя и непонятно куда – ведь повсюду стояли солдаты и толпы горожан, однако, к великому своему ужасу, он не смог сделать ни единого шага и лишь конвульсивно дёргался на одном и том же месте, словно приклеенный. Меж тем, пятиугольник распался в своей вершине, и прингиды, со всех сторон, окружили лжелекаря, а квистол, ещё раз выразительно прочитав какой-то стих, окропил его, с помощью лагиталя, Слезами Господа из слёзохранительницы. И тут, все кто стоял недалеко от того места, своими глазами могли видеть, как тонкая, ослепительно сияющая сеть, накрыла злодея. Тот ещё раз дернулся, затем что-то жалобно вскрикнул и затих, по всей видимости, смирившись со своей участью.
- Увидите его! – махнул лагиталем в сторону самозванца квистол и отвернулся к остальным членам суда. - Я думаю, мои глубокоуважаемые коллеги, что никаких иных доказательств, в данном случае, не требуется. Всё и так ясно, благодаря всеблагому вмешательству Господа нашего, Игуна: данный преступник полностью изобличён и обезврежен.
Все остальные судьи согласно покивали головами, и, обсудив только что пережитое, вскоре вновь продолжили рассмотрение дел, явившихся к ратуше чужестранцев.

Дорога пыльной змеёй устремлялась под копыта и, под их размеренный стук, исчезала где-то позади. Вдоль неё приветливо зеленели яблоневые сады, изредка разбиваемые небольшими участками маргусовых деревьев с уже налившимися золотисто-сиреневыми плодами, да ещё, время от времени, попадались небольшие деревушки, чьи жители с откровенным любопытством разглядывали спешащего куда-то всадника. Честно говоря, Радпурс уже изрядно притомился от этой беспрерывной скачки и с удовольствием бы передохнул, заодно отведав какого-нибудь нехитрого сельского угощения. Но господин придворный волшебник, напутствуя его в дорогу, несколько раз повторил, что дело это крайне важное, и потому, ехать ему придётся, так быстро, как только он сможет. Вот и скакал он теперь уже второй час кряду. Одно только радовало Радпурса – конец пути был уже совсем близок: ещё полчаса, не больше, и должна было показаться Оленья Тропа, имение ади Питри Фроггана.
Хотя Радпурс и был лёгок на подъём, но неожиданно возникшая перед ним необходимость долгого путешествия не могла его не тревожить: шутка ли, отправиться аж на самый юг-восток Атурии! Тем более, что к долгой дороге ещё добавлялась и какая-то удивительная тайна. Уж в чём-чём, а в тайнах Радпурс, прожив столько лет в услужении у волшебника, разбирался достаточно, и потому, готов был отдать голову на отсечение, что с такой, как эта, ему сталкиваться ещё не доводилось.
- Запомни, Радпурс, - Дэдэн был очень взволнован, хотя и пытался скрыть это, но несмотря на спокойное лицо, его выдавал голос – напряжённый, словно натянутая тетива, и, поневоле, немного приглушённый. – Передашь ади Питри Фроггану вот это! – чародей протянул Радпурсу украшенный изящными кружевами белый платок. – Пусть расстелет его на столе, три раза возложит на него левую ладонь… вот так! – Дэдэн показал слуге, как это делается, - и произнесёт “Отэра са инута!” Лишь тогда он сможет увидеть то, что я ему пишу… Он должен поговорить с Рином – сыном нди’а Буни, и всё тому объяснить. Будет лучше, если парень будет знать, что от него требуется и почему… После этого, ты, вместе с ним отправишься в Адэрн, там разыщешь корабль, идущий до Люннеля, и немедленно отплывайте. Если вдруг не будет до Люннеля, садитесь на любой, идущий в Атурию, а там уже пересядете на тот, что сможет доставить вас в Люннель. В Люннеле ты должен разыскать Инхару – придворную волшебницу тамошнего барона. Скажешь, что ты от меня. Она знает, как поступить дальше… - Дэдэн сунул руку в карман и протянул Радпурсу скомканную бумажку. – Когда доберёшься до Оленей Тропы, разверни это… Там муха… - Радпурс понимающе кивнул и Дэдэн продолжил. – Вот тебе деньги. Этого более чем достаточно, – волшебник взвесил в руке увесистый кошель и положил его перед приятно удивлённым слугой. – Ещё раз напоминаю, никогда не называйте друг друга своими настоящими именами! Никто не должен вас узнать. Это очень важно! И пусть Рин из своих доспехов возьмёт лишь самое необходимое и, до поры, спрячет их, чтобы никто не видел… Иногда, всё зависит лишь от случайности, и вы не должны допустить, чтобы она обернулась против вас… Это может стоить вам обоим жизни… А то и похуже…
Радпурс, испуганно сотворил на груди знак круга, а затем, схватив кошель с деньгами, торопливо запрятал его под куртку. Лишь после этого он рассовал по карманам платок-послание и завернутую в клочок бумаги муху.
Конь обеспокоенно фыркнул, и Радпурс отвлёкся от своих воспоминаний. Миновав поворот, он увидел причину недовольства животного: в сотне ранов перед ним, в ту же сторону, что и он, двигалась довольно живописная толпа. В основном это были крестьяне, но, насколько с такого расстояния мог судить Радпурс, среди них были и городские жители, а кроме того, несколько странствующих монахов и даже один из инторов пятерицы: из-за яркого, зелёно-оранжевого облачения его невозможно было с кем-либо спутать. Так как интор шёл впереди всех, то Радпурс решил, что именно он и возглавляет эту странную процессию.
Заслышав конский топот, люди с любопытством оглядывались, а затем поспешно отходили к обочине дороги.
- Добрый день тебе, путник! Куда путь держишь? – окликнул его добродушного вида крестьянин.
- В Бегген, добрый человек! – слегка поклонился в его сторону Радпурс. – А вы куда направляетесь? И что за причина побудила такое количество добрых тхалиан двинуться в путь?
- А мы идём в Пьерт, к истинно благочестивому и непреклонному защитнику церкви нашей, верховному квистолу Имрийскому, дабы ещё больше укрепить дух его и веру его! – Радпурс слегка попридержал коня, чтобы ехать вровень с крестьянином, а тот воодушевлённо продолжал, и многие, идущие поблизости от него, одобрительно кивали головами. – Вся земля Имрийская, да и не только, поднялась на защиту своего духовного пастыря! Говорят, что предстатель давно уже спутался с Тёмным и спит и видит, как бы отдать в его проклятую власть и церковь, и саму истинную веру, дабы навеки сокрушить её! Наступили ужасные времена - времена, когда сбываются самые страшные предсказания. Одержимые колдовством и всяческим чародейским искусством, в своё время коварно подаренное им самим Тёмным, ныне тоже хотят вернуть долг своему истинному господину. Сговорившись с Предстателем Воли Игуна, они, с помощью злых своих чар, привлекают к себе множество доверчивых, но слабых духом и верой тхалиан, и готовятся, вооружившись своими самыми страшными заклинаниями, обрушиться на квистола Имрийского! Ибо сокрушив его – единственный и последний оплот истинной веры – они навеки ввергнут мир во власть Тёмного! – борода крестьянина воинственно встопорщилась, лицо его раскраснелось, а глаза горели мрачной решимостью. – Если ты истинный тхалианин, то присоединяйся к нам! Господь наш, Игун, возблагодарит тебя за это, и призванный, после смерти на небеса, ты вкусишь вечное блаженство, из уст его!
Радпурс грустно улыбнулся:
- Я бы рад, добрый человек, но дела призывают меня в Бегген! Вот выполню, порученное мне, и тогда, возможно, и сам направлюсь в Пьерт. А пока, прощайте! – и немного помедлив, тихо добавил. – Пусть наш всесущный Господь, не оставит вас даже на пути вашем, и не даст свершиться неправедному!
Затем Радпурс ещё раз кивнул крестьянину и пришпорил коня. Проехав до середины процессии, он услышал, как его вновь кто-то окликнул.
- …стой, небеса Ривлана!.. Стой, всадник!.. Дай стой же!
Радпурс подумал, что благоразумнее было бы побыстрее ускакать, но чувство достоинства, не позволило поступить ему подобным образом. Натянув поводья, он остановил лошадь и оглянулся.
К нему подбежал запыхавшийся горожанин, в истрёпанном светло-коричневом камзоле, с широкой чёрной полосой, идущей от правого плеча и до самого низа, что свидетельствовало о том, что он принадлежал к цеху каменщиков.
- Скажи-ка мне, незнакомец, ведь ты – прислужник герцогского чародея? – вопросил тот, одной рукой хватая лошадь под уздцы, а другой – вызывающе упёршись себе в бок. Он с недобрым прищуром взирал на Радпурса и, время от времени, сплёвывал на землю.
– Ведь я вспомнил твою наглую харю! – вдруг зло процедил он сквозь зубы, в перерыве между очередными плевками. – Вспомнил, как тебя завсегда приставлял к нам твой богомерзский господин, когда мы, почитай целую неделю, перестраивали в замке стену, как раз супротив его покоев!
- Не твоего ума дело, кто я такой и куда еду! – рассердился Радпурс и, выдернув у каменщика из рук поводья, оттолкнул его прочь коленом. Тот, по инерции, попятился, но, сделав несколько шагов, остановился.
- Ты, как и твой господин, прислужник Тёмного, и должен понести, за все свои злодеяния, заслуженную кару! – вскричал каменщик и вновь бросился к Радпурсу. Радпурс, теперь уже со всей силы, пнул того сапогом в голову, и каменщик, не успев увернуться, отлетел назад и растянулся поперёк дороги. Стоящий вокруг народ, угрожающе загудел и тут же сомкнулся вокруг Радпурса, тем не менее, всё ещё не решаясь к нему приблизиться. Видимо, звание прислужника герцогского волшебника и, возможно, даже самого Тёмного внушала им должный страх и уважение. Радпурс про себя выругался: ведь надо же было так влипнуть! Выхватив из-за пояса короткий меч, он чуть привстал на стременах и потянул на себя уздечку. Конь тотчас же взвился на дыбы, отчаянно замахав перед собой копытами. Толпа в испуге отшатнулась, и Радпурс тотчас же воспользовался этим: вонзив в бока лошади шпоры, он устремился в сторону от дороги.
- Глупцы! – что есть силы закричал он, обернувшись к оставшимся позади людям. – Это вы, сея среди всех никому не нужные раздоры, льёте воду на мельницу Тёмного! Вы – не истинные тхалиане, а всего лишь заблудшие отступники!.. И пусть Господь покарает вас за ваши глупость и упрямство!
Затем Радпурс снова пришпорил коня, но, в тоже мгновенье, раздался глухой стук, и увесистый камень угодил слуге Дэдэна прямо в голову. Тяжко охнув, он вылетел из седла. Толпа у дороги радостно взревела и бросилась к поверженному врагу.
Его долго били: руками, ногами, тяжёлыми деревянными посохами, а затем, уже бездыханного, привязали к наскоро сделанному подобию тахилы, и, подняв её и воткнув в землю, так и оставили стоять вблизи дороги, выложив, прямо под его ногами, надпись из камней – “колдун”.
- Ваша Верность! – самодовольно сказал каменщик, подводя к интору пойманного коня. – Смотрите, что мы у него нашли!
Он протянул интору, всё ещё недовольно морщащемуся от только что виденного, увесистый кошель и клочок бумаги.
- Пусть это пойдёт на дело истинной веры! – добавил каменщик. – А этот платок я, с позволения Вашей верности, оставлю себе, в память об этой нашей первой победе!
- Хорошо, искупленный брат мой! – интор сразу же заметно повесел, едва только заглянул внутрь кошеля. – Да зачтутся твои благие дела пред ликом Господа нашего!.. А что, позволь узнать, было в этой бумажке?
- Муха, Ваша Верность! Обыкновенная муха... Едва я её развернул, как муха тут же, вжи-и-иить, и улетела! – каменщик озадаченно почесал затылок.
- Это лишний раз подтверждает, что колдовство и всяческая нечисть идут в нашем мире рука об руку! – брезгливо произнёс интор и, с помощью каменщика, вскарабкался на коня Радпурса.
- В путь, братья и сёстры мои! В путь!.. Впереди у нас – ещё множество дел, великих и праведных! – зычно возгласил он и энергично ударил каблуками в бока лошади. Конь яростно заржал и попытался встать на дыбы, но каменщик, всем телом повиснув на его шеи, не дал ему сделать это. Побледневший интор, после того, как животное успокоилось, уже очень осторожно подёргал за уздечку. Конь недовольно всхрапнул, но подчинился, и неспешным шагом направился в сторону дороги.

- Ломай! – приказал Дэдэн.
- Вы уверены, господин придворный волшебник, что хозяин не выскажет потом господину герцогу жалобу на наши действия? – поинтересовался помощник квистола.
- Уверен! В противном случае, я оплачу весь причинённый нами ущерб! – Дэдэн бросил злобный взгляд на помощника квистола, и тот обижено поджал губы.
А солдаты меж тем дружно застучали тяжелыми топорами. Вырубив кусок двери вокруг петель, они отбили их от досок и повалили дверь.
- Быстрее! – крикнул Дэдэн, и солдаты, посторонившись, пропустили вперёд инткулов, которые, словно белые приведения ринулись в дом.
Увы! Как Дэдэн и предполагал, в доме никого уже не оказалось. Но на это он и не рассчитывал. Единственная надежда, которая заставила его пойти на переговоры с квистолом, состояла в том, что он, возможно, сумеет найти хоть что-нибудь из вещей того, кто пытался убить Адэка и заменил того двойником. Хоть что-нибудь, что подскажет ему кто же это на самом деле, что он уже знает и о чём пока ещё только догадывается. Дэдэн был несколько удивлён, когда Ивдур на днях сообщил ему, что лже Адеком руководит граф Иштуни Белая Луна, один из знатнейших членов многочисленного Бирюмского клана. Он немедленно навёл справки и убедился, что граф Иштуни, на самом деле, вовсе не покидал Бирюма. Между тем, этот лже граф, уже почти несколько месяцев находился в городе и пользовался уважением и вниманием герцога, не вызывая у того ни малейших подозрений, ибо тот несколько раз до этого встречался с настоящей Белой Луной и был совершенно уверен, что это сам граф и есть. Поэтому ему стоило больших усилий убедить герцога в том, что его, всё это время, водили за нос, и, как показалось придворному волшебнику, тот ему до конца так и не поверил. Лишь когда Дэдэн пообещал, что готов своей собственной головой ответить за ошибку, герцог засомневался и дал, наконец, своё согласие. Правда, Дэдэн хотел пройтись ещё по нескольким адресам, которые установили для него его помощники и присланные из Оонга инткулы, но на это герцог заявил, что согласится, лишь при условии, что при подобных действиях будут присутствовать и представители церкви, с которой ему сейчас отнюдь не с руки было ссориться. В результате, Дэдэну пришлось обещать квистолу отдать в пользу Церкви причитающуюся Гильдии долю конфискуемого имущества. Нельзя сказать, чтобы это могло сколь-либо существенно обогатить Церковь, или лично квистола, но зато доставило тому неизъяснимое удовольствие от подобного унижения со стороны Гильдии.
- Господин придворный волшебник!
- Да, Ивдур... Ты что-нибудь нашёл? – Дэдэн устремился в соседнюю комнату, откуда его окликнул молодой маг.
- Вот! Сами смотрите, – Ивдур отошёл в сторону, и Дэдэн увидел позади него на полу небольшую кучку пепла.
- Это всё, что осталось от вещей наших загадочных постояльцев! – с разочарованием пояснил Ивдур.
Дэдэн наклонился над пеплом и внимательно всмотрелся. Ничего.
- Я пытался найти в доме что-нибудь магическое… И ничего не нашёл, – Ивдур ещё по юношески остро переживал неудачу, что без труда читалось на его лице.
- А просто чужое? – улыбнулся Дэдэн.
- Простите? – Ивдур растерялся.
- Сам дом, его хозяева и их вещи ощущаются совершенно иначе, чем то, что было здесь лишь гостем, – Дэдэн не сумел сдержать самодовольной улыбки.
- Но ведь это может быть масса совершенно бесполезных для нас предметов: столовые приборы, которыми пользовались постояльцы, полотенца, или просто вещи недавно купленные на рынке самими же хозяевами! Разве возможно во всём этом разобраться? – Ивдур был сбит с толку, и это, без сомнения, раздражало его.
- Чтобы научиться читать тончайшие письмена нлинлинума, необходимо уметь погрузиться в него… Освободи свой разум от всего лишнего, вырвись из паутины сиюминутного, и откройся нлинлинуму… Если твой дух будет дышать в такт с ним, то ты ощутишь, каким образом он пронизывает всё вокруг, и тогда ты поймёшь, какой он, на самом деле разный. Ты увидишь, что он долго хранит следы того места, откуда прибыл, и чем дальше от нас находиться это место, тем дольше сохраняются эти различия, и тем сильнее они выражены, – Дэдэн всегда был сторонником той точки зрения, что для обучения годится любое место и время. Он закрыл глаза и привычно расслабился. – Попробуй!
Ивдур послушно последовал его примеру. Некоторое время он напряжённо дышал, а затем дыхание его стало едва заметным, как и у самого Дэдэна.
- Нет! Не могу!.. Ничего не получается! – он сердито мотнул головой и уставился на придворного мага, который как казалось, по-прежнему, безмятежно спал.
Так прошло несколько минут, во время которых инткулы почтительно топтались у входа в комнату, а стражники, под руководством помощника квистола, воодушевлённо вытаскивали из шкафа в первой комнате богатую одежду лже графа. Наконец, Дэдэн открыл глаза и, решительно обогнув большой стол, устремился к кровати с балдахином. Наклонившись, он, охая, встал на четвереньки и, забравшись под неё наполовину, стал там что-то искать. С полминуты он тяжело сопел, а затем, в очередной раз охнув, встал на ноги.
- Как ты думаешь, что это? – спросил Дэдэн, протянув Ивдуру какое-то маленькое коричневое семечко, сильно вытянутое и с желтоватым концом.
- Это… Это семечко пустынника! – Ивдур покатал его между пальцами и выжидательно посмотрел на старого волшебника.
- А тебе не кажется, что это вовсе не случайно, что тот, кто привёз семечко растения из пустыни Тах, пытался выдать себя за кого-то, также родом с юга? – вместо ответа спросил Дэдэн.
- Вы полагаете, что это был чародей из Дрангтума? – Ивдур поневоле понизил голос, и в глазах его, на миг, промелькнул затаённый страх. Инткулы же дружно и с любопытством вытянули шеи.
Дэдэн задумчиво пожевал губами и кашлянул:
- Половина россказней про Дрангтум – откровенные враки. Дрангтум ныне уже слишком стар, чтобы представлять для окружающих его государств сколь-либо серьёзную угрозу. Он устал и выдохся. Старинные его навыки безвозвратно утеряны, а ничего нового создать он не в силах… Именно поэтому Лингия, за которой, как всем известно, и стоит Дрангтум, за последние три сотни лет так ничего и не достигла… Если лже граф Иштуни – кто-то из чародеев Дрангтума, то меня во всей этой истории удивляет только то, что кто-то из них, вообще, решился вылезти из своей берлоги!.. – закончив говорить, Дэдэн внезапно отвернулся от Ивдура. - Однако здесь больше ничего интересного нет. Идём! Нам надо ещё успеть и по другим адресам… Господин нди’а Эрудда! Вы, я надеюсь, уже отобрали для церкви всё ей необходимое? – закричал Дэдэн и, протиснувшись мимо инткулов, вновь оказался в первой, большой комнате.
- Если Вы, Ваше Могущество, полагаете, что наша Всеблагая Церковь, по воле Господа нашего, вечно пребывающая в лучах Его славы, нуждается в чём-либо ещё, кроме Его всеблагой любви и милосердного прощения, то, позволю себе заметить, Вы, самым прискорбным образом, ошибаетесь! Мирское богатство совершенно чуждо её духу! Всё, что отходит к ней, согласно земному закону и небесной воле Всесущного, идёт исключительно на упрочение здания её и на дела богоугодные… - помощник квистола имел вид крайне оскорблённый, но, судя по потупленному взору, не хотел сейчас ссориться с придворным волшебником.
- Ну хорошо, господин нди’а Эрудда. Я вовсе и не помышлял задевать авторитет церкви! – примирительно улыбнулся Дэдэн. При этих его словах, стоящие позади него инктулы, сдержано хихикнули.
- Идёмте! – мрачно бросил помощник квистола и, никого не дожидаясь, устремился к двери, за которой начиналась лестница на первый этаж. Двое гвардейцев, тяжело засопев, оторвали от пола огромный тюк и потащили его следом за ним. Где-то внизу, под окнами, фыркнула лошадь, впряжённая в поджидавшую их подводу.

- Всем разойтись! Всем немедленно разойтись! – надрывался командир гвардейцев. – Бараны! А ну, пошли прочь, если вам дорога ваша никчёмная жизнь!
Однако любопытных почти не поубавилось. Командир выругался и зло сплюнул на мостовую. Один из солдат подбежал к двери и громко застучал.
- Именем герцога Индэрнского! Открывайте! – закричал он. Дверь почти тотчас же распахнулась, и на пороге появился испуганный хозяин.
- Что Вам угодно? – дрожащим голосом спросил он.
- Мне угодно арестовать некоего купца Эюрра Улога, прибывшего из Атранда и признанного виновным во взлоумышлении против нашего славного и богатого города, господина его герцога, короля и Господа нашего Игуна, – выступил вперёд командир гвардейцев. – А кроме того мне угодно арестовать и всех прибывших вместе с ним лиц. Насколько мне известно, они проживают у вас.
Меж тем, стоящие на улице горожане, могли видеть, как в окнах домов расположенных напротив и на их крышах быстро расположились лучники, и как ещё несколько человек устремились на задний двор.
- Да, мой господин! До сегодняшнего дня названный Вами купец Эюрр Улог из Атранда, действительно, проживал у меня, – поклонился хозяин. – Но утром, господин купец со мной рассчитались и уехали к Восточным воротам, вместе со всеми своими людьми и пожитками.
- Врёшь! – заорал на перепуганного хозяина командир. – Никто сегодня из города не выезжал. А ну, посторонись!
Хозяин поспешно отскочил в сторону, и в дом торопливо вбежали с десяток солдат, а вслед за ними трое священников. В то же мгновение на улицу в смятении высыпало семейство злосчастного домовладельца: жена, несколько детей, старуха, опирающаяся на палку и ещё несколько человек, то ли родственников, то ли прислуги. Все они растерянно остановились у входа, но командир гвардейцев решительно оттеснил их к соседнему дому:
- А ну, отойдите-ка отсюда! Давайте! Давайте! Нечего вам тут торчать.
- Но, великодушный мой господин! Как же это так? Я сам, моя жена, вот ещё Керси и Дол – все мы своими глазами видели, как господин купец со всеми своими людьми и пожитками уехал сегодня утром! – обескуражено ныл домовладелец. – Да вы и у соседей наших спросите! Они наверняка тоже это видели.
- Вот соседи-то ваши, как раз ничего такого и не видели, – усмехнулся командир гвардейцев.
- Да как же это возможно! Неужели Вы полагаете, что я Вас обманываю? – возмутился хозяин.
- Будешь мне надоедать, то я так и подумаю! – разозлился командир. – Пошёл прочь от меня, конийская бестолочь! – и отвернулся к дому.
-… иргу лода. Нгу Игуна адисто дари луота, карн ируна, биу отоновари. Нгу Игуна истига руно! Нгу Игуна истига руно! Нгу Игуна истига руно! Агис ду! – священники, стоявшие посреди комнаты лицом друг к другу, крепко взявшись за руки, закончили читать последний стих и сразу же, с готовностью обернулись. Раздался лёгкий протяжный вздох, и едва заметное дуновение пронеслось по комнате.
- Вот он! Смотрите, вот он! – что есть мочи завопил один из солдат, тесно стоящих вокруг священников.
- Стреляйте! Чего же вы медлите, дети мои? Стреляйте! Убейте это отродье Тёмного! Очистите наш добрый город от скверны Нечистого! - закричал прингид духа господня, который, судя по всему, и был среди священников главным.
Из стены, рядом с богатым комодом из таргового дерева, едва заметно проступили очертания жутковтого вида существа: рослого, с длинным, вытянутым лицом, с широким, крупным носом и сильно выдающимися надбровными дугами. Руки у него были угловатые и непропорционально длинные, а ноги - короткие и мощные. Существо это ещё раз глубоко вздохнуло и открыло глаза. В тот же миг оно подняло, ладонью к лицу, свою левую руку и слегка сжало её в кулак, от чего двое солдат, ближе всего стоящих к нему, выпучили глаза и, страшно задёргавшись, вдруг стали иссыхать прямо на глазах, словно какая-то неведомая и зловещая сила выдавила из их тел всю воду. Кожа их тут же сморщилась и покрылась множеством трещин, и не прошло и трёх секунд, как оба солдата, словно иссушенные временем мумии, рухнули на пол. Пронзительно-хлёстко зазвенела тетива, и одновременно несколько стрел воткнулись в стоящее у стены существо. Оно яростно взывыло и, выхватив из-за спины окованную железом булаву ринулось на противника. Вновь зазвенела тетива, и чудовище, сделав ещё один шаг и став теперь уже совсем видимым, рухнуло на пол, прямо под ноги прингиду.
- А-а-а-а!!! – истошно завопил ещё один солдат. Все дружно развернулись и увидели, как тот, мертвенно побледнев, упал на пол. Позади него стоял некто, не очень высокий, примерно среднего роста, с узким, смуглым лицом, ядовито-медными, пышными волосами и ярко-фиолетовыми глазами, изогнувшимися, словно повёрнутые горизонтально, рогами к земле, месяцы. Тонкий, клювообразный нос, хищно нависал над пухлыми, чувственными губами, бледными и почти бесцветными. Уши же его были маленькими и едва заметными. Несмотря на непривычный вид, лицо незнакомца несло на себе несомненный отпечаток благородства.
- Вы убили Валга!.. Он верно служил мне более двадцати лет… А вы вторглись с оружием в руках в моё жилище и убили моёго слугу, – укоризненно сказал он. Голос его был сухой и надтреснутый, и не все слова удавалось легко разобрать.
- Стой, где стоишь, исчадие квана! – воздел перед собой руку прингид. – Остановись, или же силой, дарованной мне Игуном, я уничтожу тебя!
- Вы убили Валга и угрожаете тем же и мне… - глаза незнакомца сузились, и он с яростью уставился на прингида, но, всё же, остановился. А прингид, не мешкая, схватил двух других священников за руки и громко принялся, вместе с ними, читать очередной священный стих. Оставшиеся же солдаты, выставив впереди себя мечи и луки, с наложенными на тетивы стрелами, выжидательно топтались не месте.
- Какого чёрта вы его слушаете? Стреляйте же! – закричал командир гвардейцев, вбегая в комнату. Рядом с ним, справа от двери появилось ещё одно существо, точно такое же, как и первое, и с силой обрушило на командира удар тяжёлой булавы, но тот, уловив краем глаза это движение, стремительно отскочил назад, в коридор. Лучники стряхнули с себя оцепенение, и стрелы, коротко взвизгнув, ринулись в незнакомца. Но сила его волшебства, видимо, была очень велика, ибо, не долетев до него каких-нибудь два лита, стрелы беспомощно упали на пол. Прингид со священниками попятились, а между ними и незнакомцем тотчас же встали, обнажив клинки, солдаты. Командир гвардейцев отчаянно сражался в коридоре с напавшим на него существом, а ещё два, точно таких же, устремились из боковой комнаты на солдат, стоящих перед священниками.
- … ярве льиту. Цивари дагму ридо ли валле. Ли валле апего, ли валле ируна! Нгу Игуна истига руно! Агис ду! Агис ду! Агис ду! – уже совершенно торопливо закончили священники. Воздух в помещении немного сгустился и как бы зазвенел. Полыхнула ослепительно белая молния и ударила в незнакомца и его слуг. Однако, никакого видимого эффекта это не произвело, лишь его слуги, на мгновенье замешкались. Впрочем, командиру гвардейцев этого оказалось вполне достаточным, и он, воспользовавшись благоприятным моментом, вонзил глубоко в грудь сражавшегося с ним существа свой меч. Раздался душераздирающий рёв, и сражённое существо, упало на пол. Из его широкой раны медленно вытекала бледно-розовая, студенистая слизь. А воодушевлённые солдаты усилили свой натиск. Раздался звон разбитого стекла, и стрелы тут же пронзили ещё одного, неосмотрительно оказавшегося рядом с окном. А по лестнице уже стучали сапоги спешащих на помощь гвардейцев.
Вновь раздался тот же самый ужасный рёв, и последний из слуг незнакомца, пронзённый сразу же несколькими мечами, свалился к их ногам. Однако и шестеро солдат, что были с самого начала в комнате, остались лежать на полу.
Священники, вместе с одним из гвардейцев, стояли в трёх шагах от незнакомца и не спускали с него глаз. Сражение длилось не больше пары минут, и за всё это время тот даже не шелохнулся. Казалось, что он смирился со своей участью.
- Взять его! – приказал командир гвардейцев, и те, немного боязливо, приблизились к нему.
Лже купец криво усмехнулся, и глаза его запылали ещё яростнее.
- Эорн акк умму! – вдруг громко произнёс он и сделал едва заметное движение рукой. В тот же миг вся комната наполнилась огненным вихрем. Все в ужасе закричали и попытались бежать.
- Мой дом!!! – вне себя от горя взвыл его хозяин, когда увидел огромные языки пламени, с рёвом рвущиеся из окон и из под крыши. Солдат и священников буквально вышвырнуло на улицу. Лишь те, что были на лестнице, вместе с командиром, закрывая лицо руками, смогли выбежать сами.
- Воды! Быстрее воды! – закричали люди, пытаясь сбить с их пылающих одежд огонь.
- Пустите меня! Пустите! Там деньги! Там все мои деньги!!! – рвался их рук близких хозяин дома.
Между тем, в огне и дыме, на коньке крыши, вдруг появился зловещий незнакомец. В тот же миг, полтора десятка стрел устремилось в него, но, как и в предыдущий раз, настигнув цель, они лишь беспомощно упали. Лучники дали ещё один залп, с тем же результатом, и обескуражено опустили луки.
- Стреляйте! Продолжайте стрелять! Он не сможет защищаться до бесконечности! – закричал командир гвардейцев и тут же закашлялся. Огонь на нём потушили, но вся борода и ресницы с бровями безнадёжно обгорели. Руки его также были сильно обожжены, а доспехи – почернели от сажи.
Лучники тут же принялись осыпать незнакомца градом стрел. Но тот, не обращая на них внимания, продолжал быстро двигаться в сторону соседнего дома. Ловко перепрыгнув на его крышу, он оглянулся, и, метнув огромный огненный шар в дом, в котором засели лучники, быстро побежал дальше. Раздались крики, вся наружная стена оказалась охваченной пламенем, и лучники сразу же бросились спасаться. Но те, что бежали по крышам параллельно незнакомцу, но противоположной стороне улицы, продолжали стрелять.
- Пожар! Пожар! – неслось над городом, и уже первые подводы с бочками, наполненными водой, влетели на улицу, сопровождаемые неистовым колокольным звоном всех церквей и соборов города.
- Стреляйте! Всё время стреляйте! – пытался перекричать этот всеобщий гвалт командир. Он вскочил и побежал за незнакомцем вдоль улицы, сбивая с ног последних оставшихся зевак. Впрочем, тех было уже совсем немного, ибо едва только начался пожар, как люди тотчас же бросились к своим домам – спасать имущество.
Лже купец, перепрыгнув на очередную крышу, ещё раз оглянулся, и что-то, синевато блеснув, вылетело из его руки и ударилось в кирасу командира гвардейцев. Того окутал ослепительный сноп искр, и, тяжело охнув, он опрокинулся навзничь.
Ещё пару залпов стрел ни к чему не привели, но уже из следующего, одна из них ударилась в спину убегающего, но тут же со звоном отскочила. Лучники немедленно удвоили свои усилия, но стали теперь стрелять в голову и по конечностям. Наконец, сразу две стрелы воткнулись в правую ногу лже купца, и тот, болезненно вскрикнув, упал на колено. Неловко взмахнув рукой, в надежде сохранить равновесие, он, всё же, не удержался и быстро заскользил вниз, выворачивая из крыши куски черепицы. На мгновение он повис, держась за желоб водостока, но в ту же секунду ещё несколько стрел ударились в него, и лже купец, не в силах больше сопротивляться, упал на землю. Его тут же окружили, подбежавшие солдаты. Не пытаясь даже выяснить жив ли он, они принялись яростно втыкать в него свои копья, желая быть уверенными, что тот наверняка мёртв.
- Слава Господу нашему Игуну! – прошептал непослушными губами командир гвардейцев и спрятал обратно под кирасу, висящий на цепочке амулет. Всё-таки, чтобы не говорили попы, а все эти волшебные штучки чрезвычайно полезны! Правда, и стоил он, как два боевых коня. Но разве это так уж и важно, когда речь идёт о твоей собственной жизни?

- Два древа Хонхора! – выругался Дэдэн и, подбросив лист в воздух, дунул. Тот изящно изогнулся, а затем бесследно исчез.
Нехорошие новости. Предстатель воли Игуна пригласил к себе верховного квистола Имрии. Тот, естественно, не явился. Тогда предстатель лишил верховного квистола сана и приказал тому отправляться в какой-то дальний монастырь, на самом юге Онгуна. Однако строптивый священнослужитель подчиниться отказался и, в свою очередь, обвинил предстателя в сговоре с Гильдией и в измене делу веры. Возмущению предстателя не было предела, и он, заручившись поддержкой имератора Атурии, тайно послал верных ему священнослужителей, во главе с квистолом Иска Атурийского и усиленных отрядом имперской армии, дабы схватить и доставить для церковного суда непокорного священника. Но, видимо, у того было много сочувствующих и при дворе самого предстателя, ибо кто-то его предупредил, и квистол Имрии, не мешкая, удалился в Пьерт, где его популярность делала невозможным применить по отношению к нему силу. Посланцам предстателя ничего не оставалось, как отправиться в Тирль, к Эрро Второму, и передать тому требования главы церкви о доставке преступного квистола в столицу Атурии. Король Имрии, разумеется, пообещал сделать всё от себя зависящее, но не предпринял ровным счётом ничего: Атурия далеко, а, зная популярность бывшего отца Тила среди народа и своих собственных церковных иерархов, он понимал, что всё это неизбежно приведёт к жестокой междоусобице. Он предпочёл переждать и посмотреть как будут развиваться события дальше. Единственное, что он сделал, так это послал письмо своему верховному квистолу с требованием, чтобы тот явиться ко двору, прекрасно понимая, что тот, всё равно, его не выполнит. Так оно и вышло: верховный квистол сообщил, что его здоровье, в силу обрушившихся на него, благодаря проискам Тёмного, тяжких испытаний пошатнулось, и он никак не может сейчас приехать в столицу, о чём бесконечно сожалеет. На том всё пока и закончилось. Квистол Иска Атурийского продолжал гостить при дворе короля Имрии, неустанно докучая тому своими требованиями, а тот, в ответ, кормил его обещаниями, да развлекал парадными пирами. Но чем дольше всё это затягивалось, тем большей грозой могло обернуться. Только последний дурак не чувствовал, что что-то, да непременно случиться. Во всяком случае, для Дэдэна уже случилось: Гильдия решила, что данная ситуация очень серьёзно затрагивает её интересы и чревата, по отношению к ней, непрекрытой угрозой, а потому, Верховному Иту Западного Инклифа надлежало предпринять всё возможное, дабы оградить Гильдию от какого-либо ущерба. Это означало, что Нгунги теперь будет не до него, о чём он и не преминул известить в своём письме, внезапно появившемся перед старым чародеем.
Дэдэн порывисто встал из кресла и, заложив руки за спину, принялся раздражённо ходить по своим покоям.
Разумеется, то, что делал квистол Имрии, представляло для Гильдии, да и вообще для всех государств Ирвира, большую опасность. Но это, по крайней мере, была опасность знакомая и вполне предсказуемая. А вот о том, что может произойти здесь, в Индэрне, приходилось только догадываться. И очень может быть, что это окажется настоящей катастрофой… Вряд ли, предсказания имели в виду религиозные междоусобицы в Ирвире. А потому, наверняка, то, что должно случиться, так или иначе, затронет весь обитаемый мир.
Дэдэн тяжело вздохнул. Быть может, напрасно, он не рассказал о Рине в Гильдии, или, хотя бы, Нгунги?.. Впрочем, с его точки зрения, того, что произошло здесь, в течение последних нескольких лет, было вполне достаточным для того, чтобы признать это чем-то чрезвычайно важным и удивительным. В чём он, собственно, и пытался всё это время убедить Гильдию. И если ему это не удалось, то вряд ли и Рина кто-либо воспримет всерьёз. В лучшем случае, его заточат в какой-нибудь темнице, до выяснения всех обстоятельств. И Дэдэн сильно сомневался, что это сколь-либо существенно поможет парнишке… Да и остальному миру тоже… А Нгунги… Что ж, Нгунги теперь тоже очень изменился. Он оставил давно в прошлом юношеский задор и любопытство и ныне снедаем честолюбием, обильно разбавленным осторожностью, так как понимает, что всего лишь один неверный шаг может решительно перечеркнуть все его надежды на высокие должности в Гильдии...
Дэдэн нахмурился и вдруг, на мгновение, стал совсем старым: лицо его ещё больше осунулось, щёки ввалились, а лоб избороздили усталые морщины. Неожиданно ему показалось, что он, всё-таки, опоздал. Старый маг выпрямился, сжал губы и прикрыл дрожащей ладонью глаза. Несколько мгновений он так стоял, а затем, глубоко вздохнув, подошёл к комоду из серебристого ясеня, покрытого замысловатой, чернёной резьбой. Открыв дверцу, он извлёк оттуда маленький стеклянный графин и налил немного в кубок приятно пахнущей, золотистой жидкости. Торопливо осушив его, он поставил кубок обратно на полку и закрыл дверцу комода. Когда волшебник обернулся, лёгкий румянец уже расцвёл на его щеках, а глаза сияли, словно у юноши.
Что толку терзать себя сомнениями? Сейчас уже поздно предаваться этому, и раз начатое, должно завершить! А кроме того, хоть что-то, у него всё-таки, да получилось: Рин уже, наверное, в Адэрне, и не сегодня-завтра сядет на корабль и будет в относительной безопасности, пусть пока только и на время. Дэдэн энергично потёр руки и, сунув в карман мешочек с магическими порошками, вышел из комнаты.
Как только за волшебником закрылась дверь, из-под кровати выбежало маленькое, тёмно-серое существо, похожее на шуструю мышку, но только с непропорционально длинной мордой и большими ушами. Зверёк беспокойно забегал кругами, как раз под тем самым местом, где Дэдэн развеял полученное от Нгунги письмо. Задрав кверху мордочку, он нетерпеливо подёргивал носом, словно пытался учуять, что же такого было в том письме, раз оно так разволновало придворного мага? Встав на задние лапы и зажмурившись, зверёк ещё раз осторожно понюхал воздух, а затем досадливо потёр лапами нос и вновь юркнул под кровать.

- Итак, Ндади, зачем ты хотел меня видеть? – Дэдэн присел на каменную скамейку и жестом предложил сделать то же самое и главному трапезничему. Ндади был чем-то весьма встревожен и оттого чувствовал себя неловко. Он озабоченно огляделся, и Дэдэн поспешил его успокоить:
- Можешь не опасаться: я принял меры…
Сегодня, сразу же после завтрака, главный трапезничий, как бы невзначай, оказался рядом с придворным магом и пожаловался тому на боли в левом плече. Дэдэн отошёл с ним в сторонку, и тут Ндади тихо сказал, что им надо срочно переговорить, причём так, чтобы никто об этом не узнал. Дэдэн понимающе кивнул и предложил встретиться сегодня в половине восьмого, на восточной стене, сразу за библиотекой. Ндади мог подняться туда с хозяйственного двора, не вызывая ничьего любопытства, а Дэдэн – пройдя через библиотеку. На том и порешили.
- Ведь это из-за Адэка, не так ли? – слегка склонился к главному трапезничему Дэдэн.
Тот удивлённо отшатнулся:
- Воистину, от тебя ничего не скроешь!.. Но если тебе всё уже известно, то извини, что понапрасну потревожил.
- Нет-нет… - Дэдэн торопливо вскинул руку. - Вполне возможно, что я знаю несколько иное, нежели ты. – Интересно, что же заподозрил Ндади?.. И почему?.. И чего такого не сумел заметить Ивдур?
Ндади ещё раз удивлённо на него взглянул и, смущённо прокашлявшись, начал свой рассказ:
- Ведь ты же знаешь, как я хорошо отношусь к парню? Скажу тебе по секрету, я даже хочу рекомендовать его на своё место, после того, как решу отойти от дел… Полагаю, что он прекрасно со всем справится: парень он смышлёный и вполне честный, да и спуску никому не даст… Именно поэтому я не хотел, чтобы нас кто-нибудь слышал. А то, как бы ему это не повредило, – Ндади вновь прокашлялся. Немного поёрзав на жёсткой скамейке, он продолжил. – Не скажу как давно, но в последнее время я стал замечать за ним некоторые странности… Бывает, случайно взглянешь на него, и покажется, что парень сам на себя не похож! Всего лишь мгновенье, но… Спаси меня всеблагая пятерица! Так вдруг сделается жутко, что аж дрожь пробирает! А иной раз даже нарочно присмотришься... Но нет: вроде Адэк, как Адэк… Ну, думаю, совсем ты стал старым и больным, старина Ндади!.. Однако сегодня, перед завтраком, зашёл я случайно в его комнату, как раз, когда его не было. Смотрю, поизносился у парня камзольчик-то. Надо бы, думаю, поменять. Потянул его, значит, за рукав (там я маленькую дырочку заприметил), а из кармана, возьми, да и посыпься на пол белый порошок, вроде как мука. Видать, и карман тоже дырявым оказался. Заглянул я в него, а там – мешочек, а под ним – этот самый порошок. Любопытство меня разобрало. Думаю, вдруг, озорник, опять какую проказу затеял? Зачем же это он муку в кармане таскает? Развязал я мешочек, а он – почти полный. Что же это такое, думаю? А вдруг, как и не мука? Насыпал я его себе в руку и попробовал… Вкуса никакого, и на муку совсем не похоже... Ну я взял и ещё попробовал… А для верности взял щепоть побольше.
Ндади испугано посмотрел на волшебника, и дрожащей рукой провёл по лбу.
- Что тут со мной началось! Я думал, что вот прямо сейчас и помру!.. Не знаю, зачем сорванцу подобные вещи. Но… ты же сам знаешь, сколько, в последнее время, в городе странного и, зачастую, нехорошего народу было. Вдруг, думаю, он с кем-то из них связался? Ведь чего только по молодости и глупости не наделаешь? А уж он-то, и вовсе, известно, какой проказник!
Сердце у Дэдэна глухо стукнуло, а потом, как ему показалось, и вовсе остановилось. Всемогущий Создатель! Как же он мог доверить охрану Его Решимости неопытному юнцу?
- У тебя с собой этот порошок? – охрипшим от волнения голосом спросил Дэдэн.
- Да… Я прихватил немного…
- Так давай его сюда! – рявкнул волшебник и нетерпеливо протянул руку.
Ндади вздрогнул и вытащил из кармана завязанный, мешочком, платок.
- Вот.
Дэдэн схватил его и торопливо развязал. Осторожно понюхав белый, с виду ничем не приметный порошок, он чуть лизнул его и на минуту задумался, а затем, с нескрываемым облегчением, вздохнул. Слава великой Силе! Это не яд! Наверное, поэтому, охранные заклинания Ивдура никак себя и не проявили.
- Я не знаю, что это… Но вот, что я тебе скажу. Правда, с одним условием.
- С каким же это? – настороженно прищурился главный трапезничий.
- Как старый друг, обещай мне сделать всё так, как я тебя попрошу! – Дэдэн требовательно уставился на него, в ожидании ответа.
Ндади склонил голову и несколько секунд молчал, наблюдая за тем, как воробьи скачут вдоль стены, выискивая зёрнышки. Затем, когда он вновь поднял её, то зябко поёжился и сказал:
- Стар я уже стал для тайн, Дэдэн… Но ради Адэка, так и быть – согласен!.. Чего же ты от меня хочешь?
- Итак, Ндади, во-первых, никому больше не рассказывай об этом… - Дэдэн на мгновение запнулся, но затем вновь продолжил. – Во-вторых, сегодня же скажись серьёзно больным и испроси, при первом же удобном случае, разрешения у герцога временно оставить замок. Если он пожелает, то я могу ему подтвердить, что ты тяжело болен… Пусть это будет, ну… скажем, обмороки и дурнота из-за бледной крови! Ты же, забирай всё своё семейство и, как можно быстрее, уезжай из города... И чем дальше, тем лучше!
- Постой, постой! – опешил Ндади. – А из города-то мне зачем уезжать? Да и…
- Ты обещал сделать всё так, как я тебе скажу! – рассердился придворный волшебник. – Не спрашивай меня больше ни о чём! Чем меньше ты будешь знать, тем тебе же будет лучше! Уж поверь мне… А об Адэке можешь не беспокоиться: с ним всё в порядке. И ещё, перестань за ним следить. Это не твоё дело.
Ндади обиженно засопел, но ничего не ответил.
- Я вовсе не думал, когда давал тебе обещание, что мне придётся выполнять твои странные капризы! – раздражённо произнёс он секунду спустя.
- Проклятье Изгури!.. Капризы?!.. Да что ты несёшь, старый осёл?! – Дэдэн в ярости вскочил и навис, уперев руки в бока, над испуганно сжавшимся главным трапезничим. – Не будь ты некогда моим другом, я бы тебя за твою наглость в крысу бы превратил!.. Капризы!.. Заботишься, заботишься об этих дураках, а они тебя считают всего лишь выжившим из ума стариком! – Дэдэн презрительно фыркнул и от досады топнул ногой.
- Но объясни хотя бы, зачем мне уезжать? Ведь всех злодеев в городе переловили, и жизнь, кажется, понемногу налаживается... А сам я никому ничего не скажу – уж в чём, в чём, а в этом ты можешь не сомневаться! Даже под пыткой! Раз я слово тебе дал... – теперь уже рассердился Ндади и в свою очередь вскочил со скамьи. Он вовсе не малолетний несмышлёныш, чтобы с ним так разговаривали. Он, как-никак, главный трапезничий! И не при ком-нибудь, а при самом герцоге Вальми Уарги Индэрнском, по прозвищу Северный Зуб. А это, что-нибудь да значит!
- Не лезь, куда тебе не следует! Ведь я же сказал: чем меньше ты будешь знать, тем спокойнее и дольше проживёшь. А капризов ради, я просьб не высказываю!.. Вот так! – Дэдэн яростно дёрнул себя за бороду, а затем шумно выдохнул.
Ндади сердито посмотрел в глаза придворному магу, а затем, смущённо потупился:
- Ну хорошо… Я сделаю так, как ты сказал.
Сжав судорожно в руке свою шапку, он сухо поклонился и, развернувшись, зашагал прочь. Дэдэн немного посмотрел ему в след, а затем, ещё пару раз сердито дёрнув себя за бороду, тоже развернулся и пошёл в сторону библиотеки.

- Ваша Верность, как истинный тхалианин, я не могу не сочувствовать столь богоугодному делу, – герцог едва сдерживался, чтобы не заорать на хранившего мрачное молчание квистола. – Но, пронзи меня рог Тёмного! Я не могу понять причину вашего нынешнего упрямства!.. Почему, ну почему вы не послушались моего придворного волшебника, и не прибегли к его посильной помощи? Ведь он почти ничего и не требовал от вас взамен!.. Поступи вы так, и, ради достижения столь благой цели, вам бы не пришлось ввергать мой бедный город в ужас и разрушение!.. Десять слёз Игуна! Почти три десятка солдат убитыми, и ещё больше раненых! Выгорело пол улицы, не считая уж отдельных домов по всему городу, а один – и вовсе растворился в воздухе! И всё – из-за вашего глупого упрямства!
Герцог злобно сверлил взглядом квистола, а тот, недовольно надувшись, с преувеличенным достоинством расправлял лежащую поверх его сутаны массивную серебряную цепь, на которой висела богато украшенная драгоценными камнями тахила.
- Колдовство, Ваша Решимость, – суть служение Тёмному. И церковь не может потакать в этом кому бы то ни было, – квистол хотел ещё что-то добавить, но передумал.
- Вот значит как! – фыркнул герцог. – С каких это пор, позвольте узнать, мой любезнейший искуплённый брат, волшебство стало служением Тёмному?.. А?.. Сотни лет оно верой и правдой служило всем государствам Ирвира, а теперь вдруг, Церковь, ни с того ни с сего, решает, что Гильдия – это сосредоточие зла и обмана?..
- Времена изменились, Ваша Решимость, – мрачно изрёк квистол.
- Не перебивайте меня! – вскипел герцог, лицо его побагровело, а на шеи вздулись вены. – Позволю себе заметить, искуплённый мой брат, что данной точки зрения придерживается незначительное меньшинство!.. Да, меньшинство!.. Я не хочу встревать в это дело, но, видит всесущий Игун, очень надеюсь, что эта весьма опасная ересь будет вскоре искоренена из тела церкви!
- Да устыдитесь слов своих, прегрознейший мой герцог! – в свою очередь вскипел квистол, в тот же миг вскакивая с притворно испуганным и возмущённым видом. – Это сам Тёмный говорит Вашими устами!.. Кто, как не он, прельстил сердца многих мира сего? Кто, как не он, многие столетия сплетал свою хитроумную сеть, чтобы ныне опутать ею и малого, и великого?.. Обманным даром принёс он когда-то в мир этот волшебство, и вот теперь пробил час испытаний, и великие беды уже стоят на пороге в дом наш!.. Одумайтесь, господин герцог!.. Не отвергайте истину!
Квистол разволновался. Его упитанные, немного дряблые щёки побледнели, а губы слегка подрагивали.
- Вы не на проповеди, Ваша Верность, – усмехнулся герцог. – Где доказательства?.. Пронзи меня рог Тёмного, но я решительно не понимаю, с чего это вы так ополчились на Гильдию! Вы можете мне это, наконец, внятно объяснить?
- Что ж… Если это угодно Вашей Решимости…- на мгновение квистол потупился, словно бы разглядывая причудливый узор на ковре, а затем, вздохнул. – В книге “Грядущих истин” искуплённого Тагили, которого все мы свято чтим, - торжественно начал он, - сказано, что господь наш, Игун, в неисповедимой своей милости, дал ему, на исходе жизни, великое откровение… Что видел он, как спелый и сочный плод, покоился в ладонях Господа. И был плод этот – совершенен в своей божественной красоте. И означал он – наш мир… Лицезрение его вселяло в сердце неописуемую радость и дарило душе вечные покой и умиротворение. И Господь сидел и любовался им. Но взгляд Господа обладал такой неописуемой мощью, что, со временем, та часть чудесного плода, на которую чаще всего падал Его взор, стала ещё совершеннее. Позавидовало этому другая часть плода, и вот в соке его появилась горечь, а на нежной и золотистой кожице – изъян. И опечалился от этого Господь, ибо понял, что вскоре погибнет дело Духа и Рук Его. И порешил Он тогда, что пусть, как и в созданном им мире, где фруктовые деревья дают плоды, и те плоды зреют, а после того, как созреют, падают наземь и гибнут от проснувшейся в них тени и горечи, а умерев, дают начало новой жизни, так пусть и этот чудесный плод, из-за того, что он утратил своё совершенство, хотя и угаснет в неравной борьбе с тёмным началом собственного же естества, обретёт через то, в самой своей смерти, новое рождение.
Квистол замолчал и задумчиво посмотрел на герцога.
- И что же это значит? – недоумённо вздёрнул брови герцог.
- Очи Господа чаще всего устремлялись на то, из чего впоследствии, когда мир утратил своё единство, и возникла Церковь. Она по праву согреваема взором божественной любви, и готова на всё, дабы возвеличить и прославить её! Пусть чародейство сильно, и тьма, рано, или поздно поглотит этот мир, но в душе Церкви храниться то, из чего, как из чудесного семечка, возродиться новое и теперь уже навеки совершенное обиталище Духа! – квистол произнёс это на удивление вдохновенно и искренне. И тут же добавил. – Ныне миру явлены знамения: волшебство обретает доселе невиданную мощь, но и Церкви всеблагой и всесущный Господь даровал великую силу! Не отказывайтесь от неё, мой прегрознейший, но наимудрейший и справедливейший господин герцог!
Квистол смиренно поклонился, и герцог, по всему видно, совсем не впечатлённый поведанной ему историей, и которому, к тому же, уже наскучило общество священника, небрежно махнул рукой, позволяя тому удалиться.
- Подумайте об этом, Ваша Решимость! – бросил на прощание квистол, и, шурша туго накрахмаленной сутаной, покинул покои герцога.

Вдали вздымались, изрезанные ветром и временем, желтовато-рыжие горы. Очертания их, в зыбкости раскаленного воздуха, всё время трепетали и оттого казались неуловимыми. Песок, тоже желтовато-рыжий, словно навеки застывшие диковинные морские волны, раскинулся вокруг них. Неожиданно, где-то пока ещё очень далеко, вверх взмыло песчаное облако. Мгновенье оно висело в воздухе, а затем исчезло. Но вскоре вновь поднялось над горизонтом. Тягучее, словно древесная смола, время медленно сочилось с пылающих солнцем небес. Наверное, прошла целая вечность, прежде чем песчаное облако обратилось в стремительно летящее над пустыней чудовище, плоское, словно покрывало, с огромной, увенчанной гребнем головой и мощными, когтистыми лапами по краям. Чудовище приближалось, и теперь стало видно, что на нём кто-то стоит. Но тут налетел песчаный вихрь, и всё исчезло.
Теперь было не так жарко. Стрекотали ночные цикады, и мириады звёзд, под их монотонное пение, бесстрастно взирали на раскинувшийся под ними мир и на город, охваченный страхом и яростью, бесстрашной яростью загнанного в угол дикого зверя. Всюду виделся чадящий свет факелов, слышался скрип подвод и лязг смертоносного железа: это его жители торопились к городским стенам.
Посреди главного зала, по колени в жёлтом песке, стоял герцог. Лицо его было каким-то призрачным и, то и дело, словно бы таяло, являя сквозь себя чей-то чужой, холодный и незнакомый лик. Когда можно было разглядеть лицо герцога, то он о чём-то гневно спорил, рот его открывался, изрыгая ругань и проклятия, но слов не было слышно. Потом стены зала содрогнулись, сверху посыпались куски штукатурки, и герцог упал на пол.
А потом, в воздухе возникло то самое лицо: мертвенно-бледное, и с такими же холодными, серовато-фиолетовыми глазами, источающими решимость и безжалостность. Если бы не это, то его можно было назвать красивым: немного вытянутое, с чётко очерченными, словно бы вырезанными изо льда, скулами, удивительно нежной кожей, и тонкими, плотно сжатыми губами. Волосы у этого незнакомца были бледно-золотистого цвета и приятно ниспадали на его плечи.
- …проснитесь! – Дэдэн застонал и приоткрыл глаза. В дверь кто-то стучал.
- Господин придворный волшебник! Проснитесь же!
Дэдэн узнал голос Ивдура, и, кряхтя, сел на постели. Нашарив на полу тапочки, он поднялся с кровати и, накинув на себя халат, зашаркал к двери.
- Что случилось, Ивдур? – с тревогой спросил Дэдэн, отодвигая тяжёлый засов: сколь бы ты ни был премудрым в магии, но никогда нельзя полагаться только на неё, ибо, едва это случиться, считай, что ты пропал.
Распахнув дверь, он увидел Ивдура, держащего за хвост какую-то ушастую тварь.
- Ну и что это? – насмешливо хмыкнул старый волшебник, указывая на неё крючковатым пальцем.
- Я не знаю, господин придворный волшебник. Но я отобрал это существо у кота, шнырявшего в верхних кладовых… Я никогда раньше такого не видел! – Ивдур был крайне возбуждён и, то и дело, вздымал вверх руку с загадочным зверем, как бы предлагая Дэдэну полюбоваться на него.
- Да… я тоже такого не видел, – Дэдэн равнодушно почесал нос. – Наверное, шпионил здесь, в замке… Не удивлюсь, что если снять с него чары, то оно окажется кем-то совсем другим, хотя, скорее, оно просто привезено откуда-то издалека: ведь многие волшебники умеют заставлять работать на себя всяких диких тварей, но лучше всего – тех, с которыми привыкли работать.
- Я так и подумал!.. Так, что нам с ним делать? – Ивдур протянул Дэдэну ушастого зверька.
- Лучше всего выкинь его! – отступил на шаг Дэдэн. – А потом помой, как следует, руки… Я уверен, что сейчас по замку шныряет ещё с десяток-другой не менее странных созданий. Если бы это было не так, то я бы очень удивился.
- И вы позволите им безнаказанно делать это? – изумлённо округлил глаза Ивдур.
- А как ещё я, по-твоему, должен поступить? Переловить их всех? Следить за ними?.. Должен тебе сказать, что, как правило, это мало чего даёт: они крайне редко узнают что-либо стоящее, а потому, столь же редко отправляют весточки своим хозяевам… Всё, что я, действительно, хотел бы скрыть от них, увы, уже известно слишком многим. Всё же остальное – крайне маловажно… Кроме того, - улыбнулся Дэдэн. – я ведь тоже кое-что, в этом роде, умею! Скажу тебе по секрету, я нашёл общий язык с местными крысами. Многого я, конечно, заставить их сделать не могу, но, по крайней мере, я сумел внушить им, что в их владениях завелось слишком много чужаков. Опасных для них чужаков. Так что теперь они довольно успешно на них охотятся.
Ивдур разочаровано посмотрел на свою добычу и смущённо спрятал её за спину.
- А вот что ты делаешь в столь позднее время? – сурово нахмурился Дэдэн.
- Я? – отступил на шаг Ивдур. – Я, признаться, обеспокоен исчезновением главного трапезничего. Ещё днём он был в замке, а затем, как говорят, сказался внезапно больным и куда-то уехал… Знаете, многие утверждают, что он ссылался на вас! Но я не очень-то в это верю.
- Почему же это? – удивился Дэдэн.
- Мне кажется, что он, в последнее время, следил за лже Адэком… И что-то заподозрил.
- Не проще ли было спросить об этом меня? – недоумённо пожал плечами Дэдэн.
- Да, но… Я не думал, что всё так просто, – совсем растерялся молодой волшебник.
- Вот что! – Дэдэн схватил его за рукав и втащил в комнату. – Раз уж ты пришёл… Мне нужно разобраться с действием одного незнакомого мне снадобья. Но, делать это без помощи другого достаточно умелого чародея было бы крайне неблагоразумно. Всё, что было возможно сделать одному, я уже сделал. Мне удалось разделить его на составляющие, но, по меньшей мере, треть из них (судя по всему, очень важная треть) – мне незнакомы. Я пробовал давать его различным животным, но они хоть и мучились, но не погибали, и когда действие снадобья прекращалось, вновь чувствовали себя вполне благополучно. Я даже решился потратить изрядную часть Силы, и внимательно вчувствовался в него. Но и это не помогло: его сущность неизменно от меня ускользает! – Дэдэн отвернулся и прошёл к красивому комоду позади себя. – Единственное, что мне осталось – это испытать его на самом себе! Вот для этого мне и потребуется твоя помощь… В процессе этого моего опыта тебе нужно будет постоянно держать мой дух за руку, потому как иначе – со мной может случиться что-нибудь ужасное и непоправимое… Ты согласен?
Ивдур расправил плечи и невольно вздёрнул вверх подбородок:
- Разумеется, господин придворный волшебник! Но, признаться, я никогда раньше не держал чей-либо дух за руку и даже не представляю, как это делать.
- А! Ничего сложного… - махнул рукой Дэдэн. – Я зажгу свечу, а потом введу тебя в особое состояние… Ты увидишь меня. Возможно не таким, каким я предстаю пред тобой в обычном мире, но это не так уж и важно... И вот, ты возьмёшь меня за руку, и будешь всё время смотреть на пламя свечи. По мере того, как со мной будет что-то происходить, мы будем удаляться от свечи всё дальше и дальше. Твоя задача – крепко держать меня за руку, не обращать внимание на то, что будет со мной твориться, и не спускать глаз со свечи! До неё всегда должно оставаться не более десяти-пятнадцати шагов, и если расстояние будет увеличиваться – изо всех сил стремись к ней назад. Только без нужды не очень усердствуй, а то непременно вытащишь нас оттуда до срока. Вот когда я три раза дёрну тебя за руку, или, сохрани меня от этого Единый Создатель, утрачу вдруг свою волю, то тогда ты уже, без промедления, нас и вытаскивай. Ясно?
- Да, господин придворный волшебник! Но… может быть будет лучше, если я приму это снадобье, а вы – посторожите меня? – неуверенно предложил Ивдур.
- Нет! Это исключено! – решительно замотал головой Дэдэн. – Чтобы раскрыть тайну этого снадобья, я должен сам всё испытать... А ты – не бойся! Это самое главное. Если, хоть на мгновение, растеряешься, то и меня погубишь, и сам не спасёшься. – Дэдэн на мгновение задумался, и, пожевав губами, добавил. – На всякий случай. Если почувствуешь, что не в силах вытащить меня, то отпусти мою руку и выбирайся сам. После этого, иди к герцогу, и от моего имени проси немедленно схватить лже Адека. Я напишу для герцога, на всякий случай, такую записку… Ну что ж! Приступим, пожалуй?
И Дэдэн, потирая руки, открыл створки комода.
- Иди, помоги мне! – сказал он.
Швырнув загадочного зверька в коридор, Ивдур старательно запер на засов дверь, и лишь после этого с готовностью приблизился.
- На вот, поставь это на стол, – Дэдэн передал ему несколько склянок с тускловатого цвета жидкостями и порошками, а сам подошёл к окну, и, встав за пурпурную, расписанную золотом конторку, зажёг свечу и принялся что-то быстро писать. Затем он сложил лист бумаги, капнул на стык краёв сургучом и приложил к нему свой перстень.
- Если со мной что-нибудь случиться, отдашь это герцогу! Когда он прочтёт, то непременно разрешит тебе схватить того, кто выдаёт себя за Адека. – Дэдэн хмуро ткнул письмо в руку молодого волшебника и отвернулся к столу. – Так, а сейчас я кое-что приготовлю!
Дэдэн положил на стол маленькую зелёную пирамидку, дунул на неё, и над её вершиной тут же заплясало ровное, синеватое пламя. После этого, он поставил над ней треногу, а на неё водрузил кастрюлю с белёсой жидкостью. С помощью металлического стержня с разного рода держалками, он закрепил стеклянную колбу, погрузив её наполовину в уже начавшую закипать белёсую жидкость. В колбе лежал крохотный пористый камешек и ещё какой-то металлический стерженёк, заплавленный в прозрачный материал. Дэдэн сделал неуловимое движение пальцами, и стерженёк принялся стремительно вращаться, позвякивая о стенки сосуда. Затем Дэдэн всыпал туда, через стеклянную воронку, бледно-оранжевый порошок, немного чёрного порошка и щепотку какой-то травы, после чего, одну за другой, влил туда несколько жидкостей, так, что оказалось занятым треть общего объёма колбы. Потом он вставил в горлышко сосуда раздвоенную насадку, в одно колено которой водрузил хитрое стеклянное приспособление, из которого редкими каплями сочилась похожая на тёмно-красную кровь жидкость. В другое колено он вставил двойную стеклянную трубку, меж стенок которой текла, невесть откуда бравшаяся и также неизвестно куда ичезающая, вода. Очень скоро внутренняя трубка этого водовода запотела, и оседающая на его поверхности жидкость стала торопливо скапывать обратно в колбу. Прошло минут пятнадцать. За это время тёмно-красная жидкость полностью стекла в колбу, содержимое которой загустело и стало, словно бледно-зелёная каша. Подождав ещё пару минут, Дэдэн взял в руки очень тонкую деревянную лопаточку и, вытащив раздвоенную насадку, осторожно опустил лопаточку в получившееся варево. Вытащив немного этой каши наружу, он поднёс лопаточку к носу и осторожно понюхал.
- Кажется готово! – удовлетворённо проворчал старый волшебник и улыбнулся. – Я надеюсь, что ты хоть немного голоден.
Ивдур с критическим видом покосился на то, что получилось у придворного волшебника:
- Не могу сказать, чтобы это выглядело особо аппетитным. Но, если так надо... В конце-концов, за годы обучения в университете я уже вполне достаточно наелся всяческих зелий! Так что, одним больше, одним меньше…
- Ну, вот и молодец! – Дэдэн выложил полученную массу на две небольшие глиняные тарелочки.
- У меня только один вопрос! – Ивдур взял склянку с чёрным порошком и, приоткрыв пробку, осторожно помахал в свою сторону ладонью. – Ведь это же толчёная чешуя чёрного дрангарского дракона?
Дэдэн прищурился и с любопытством посмотрел на юношу.
- Ты узнал это по запаху?
- Да-а… - неуверенно ответил тот и, заметив недоверие на лице старого волшебника, пояснил. – Я читал, что порошок из чешуи чёрного дрангарского дракона пахнет смертью и ужасом. Что он подобен смраду изо рта самого Тёмного… И этот, – Ивдур слегка потряс стеклянную банку, – как мне показалось, пахнет именно так.
- Занятно… - пробормотал Дэдэн. – Насчёт того, как пахнет из пасти Тёмного, я ничего сказать не могу. Но истолчённая чешуя этого дракона, действительно, имеет весьма необычный запах. И мне удивительно, что ты его узнал. Особенно, если, как ты говоришь, никогда раньше с ним не встречался… М-да… Я, во всяком случае, использую его для усиления чувствительности духовной эманации. Без него мне бы вряд ли удалось быть достаточно зрячим в той части мира, куда мы с тобой отправимся… В своё время, должен тебе заметить, я затратил очень много усилий, чтобы правильно вычислить этот компонент. Ради того, чтобы определить его, мне пришлось решить ассиметричное уравнение пятого уровня!
Ивдур потрясённо посмотрел на старого волшебника, и рот его при этом сам собой открылся.
- Да, да, друг мой! – самодовольно усмехнулся Дэдэн, который, как и большинство волшебников, был весьма тщеславен. – У меня ушло на это более шести лет! И потом ещё три года, чтобы довести эту процедуру до совершенства. Зато, когда я этого добился, Гильдия сразу же удостоила меня четвёртой ступени. Причём, минуя третью!
Ивдур только руками развёл, а затем сокрушённо вздохнул:
- Боюсь, такого мне никогда не суметь!
- Не отчаивайся, юноша! У тебя ещё всё впереди! – подбодрил его Дэдэн и весело похлопал по плечу.
- А для чего другие компоненты? – спросил Ивдур.
Дэдэн немного укоризненно посмотрел на него а затем, назидательно подняв вверх указательный палец, изрёк:
- Прояви прилежание. Когда вернёшься в университет, сходи в библиотеку и разыщи соответствующую мою работу.
- В библиотеку! – фыркнул молодой человек. – Да всякому, кто уже хотя бы на втором году обучения, прекрасно известно, что все собранные там заклинания и магические ритуалы не работают! Если, конечно, их автор уже не умер. Пойди, найди такого дурака, кто выболтает всем свои секреты, добытые тяжким трудом! Успешно повторить это может только избранный, с кем автор решил поделиться своей тайной… Одного не пойму, почему Гильдия позволяет такое?
- Видишь ли, - Дэдэн откинулся на спинку кресла и закинул ногу на ногу. – Во всём этом есть определённый смысл… Общедоступны только те заклинания и ритуалы, которые, насколько может полагать Гильдия, и без того уже известны очень многим. Ведь по-настоящему правильно пользоваться сложным заклинанием или ритуалом может научить лишь тот, кто создал их, или же, был обучен непосредственно их автором, или, в крайнем случае, чародеем, имеющим достаточно богатый опыт обращения с ними. Со временем, круг лиц прочно овладевших той, или иной волшебной процедурой, как правило, неуклонно расширяется, пока, наконец, не становиться очевидным, что её можно уже считать почти общеизвестной. Вот так, от создателя, к его ученикам и, иногда, друзьям-чародеям, новое волшебство, медленно, но верно, и распространяется… - Дэдэн налил в кубок немного красного вина и, разбавив его водой, сделал пару жадных глотков. Утерев затем усы и бороду, он продолжил. – Возможно, это и не совсем хорошо, в плане обучения молодых волшебников... Однако не следует забывать, что помимо Гильдии, в мире существует и множество других чародеев, никоим образом с ней не связанных, а зачастую – и явно враждебных. Взять, хотя бы, магов Лингии и стоящих за ними чародейских цехов Дрангара. Конечно, мало кто из них по своей мощи может сравниться с Гильдией, но… честно говоря, как показали события последних лет, в этом вопросе Гильдию могут ожидать неприятные сюрпризы… Да, да, мой юный коллега. – Дэдэн сурово взглянул на Ивдура, когда тот хотел было что-то возразить на это его замечание. – Теперь я уже не столь уверен, что у нас нет достойных противников где-нибудь за Срединным хребтом!.. – Старый маг немного задумчиво помолчал и вновь вернулся к разговору. – Тем не менее, по собственному опыту, я могу сказать, что при известной настойчивости, воспользовавшись указаниями, которые есть в библиотеке, вполне возможно воссоздать волшебную процедуру целиком. Разумеется, при наличии несомненного магического таланта!.. Другое дело, что удаётся это, всё же, далеко не всегда, да и времени и сил требует не в пример больше, чем при обычном обучении… Само собой, что много чему можно научиться из старинных трактатов. Тому, что, несмотря на свою древность, не утратило силы и вот уже столетия, а то и тысячелетия, верой и правдой служит всем волшебникам. Ну, например, запускать огненные шары, или создавать небольшие иллюзии, или же, превращать в вино воду. Но!.. Опять-таки. Если у тебя не будет хорошего наставника, то, скорее всего, шары у тебя, в большинстве случаев, будут лететь куда угодно, но только не туда, куда ты сам хочешь их запустить, иллюзии будут годиться разве что для того, чтобы пугать твоих домочадцев и товарищей, а вино будет такой кислятиной, что им можно будет угостить, разве что собственных врагов… Конечно, бывают и исключения. Однако истории известны имена совсем немногих волшебников, которые, в силу своего исключительного таланта, дошли до всего сами!
Дэдэн снова сделал несколько глотков и удовлетворённо рыгнул.
- Вино у меня, получается неплохое, но я всё же предпочитаю пешарское… На вот, выпей! – и волшебник налил и Ивдуру. – Тебя, наверное, тоже уже жажда замучала! Не подумай, что я жадничаю… Нет… Просто перед таким сложным делом, что нам предстоит, надо иметь трезвую голову, поэтому я и налил тебе немного.
Выпив вина, Ивдур поставил кубок на стол, а затем вновь взял в руки банку с порошком из чешуи чёрного дрангарского дракона.
- Наверное, он обошёлся Вам в целое состояние! – восхищённо произнёс Ивдур, взвешивая её в руке.
- Ха-ха! – довольно засмеялся Дэдэн. – А вот и нет! Я получил его даром!
- Даром?! – Ивдур чуть было не выронил банку от удивления.
- Да, Ивдур, даром! – придворный волшебник, лукаво улыбаясь, погладил бороду и пояснил. – Чёрных драконов – по пальцам пересчитать. И каждый из них имеет своё имя. Так, имя этого было – Нно Торршугу. Что значит – Беззвёздная Ночь. В те годы, когда я ещё не был таким старым, мне доводилось много путешествовать. И вот, можешь мне не верить, но дракон этот был сражён в бою! Не мною, конечно, а одним великим кивилийским воином, с которым мне выпала честь делить тогда путь… Эх! Но это длинная история, и я её тебе когда-нибудь потом расскажу. А сейчас – пора приступать к делу.
Дэдэн, кряхтя, выбрался из кресла и подошёл к столу.
- Возьми там… во-о-он в том шкафчике... пару ложек и иди сюда! – приказал он, усаживаясь на стул.
Ивдур достал серебряные ложки и, недовольно поморщившись, сел рядом с придворным волшебником.
- Ну, что ж, мой юный коллега, приятного тебе аппетита! – усмехнулся Дэдэн и принялся осторожно, по чуть-чуть, есть приготовленное им снадобье. Ивдур грустно вздохнул и последовал его примеру.
Когда всё уже было съедено, Дэдэн вытер рот и бороду салфеткой.
- Ну как тебе моя стряпня? – спросил он.
- Я ел и кое-что похуже! – бодро ответил заметно побледневший Ивдур, но тут судорога отвращения пробежала по его телу, убедительно доказав, что он всего лишь льстил старому волшебнику.
- Это всё из-за чешуи, – пожаловался Дэдэн. – Без неё – это даже довольно недурственно... Ну да ладно! До того, как снадобье начнёт действовать, нам надо ещё кое-что сделать.
И с этими словами Дэдэн поднялся из-за стола. Напротив кресла он поставил на стол толстую свечу и, слегка коснувшись фитиля пальцами, зажёг её. Затем он достал из комода несколько деревянных кружков, с металлическими стерженьками, высотой лита три, вбитыми в их центр, и аккуратно разложил их вокруг кресла, так, что они образовали правильный шестиугольник. После этого Дэдэн вернулся к комоду и вытащил оттуда платок с загадочным снадобьем, принесённым ему Ндади. Развернув его, он некоторое время с сомнением смотрел на этот бесцветный порошок. Выбрав, наконец, несколько самых больших крупинок он решительно положил их себе на язык.
- Совершенно безвкусный! – сказал он, спустя несколько секунд, после чего вернулся к креслу.
- Итак, бери стул и садись слева от меня! – распорядился он затем.
- Видишь, на столике у окна маленький пузырёк с золотистой жидкостью? – спросил он у взволнованного Ивдура. Тот посмотрел, куда указывал старый волшебник и кивнул головой.
- Если со мной что-нибудь случиться, и ты не сможешь меня вытащить оттуда, то налей на донышко кубка этой жидкости и дай мне выпить. А затем намажь мне, ею же, виски, потом – под основанием черепа, на груди – под сердцем, и между большими и указательными пальцами. – Дэдэн, теперь уже не отрываясь, смотрел на свечу, и голос его звучал, как бы издалека.
- Я знаю эти точки сосредоточения, – успокоил его Ивдур и с удивлением заметил, что и себя он тоже слышит немного со стороны. Он ещё раз глубоко вздохнул и, крепко сжав протянутую Дэдэном ладонь, уставился на пляшущий огонёк.
Через некоторое время всё вокруг окутал мрак, и огонёк свечи, одиноко стоящей на столе, остался единственным источником света. Ивдур с опаской огляделся. Старый чародей бледно-жёлтым пятном висел рядом с ним. Лица его Ивдур не мог разглядеть: оно тоже казалось всего лишь мутным, лишённым каких-либо черт, пятном. Наверное, заметив, что Ивдур смотрит на него, Дэдэн ободряюще сжал его ладонь. Тихо-тихо, словно с другого конца огромной пещеры, до него долетел шёпот придворного волшебника: “Не бойся, и следи за свечой!”
Это было очень утомительно, довольно странно и немного страшно – вот так висеть в обволакивающем тебя мраке, не слыша даже биения собственного сердца, когда во всём мире для тебя существует лишь, также необъяснимым образом, висящий в пустоте стол, с мерцающей на нём свечой, да золотистое, овальное облако, парящее рядом и намертво вцепившееся в твою руку. Расстояние до свечи пока оставалось неизменным – шагов пять, не больше, и Ивдур не знал чем же себя занять. Ему очень захотелось узнать, как же он сам выглядит со стороны, но приставать к Дэдэну с подобным вопросом показалось ему неудобным. Хотя, был ли чем занят придворный волшебник, ему также было неизвестно.
Неожиданно Ивдур заметил, что уже какое-то время тьма вокруг понемногу меняется: из безоговорочно чёрной она стала понемногу светлеть, кое-где появились, пока всё ещё едва заметные, цветные полосы, медленно скручивающиеся в спирали и круги. Постепенно они становились всё заметнее, разгорались всё ярче, пока вдруг разом не вспыхнули, обратившись в диковинные цветы, беспрерывно меняющие своё обличие. Через мгновение цветы исчезли, и на их месте возник красочный узор, оказавшийся, правда, столь же недолговечным. Узор сменился загадочным орнаментом, а орнамент вновь взорвался снопом дико перемешанных красок. Ивдур так старательно всматривался во всё это, что у него даже разболелись глаза, хотя, были ли они сейчас у него? Мысленно подняв руку, он осторожно потёр, как ему представлялось – пальцами, веки, и тотчас же увидел перед собой свою ладонь. Молодой чародей обрадовался ей, словно старому знакомому. И тут же его обожгла новая мысль – свеча! Ивдур испуганно уставился на стол: сомнений не было, до него теперь было в два раза больше – примерно шагов десять. Ивдур в панике тут же рванулся к нему и, в то же мгновение, оказался рядом, едва успев остановиться. От стола его теперь отделяло не больше десяти литов, и сквозь переливающееся всеми цветами пространство, смутно проступили очертания комнаты придворного волшебника, кресла, с сидящим Дэдэном, и стулом, рядом с ним, на котором, нелепо ссутулившись, сидел он сам. Ивдур осторожно попятился, пока вновь не оказался от стола на расстоянии пяти шагов.
Вдруг, прямо перед ним, на фоне пылающей свечи, появился белый, туманный круг. Ивдур даже не успел испугаться, как тот уже превратился в красивое лицо неизвестного ему мужчины. Волосы его развевались, словно на ветру, а взгляд был напряжённый и какой-то изучающий.
- Имя! – потребовал он, и голос его был подобен грохоту сошедшей с гор лавины.
- И… И-ивдур! – растерявшись от неожиданности, ответил молодой чародей.
Неизвестный ещё раз внимательно на него посмотрел и исчез.
Через несколько секунд Ивдур услышал, как Дэдэн окликнул его:
- Ивдур!.. Ивдур!
Слышно, как и в первый раз было очень плохо, но разобрать слова не составляло труда. Ивдур ещё крепче сжал руку старого мага и мысленно склонился к нему:
- Я слушаю Вас, господин придворный волшебник!
- Ивдур, свет свечи слишком ярок, и не позволяет мне ничего увидеть… - прошелестел голос. – Отойди шагов на тридцать… А потом… может ещё настолько же.
- Хорошо! – Ивдур очень удивился такой просьбе: ведь Дэдэн сам говорил, чтобы не удаляться от свечи более, чем на пятнадцать шагов. Тем не менее, он послушно принялся пятиться назад. Однако едва он сделал десять шагов, как рука старого волшебника страшно напряглась, не пуская его дальше, и из золотисто-жёлтого облака, в виде которого тот пребывал, словно змея, вытянулась длиннющая шея, увенчанная непропорционально большой головой. На него тут же уставилось сердитое лицо придворного чародея.
- Зад бибкаруса! Чего ты пятишься?! – рявкнул Дэдэн.
- Но вы же сами просили! – стал оправдываться Ивдур.
Пару мгновений Дэдэн размышлял, а потом приказал:
- Никого и ничего не слушай! Не отходи от свечи – ни при каких обстоятельствах! Три раза дёрну тебя за руку – вытаскивай нас отсюда! Всё-ё-ёёёё!..
И шея с головой Дэдэна тотчас же стремительно втянулась обратно в золотисто-жёлтое облако. Раздался чей-то издевательский смех, но Ивдур постарался не обращать на него внимания – он, что есть сил, стремился обратно к столу. Он быстро преодолел шагов пять, а потом, что-то неодолимо стало тащить его назад. Ивдур напрягся, мысленно упёрся в невидимый пол ногами, и, весь подавшись вперёд, рванулся к спасительному свету свечи. Что-то пронзительно зазвенело, и он увидел, что ноги его идут вперёд, а вся остальная часть тела, расположенная выше пояса, оказалась на несколько шагов позади них и соединяется теперь с ними лишь растянутой, до прозрачности, поясницей. Беззвучный крик ужас сорвался с его губ, но, подобную слабость он себе позволил лишь в первую секунду. Ивдуру стало ясно, что он оказался во власти чьего-то магического воздействия.
- Тли згу огуш! Ватай ипу огуна! Ою, ою, дин! – мысленно прошептал он и представил себе сияющую сферу, разрастающуюся от него во все стороны. Несокрушимую, неудержимую, яростную в своём гневе. В душе его всё заклокотало, и он, с бешенством, устремился вперёд. Раздался оглушительный хлопок, сфера лопнула, но и сила, препятствовавшая ему двигаться в сторону свечи, исчезла. И Ивдур вновь, едва успел затормозить, чтобы не выскочить в комнату придворного волшебника.
Только сейчас он заметил, как судорожно сжимал его ладонь Дэдэн. Ивдур хотел взглянуть на него, но не решился отвести взгляд от свечи. Но тут рука старого чародея дёрнулась настолько сильно, что чуть было не выскользнула из его пальцев. Вцепившись в неё, так, что кисть пронзила жгучая боль, Ивдур быстро оглянулся: теперь Дэдэн был не жёлтым с золотом овальным облаком, а бесконечной, кроваво-чёрной полосой, тянущейся в неизвестность. Ивдур дёрнул его за невидимую руку и в ответ получил ободряющее пожатие. Вновь напрягшись, он медленно стал приближаться к свече.
- Доо луго малхт! Малхт ипу огуна! Тидо джуб! Тин о, тин о дин! – это было самое действенное заклинание из известных ему, и Ивдур очень надеялся, что оно поможет. Как и в предыдущем случае, он прочёл его полную форму, а не сокращённую (тогда бы оно звучало, как “долумаиг тидтид”), ибо хотел быть уверен в наибольшем эффекте. Он представил, что мириады лучей врываются в него, проникают в каждую мельчайшую ячейку его тела, наполняя невиданной мощью: заставляя набухать мышцы, утолщаться и удлиняться кости и упрочняться сухожилия. В тот же миг, он с лёгкостью сделал ещё два шага, по направлению к столу, но неожиданно вновь ощутил сильный рывок. Посмотрев назад, Ивдур в отчаянии застонал: придворный волшебник превратился в длинную, тонкую нить, скрывающуюся в огромном, трёхмерном, прозрачном, словно стекло, лабиринте.
- Что же теперь делать? – лихорадочно подумал он. – Какое заклинание следует применить?
И тут, словно ниспосланное от самого Единого спасение, он ощутил, как придворный волшебник три раза решительно дёрнул его за руку. Ивдур с облегчением развернулся и тут же опять потрясённо застыл: перед ним, на разном удалении от него, парили сотни столов с зажженной свечёй. И какой из них был настоящий, Ивдур не имел ни малейшего понятия.
Дэдэн вновь три раза настойчиво дёрнул его руку, и Ивдур понял, что надо спешить.
- В конце-концов, я оставался на прямой линии к столу, и он был, не более чем в семи шагах от меня! – решил молодой чародей, и, утерев со лба воображаемую испарину, двинулся в выбранном направлении. Видимо, это было правильным решением, ибо в тот же миг, все ложные столы разом исчезли, а Ивдур вскоре словно бы упёрся в невидимую ткань, которая пружинила и не желала его выпускать. Он снова видел комнату придворного волшебника, его самого и себя, но пройти туда не мог. Весь напрягшись, он рванулся вперёд. Что-то, с чавкающим звуком, лопнуло. Всё завертелось, стремительно падая ему навстречу, и Ивдур, на долю мгновения зажмурился. Когда же он вновь открыл глаза, то обнаружил себя сидящим на стуле. Повернувшись направо, он, с величайшим облегчением, увидел Дэдэна. Тот полулежал, глаза его были закрыты, а сам он тяжело дышал. Очень тяжело. Лицо его было мертвенно бледным и всё покрыто зеленоватыми, как съеденное ими снадобье, капельками пота. Ивдур хотел было побежать к окну, за золотистой жидкостью, но Дэдэн не отпустил его руку и, открыв глаза, глухо прохрипел:
- Немедленно схвати лже Адэка! Беги же!
Молодой чародей замешкался, и Дэдэн, с трудом, улыбнулся ему:
- За меня не волнуйся! Со мной всё в порядке…
Ивдур коротко кивнул и бросился вон из комнаты.

Илсаис, Тысячеликий, как он себя называл, лежал на кровати в своей комнате. Вернее, не в своей, а старшего трапезничего, в которого ему пришлось перевоплотиться по воле повелителя. Илсаис вновь конфузливо поёжился: из-за этого распроклятого трапезничего он чуть было не лишился расположения своего господина! Да воссияет око Конжага, что этот мерзкий трапезничий, знал что-то стоящее! Если бы не это, то повелитель давно бы его уничтожил. Превратил бы в вечно стонущий ветер, ни мгновения не знающий покоя, и нескончаемо мечущийся в вихрях страданий. А ведь Илсаис говорил господину, что не силён в магии, что тот должен сам явиться и забрать этого трапезничего, или же, прямо тут, допросить его! Откуда Илсаис мог знать, что эти люди окажутся столь хрупкими и изнеженными? А если тот и умер, то и что с того? В конце концов, сбросил же он его незаметно в реку? А главное – сказал же тот перед своей смертью, что-то важное, что-то такое, чему его господин необычайно возрадовался? Илсаис совершенно отчётливо почувствовал это. Когда он сообщил господину, что в тот день, у того самого дома, перед тем, когда туда явились слуги Врага его господина, странный недуг сразил другого трапезничего, который здесь уже не служит, а присягнул на верность иному властителю, чьи владенья носят название Оленья Тропа и расположены недалеко от этого, столь уже надоевшего ему, Илсаису, города, то Илсаис и сам ощутил тот неизяснимый восторг, что вдруг наполнил всё существо его повелителя. Однако когда Илсаис сказал, что старший трапезничий расспросов не выдержал и умер, повелитель страшно разгневался. Конечно, Илсаис помнил, что трапезничий обязательно должен был остаться живым. Но что ж тут поделаешь? Ведь по доброй воле тот ничего не желал говорить! Гнев повелителя был ничуть не меньше, чем его радость перед этим. Илсаис ужасно испугался. Но повелитель всегда был добр к нему. И всегда высоко ценил. А потому, умерив свой гнев, сказал, что во всём бывает скрыто и что-то хорошее, и, раз уж так всё получилось, то ему, Илсаису, надо стать на время старшим трапезничим и, получив таким образом доступ к еде местного правителя, попытаться подготовить того к его приходу. Это был последний раз, когда Илсаис слышал голос своего повелителя. После этого он мог слушать его волю лишь из уст других его слуг. А теперь, к сожалению, даже и они были вынуждены покинуть город. Уходя, они передали ему последнее напутствие господина: тот говорил, что задача стала слишком опасной, и что он не будет на него гневаться, если Илсаис откажется от её исполнения и уйдёт вместе со всеми. Но Илсаис не хотел разочаровывать своего господина и гордо ответил им на это: даже если ему придётся расстаться с жизнью, он не откажется от того, что поручил ему повелитель. Он знает, сколь это важно для него, а потому – остаётся.
Нельзя сказать, что он был излишне самоуверен: ещё тогда он ощущал лёгкое беспокойство, и вовсе не был убеждён, что действительно справится с порученным ему. Но то чувство, что он испытывал на протяжении последних нескольких дней иначе, как ужас он назвать не мог. Илсаис был очень чувствительным ко всяким душевным веяниям существом и оттого сразу уловил запах стремительно надвигающейся опасности. Потому и пребывал не в самом лучшем настроении. Конечно, он мог бы просто взять и сбежать. И повелитель, и в правду, не сказал бы ему ни единого слова в упрёк… Но завершение было так близко! Да и гордость не позволяла… С другой стороны, если его схватят, то это может обернуться для его повелителя большими издержками, и тот, скорее, вновь станет гневаться за проявленное им упрямство, чем, нежели, хвалить за подобную преданность.
Илсаис грустно вздохнул, и решил для себя, что если завтрашний день не принесёт никакой перемены к лучшему, то он откажется от личины старшего трапезничего и примет облик кого-нибудь другого, дабы попытаться довести порученное ему дело до конца. Порешив так, Илсаис подтянул эти нелепые человеческие колени к столь же нелепому человеческому брюху и, обхватив их ещё более неудобными руками, беспокойно заснул.
Острое чувство смертельной опасности разбудило его. Илсаис стремительно вскочил с кровати и распахнул дверь. В тот же миг на него кто-то налетел и повалил на пол. Несколько мгновений Илсаис, ничего не соображая, отчаянно сопротивлялся, пытаясь вырваться из неправдоподобно крепких объятий, но затем совладал с собой и быстро принял наиболее привычный свой облик. Пахло колдовством, и потому действовать надлежало предельно осторожно. И крайне решительно.
Илсаис мягко выскользнул из сдавивших его рук и, проскочив меж ног нападавшего, вновь устремился к двери. Все двенадцать щупальцев молниеносно вытолкнули его в коридор, и он даже уже успел превратился в огромный, упругий шар, чтобы стремительно умчаться прочь, как вдруг почувствовал , что его подвесили в воздухе, где он мог лишь бессильно вращаться на месте. Видимо, без боя ему не уйти. Илсаис издал душераздирающий рёв, такой, который издавали гигантские медведи-ревуны, когда дрались за обладание самками, и, выстрелив во все стороны множеством гибких и тонких, словно лианы, конечностей, с острыми, прочнее стали, шипами на конце, обрёл, наконец, требуемые точки опоры. В тот же миг, как это случилось, он ринулся на опешившего противника, приняв в полёте облик ужасного улинга – самого страшного хищника, которого он только знал: шесть одинаково ловких и сильных лап, ядовитые, острые клыки, в три ряда, мощный хвост с тяжёлой булавой и невообразимая ловкость в гибком, тренированном теле. Не дав врагу опомниться, он попытался впиться в его горло, одновременно терзая его всеми лапами. Фонтаном брызнула алая кровь – наверное, ему удалось повредить артерию, но, к удивлению Илсаиса, дальше острые клыки не прошли, упёршись, в воистину, стальные мышцы. Руки противника смертельно сдавили его, так что Илсаису показалось, что сейчас его переломят пополам. Сделав невозможное усилие, ему удалось выскользнуть из этой чудовищной хватки и отскочить в сторону. Противник ошарашено смотрел на него и, как был уверен Илсаис, сам до смерти его испугался. Но Илсаис чувствовал, что несмотря на это, бороться тот будет до конца, и ни за что не позволит ему уйти, даже ценой своей собственной жизни.
Плохо! Илсаис тут же превратился в огромное медузообразное существо, метра полтора диаметром, и вновь ринулся на своего врага, на этот раз пытаясь его обволакивать и не давать дышать. Руки противника безуспешно рвали податливое тело, ни на каплю не облегчая его положения. Илсаис принялся стрекать его ядовитыми железами, и напавший на него колдун стал ослабевать. Слава Конжагу, что колдун, судя по всему, был ещё слишком молод и неопытен! Илсаис удвоил усилия, понимая, что скоро здесь будет полно людей, привлечённых шумом борьбы, и тогда ему уже вряд ли удастся спастись. Неожиданно, тело врага утратило свою мощь, и Илсаис ощутил, что борется с самым обычным человеком. Но, в тот же миг, какая-то ослепительная сфера вырвалась из груди колдуна, и мгновенно расширившись отшвырнула Илсаиса на стык стены и потолка. Оглушённый магическим ударом, он потерял на несколько мгновений сознание, а когда пришёл в себя, то обнаружил, что часть его тела безвозвратно утрачена. Это было не смертельно, но создавало определённые трудности: Илсаис не мог теперь изменяться столь же быстро, как и прежде. Со временем, он сможет восстановить то, чего лишился, но сейчас надо было, как можно быстрее уходить.
Илсаис бросил взгляд на распростёршегося на полу колдуна. Тот был ещё жив, хотя и потерял много крови, которая, как это ни странно, перестала течь из страшной раны на шее. Магия! Решил про себя Илсаис, и, превратившись в полностью слившееся со стенами существо, крадучись, устремился направо по коридору, с обоих концов которого уже доносился шум. Илсаис не стал добивать поверженного врага: надо было спешить, и если повезёт, то тот и сам умрёт. Кроме того, он не испытывал к нему ненависти: каждый делал свое дело. Илсаис ощущал в своём сердце лишь чувство досады, за то, что ему так и не удалось выполнить, порученное ему самим повелителем.
Мимо него, так и не заметив, пробежали двое стражников, а вслед за ними – несколько вооружённых чем попало обитателей замка, из числа прислуги. На миг Илсаис затаился, а затем вновь продолжил движение. Ещё через несколько секунд он достиг окна и бесшумно выскользнул наружу. Взобравшись по стене на крышу, Илсаис стал терпеливо превращаться в айра. На это у него ушло около минуты. Когда он закончил с этим, то распахнул широкие перепончатые крылья и беззвучно взмыл в небо.

Раны были тяжёлыми: помимо множества не столь серьёзных, полоса разорванной плоти тянулась слева направо практически через всю спину. Но не это беспокоило Дэдэна. В конце концов организм у молодого чародея был крепким. Да Ивдур и сам, прежде чем его окончательно одолело это загадочное существо, сумел устранить наибольшую опасность, удачно срастив повреждённые артерии на шее. Так что и крови он потерял немного. Беспокоило его другое: молодой чародей слишком тяжело переживал неудачу, и именно это, пожалуй, и было самым главным препятствием на пути к его окончательному выздоровлению.
- Не стоит так уж сильно убиваться! – Дэдэн размешал в чашке с цветочным чаем немного ярко-зелёного мёда горподий – крупных насекомых, похожих на стрекоз, но живущих большими колониями. Этот мёд покупали у кочевников, что жили среди обширных степей, за морем Ветров. – На вот, выпей!
Ивдур нехотя взял чашку и принялся осторожно, маленькими глотками, пить огненный чай.
- При встрече с врагом столь необычным, я бы, наверное, тоже растерялся, – вновь попытался успокоить его Дэдэн. Но Ивдур мрачно смотрел в пол и не желал слушать никаких оправданий для своего поражения. Вид его был столь подавленный, словно он провалился на выпускных экзаменах в Университете.
Дэдэн деликатно кашлянул.
- Послушай, Ивдур, – сказал он затем. – Возможно, я скажу нечто общеизвестное, но мне кажется, тебе это нелишне будет напомнить… - Дэдэн чуть наклонился вперёд и устремил в его сторону иссохший, словно корень старого дерева, палец. – Тебе никогда не следует забывать, мой молодой друг, что настоящий волшебник должен достойно сносить свои поражения и ошибки! И ты, как и любой другой мастер своего дела, должен уметь извлекать, даже из них, что-то полезное для себя!
Ивдур допил чай и молча поставил чашку на столик рядом с кроватью.
- Я не почувствовал в этом существе ничего волшебного! – с обидой в голосе вдруг воскликнул он.
Дэдэн вновь откинулся на спинку кресла и насмешливо взглянул на него:
- Ты, как я вижу, тоже пребываешь во власти этого распространённейшего заблуждения... – в его глазах на мгновенье запрыгали весёлые огоньки, но они почти тут же погасли, уступив место давнишней усталости. – Очень многие полагают, что тот, кто обладает волшебным даром, или просто вооружён магическими знаниями, бесспорно сильнее того, кто этим похвастать не может… И совершенно безосновательно, должен я тебе заметить! Мне, увы, за мою долгую жизнь, не раз приходилось убеждаться, насколько подобное суждение ошибочно.
Ивдур закрыл глаза и никак не отреагировал на это его замечание.
- Два древа Хонхора! – потерял терпение Дэдэн. – Если ты намерен провести свою жизнь в вечных стенаниях и самобичевании, достойных, разве что, какого-нибудь глупого монаха, то не вижу причин, препятствовать тебе в этом! Как встанешь на ноги, так, будь добр – избавь меня от своего унылого общества! – И Дэдэн решительно направился к двери, и, уже было взявшись за ручку, всё-таки обернулся. – Но если в тебе осталось ещё хоть что-нибудь от настоящего волшебника, то ты должен устыдиться подобного малодушия!
И с этими словами он сердито вышел в коридор.
Оказавшись там наедине, Дэдэн горько вздохнул. Ему ли говорить о малодушии? Когда Ивдур отчаянно сражался с тем, кто выдавал себя за Адэка, он беспомощно лежал в своей комнате, потрясённый впечатляющей мощью создателя загадочного снадобья, не в состоянии предпринять что-либо. Мастерство и сила таинственного противника заставили Дэдэна почувствовать себя жалким ничтожеством, возомнившем о себе невесть что. Тот играл с ним, словно кошка, с пойманным мышонком, и лишь, наверное, благодаря невероятной удаче Дэдэну удалось вырваться из его власти. И даже больше того (как он вынужден был признать, безжалостно поправ свою гордость), если бы не поддержка молодого чародея, беспрестанно отвлекавшего внимание этого неожиданного и грозного врага, то вряд ли бы ему это удалось.
И всё же. Несмотря на всё, он сумел раскрыть тайну порошка! Дэдэн обеспокоено погладил бороду и ещё больше заторопился. Какой необычный план! Приходилось отдать должное изобретательности этого волшебника. Задумка была весьма остроумной: воплотиться в самого герцога и потом уже делать всё, что заблагорассудиться. Никто бы даже не заподозрил: герцог оставался бы самим собой, и лишь в некоторых своих поступках и суждениях оказался бы несвободен. Возможно, того бы это и насторожило, но вот окружающих – вряд ли: герцог и так отличался излишней вспыльчивостью и сумасбродством.
Дэдэн вновь вспомнил, какое потрясение он испытал на Дороге, когда, едва только покинув Предверие и оставшегося там Ивдура, вдруг ощутил внутри себя чьё-то присутствие. Именно в это мгновение он и постигнул предназначение неизвестного снадобья. Но было уже поздно. Этот кто-то ждал его, что, в общем-то, было неудивительно – ведь Дэдэн сам предупредил его своими многочисленными опытами с животными. Словно сумрачная тяжесть вошла в его дух. Это немного походило на то, как иногда, посреди ночи, вдруг ощущаешь, как нечто тёмное и удушающее навалилось тебе на грудь, пытаясь проникнуть внутрь, и тогда нужно найти в себе силы – не сдаться и отбросить это от себя прочь. Чувство вязкой беспомощности, охватившее его в тот момент, сковало волю. Этот кто-то настойчиво рвался внутрь, пытаясь вскрыть Дэдэна, словно устрицу. Изнемогая от этого полнящего отчаянием объятия, он застонал и на какой-то миг сдался. И неожиданно увидел этого чужака: перед ним возникло на удивление знакомое лицо. Дэдэн не помнил, откуда он его знает, но и тех нескольких секунд, в течение которых он смотрел на это молодое, очень красивое, но пугающе холодное лицо, было достаточно, чтобы не сомневаться в этом. Чужак тоже с любопытством и не торопясь разглядывал его, видимо, полагая, что теперь Дэдэн полностью находится в его власти. Однако тут его ждал неприятный сюрприз. При воспоминании об этом Дэдэн даже невольно улыбнулся. Что ни говори, а он не напрасно столько десятилетий посвятил изучению мира Дороги! Понимая, сколь губительно сейчас малейшее промедление, он тут же внутренне напрягся и, что есть силы, дёрнул за ближайший узел сосредоточения, как он это называл. Поверхность Дороги, словно паутина, которую сначала потянули за нить, а затем вдруг резко отпустили, спружинила, и таинственный чародей был немедленно куда-то отброшен. Куда – этого бы теперь не сказал и сам Тёмный. Но к величайшему удивлению Дэдэна, незнакомец, всего лишь через несколько мгновений, вновь кружил где-то рядом. Но на это раз он был куда осторожнее, и не спешил приближаться. Неожиданно, одна из нитей Дороги вылетела невесть откуда и, подобно бичу, захлестнула призрачное тело Дэдэна. Как это ему удалось? – успел он тогда подумать. О подобном он даже и помыслить не мог! А затем, противник потащил его за собой, увлекая туда, откуда, вероятно, проник на Дорогу. Если бы ему это удалось, и Дэдэн покинул бы Великий Путь не в том самом месте, откуда начал по нему своё движение, то навсегда расстался бы со своим телом, и его дух оказался бы в полном подчинении у этого чародея. К счастью, Ивдур крепко держал его за руку, и потому очень скоро Дэдэн с размаху налетел на “рубеж” – нечто, что не позволяло проникнуть на следующий участок Великого Пути, не покинув полностью предыдущий. Нить огненным лезвием прошла сквозь него и умчалась куда-то вперёд. Придворный волшебник облегчённо вздохнул и, три раза “дёрнув” Ивдура за руку, незамедлительно устремился назад, в обычный мир. О назначении порошка он уже знал вполне достаточно, а тягаться силой со столь искусным волшебником, как его противник, было делом заведомо безнадёжным. Однако не одолел он и половины пути, как тот вновь настиг его. Вероятно, чужак понял, что удерживало Дэдэна, и постарался уничтожить, или, хотя бы, выманить Ивдура из Предверия. Дэдэн ощущал это, но помочь своему молодому помощнику мало чем мог. И хотя теперь противник каким-то образом разделил свои усилия, Дэдэну почти не стало легче: ему, по-прежнему, с трудом удавалось противостоять изобретательному и сокрушительному по своей мощи врагу. Он вновь с ужасом ощутил, как тот неудержимо проникает внутрь его сущности, с каждой секундой заполняя собой его мысли, желания и волю. В отличие от Предверия, на Дороге волшебство было не властно: здесь действовали свои законы, и побеждал тот, кто лучше их знал, и тот, чей дух был сильнее. И Дэдэн с горечью чувствовал, что уступает противнику и в том, и другом. Если бы не Ивдур, по-прежнему, упорно тащивший его назад, то, возможно, он бы уже и сдался – столь невыносимо мучительным было ощущение потери себя. Дэдэн сосредоточился на самом важном в себе – том, что, подобно нескольким точным мазкам живописца, безошибочно позволяло кому угодно, сразу же понять, что это – именно ты, отдав всё остальное во власть незнакомца. Дух Дэдэна мгновенно сжался в маленькое, плотное, сферическое облачко, которое, завертевшись волчком, ринулось прочь, вытягивая за собой из плена, в виде длинной, сияющей нити, остальную часть его сущности. Ивдур уже был близок к тому, чтобы вызволить его, и Дэдэн надеялся, что предпринятый им манёвр даст ему на это время. Но чужак, растерявшись в первый момент, довольно быстро сообразил, что же произошло. Непостижимым образом искривив Дорогу, он заключил сияющую нить духа Дэдэна в некое подобие лабиринта, а сам встал у его входа, так что теперь Дэдэн, в любом, случае не смог бы его миновать. Но свеча горела уже где-то в двух шагах от Ивдура! Придворный волшебник не сомневался в этом, и потому вновь дёрнул того три раза за руку. Это лишило его последних сил, приведя, одновременно, в бешенство таинственного врага. В тот же миг, так ему, по крайней мере, показалось, свеча ослепительным солнцем вспыхнула у него перед глазами, и Дэдэн понял, что спасён. Он едва успел прошептать Ивдуру о лже Адеке, как тут же потерял сознание.
Коридор повернул, и солнце ворвалось в него через узкое окно в стене, заставив придворного волшебника на мгновение зажмурится. Эта часть замка давно уже была малолюдна: сейчас не много найдёшь охотников бывать там, где обитает волшебник, поэтому шаги Дэдэна гулким эхом разносились по пустым коридорам. Дэдэн невольно прислушался к тому, как их звук перебегает от стены к стене, и на этот раз мысли его обратились к герцогу.
Примерно через час, когда он немного пришёл в себя, то сразу же послал за старшим придворным лекарем – ади Лирбу И’Колстой. Как только тот явился к нему, Дэдэн вручил ему большой флакон с золотистым эликсиром и велел четырежды в сутки, через равные интервалы, давать его по чайной ложке герцогу.
- Его Решимость в величайшей опасности! – слабеющим голосом, едва слышно прошептал он. – Объяснить всё я сейчас не в состоянии. Но заклинаю вас всеми искуплёнными Ирдума! Убедите герцога принимать моё лекарство!.. И сами, неотлучно будьте подле него. Если Его Решимость почувствует себя странно – немедленно посылайте за мной... Я, как только немного …приведу себя в порядок, сразу же сам явлюсь к Его Решимости и обо всём, самым наиподробнейшим образом доложу… А сейчас мне требуется, хоть немного покоя.
И Дэдэн обессилено опустил голову обратно на подушку.
Впереди, пока ещё далеко, раздались чьи-то торопливые шаги, словно бы кто-то бежал. Когда коридор вновь свернул и перешёл в открытую галерею, Дэдэн увидел, что ему навстречу несётся насмерть перепуганный стражник.
- Господин придворный волшебник! Господин придворный волшебник! – закричал тот, едва завидев его. – Господину герцогу дурно!.. Он умирает!
Взгляд его был растерян, губы дрожали, а шлем – слегка съехал набок. Это был ещё совсем молодой парень. Возможно даже, что ему впервые довелось стоять в карауле у герцогских покоев. Неудивительно тогда, что он так испугался.
- Что с ним? – спросил Дэдэн, подхватывая руками полы длинного упленда и пытаясь перейти на лёгкий бег, от чего всё его тело тот же час мучительно заныло.
- Я не знаю! Из комнаты Его Решимости выскочил придворный лекарь, сказал, что Его Решимости очень плохо, что он умирает, и велел мне немедленно бежать за вами, Ваше Могущество, – оглядываясь на бегу, ответил стражник.
Они стремительно преодолели расстояние, отделявшее их от той части замка, где располагался герцог. Сердце Дэдэна бешено стучало, и каждый вдох отдавался в груди резкой болью. Остановившись перед дверью, ведущей в покои герцога, волшебник опёрся руками о колени и на несколько секунд закрыл глаза. Стражник, нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу, изумлённо посмотрел на него, но не решился что-либо сказать. Немного придя в себя, Дэдэн поправил на плечах упленд, а затем громко постучал в дверь.

Дверь распахнулась, и на пороге появился невысокий, сухощавый человечек, со смешно оттопыренными ушами и сросшимися на переносице густыми, чёрными, как смоль, бровями, из под которых остро поблёскивали маленькие глазки. Он немного сутулился, и от того казался похожим на какую-то большую и несуразную птицу.
- Что с герцогом, нди’а Лирбу? - встревожено спросил Дэдэн.
Нди’а Лирбу страдальчески наморщил лоб и недоумённо развёл руками:
- Ах, господин Юингир! Творится нечто такое, что находится далеко за пределами моего понимания! Я лекарь, а не волшебник.
- Что с герцогом? – повторил вопрос Дэдэн и схватив лекаря за рукав, потащил, вслед за собой, в опочивальню.
-Дэдэн, это вы? – услышал их герцог.
Голос его был столь слаб, что, казалось, в любую секунду готов был и вовсе исчезнуть.
- Ваша Решимость, что за несчастье обрушилось на Вашу голову? – Дэдэн устремился к широкой кровати под расшитым золотом балдахином, на которой возлежал герцог. Лицо герцога было бледным и напряжённым, на шее вздулись вены, а руки судорожно вцепились в одеяло. Северный зуб страдальчески взглянул на него:
- Будь проклято всё это ваше волшебство, Дэдэн, и вы вместе с ним!.. – с трудом произнёс он, после чего надсадно закашлялся. Нащупав на одеяле платок, герцог утёр рот и попытался сесть, облокотившись на локоть. Когда ему это удалось, он вновь накинулся на придворного волшебника. – Объясните мне, что такое со мной твориться?! Почему вдруг мои руки становятся не моими, и лицо… моё лицо также вдруг оказывается чужим?!.. Отвечайте, Дэдэн, что со мной!.. Если в меня, по вашей глупости, вселился какой-нибудь демон, то, клянусь дыханьем Господним, вы об этом пожалеете!.. – и герцог обессилено откинулся на подушки.
Услышав такое, Дэдэн резко выпрямился и от досады поджал губы, а ади Лирбу опасливо отодвинулся от него в сторону.
- Не делайте вид, что вы тут не причём! – злобно прохрипел герцог, вновь хватая платок.
- Ваша Решимость, я признаю, что в последнее время нередко бывал не прав, – поклонился придворный волшебник. – Но! Клянусь Единым и Всесущным, винить меня в каком-либо злом умысле против Вас – крайне несправедливо! – Дэдэн еле сдержался, чтобы самому не вспылить. – Едва только я узнал, что Вам что-то угрожает, как тут же известил Вас об этом и принял все возможные меры предосторожности... И я по-прежнему делаю всё, что в моих силах, дабы оградить Вас от любой опасности!.. – Дэдэн обиженно нахохлился. – Вы, я надеюсь, принимали то лекарство, что я Вам рекомендовал?
- Подите к Тёмному, с этим Вашим лекарством! – швырнул в него платком герцог, а затем, стерев со лба дрожащей рукой капельки пота, добавил. – Да, я его принимал…
Дэдэн облегчённо вздохнул.
- Да снизойдёт в нас Единая Сила!.. Это очень хорошо, Ваша Решимость… Именно благодаря этому Вы и поняли, что кто-то пытается в Вас проникнуть.
- Что-о-о?!.. – взревел герцог, подскакивая на постели. Судя по всему, голос к нему чудесным образом вернулся.
- Ты хочешь сказать, что я чуть не умер из-за этой твоей микстуры?! – с яростью прошипел он, мстительно буравя придворного волшебника взглядом. Нди’а Лирбу испугано сотворил на груди знак круга и отодвинулся от Дэдэна ещё дальше.
- Из-за этой моей микстуры, господин герцог, Вы, всё же, остались самим собой, а не превратились невесть в кого! – позволил и себе повысить голос Дэдэн. – Не забывайте, Ваша Решимость – я катор великого инклифа и волшебник четвёртой ступени, так что прекрасно осознаю свою ответственность за вашу жизнь и перед гильдией, и перед королём!
- А как тогда, бесценный мой Дэдэн, вы объясните, что мне вообще пришлось пить эту вашу отраву? С какой стати, кто-то пытался мною овладеть? – лицо герцога выражало неприкрытое недоверие. Казалось, ещё немного – и он обвинит своего придворного волшебника в измене.
Дэдэн снисходительно улыбнулся.
- Полноте, Ваша Решимость! Я, всё-таки, в магии не новичок. И если бы мне зачем-то понадобилось лишить Вас жизни, то уж поверьте мне, я бы сумел это сделать так, чтобы никто и никогда об этом не догадался! Ну, разве что, мои коллеги по гильдии… Они-то уж точно не преминули бы докопаться до истины… А, кроме того, как и всякий придворный волшебник, я связан клятвой – и с Гильдией, и с Вами… А это, как должно быть Вам известно, не пустой звук… Её не так-то легко нарушить.
- Но ведь случалось и так, что нарушали? – герцог не отрываясь, мрачно смотрел на Дэдэна.
- Случалось… - волшебник не отвёл взгляда, но в его собственном, вызова уже не было. – Но только, всякий раз оказывалось, что дело того не стоит… Да и посудите сами, Ваша Решимость, что мне за выгода пытаться убить Вас? Насколько мне известно, врагов, готовых достойно заплатить мне за это, у Вас, по крайней мере сейчас, нет. Да и случись что с Вами, я же первый – кто окажется на подозрении! Даже если я и исхитрюсь избежать наказания, то мне, с такой-то репутацией, уже никогда не удастся с этой стороны Срединного хребта, занять столь же выгодную должность.
Дэдэн едва удержался от горького смеха: в последнее время назвать его должность выгодной мог, разве что, какой-нибудь безумец – одни расходы! Да к тому же, без малейшей надежды на то, что они когда-нибудь будут возмещены.
- Пусть так! Но вы не ответили на мой вопрос: каким образом, несмотря на все ваши хвалёные меры, некто чуть было не овладел моими телом и разумом? За что я вам плачу жалование, Тёмный вас побери?! – взревел герцог и тут же вновь закашлялся. Лицо его побагровело, а на глазах выступили слёзы. Дэдэн вопросительно посмотрел на ади Лирбу, и придворный лекарь, подойдя к нему чуть поближе, негромко пояснил.
- Когда с Его Решимостью случилось это несчастье, и демоны пытались овладеть им, то претерпевая с ними великую борьбу, Его Решимость постоянно пил холодную воду и требовал класть лёд на своё чело… Демонам не удалось одолеть его, а вот горло господин герцог изрядно застудил, – сказал он.
Дэдэн кивнул и вновь повернулся к герцогу.
- Итак, Дэдэн. – сдавленным голосом произнёс тот. – Я жду ваших объяснений... Дайте же мне платок! Чего вы его мнёте в руках?
Дэдэн вернул герцогу платок, а затем вновь отступил на шаг.
Вот оно! Кажется, решающая минута пренеприятнейшего объяснения наступила. Интересно, что известно герцогу? В первый момент Дэдэн испытал огромный соблазн представить всё дело так, словно о том, что трапезничий – не тот, за кого себя выдаёт, он узнал лишь во время своего путешествия по Дороге. Ведь Ндади уже уехал из города и потому ничего не мог рассказать. По крайней мере, в сколь-либо обозримом будущем. Но потом Дэдэн вспомнил про двух солдат, знавших о “смерти” Адэка. В своё время, не предполагая насколько далеко всё это зайдёт, он не позаботился об этом. А теперь, пожалуй, было уже поздно. Можно, конечно, заставить их замолчать, в крайнем случае, даже просто убив, но, поразмыслив, он решил, что издержек больше, чем выгод: не исключено, что те солдаты, кому-нибудь уже, да проболтались. Довольно сложно будет разыскать и вывести из игры всех свидетелей. Да и Ндади не вечно будет вдали от города. Наверное, лучше всего будет рассказать герцогу почти что правду.
Дэдэн размышлял, внимательно разглядывая при этом, крупный, похожий на слегка приплюснутую картофелину и покрасневший от простуды нос герцога. Да! Пожалуй, как можно больше правды – будет лучше всего.
- Что вы уставились на мой нос, Дэдэн? Размышляете, как бы поскладнее соврать? – герцог произнёс это без тени улыбки, но и особой неприязни в его голосе Дэдэн не почувствовал.
- Нет, Ваша Решимость – думал, с чего начать. История эта и длинная, и запутанная. Как раз подстать “Королю Гуло и его пятому сыну”. – Дэдэн вовсе не собирался потакать излишней догадливости герцога: тот, кажется, и без этого слишком многое понимает.
- Начните, как это всегда делают, с начала. – и герцог картинно откинулся на подушки, всем своим видом демонстрируя бесконечное терпение.
Дэдэн деликатно кашлянул и покосился на стоящего поблизости придворного лекаря, отчего тот залился густым румянцем.
- Нди’а Лирбу, оставьте нас! – приказал герцог, проследив за взглядом волшебника.
- Как Вам будет угодно, Ваша Решимость! – поклонился лекарь и торопливо вышел из комнаты.
- Итак, Дэдэн, я вас слушаю, – и герцог опять закашлялся. Когда очередной приступ утих, герцог вытер лицо платком и вновь устремил взгляд на волшебника.
- Ваша Решимость, я тоже недавно пережил нечто подобное тому, что и вы нынче. И я надеюсь, вы понимаете, что я нахожусь не в самом добром здравии. Ничего, если я, с Вашего позволения, буду краток?
- О чём это вы, Дэдэн? – герцог так и подался вперёд, а глаза его лихорадочно заблестели.
Волшебник досадливо нахмурился.
- Чтобы окончательно прояснить кое-какие возникшие у меня вопросы, мне пришлось совершить путешествие по Великому Пути. К сожалению, перед этим я предпринял ряд действий, которые предостерегли некоего могущественного чародея. Того самого, который пытался проникнуть в ваши тело и разум, господин герцог. А это был именно он, а вовсе никакие не демоны… И вот, этот чародей, как оказалось, ждал меня там. Как только я оказался на Дороге, он тут же напал на меня и попытался овладеть моим духом. К счастью, я позаботился на случай всяческих неожиданностей: меня оберегал, присланный мне в помощь на прошлой неделе из Оонга один молодой волшебник, – Дэдэну неприятно было вспоминать о том, что с ним тогда случилось, но ему был понятен интерес герцога к этому, и потому, послушно продолжил. – Мне довелось пережить ужасную борьбу, в которой я, лишь благодаря своему огромному опыту и отточенному чародейскому искусству, сумел одержать победу. Враг, ни с чем, отступил, а я – благополучно...
- Кто этот чародей, и что ему от меня нужно? – прервал его герцог.
- Я не знаю, Ваша Решимость, – поклонился Дэдэн.
- Не смейте мне лгать, Дэдэн! – вскипел тот.
- Клянусь Вам всеми искуплёнными Ирдума, что мне это неведомо! – торжественно произнёс придворный волшебник. – Я могу лишь догадываться.
- Ну так извольте, тогда, посвятить меня в эти свои догадки! – рассердился герцог.
Дэдэн виновато потупился.
- Я как раз и собирался это сделать!.. Помните, Ваша Решимость, на днях Вы соизволили дать своё согласие на арест некоего неизвестного нам лица, выдававшего себя за бирюмского графа Иштуни Белая Луна? – герцог кивнул, и тогда Дэдэн продолжил. – Этот самый злоумышленник, как мне удалось установить, скорее всего как-то связан с Дрангтумом, и именно по его повелению, какое-то время назад пытались убить одного из ваших старших трапезничих, место которого занял, приняв его обличие, один из слуг этого незнакомца.
- Что-о-о?! – в бешенстве взревел герцог. – У меня в замке пытались убить моего слугу, мало того – подменили его на какого-то проходимца, а я ничего не знаю!.. Да знаете, Дэдэн, что я с вами за это сделаю?!..
Северный Зуб вскочил с кровати и, вцепившись в отвороты упленда, принялся яростно трясти придворного волшебника.
- Я… я… я заточу вас в темницу! До тех пор, пока вы не дадите мне столько золота, сколько сами весите!.. Вы слышите меня, Дэдэн? – кричал он, всё тряся и тряся волшебника.
Дэдэн вытаращенными от страха глазами взирал на герцога, являя тому уместный для данной ситуации ужас, про себя же терпеливая ожидая, кода тому надоест его теребить. Наконец, Северный Зуб устал и, оттолкнув от себя придворного волшебника, тяжело опустился на край кровати.
- Вы – просто изменник!.. – прохрипел он, с трудом сдерживая подступающий кашель.
- Ваша Решимость…
- Я Вам … кх-х!.. кх-х!.. не дозволял кх-х!.. говорить! – сквозь кашель, прокричал герцог. – Вон… кх!.. кх!.. на столике… дайте мне микстуру от кашля!
Дэдэн подошёл к столику и, взяв в руки толстый флакон, налил из него в изящную серебряную ложечку густую, с неприятным запахом жидкость.
- Это сироп, а не микстура, Ваша Решимость, – сказал он, протягивая ложку герцогу.
- Да мне плевать, что это!.. Хоть дерьмо собачье! Главное - чтобы помогало! – вновь вскипел тот.
- Как Вам будет угодно. – на сей раз Дэдэн немного обиделся.
Герцог выпил лекарство и, в раздражении, швырнул ложку на пол.
- Итак, Дэдэн, я жду ваших объяснений.
- Гм… Что ж… Извольте… - волшебник в задумчивости погладил бороду. - Зная ваш крайне вспыльчивый характер, Ваша Решимость, я побоялся, что вы прикажите немедленно схватить лжетрапезничего. Если бы это произошло, то разобраться в том, что же за всем этим стоит, уже вряд ли бы удалось. – Дэдэн поднял руку, заметив, что герцог хочет возразить. – Вам должно быть известно, Ваша Решимость, - сказал он с нажимом, - что многие чародеи используют, так называемых, рабов – различных обитателей Ирдума, в том числе и людей, узнать от которых что-либо об их хозяевах, если те не хотят этого, практически невозможно. Даже под самой страшной пыткой… Разрешение таких рабов от их обязательств перед своими властителями – очень сложное искусство, владеют которым лишь избранные… Я, к величайшему своему сожалению, подобным талантом не обладаю… Именно в силу всего вышеизложенного, Ваша Решимость, я и не хотел рисковать и не доложил вам о произошедшем.
- Ну хорошо, пусть так!.. – герцог с силой ударил кулаком по своему колену. – Но как вы могли допустить, чтобы моя жизнь оказалась в опасности?! Или у вас и для этого есть подходящее объяснение?.. А, Дэдэн?
- Да, Ваша Решимость, – ответил волшебник с достоинством. – Вы совершенно напрасно подозреваете меня в измене.
- Ну, уж об этом вы позвольте мне самому судить! – недовольно заметил тот. – Продолжайте!
Дэдэн кротко вздохнул и вернулся к прерванному рассказу, который, из-за постоянных вопросов герцога, становился всё более сумбурным:
- Господин герцог, как я не раз уже вам говорил, с моей стороны было предпринято всё возможное, дабы оградить вашу сиятельную особу от малейшей опасности: на вас были наложены все необходимые для такого случая защитные чары, мой помощник, и днём, и ночью, следил, чтобы с вами, не дай бог, не стряслось какое-нибудь несчастье, инткулы постоянно прочёсывали замок буквально сверху до низу – от самых глубоких подвалов, до флюгеров на шпилях башен!.. Я предполагал, что подложный трапезничий подослан, либо для того, чтобы следить за Вашей Непреклонностью и двором, либо, с целью отравить Вашу Решимость. Отравить вас, к счастью, невозможно – от этого вас защищают чары. Что же касается слежки, то я, причём не безуспешно, противопоставил ей свою собственную, в результате чего мне и удалось выяснить насчёт мнимого графа Иштуни… - на мгновение Дэдэн замер, чуть склонив голову набок, но затем, встрепенувшись, вновь продолжил. – Но я недооценил противника. Злодеи и не помышляли о Вашей смерти! Лжетрапезничий, изо дня в день, подсыпал в вашу еду некое волшебное снадобье… В совершенно ничтожных количествах. И, без сомнения, не ядовитое. Хотя, в достаточно большом количестве оно и вызывает дурноту, но причиной смерти явиться не может. Именно поэтому, охранное заклинание и не распознало в нём ничего опасного!.. Увы, господин герцог, пусть и с величайшими скорбью и стыдом, но я признаю: если бы всё шло именно так, как и задумал этот таинственный чародей, то по прошествии какого-то времени, он наверняка добился бы того, в чём сегодня, возблагодарим небеса, потерпел неудачу!..
И Дэдэн смиренно потупился, ожидая, что ему скажет герцог.
- Вы, Дэдэн, конечно же, человек учёный… Вам всё, верно, и так понятно, – герцог набычился и, казалось, вот-вот бросится на старого волшебника. – Но, пронзи меня рог Тёмного! Сам-то я, по-прежнему, ничего не понимаю!.. Чего хотел от меня этот ваш чародей? Зачем мне подсыпать что-то в еду, если это не отрава?.. Что, вообще, происходит в моём городе?!
- Вы без конца меня перебиваете, Ваша Решимость! Из-за этого я сбиваюсь! – огрызнулся Дэдэн. – Если вы перестанете это делать, то я, наконец, смогу изложить всё по порядку, и вам всё сразу же станет ясно… Так! – Дэдэн приложил пальцы к вискам и на мгновение зажмурился. – Намерения этого чародея были таковы, – сказал он, когда вновь открыл глаза. – Во-первых, подменив вашего трапезничего своим прислужником, он решил сразу две задачи: основная – вы получали несколько раз в день его снадобье, что было необходимо ему для того, чтобы иметь в дальнейшем возможность управлять вашими решениями и поступками, и второстепенная, но тоже немаловажная – он был в курсе того, что происходило в замке. Во вторых, Ваша Решимость. Счастливым образом узнав о подмене трапезничего, а потом и о волшебном снадобье, я невольно приоткрыл завесу тайны над его замыслом, а совершив путешествие по Великому Пути, сумел понять его до конца. Осознав это, он, я думаю, несмотря на известный риск, так как не всё ещё было для этого готово, попытался реализовать то, к чему так стремился, но потерпел неудачу. И я полагаю, что имею полное право считать, что это – всецело моя заслуга, – сказал Дэдэн и самодовольно подбоченился. - Предвидя такой поворот событий я прислал вам волшебный эликсир… Между прочим, я сам его придумал в своё время… Да… Занимаясь в молодости изучением тайн духовной сущности самтов, что неизбежно приводит и к изучению Великого Пути, мне, предварительно, пришлось решить задачу упрочнения связи между собственным духом и телом. Результатом этого и явился мой эликсир… Но, кажется, я отвлёкся! – спохватился Дэдэн, заметив, что герцог вновь нахмурился. – Чего же именно он ищет, или добивается, то тут, Ваша Решимость, я, увы, и сам теряюсь в догадках… Как и раньше, могу сказать одно – это, без сомнения, нечто чрезвычайно важное, раз весь волшебный мир так переполошился. Нечто, о чём, возможно, следует поискать в древних пророчествах, а, быть может, и в каких-нибудь недавних знамениях…
- Ну так и ищите, Дэдэн! Я, наконец, хочу это знать! – не утерпел герцог, вновь прерывая Дэдэна. Вскочив с постели, он вдруг принялся возбуждённо ходить по комнате. – Волшебник вы, или нет? – Дэдэн утвердительно кивнул головой, и герцог продолжил. – Ну вот и ищите!.. Даю вам неделю на это. Неделю, и не дня больше!.. Причём, с доказательствами. Пустопорожние домыслы можете оставить при себе – я и так сыт ими по горло. Вам всё понятно?
- Да, господин герцог, – слегка поклонился Дэдэн, а про себя подумал. – Через неделю Рин уже будет далеко. Что ж, вот тогда пусть герцог о нём и узнает.
- Сегодня после обеда я ещё хотел бы услышать от вас кое-какие подробности… Но, смотрите, Дэдэн! Я не потреплю от вас больше ни единого слова лжи! – и герцог яростно погрозил ему пальцем.
- Ступайте прочь!.. Я устал и не желаю больше вас видеть, – добавил он, снова укладываясь на кровать.
- Желаю вам скорейшего выздоровления, Ваша Решимость, – Дэдэн ещё раз поклонился и торопливо покинул герцога.

Укрывшаяся в тени лещины скамья была холодной. Отполированный за века камень плотно прилегал к телу и, казалось, с жадностью вытягивал из него живительное тепло. Сквозь узор веток Дэдэн рассеяно наблюдал за проплывавшими в небе облаками, уже чуть позолочёнными в лучах заходящего солнца. Отсюда, из небольшого садика, во дворе герцогских покоев, был виден лишь небольшой кусочек неба, но от этого взгляд к нему притягивался ещё сильнее.
- Как холодно… - наконец пробормотал себе под нос волшебник и, едва заметно покачав головой, поднялся со скамьи.
- Ну, прощай, Аффир! – сказал он, вдруг хлопнув ладонью по тусклому камню. Согласно древнему преданию, когда-то, давным-давно, много столетий назад, в эту скамью был превращён коварный советник тогдашнего властителя замка. Выдав своего господина его врагам, он получил от них щедрую плату. Но младший сын герцога, заручившись поддержкой короля, изгнал их, а попавшего к нему в руки злодея, по его приказу, придворный волшебник превратил в эту самую скамейку. Как гласят легенды, советник этот был человеком злобным, завистливым и имел дурной глаз, отчего скамейка пользовалась плохой репутацией: на ней мало кто решался сидеть. И, тем не менее, за долгие годы, её камень отполировался до блеска.
Дэдэн сделал уже несколько шагов, как вдруг раздался лёгкий хлопок, и в воздухе, прямо перед ним, возник желтоватого цвета конверт. Письмо! Стоящий неподалёку слуга испуганно обернулся на неожиданный звук, но, увидев придворного волшебника и что-то парящее перед ним, тут же вновь смущённо склонился над цветами. Дэдэн нетерпеливо взял его в руки и с удивлением прочитал: “Катору Великого Инклифа Волшебников в славном герцогстве Индэрнском, Могущественному Волшебнику Четвёртой Ступени Божественной Силы, открывателю Жизненной Спирали Духа Самтов, Дэдэну Юингиру Имсскому от его достославного коллеги и верного друга, Могущественного Волшебника Четвёртой Ступени Божественной Силы, повелителя странных дождей и великого знатока таинственных погодных явлений, Жэ Йюфа К’аан Омфелонского.”
- Жэ Йюф?.. Чего этому пройдохе от меня нужно? – проворчал Дэдэн, торопливо распечатывая конверт. Вернувшись на скамейку, он тут же погрузился в чтение.
“Приветствую тебя, мой старинный друг! Доколе на нашем небосводе сияет солнце, и звёзды по ночам вещают нам о воле богов, да пребудешь ты в добром здравии и в обладании извечной Силой! Да никогда не ослабеют память твоя и воля твоя!
Ты, наверное, удивлён, что, после стольких лет молчания, я решил написать тебе? Готов спорить, что ты сейчас ломаешь голову, пытаясь понять, что же это мне от тебя понадобилось? Не утруждай себя, друг мой! Я уже слишком стар, чтобы лукавить. А дело в том, что события, к которым наш мир несётся на всех парусах, слишком тревожны и загадочны, чтобы думать о каких-либо сиюминутных выгодах. О них нынче беспокоятся лишь законченные дураки, не видящие дальше собственного носа. Однако, обо всём по порядку.
Во-первых, спешу сообщить тебе, пока ещё эта новость свежа и не поистаскалась, склоняемая так и эдак многочисленными придворными сплетниками и прочим праздным людом, что давно уже тлеющая вражда между Гильдией и Церковью готова вновь жарко вспыхнуть, охватив весь Ирвир всепожирающим пламенем. К величайшему моему стыду, вина за это, во многом лежит и на Радужной Башне.
Как ты уже, наверное, наслышан, верховный квистол Имрии, давно проповедующий вражду и ненависть ко всему волшебному, сумел избежать гнева предстателя и обрёл надёжную защиту в Пьерте, где у него множество сторонников. Церковь гневно осудила эту ересь, но, видимо, тень Тёмного уже пала на наш мир, раз столь многие добрые люди попали под её власть. Не зная, как заставить строптивого квистола подчиниться воле предстателя и явиться пред его грозные очи, дабы понести заслуженное наказание и изъявить смирение и покорность, без того, чтобы начинать ради этого братоубийственную войну, один из высших церковных иерархов (не буду здесь раскрывать тебе его имя), по просьбе предстателя, обратился за помощью к Радужной Башне. Первый Мастер созвав на совет только тех, кто, по его мнению, поддержит эту просьбу, получил желаемое им одобрение и дал знать предстателю, что Гильдия охотно поможет. Взамен он потребовал, чтобы Церковь продолжала и дальше со всей решимостью преследовать эту ересь, и, кроме того, чтобы Церковь отныне не возражала против желания многих богатых семейств в восточных и прибрежных провинциях империи, наряду с семейными священниками, иметь при своих домах ещё и волшебника, того, что столь долго и безуспешно добивалась от Престола Гильдия. По неведомой мне причине, предстатель, на столь невыгодные для Церкви условия, согласился. Не знаю, останется ли он, после этого, и дальше предстателем, но дело сделано.
Между тем, кое-кто в Радужной Башне считает, что Гильдии не следует, в данном вопросе, помогать Церкви: и так уже слишком многие в Ирвире недоброжелательно настроены по отношению к волшебству, и если вдруг что-то пойдёт не так, то репутации Гильдии будет нанесён непоправимый ущерб. Ясное дело, что Церковь ни при каких условиях не признается в подобной сделке. А, кроме того, тут у нас, уже почитай как год, ходит пророчество Серебряного Волоса. Думаю, не стоит тебе напоминать, сколь большим уважением он пользуется. Более авторитетного предсказателя в Гильдии сейчас просто нет, да и в ближайшее время вряд ли появиться. Так вот, Серебряный Волос, где-то около года назад, как раз на одном из заседаний Большого Совета, высказал мысль, что в Ирвире наступают тревожные времена. Возможно даже, что завершается текущая эпоха, и всех ожидают великие испытания. Он говорил, что в созвездии Утки, которое соответствует небесному отражению Ирвира, появилась Огнебородая комета, причём, в отличие от трёх предыдущих её визитов, хвост кометы, похожий на кроваво-красную человеческую бороду, направлен из созвездия Утки в сторону созвездия Ветра, что сулит нашему краю великую смуту и неисчислимые бедствия. Пока ещё она слишком далеко, и только самые зоркие могут увидеть её на небосводе в виде маленькой красноватой точки. Но то, что это та самая комета, которая появляется раз в пол тысячи лет, и чьё появление всякий раз сопровождается многочисленными несчастьями, сомневаться не приходиться. Три весны подряд, говорил Серебряный Волос, первым в западных странах расцветает стрелолист, что также является крайне неблагоприятным знаком. Пастбища на юге вдруг оскудели, а в рыбачьи сети всё чаще и чаще вместо рыбы попадаются невиданные доселе морские чудовища. И, наконец, он поведал, какое именно откровение было послано ему богами, во время его последнего путешествия по Великому Пути, когда его дух устремился к Блуждающей звезде. Он рассказал, что взору его предстал какой-то прибрежный город. К воротам его были прибиты люди, в облачениях Гильдии. Затем ворота отворились, и оттуда устремилась ликующая толпа. И все были вооружены. Вслед за ними из города появились рыцари, за которыми двигался отряд конных воинов, а за ними - копьеносцы и лучники. Затем взгляд его перенёсся на крепостную стену, и там, в ярких лучах восходящего солнца, он увидел высокого человека, облачённого в платье огненно-красного цвета. Серебряный Волос уверен, что это был верховный квистол Имрии, а всё ниспосланное ему откровение – грозное предупреждение Гильдии. Он говорил, что каждый, кто внимательно вслушается в себя, и сам почувствует, что мир нынче изменился, что что-то тревожное пробудилось в нём, и сердце невольно охватывает чувство страха и неуверенности. Многие, при этих его словах, согласно закивали головами, но не меньшее количество присутствующих лишь недоумённо пожали плечами. Первый Мастер принадлежал к последним, и он потребовал от Серебряного Волоса и всех присутствующих, чтобы они никому больше не говорили об этих, как он выразился, пока ещё весьма сомнительных пророчествах. Он сказал, что не зачем понапрасну волновать Гильдию и всех обитателей Ирвира, пока не будут получены дополнительные доказательства. Вот что случилось на заседании Большого совета около года назад.
Тут, однако, надо ещё вспомнить и о том застарелом соперничестве между нашим Первым Мастером - Эрлайлом Сокрущающим и Серебряным Волосом. Сразу же нашлись те, кто стали утверждать, что провидец всё придумал, дабы досадить главе Большого Совета. В итоге, предупреждению Серебряного Волоса не придали большого значения. Но в свете последних событий, все вдруг сразу вспомнили о нём. Ещё бы! Прибрежный город – это, без сомнения, Пьерт! А откровение – мрачное предзнаменование готовящейся вылазке. Первый же Мастер, по-прежнему, утверждает, что всё это – ничего не значащий вздор, так как не владеющим магией обывателям никогда не совладать с сильным отрядом опытных чародеев. Он послал отряд в Восточный Инклиф, к тамошнему верховному иту - Н’Нгунги Храо Д’Диву, которого ты хорошо знаешь, с тем, чтобы он помог им незаметно добраться до Пьерта и, вообще, во всём содействовал. Однако тот, узнав о цели их путешествия, пришёл в ужас, и немедленно примчался в Радужную Башню, в надежде отговорить Первого Мастера от задуманного. Разумеется, отговорить Эрлайла Сокрушающего ему не удалось, а вот должности своей, так как он на отрез отказался учавствовать в этом, лишился. Эрлайл, сгоряча, прогнал его прочь, а верховным итом в Восточный Инклиф решил назначить, с молчаливого одобрения совета, во всём послушного ему Аккуда Бо Тохвавала, по прозвищу Туманное Нечто. Нгунги страшно разозлился и потребовал немедленно созвать Совет Зелёного Сукна, но Радужная Башня оказалась ещё не готова к подобным волнениям, и, за исключением Серебряного Волоса, Чёрного Марли, Юкк Хота Ленивого, Алина Третьего Стального Духа, и Вечно Спящего его никто не поддержал. Даже больше того – пригрозили, что за неисполнение распоряжений Гильдии, изгонят из неё на пять лет. Нгунги ничего на это не сказал, но на следующий день – неожиданно исчез, что взволновало, как его сторонников, так и Первого Мастера, который заподозрил в этом, какой-либо возможный заговор против себя. Так что теперь все в Радужной Башне следят друг за другом ещё пристальнее, чем обычно.
Зная, что Нгунги был твоим другом, я счёл необходимым предупредить тебя об этом. Вдруг он явиться к тебе? Теперь же, когда ты в курсе последних событий произошедших в Башне, ты будешь готов сделать правильный выбор. И я надеюсь, что ты поступишь, согласно своей мудрости, в которой я никогда не сомневался и которой всегда безмерно восхищался.
Будь и мне добрым другом и напиши, если вдруг, благодаря милости богов, узнаешь что-либо интересное. На этой просьбе я и заканчиваю своё письмо.
Прощай, старый друг. Пусть ветра всегда дуют тебе в спину, а Сила – будет послушна и неиссякаема!”
- Старый вингерлон! – выругался Дэдэн и, превратив письмо в маленькое семечко, спрятал его в карман короткого камзола, который носил под уплендом. Жэ К’аан, по существу, так и не обозначил своей позиции, и судить о том, на чьей он стороне, не представлялось возможным. Скорее всего, он и не ждёт каких-либо вестей от него. Он просто кинул камень в его заводь и теперь внимательно наблюдает. О, Жэ К’аан может многое узнать по кругам идущим по воде! Он в этом деле – великий мастер!.. А вот Нгунги приятно удивил его. Дэдэн давно уже привык считать, что того интересует лишь полное опасности и тщеславного азарта восхождение по иерархической лестнице Гильдии. Кто бы мог подумать, что он вдруг плюнет на всё, и поступит так, как того и требует Клятва!.. Хотя, не исключено, что он лишь сделал какой-то очень хитроумный и совсем неочевидный ход всё в той же борьбе за власть… Кто знает, о чём он догадывается и к чему, на самом деле, стремиться?
Дэдэн посидел ещё с минуту, пытаясь постигнуть тот хитрый узор, который нынче соткала для его мира, склонная к злой иронии, судьба. Не особенно преуспев в столь неблагодарном занятии, придворный волшебник, с трудом поднялся и, снедаемый тревожными предчувствиями, понуро побрёл к себе.

Ивдур сидел у распахнутого окна и жадно читал какую-то истрёпанную книгу. Где-то на улице самозабвенно пели кузнечики, которым нежным эхом жалобно вторили крыльцы. Солнце почти уже село, и потому, даже у окна было темно.
- Ты бы свечу зажёг, – сказал вошедший в комнату Дэдэн.
- А я и не заметил, как стемнело! – встрепенулся тот, удивлённо озираясь. Неохотно захлопнув книгу, он встал со стула и пошёл навстречу Дэдэну. – Что говорят в замке о случившемся?
- Некогда мне было сплетни-то собирать, – проворчал Дэдэн, направляясь прямиком к кровати. – Дхонкх!
Кряхтя, он лёг на одеяло, свесив с кровати обутые в нарядные сапожки ноги. Вытянувшись на спине, старый волшебник блаженно закрыл глаза. Ивдур в нерешительности остановился.
- Дхонкх! Да где же ты? – вновь прокричал Дэдэн, а затем повернулся на бок, лицом к молодому чародею. – Ну чего тебе?
- Кх! – кашлянул тот в кулак и, глядя на Дэдэна немного исподлобья, спросил. – Господин придворный волшебник… Как вы полагаете, ведь всё уже закончилось?.. Можно ли надеяться, что ничего плохого больше не будет?..
Дэдэн нахмурился и в задумчивости пожевал губами.
- Вы звали меня, Ваше Могущество? – из соседней комнаты появился заспанный Дхонкх – преклонных лет луллийец. Его некогда ярко-красный нарост на голове от старости стал бледно-жёлтым, а густые, чёрные волосы, по бокам от него, совершенно исчезли, сменившись невыразительными зеленоватыми чешуйками.
- Да! Помоги мне раздеться! – Дэдэн нехотя сел, и Дхонкх тут же, с готовностью, вцепился своими шестипалыми лапами в сапоги и очень ловко стянул их.
- Боюсь тебя разочаровывать, Ивдур, но у меня дурные предчувствия. Вернее, я даже уверен – всё ещё только начинается. – Дхонкх между тем снял с Дэдэна упленд и камзол и теперь принялся за штаны. – Однако не стоит бояться грядущего! Что толку трепетать перед ним? Это ведь, всё равно ничего не изменит… Если ты чувствуешь, что тебе предстоят ужасные испытания, то лучше подготовься к ним… или, на худой конец, как следует отдохни… Дхонкх, будешь чистить одежду, брось семечко из кармана в банку на полке!
Дхонкх поклонился и, схватив в охапку одеяния волшебника, вновь пошёл в соседнюю комнату.
- Покойной вам ночи, господин! – бросил он на прощание.
- И ты тоже иди спать… - обратился Дэдэн к Ивдуру. – Радуйся, что пока ещё можешь это делать на кровати с мягкой периной.
- Что вы хотите этим сказать? – насторожился тот.
- Ничего… - ухмыльнулся Дэдэн. – Тоже, так сказать, предчувствия… Ну всё, ступай! Покойной тебе ночи!.. А-а-а!.. – и Дэдэн сладко зевнул, залезая под одеяло.
- Покойной и вам ночи, господин придворный волшебник! – Ивдур зябко поёжился и вышел в коридор. Едва он сделал несколько шагов, как за спиной послышался звук задвигаемого засова.

Кана ещё крепче обвила его шею руками. Одарив жарким поцелуем, она тут же, со смехом, отстранилась.
- Смотри же! Ты обещал! – сказала она, весело глядя на него.
- О, моя прекрасная Кана!.. Как можешь ты сомневаться? Я лишь повидаю родителей. Погощу у них дней пять, и сразу же вернусь! – в отличие от девушки, Рин был сама серьёзность.
- Ах! – та лишь рукой махнула. – Вот пригласят тебя в гости в какое-нибудь почтенное семейство, встретишь ты там нарядных городских девушек, да ещё, небось, и с хорошим приданым, так тут же и позабудешь про свою Кану…
Рин замотал из стороны в сторону головой, а затем рухнул перед девушкой на колени. Схватив её за руки, он с укоризной воскликнул:
- Ну как ты можешь такое говорить!.. Ведь у меня только одно сердце, и его я уже отдал. Тебе, Кана!.. Но даже если, по какому-то глупому капризу, я захотел бы совершить подобное кощунство, то и тогда не сумел бы сделать этого, ибо, клянусь последней слёзой Игуна, во всём целом свете не встретил бы девушку прекраснее и нежнее, чем ты!
Кана, одними лишь уголками губ, едва заметно усмехнулась и принялась бережно ворошить волосы Рина.
- Многие умеют складно и красиво говорить, да только, что от этого проку?
- Кана! – вновь воскликнул Рин, желая видимо возразить, но девушка не дала ему этого сделать и в ту же секунду опять припала к его губам с поцелуем, повалив его, вслед за тем, на землю. На этот раз он был столь долгим, что гусеница, сидящая на листе, склонившейся над ними ветки старой липы, успела съесть его на половину, прежде чем молодые люди разомкнули свои объятия.
- О-о, Рин! – едва слышно прошептала девушка. Она перевернулась на спину, глаза её были закрыты, а высокая, красивая грудь взволнованно вздымалась. Полежав так несколько мгновений, она приподнялась затем на локотке и, склонившись над ним, нежно провела по его щеке рукой:
- Мне пора. Солнце уже на самой серёдке...
- Я провожу тебя, – сказал Рин, вскакивая на ноги и протягивая руку, чтобы помочь девушке подняться.
- Нет, Рин. Я ведь тебе уже говорила! Не ровён час отец увидит.
- Но, Кана! Все ведь и так знают! Или ты полагаешь, что люди вокруг слепые? – всякий раз, когда об этом заходила речь, Рин начинал злиться, хотя и понимал, что девушка права: люди могли догадываться о чём угодно, но это, всё равно, не позволяло пренебрегать правилами приличия. Но с другой стороны, он ведь уже твёрдо решил, что непременно женится на ней. Вот примет только участие в первом своём состязании оруженосцев, во время какого-нибудь ближайшего рыцарского турнира, на который соизволит поехать ади Питри, и сразу же женится! Но не раньше этого: он дал себе такой обет, и даже привязал, во имя его исполнения, серебряную цепочку, чуть пониже правого колена. Может быть, если ему повезёт, и если на то будет воля Божья, то он окажется в числе двух, наиболее отличившихся оруженосцев и его посвятят в рыцари.
- Кана, пройдёт ещё немного времени, и я обязательно на тебе женюсь! – решительно заявил Рин.
Девушка досадливо на него взглянула, а затем, чуть отвернувшись в сторону, сказала:
- Я ведь тебя об этом не прошу… Я вообще ни о чём тебя не прошу!.. Ты мне очень нравишься, Рин. Но неужели ты и сам не понимаешь, что никогда не сможешь жениться на простой крестьянке?
- Мой отец даст мне своё согласие! Я как раз собирался его об этом просить, – выпалил Рин.
- Вот как? – Кана удивлённо воззрилась на него своими красивыми, зелёными глазами, вспыхнувшими, подобно изумрудам. – Но ведь твой отец богат?
- Ну и что с того? Он у меня человек гордый и независимый, и всегда поступает так, как считает нужным, а не так, как принято. И он не то, чтобы очень уж богат, пусть даже с ним и считается сам герцог, – Рин прижал руку Каны к своему сердцу и, нежно улыбнувшись, добавил. – А кроме того, наш род не относится к благородным, и поэтому я не вижу для нашей женитьбы никаких препятствий!
Лицо девушки озарилось радостью, но она так ничего и не сказала в ответ. Помолчав несколько мгновений, она сжала в своих ладонях руки Рина, и, загадочно улыбнувшись, спросила:
- Придёшь сюда сегодня вечером?
- Конечно! Как только освобожусь, непременно приду! – Рину было и смешно, и странно, что она может в этом сомневаться. Интересно, что означает эта её улыбка? – подумал он.
Девушка ещё раз крепко его обняла и, одарив коротким поцелуем, со счастливым смехом бросилась прочь. Выбежав из-под тени деревьев в поле, она обернулась и весело помахала ему рукой. Рин тоже радостно помахал ей в ответ. Дождавшись, когда Кана скрылась из виду, он мечтательно потянулся, а затем, отряхнув от травы свой камзол, отправился в замок.

Воздух слегка дрожал от знойного марева, а вместе с ним менялись и очертания домов деревушки, раскинувшейся неподалёку от замка. Приглядевшись, ади Питри узнал Рина, скорее по походке, чем по внешнему виду, ибо тот был пока ещё слишком далеко. Рин возвращался из небольшого перелеска, что рос сразу за ближним полем. Незадолго перед тем, как он появился, оттуда же, откуда и Рин, но только в сторону деревни, направилась стройная фигурка девушки. То, что она была стройной, ади Питри просто домыслил, потому как хорошо знал Кану, старшую дочку Йоргла-молчуна: разглядеть её с такого расстояния он просто не смог бы. Вот ведь тоже незадача! Упрямый мальчишка по уши влюбился в девчонку и теперь ничего и слушать не желал. Девушка-то, и вправду была красавицей, но Рин – считай, что уже рыцарь (то, что с его доблестью, умением и ловкостью, тот непременно заслужит себе рыцарский титул, ади Питри ничуть не сомневался), а она – всего лишь дочь зажиточного крестьянина, да к тому же ещё и его ленника. Ади Питри досадливо сплюнул. Ничего! В следующем месяце, в Пьерте объявлен Большой Турнир. Блестящий двор, радостная суета, внимание благородных дам, слава и удовлетворённое тщеславие сделают своё дело: голова от всего этого у парнишки непременно закружится, и он и думать забудет о своей простодушной подруге. Впрочем, сейчас его не это заботило. Ади Питри нахмурился: отсюда сверху казалось, что Рин идёт слишком медленно. И он вновь подумал о своём давешнем сне.

Листва деревьев плотным пологом нависала над ним. Где-то высоко в небе ярко сияло солнце, но здесь внизу, под этой толстой зелёной крышей, безраздельно царствовал вечный сумрак, лишь изредко, кое-где, пронзаемый узкими спицами света. Было на удивление тихо – только шорох листвы под сапогами. Казалось, что всё вокруг замерло, затаилось и встревоженно наблюдает за ним. Ади Питри невольно поёжился: здесь, без меча, он чувствовал себя почти что голым. Под ногой громко хрустнула ветка. Ади Питри на мгновение замер, а затем вновь продолжил идти вперёд. Неожиданно деревья расступились и рыцарь оказался на берегу каменистого ручья. На другой его стороне, окунув кончики ветвей в воду, лежала поваленная ветла, а на ней, грустно опустив голову, сидела юная девушка. Она задумчиво расплетала венок и бросала вытащенные из него цветы в воду. Покружив несколько мгновений на одном месте, цветы подхватывались течением и уносились прочь. Хотя лица девушки не было видно, но сердце рыцаря тут же встревожено забилось: он не мог ошибиться! Это была она, Иара Прекрасная! Ади Питри зашёл было в воду, думая перейти ручей, но вдруг остановился в растерянности, не зная, как поступить: идти ли ему дальше, чтобы приблизиться к Деве лесов и полей, или же не тревожить богиню, раз уж та не обращала на него внимания. Некоторое время он так и стоял в нерешительности, но тут Иара Прекрасная легко и грациозно, одним неуловимым движением, поднялась с дерева и, отведя с лица густые пряди зеленовато-золотых волос, посмотрела прямо на Питри Фрогана.
- Приветствую тебя, доблестный рыцарь! Пусть вода моих озёр, рек и ручьёв всегда утолит твою жажду, листва деревьев укроет от обжигающего солнца, или неистового дождя, а трава будет тебе нежной постелью! Я рада вновь видеть тебя, – улыбнулась она ему.
- О, прекраснейшая из прекрасных, я готов до конца дней моих возносить хвалу небесам за то, что они позволили мне вновь встретить тебя!.. Воистину, тот, кто увидит тебя хотя бы раз, обретает вторую жизнь, а тот, кому это счастье выпадет дважды, и вовсе становится бессмертным, – Ади Питри, прямо в воде, упал на колени и, низко склонив голову, прижал правый кулак к груди.
- Ты столь же учтив, сколь и славен, рыцарь! – голос её переливался звоном тысячи серебряных колокольчиков, наполняя сердце неизъяснимым блаженством. – А теперь встань и выслушай меня!
Ади Питри с достоинством поднялся, но, так как приглашения не последовало, остался на своей стороне ручья.
- Я знаю, что твой юный оруженосец собирается на днях навестить родной дом, – голос Иары был всё столь же беззаботно звонок, но, как показалось ади Питри, на мгновение в её глазах промелькнула тревога.
Рыцарь утвердительно кивнул головой и Иара продолжила:
- Ты должен сделать так, чтобы он уехал прямо сегодня. Едва взойдёт солнце, как резвый конь должен мчать его прочь от твоего замка… - Иара на мгновение запнулась. – Прости, но большего я сказать не могу!.. – Она вдруг стала печальной и сразу же чуть склонила голову, словно бы пытаясь скрыть это.
- Как пожелаете, моя госпожа! – ответил ади Питри и, немного смутившись, спросил. – Если Вы не сочтёте это за непозволительную дерзость – почему Вы не можете сказать большего? Разве боги не поступают так, как им того хочется?
Иара Прекрасная вскинула голову, как будто собиралась рассмеяться, но на устах её застыла грустная улыбка:
- Да, мы вольны поступать так, как нам заблагорассудится. Но даже нам не открыто грядущее, и мы, зачастую, можем видеть лишь маленький его кусочек… К тому же будущее столь же изменчиво, как и настоящее, и чем больше ты о нём знаешь, тем в меньшей степени оно сбывается… Я не знаю, почему твоему оруженосцу надо выехать домой именно сегодня. Но мне доподлинно известно, что это, действительно очень важно! Иначе меня бы здесь не было… Надеюсь, ты доволен моим ответом? – Ади Питри благодарно поклонился, а затем смущённо кашлянул.
- Я вижу, что твоё любопытство граничит лишь с твоей преданностью. Ты ещё хочешь о чём-то спросить? – нахмурилась Дева.
- Гх, гх! – прокашлялся рыцарь. – Да не прогневается на меня моя госпожа! С тех пор, как я взял Рина к себе в оруженосцы, меня днём и ночью, безотступно мучает этот вопрос… Поверьте, если бы не это, то я бы не почём не осмелился Вас расспрашивать!
- Ну, так что же ты хотел узнать? – подбодрила его Иара Прекрасная.
- Я знаю, что с Рином связана какая-то великая тайна и, пронзи меня рог Тёмного, если ему не предстоит свершить великие дела! Но что это за тайна? И каким образом мой юный оруженосец должен исполнить своё предначертание? И как мне лучше помочь ему в этом? – и ади Питри пытливо посмотрел на Деву лесов и полей.
- Да, именно такие вопросы я и ожидала от тебя услышать. Однако, даже если бы я и знала ответы на них, то, не сочти это за недоверие, мой верный рыцарь, но я не посмела бы сказать их тебе. Великие тайны раскрывают себя сами, и именно тогда, когда сочтут это нужным. И не тебе, и даже не мне решать, когда это время наступит... А если говорить о твоей службе во исполнение предначертанного, то тут твоя совесть должна быть спокойна – ты сделал всё, что было в твоих силах и… боюсь, что даже больше, – и Иара Прекрасная благодарно улыбнулась, однако почти тут же заботы вновь затавили её нахмурится. – Времена меняются… Может случится так, что я не смогу больше прийти к тебе… Прошу тебя, береги своего юного оруженосца! А теперь прощай, мой преданный рыцарь… - И Иара неожиданного шагнула в ручей, стремительно пересекла его и, остановившись перед опешевшим ади Питри, нежно поцеловала его в губы. Ади Питри показалось, что он просто задохнулся от охватившего всё его существо блаженства. Голова его закружилась, сердце бешено застучало, а в глазах вспыхнули, подобно чародейским огненным фонтанам и взлетающим звёздам, мириады прекраснейших цветов. Он услышал удаляющийся серебрянный смех Иары, и через мгновение провалился в забытьё.

Очнулся он уже в своей постели. То, что виденное им во сне было доподлинной правдой, он ничуть не сомневался. Он до сих пор ощущал на губах то волшебное прикосновение, которым одарила его прекраснейшая из прекрасных. И как теперь ему быть? Придётся теперь поститься, покуда хватит сил. Ведь оскорбить уста, хранящие поцелуй самой Иары Прекрасной, было бы немыслимым кощунством! Ади Питри озабоченно, но счастливо вздохнул и посмотрел в окно. На улице светало. Он отшвырнул в сторону одеяло и поспешно встал. Одевшись, он торопливо поднялся на следующий этаж и громко постучал в дверь комнаты, в которой жили его оруженосцы. От первого же удара дверь распахнулась, и ади Питри вошёл внутрь. Постель Рина была пуста. Рыцарь выругался сквозь зубы и растолкал Таркуда.
- Где Рин?
- А-а-а!… - сладко зевнул тот. - Откуда ж мне знать?.. Он нынче влюблён, а влюблённый юноша, всё одно, что обезумевший по весне кот: разве ж за ним уследишь?.. Небось опять пошёл в поле цветы рвать. А может и ещё куда.
Ади Питри энергично потряс Таркуда за плёчо:
- А ну просыпайся, старая кираса, и седлай Динглина. А потом отправляйся бегом искать Рина.
- Да что случилось-то? – встрепенулся старый оруженосец.
- Пока ничего… Но если ты не поторопишься, - угрожающе произнёс рыцарь. – То тогда непременно что-нибудь случиться!..
- Да ладно, вам, господин. Чего вы так кипятитесь? Я уже иду! – Таркуд вскочил с постели и метнулся к сундуку, что стоял в углу комнаты возле узкого окна, и на который была беспорядочно свалена одежда.
- Хорошо. Поторопись! – ещё раз бросил на ходу рыцарь и устремился будить остальную челядь, которой, за последние года два-три, в его замке заметно прибавилось.
Однако, несмотря на все усилия, найти Рина так и не удалось. Равно, как и Кану. Прав был старый оруженосец! Хотя, виноват был он сам: зачем он вчера сказал Рину, что тот до полудня может быть свободен?
…Ади Питри ещё раз досадливо взглянул на Рина, неторопливо идущего через поле к замку, и стал спускаться с башни.

Едва Рин вошёл в замок, как сразу же почувствовал, что произошло что-то необычное, ибо все его обитатели высыпали на двор и теперь стояли, тихонько шушукаясь и глядя на него. У коновязи же переминался с ноги на ногу осёдланый Динглин и нетерпеливо фыркал. К седлу был приторочен короткий кахтский лук и два колчана со стрелами, а ещё – пара седельных сумок.
- Слава Создателю, что ты вернулся! – воскликнул при виде него Питри Фроган.
- Что-то случилось, ади Питри? – немного испугался Рин.
- Да, случилось! – нахмурился тот. – Через месяц в Пьерте состоится Большой Турнир, и я полагаю, что тебе настало время проявить себя. Мы будем в нём участвовать… Я в рыцарском турнире и поединках, а ты, в турнире, устраиваемом для оруженосцев. И если на то будет воля Всесущного, то без наград, почёта и славы мы оттуда не уедем… Ну, я-то уже немного староват для таких забав, а вот тебе – в самый раз!
- Большой Турнир! – ахнул Рин и радостно хлопнул в ладоши. – Но ведь это ещё только через месяц.
- Да! – снова нахмурился рыцарь. – Через месяц. Но я решил, что мы не будем ждать, когда к нам с приглашением заедет гербовый король, в сопровождении герольдов и персевантов, а сами поедем в Пьерт и заявим о своём участии… Заодно, ты и с городом познакомишься… Через три дня и поедем.
- Как через три? – удивился Рин. – Ведь я же завтра должен был ехать домой?.. Или теперь не поеду?
- Почему не поедешь? – пожал плечами Питри Фроган. - Вот сейчас сядешь на Динглина и поедешь!
- На Динглина?! – ещё больше изумился Рин. Динглин, красивый и необычайно рослый боевой конь, несмотря на свой размер, в выносливости ничуть не уступал приземистым лошадкам кочевников. Питри Фрогган купил его всего год назад, выложив за него какую-то совершенно немыслимую сумму денег, и души в нём не чаял. И то, что он решил доверить его Рину, потрясло того до глубины души. Что-то в этом было не так! – подумал он про себя.
- Да, на Динглина! И немедленно поедешь домой… А я, как закончу тут кое-какие дела, заеду за тобой – мне тоже в Индерн надо – и тогда мы вместе поедем в Пьерт, – пояснил Ади Питри, протягивая Рину толстую, плотную поддёвку, короткую кивиловую кольчугу и меч.
- Что, ехать прямо сейчас?.. Даже не пополдничав? – растерялся Рин. Он рассеяно надел через голову предложенный ему доспех, а затем подпоясался коротким мечом и повесил за спину небольшой круглый щит, изнутри которого было прикреплено с дюжину коротких метательных кинжалов.
- Ничего страшного… Динглин тебя за пару часов домчит. Дома и поешь. А натощак-то оно скакать сподручнее будет.
- Гм, – с сомнением произнёс Рин: пары часов, по его мнению, было явно неостаточно. Однако его уже со всех сторон окружили обитатели замка.
- Во как бывает, сынок! – ухмыльнулся Таркуд и подал ему каль – подшлемник из толстого войлока, а затем и саму железную шапочку, после чего с силой хлопнул ладонью по плечу. – Глядишь, ты у нас скоро и рыцарем станешь! Смотри, не задавайся тогда, а не то тебе старик Таркуд, по старой памяти, всыплет так, что пожалеешь, что когда-то за меч взялся!
- Рин, до турнира месяц, а тебе ещё столько учить! Вот если и мы, вслед за тобой, приедем в Пьерт, то клянусь ветром степей, ты не слезешь у меня с коня, а лук прирастёт к твоим ладоням! – немного невнятно, как и все кахты, но добродушно прогудел Рхани, высокий для своего народа кахт, уже почти два года обучавший Рина верховой езде и стрельбе из лука. Рхани учавствовал почти во всех последних походах кахтов, а в качестве наёмника – в изрядном числе войн не только в странах Ирвира, но и в других, порой весьма удалённых краях Ойриса.
- Эла! Как бежит время! Желаю тебе удачи, юноша, пусть даже ты и не жаловал мои уроки! – с укоризной произнёс Эрв, как казалось, сплетённый из одних сухожилий, чрезвычайно ловкий и сильный фарланин, дававший Рину уроки фарланского искусства боя без оружия. Рин очень стыдился этой стороны своего обучения, ибо считал подобные навыки недостойными рыцаря, который должен был, по его мнению, доказывать свою доблесть в честном сражении – с копьём, или мечём в руке, или иным, принятым благородной традицией оружием. Однако Питри Фроггану почти удалось убедить Рина, что в его случае всё не так, что ему, возможно, предстоят какие-то совершенно небывалые дела, для свершения которых даже и представить нельзя какие умения и навыки могут потребоваться.
- О, Рин, я надеюсь, что ты не выкажешь себя невежей?.. Мне просто страшно подумать, сколь ужасно ты можешь оконфузиться, будучи в кругу людей благородных и образованных! – вцепился в его локоть Гшор-бю-Ткауци, которого Рин терпеть не мог, хотя и страшно уважал: он не знал никого на свете, кто был бы мудрее этого высоченного рокканца. Гшор учил его риторике, этикету, теологии, магии, чужим языкам, поэзии, музыке и прочим невоинским наукам и искусствам. Правда, к величайшей досаде рокканца, толку от этого пока было мало. Рин и сам очень переживал из-за своих неуспехов на данном поприще, но, что он мог поделать, раз не был создан для всех этих премудростей? Гшор мог заставить его сидеть над книгами хоть целый день, и всё равно Рин ничего, кроме чувства глубокого и искреннего разочарования у своего учителя не вызывал. Однако тот почему-то не отчаивался и лишь менял способы изучения своего предмета.
Вап и Хругуг, были людьми, лет тридцати – тридцати пяти. Опытные солдаты, в своё время немало прослужившие под командыванием ади Вары Великолепного, они тоже протиснулись к Рину и дружески похлопали его по спине:
- Мы в тебя верим, парень! – широко ухмыльнулся Вап.
- Надавай там всем по заднице! – весело загоготал Хругуг.
А старик Бирт лишь обнял его, рыдая, и ни за что не хотел отпускать, пока сам ади Питри не отвёл его в сторону.
Даже Аддана и Прегеше, деревенские девчонки, которые следили за чистотой в замке, готовили пищу и всех обстирывали, и те, хотя и не решились подойти к Рину, в чрезвычайном возбуждении подпрыгивали на одном месте и что есть силы махали ему руками.
Самым последним, кто принял во всём этом участие, был Трел, коренастый крестьянин, бывший и за конюха, и за истопника зимой, и вообще делал по хозяйству всё, что ему не поручали. Трел снял шапку, и добродушно улыбаясь, с чувством искреннего умиления наблюдал за всем происходящим.
Как-то всё странно получается, подумал Рин, растеряно перводя взгляд с одного знакомого лица на другое. Почему всё так неожиданно и… так неправильно? Почему ему надо отправляться в путь прямо сейчас?.. Но Рин даже подивиться этому, и то не успел.
- Ну всё, давай, поезжай! – приказал ади Питри и крепко обнял его.
Рин тяжело вздохнул, а затем ловко вскочил на Динглина. Что толку ломать голову над тем, чего всё равно нельзя избежать? Ещё раз обведя всех на прощанье взглядом, он ударил коленями в бока коня и резко крикнул:
- Хей! Хей!
Динглин радостно заржал и, встав на дыбы, замахал в воздухе передними ногами, после чего с силой ударил копытами в землю, всхрапнул и пустился вскач. Рин ещё раз обернулся и взмахнул рукой. А потом в лицо ударил ветер, и дорога понеслась ему навстречу, исчезая под мощными копытами скакуна.

Рин был страшно горд от мысли, что уже очень скоро ему выпадет честь принять участие в рыцарском турнире и непременно хотел поделиться этой своей радостью с Каной. Поэтому, едва выехав за ворота замка, он почти сразу свернул к деревне.
Дом Каны был вторым со стороны замка. Подъехав к невысокой, высотой по грудь, каменной ограде, Рин проворно спрыгнул на землю и накинул поводья на ветку, росшего подле калитки, дерева.
- Кана! – крикнул Рин, нащупывая рукой щеколду с другой стороны калитки.
- Кана! Это я, Рин!
- Что-нибудь случилось? – дверь в дом распахнулась, и на пороге появилась обеспокоенная девушка, а из окна немедленно высунулись её родственники, столь же любопытные, сколь и многочисленные – мать, братья, сёстры, тётушки. Увидев такое множество зрителей, Рин тут же смутился и с сожалением понял, что вновь выставил себя полным дураком.
- Нет, нет, пожалуйста не волнуйся! – уже гораздо более сдержанно сказал Рин и, гордо расправив плечи, с достоинством продолжил. – Через месяц в Пьерте будет большой турнир, и ади Питри высказал желание отправиться на него. Будучи его оруженосцем, я тоже поеду вместе с ним… Конечно до рыцарских поединков и турниров меня никто не допустит, но в состязаниях оруженосцев я непременно буду участвовать! – Рин с досадой почувствовал, как довольный румянец предательски проступает на его щеках.
- Ах, Рин! – испугано всплеснула руками Кана. – Я буду молиться за тебя!.. Да хранит тебя сердце Игуна, и пошлёт удачу искуплённый Ригурн!
- Да примет Игун к сердцу слова твои! – вежливо поклонился в ответ Рин. Он с недоумением заметил, что в глазах у Каны была не радость, а тревога.
- Но почему ты так одет и куда направляешься сейчас?.. Ведь до турнира ещё месяц! – Кана была по-настоящему испугана и не скрывала этого.
- Одет? – события сегодняшнего дня навалились на него столь стремительно, что Рин даже не успел осознать всего того, что с ним произошло. Он удивлённо оглядел себя с головы до ног и только сейчас понял, что, и в правду, подобный наряд более подходил к военному походу, чем нежели к поездке к родным. Действительно, почему?
- Мы выезжаем в Пьерт через три дня… - улыбнулся Рин и, не очень-то сам веря в то, что говорит, добавил, желая успокоить девушку. – А до этого времени ади Питри отпустил меня погостить домой... В Пьерт мы поедем прямо из Индэрна, куда он заедет за мной. Я думаю, ади Питри считает нужным, чтобы я привыкал к настоящему облику оруженосца. Чтобы чувствовать себя уверенным на военных состязаниях, необходимо чтобы доспехи не вызывали ощущения неловкости и воспринимались, как обычная одежда… Вообще-то, я и так уже к ним привык, но на столь добром коне, как Динглин, мне проверить себя ещё ни разу не доводилось… Думаю, что дело в этом.
- Ох, Рин! Может оно и так, но сердце моё сжимается от тревожных предчувствий! – и Кана, не обращая внимания на множество любопытных глаз, схватила Рина руками за голову и, притянув его к себе, прижалась к его губам жарким поцелуем. – Береги себя!
- Ну что ты, Кана! Ну что может со мной случиться? – прошептал Рин.
- Береги себя! – ещё раз повторила девушка и припала к его груди.
- Кана! – сердито крикнула из окна её мать. – Кана, веди себя достойно!
Но Кана, казалось, даже и не слышала её. Зато Рин услышал. И ещё раз, украдко, поцеловав девушку в губы, отстранил её от себя.
- Ну всё, прощай! Мне пора! – сказал он и, стремительно развернувшись, чуть ли не бегом, бросился к коню. Вскочив на Динглина, он помахал ей рукой и, уже более не оборачиваясь, помчался в сторону индэрнской дороги.
- Береги себя! – снова прошептала Кана, утирая рукавом слёзы.

Через полчаса бешеной скачки, от которой у него сладостно захватило дух, Рин достиг развилки и выехал на индэрнскую дорогу. Тут он немного попридержал Динглина и дальше уже поскакал не столь резво: надо было дать коню немного отдохнуть.
Вдруг впереди, справа от дороги, он увидел что-то странное: высокий столб, чем-то напоминающий тахилу, а на нём – человек. Чтобы это могло значить? Рин вгляделся. Поза человека была какая-то неестественная, словно бы тот не сам сидел на этом столбе, а был прикреплён к нему помимо своей воли. Динглин недовольно всхрапнул, и Рин успокаивающе потрепал его по холке, после чего слегка ударил коленями, вновь заставляя того скакать быстрее. Через несколько мгновений Рин уже не сомневался – столб был ничем иным, как огромной тахилой, а человек, привязанный к ней – мёртв, или же без сознания.
Что же это? Кто мог такое сотворить? Разбойников тут уже, пожалуй, со времён Лоддера Длинные руки не было. Да и не стали бы они тратить время и силы на то, чтобы привязывать свою жертву к столбу! – Рин озабоченно насупился. В первое мгновение ему стало немного не по себе, а затем он почувствовал, как его сердце закипело от негодования, и жаркая кровь прихлынула к голове.
- Хей! Хей!- вскричал он, и Динглин рванул вперёд. Не прошло и минуты, как он поравнялся с этой огромной тахилой и поспешно соскочил с коня.
- Эй, вы живы? – крикнул он останавливаясь у ног несчастного. Рин потормошил того за ноги, и, так и не услышав ответа, вгляделся в лицо висящего. И тут же вздрогнул, ибо оба глаза того оказались выклеваны птицами.
- Да что же это! Что за негодяи сотворили такое?! – гневно вскричал Рин, и стремительно выхватив меч, разрезал верёвки, опутывавшие ноги мертвеца. Затем он вновь вскочил в седло и, подъехав вплотную к столбу, приподнялся на стременах и перерезал верёвки, удерживавшие руки несчастного. Бережно подхватив падающее тело, он положил его поперёк седла. И похолодел под взглядом пустых глазниц… Несмотря на то, что лицо несчастного было ужасно изуродовано, он узнал убитого. Это был слуга Дэдэна, придворного волшебника герцога имрийского.
И тут только он заметил, уже наполовину скрытую пылью и землёй, надпись из камней, что была выложена у основания столба – «Колдун». И сразу же вспомнил о тех тревожных слухах, что изредка доходили до Оленьей Тропы в последнее время – о верховном квистоле Имрии, о новой распре между волшебниками и церковью, о том, как всё новые и новые толпы верующих стекались в Пьерт. Даже в глуши поместья ади Питри они представлялись Рину чем-то пугающим и грозным. Но только сейчас он, со всей отчётливостью, осознал истинное значение этих событий. Лишь сейчас, видя перед собой мёртвое тело человека, которого он когда-то знал, пусть даже и не очень хорошо, Рин внезапно и очень остро ощутил, что столь привычный мир вокруг него вновь бесповоротно изменился. Точно так же, как это уже случилось с ним однажды, когда он вдруг понял, что, по какой-то неведомой ему прихоти Божьей, ему уготована необычайная судьба. В то же мгновение всё его тело покрылось бисеринками пота, а тело охватила какая-то немощь, словно члены его стали из ваты, а воли в сердце осталось не более, чем в тряпичной кукле. Однако длилось это не дольше нескольких секунд, ибо новые тревоги с ещё большей яростью нахлынули на него. Рин вспомнил об отце, который водил знакомство с Дэдэном, и которого многие жители города и самого по себе почитали за волшебника. Раз уж вокруг такое творится, не случилось ли чего-нибудь ужасного и с его семьёй? С отцом? С мамой? С Ликом и Ашей?.. Рин зарычал и заскрежетал зубами от охватившего его отчаяния, на что Динглин недоумённо фыркнул. Рин хотел было немедленно скакать в Индэрн, но бросить у дороги непогребённое тело было бы для него святотатством, и он, пересилив себя, вновь соскочил на землю.
Торопливо копая мечом могилу, он неустанно молился, прося Всесущего защитить его близких от всевозможных бед и напастей. Но здесь, возле холмов, земля была каменистая и поддавалась с трудом, отчего дело двигалось не очень быстро. Капельки пота, стекали по лбу Рина на его нос, или, пощекотав брови, устремлялись прямо в глаза, отчего те немилосердно щипало. Он то и дело утирался рукавом, и уже очень скоро лицо его перепачкалось и стало более походить на лицо крестьянина, чем нежели блестящего оруженосца. Наконец, Рин посчитал, что глубина могилы вполне достаточная, и уложив в неё несчастного слугу Дэдэна, опустился перед могилой на колени и наспех прочитал прощальную молитву. Сотворив знак круга, он поспешно засыпал её землей, и вскочил на Динглина.
Огромная тахила зловеще возвышалась над небольшим холмиком земли. Зрелище было и пугающим, и торжественным одновременно.
– Я запомню это!.. Обязательно запомню!.. – едва слышно прошептал Рин и дёрнул поводья.
- Хэй! Хэй! – в следующую секунду закричал он, и Динглин стрелой сорвался с места.

Рад также сообщить что теперь все желающие могут получить всю мою книгу (Рин. Книга I. Звезда и жернов) целиком. В 4-х электронных форматах: .pdf, .fb2, .epub и .mobi. Кроме того, всем желающим автор, с удовольствием, ПОДПИСЫВАЕТ ЭЛЕКТРОННЫЙ ЭКЗЕМПЛЯР КНИГИ! Да, да! Вам не показалось! Я, действительно, подписываю своим читателям их экземпляры моих электронных книг! И даже вставляю в него, присланные читателями ФОТОГРАФИИ себя любимых, чтобы уже никто не сомневался, что это именно их экземпляр книги! Не верите? Заходите! Увидите сами:

#

Да. Если кто-либо заметит, что что-нибудь не работает, напишите, пожалуйста!

И ещё. Не заливайте пока на флибусту и прочие злачные места! Придёт время, и я сам разошлю книгу по сетевым библиотекам и прочим ресурсам.

Отредактировано - trubaduren_ru 28 Янв 2013 21:46:29

Пыль на дороге, поднятая Динглином, после того, как Рин покинул деревню, давно уже осела, а ади Питри всё стоял на стене и смотрел в ту сторону. На сердце у него было неспокойно, словно сами орхаты, невидимыми тенями, завели вкруг него свой зловещий танец. Ади Питри перегнулся через стену и посмотрел вниз, а затем неторопливо спустился на двор.
- Таркуд!.. Таркуд!.. Седлай Заронда! – ади Питри уселся на каменную скамью, перед входом в главную башню и стал ждать, когда оруженосец подведёт к нему скакуна. Камень раскалился на солнце, и довольно скоро рыцарь ощутил, что его ноги покрылись капельками пота. «Да сколько же ещё ждать?!» - раздражённо подумал он и в нетерпении поднялся со скамьи.
- Если вы вознамерились скакать вслед за Рином, то, готов побиться об заклад, что Динглина Заронду нипочём не догнать! – весело ухмыльнулся Таркуд, подводя, наконец, к рыцарю коня.
- Нет, я не за Рином… Мне надо в деревню… - обронил Питри Фроган, вскакивая в седло.
- Хотите образумить дочку Йоргла-молчуна? – хитро прищурился старик.
Ади Питри недовольно поморщился:
- Нет, Таркуд… Хотя, наверное стоило бы!
- Может и стоило, да только, я так думаю, вряд ли бы из этого что-нибудь получилось! – сказал Таркуд и обнажил в довольной улыбке свои редкие, наполовину сгнившие зубы.
Ади Питри ничего не ответил и лишь слегка дёрнул поводья, на что Заронд повёл ушами и нехотя направился к воротам. Проехав через небольшой подъёмный мост, рыцарь оказался на обширном лугу, с небольшим уклоном спускавшимся в сторону деревни, раскинувшейся в половине иля от замка. Чуть правее дороги, немного вдали от неё, возвышался островерхий шатёр Рхани, в который кахт всегда перебирался, когда бывал свободен. Вот и сегодня, едва Рин уехал, как Рхани вскочил на своего скакуна и вновь умчался туда. Как с удивлением открыл для себя Питри Фрогган, у кочевников было несметное количество религиозных обрядов, которые и стремился соблюдать поступивший к нему на службу кахт. Дорога вильнула вокруг росшего, в одиночестве, мощного дуба и уже почти по прямой устремилась в деревню.
Рыцарь подъехал к дому старосты и спешился. Под окном, затянутым бычьим пузырём, на маленькой деревянной скамеечке сидел белый, как лунь, старик и, опёршись ладонями о колени, смотрел на дорогу.
- Старик, где Лэмрит? – окликнул того ади Питри. Старик безучастно посмотрел на него и ничего не ответил.
- Папа на дальнем поле! – пискнул тоненький голосок, и рыцарь увидел, как из-за дома боязливо выглянул мальчуган, лет пяти.
- Передай ему, что когда вернётся, то пусть сразу же явится ко мне в замок! – повелительно сказал ади Питри и развернулся, чтобы идти обратно к лошади.
- А зачем? – ещё более испугано пискнул малыш.
- У меня к нему дело! – улыбнувшись ответил рыцарь и, вытащив из кармана мелкую монету, метнул её мальчишке. – Держи!
Мальчуган бросился вперёд и ловко поймал её, после чего вновь стремглав убежал за угол дома, где его уже поджидала целая ватага ребятишек.
“Впрочем…” - подумал ади Питри. – “Не мешало бы и мне самому проехаться по своим владениям. Давно я этого не делал!” – и, вскочив на Заронда, направился в сторону дальнего поля.
Сразу же за деревней начинался яблоневый сад, проехав который рыцарь оказался на деревянном мостике, перекинутом через неглубокий ручей. От моста до дальнего поля было всего пару илей. Дальнее поле было самым обширным во владениях ади Питри и простиралось на три иля на запад, упираясь затем в большой лес, который тянулся аж до самого тэрийского тракта. Но этот небольшой просёлок вёл не к нему, а сразу же за дальним полем резко сворачивал на юг, к Индэрнской дороге. Погода была великолепной, и понемногу, под лучами жаркого солнца, опасения рыцаря стали таять, словно снег по весне. Ему уже не казалось столь необходимым срочно расширить ров замка и укрепить стены.
До дальнего поля оставалось уже совсем чуть-чуть, и ади Питри мог даже разглядеть фигурки своих крестьян, трудолюбиво копошащихся среди грядок агута – культуры, весьма похожей на рис, произрастающий в Бирюме, но только более неприхотливой и, пусть и не такой сытной и урожайной, но зато отличающейся от последнего ярким, остро-сладким вкусом, весьма ценящимся во всём Ирвире. И тут он увидел, как по дороге из леса вылетела кавалькада всадников, бешено мчащихся ему навстречу. Рыцарь привстал на стременах и, ребром приставив ко лбу ладонь, попытался разглядеть скачущих, но из-за поднявшихся вокруг них клубов пыли, ему это так и не удалось.
- Да придут все слуги Тьмы! – выругался ади Питри, заставляя Заронда танцевать на одном месте. От внезапно нахлынувшей на него нерешительности, он не знал как ему поступить – дождаться ли, на правах хозяина этих мест, нежданных гостей и потребовать у них ответа, кто они такие и куда направляются, или же внять своим чувствам и благоразумно укрыться в замке? Несколько мгновений он колебался, но затем, всё же, гордость взяла верх, и рыцарь, решив, что убегать в данной ситуации было бы и недостойно, и неблагородно, остался на месте.
Отряд всадников мчался быстро, и уже скоро Питри Фрогган смог их пересчитать. Двадцать семь! И, причём, все при оружии. Доспехи ярко сияли на солнце, так что сомневаться не приходилось. Рыцарь вздохнул и, выехав на середину дороги, стал ждать.
Подъехав ближе, всадники попридержали своих скакунов, а затем неспешно окружили рыцаря. Это были шоэны, обитатели одноимённого архипелага Шоэн, что раскинулся далеко в океане, на юго-запад от кахтских степей. Довольно редкие гости в их краях. Стройные, изящные, с серебристыми волосами и сильно вытянутыми лицами. Однако гораздо больше рыцаря заинтересовал сурового и властного вида пришелец, немного похожий на дрангарца, но только без гребня на голове и вообще без каких-либо признаков шерсти на теле. Наверное он и есть тот, кто их возглавляет, подумал ади Питри. Не успел он так решить, как всадники перед ним расступились и вперёд выехал человек. Мгновение рыцарь его разглядывал, а затем удивлённо воскликнул:
- Это ты?!.. Это ты, Хайес Длинный Язык?!
- Как приятно встретить старого знакомого! – ухмыльнулся бородатый, рыжеволосый мужчина лет тридцати – тридцати пяти, высокий и статный.
- Не иначе, как сам Тёмный заново отрастил твой язык! – зло бросил ему Питри Фрогган, невольно хватаясь за меч. Хайес был «отпетым». В своё время Хайес Чёрное Копьё владел обширными землями в Лирне. Но много лет назад, когда Хайес был ещё совсем молод, он похитил старшую дочь одного весьма богатого, но не столь родовитого и влиятельного, как он сам, рыцаря, обвенчался с ней и потребовал непомерного наследства и не получив требуемого, объявил себя оскорблённым и присоединил к своим землям его владения. Вскоре после этого девушка неожиданно скончалась. Это как-то сошло ему с рук. Но затем, во время второй лингийской войны, он оболгал перед королём ади Доргтана Кручёный Рог, бывшего его соседом, предоставив лжесвидетелей, за что тот был лишён своего имения, часть которого опять-таки отошла к Хайесу. Однако справедливость всё же восторжествовала, и негодяй был выведен на чистую воду. Хайес был лишён рыцарского звания, его меч сломали, герб на щите стёрли, а сам щит привязали к хвосту лошади и три раза провели её вокруг церкви, вслед за солнцем. После чего над ним был совершён обряд отпевания, и его лишили имени. А потом отдали во власть палача, который и отрезал его язык. Однако король был милостив и сохранил тому жизнь, приговорив лишь к вечному изгнанию. Куда Хайес ушёл, никто не знал. Одни говорили, что он подался за Срединный хребет, другие – что во Фрааскую империю, третьи же утверждали, что Хайес уплыл далеко на запад. Но всё это было досужими домыслами, ибо, на самом деле, с той поры его никто и никогда больше не видел.
- Мой язык – не твоё дело! Попридержи-ка лучше свой! – огрызнулся Хайес. – Если ты будешь благоразумен и покладист, то сохранишь жизнь!
- Ты смеешь мне угрожать?! – вскипел ади Питри, стремительным движением обнажая меч. Несколько шоэнов в тоже мгновение натянули тетеву своих луков.
- Не кипятись, Питри Фрогган! Мне нет до тебя дела. Я лишь заберу то, за чем пришёл, и с миром уйду. – Хайес выглядел озабоченным, и, вопреки своему обыкновению, не склонным к ссоре.
- И что же это? – осторожно спросил ади Питри.
- Мне нужен твой молодой оруженосец. Отдашь его мне, и мы сразу же покинем твои земли. – Хайес напряжённо смотрел ему в лицо, ожидая ответа.
- Зачем тебе мой оруженосец? – в свою очередь спросил рыцарь.
- А вот это тебя уже не касается! – потерял терпение Хайес. – Отвечай, где он?
- Я в ответе за своих людей!.. Так что не видать тебе моего оруженосца, как своего отрезанного языка! – и подняв Заронда на дыбы, рыцарь развернул его грудью к лучникам, и заставив сделать назад несколько шагов, оказался подле Хайеса, неуловимым движением выбив того из седла.
- Хас ли омуо!* – завопил тот, оказавшись на земле. Шоэны неодобрительно переглянулись и опустили луки.
(* - Не трогать его! (шоэн.))
- Ха! Ты хочешь выглядеть благородным? – засмеялся ади Питри. – Тебе это не идёт! – и тоже спрыгнул на землю.
- Зачем ты злишь меня? Неужели тебе не дорога твоя жизнь? Отдай мальчишку и живи счастливо дальше!.. И ты никогда больше меня не увидишь! – Хайес не на шутку разозлился и тоже выхватил меч. Очень странный меч, необычно узкий, длинный и извивающийся, подобно змее… Ади Питри при виде него вздрогнул и невольно отступил на шаг, но тут же вновь овладел собой.
- Очень заманчивое предложение! Ещё чуть-чуть и ты бы уговорил меня! – слегка поклонился рыцарь.
- Аггла вэ!* – вдруг рявкнул похожий на дрангарца загадочный пришелец и все, кроме Хайеса, развернули коней и вновь поскакали по направлению к Оленей Тропе. От неожиданности Питри Фрогган немного растерялся и даже опустил меч.
(* - Все за мной! (шоэн.))
- Чёрт с ними! Пусть едут! – сплюнул Хайес, выставляя перед собой меч. – Но предлагаю тебе последний раз подумать! Я уже не тот, что раньше, и тебе не выстоять против меня, старик! Слышишь меня, Питри Фрогган?
На мгновение ади Питри засомневался. Он надеялся, что убив Хайеса, который хорошо знал Имрию со всеми её городами, в том числе и Индэрн, он существенно затруднит поиски Рина его спутникам. Но теперь, видя, как те уверенно поскакали к его замку, он подумал, что возможно ошибся. Тем не менее, отступать было поздно. Да и не в его обыкновении.
- Ты всегда был хвастлив! И, должен тебе заметить – необоснованно хвастлив! – усмехнулся рыцарь покручивая кистью меч.
- Я думаю, что ты сейчас убедишься, что неправ! – зло бросил Хайес и взмахнул клинком. Рыцарь чуть отклонился в сторону и отразил удар. Дав соскользнуть клинку противника, он молниеносно продолжил движение своего меча и чуть было не рассёк Хайесу горло. Однако тот непостижимым образом увернулся и сам неожиданно перешёл в атаку. Отражая наносимые один за другим хитрые и сильные удары, Питри Фрогган невольно подумал, что на этот раз, пожалуй, Хайес не лгал. Несколько раз они попеременно яростно наступали друг на друга, пока наконец рыцарь не изловчился и, направив кончиком меча клинок противника в сторону, слегка не поранил тому руку.
- Орхат рогатый! – ругнулся Хайес и отскочил в сторону. – Я недооценил тебя, старик!
И снова ринулся в атаку. Широкоплечий и могучий он дышал всё также ровно, как и в начале поединка, в то время как ади Питри начал понемногу уставать. Ади Питри резко выдохнул и, стремительно отскочив от противника на несколько шагов, на мгновение остановился.
- Хэа! – вскричал рыцарь и в свою очередь устремился в атаку. Он стремительно наносил один за другим свои самые хитрые удары, но каждый раз Хайесу чудесным образом удавалось избежать их. «Да он сам Тёмный!» - подумал ади Питри, вновь вынужденный отступить.
-Ллой! – выкрикнул боевой клич своего рода Хайес и, почувствовав, что Питри Фрогган устал, с удвоенной энергией атаковал рыцаря. На мгновенье солнце ослепило ади Питри, время, как ему показалось, остановилось, и он, как на давно забытой картине увидел что-то знакомое: стоящего перед собой человека, а в руках у него - необычно узкий и длинный меч, извивающийся, подобно змее… Высокий и широкоплечий. Лица его не видно, но ади Питри знает, кто он… Это был его сон… И тут холодная сталь вонзилась в его грудь и, рыцарь, болезненно вскрикнув, рухнул навзничь.
- Нельзя быть столь упрямым… и гордым! – криво ухмыльнулся Хайес и, вытерев об одежду поверженного противника свой меч, тяжело дыша, вскочил в седло.
- Хей! – крикнул он и, ещё раз оглянувшись на лежащего посреди дороги Питри Фроггана, ударил каблуками в бока своего скакуна. Уезжая, он видел, как с поля, с мотыгами наперевес, бежали на помощь своему господину крестьяне, почувствовавшие, когда с ним остался всего лишь один противник, внезапный прилив отваги. И громко расхохотался от этого зрелища.

Рхани пел песню Утренней Звезде, которая должна была, после долгого перерыва, вновь появиться на небесах этой ночью, когда вдруг земля донесла до него весть, что к замку направляется многочисленный отряд на добрых конях. Его нынешний господин, был всё утро чем-то обеспокоен, и Рхани предположил, что подобный отряд вполне мог быть тому причиной. Рхани допел до конца семистрочный тпанг и стремительно выбежав из койма, одним прыжком оказался в седле.
- К-кхат! К-кхат! – гортанно крикнул он, и Йкунах, что на его языке означало, Южный Ветер, подобно степной птице помчал его к замку господина, которому он ныне служил.
До замка было недалеко, и уже через несколько минут Йкунах, гулко простучав копытами по подвесному мосту, влетел в замок.
- Враг! Враг! – что есть силы завопил Рхани и бросился поднимать мост.
Подбежали Вап и Хругут и принялись ему помогать.
- Что случилось? – полюбопытствовал Эрв, появляясь словно бы из ниоткуда.
- Рхани, в чём дело? – высунулся из узкого окна башни Гшор.
- Всадники! Много всадников! – бросил через плечо кахт и ещё усерднее принялся крутить колесо.
- Не поднимайте мост! Не поднимайте! – это из конюшни выскочил заспанный Таркуд. – Господин Питри уехал в деревню!
- Да нет, не слушайте его, поднимайте! – раздражённо махнул рукой Гшор. – Если это гости, то ади Питри приедет вместе с ними, а если это и в правду враги, то ворота непременно должны быть закрыты!
- А вдруг он в опасности, дурень ты заморский! – взвился Таркуд.
- Быть может и так. Но в любом случае будет лучше, если ворота окажутся закрыты, – рассудительно заключил Гшор, исчезнув вслед за этим из окна.
- Он прав, Таркуд! – сказал, подбегая к нему, Хругут. – Если это гости, то мы быстренько опустим ворота, а если враги – то их много больше, и отбиться от них мы сможем, лишь затворившись в замке. А ади Питри рыцарь опытный и сам сообразит, как ему поступить.
- Ай! Подите вы все к Тёмному! – рассердился Таркуд и бросился в дом.
Рхани сбегал за своим круглым шлемом и уже бежал на стену с двумя колчанами и луком в руках. Его примеру незамедлили последовать Эрв и Вап, в то время как Хругут притащил огромный арбалет и теперь, тяжело пыхтя, карабкался с ним по лестнице.
Из башни вышел Гшор и тоже полез на стену. В одной руке у него было массивное копьё, в другой – большой круглый щит, голову скрывал тяжёлый шлем, с широкими прорезями для его смешных ушей, а тело защищал ярко-красный панцирь с затейливым золотым рисунком. Когда он поднялся наверх, всадники уже подъехали к замку на выстрел стрелы но, увидев, что мост поднят, остановились. Несколько минут они стояли тесной кучкой, а затем отъехали назад ещё немного, после чего от них отделился один всадник и поскакал к замку.
- Пусть ветер четырёх сторон всегда несёт вам прохладу, а не бурю! – сказал всадник, останавливаясь напротив ворот.
- Айвонец! – удивлённо задёргал ушами Гшор. – Откуда он здесь взялся? – и крикнул громко, уже обращаясь к пришельцу. – Пусть солнце всегда дарует вам ласковое тепло, а не иссушающий жар! Кто вы, и что за дело привело вас в наши края, друг мой?
- Я Оссу Та, скромный волшебник, родом с острова Айвуру, волею богов заброшенный на Шоэн, где ныне и служу разным тамошним господам. А здесь я оказался, сопровождая купцов с Шоэна. Наш путь лежит из Пьерта в Индэрн, а затем в Тирль, откуда мы имеем намерение направиться в Пешар. Судя по всему, мы сбились с пути и вместо дороги на Индэрн оказались на этом просёлке, но, хвала всеблагому Ийкену, повстречали вашего господина, а теперь и нашего радушного хозяина, достопочтимого ади Питри Фроггана, который великодушно предложил воспользоваться своим гостеприимством. Движимый заботой о своих людях, крестьян из близлежащей деревни, он высказал пожелание назначить назавтра ярмарку, а до того предложил купцам отдохнуть в его замке и, вкушая с ним за одним столом, поведать о тех новостях, что довелось им услышать за время своего долгого пути. Телеги с купцами и остальной охраной едут следом – они уже на большом поле, что перед лесом, а ади Питри любезно указывает им дорогу. Воистину, нечасто встретишь столь учтивого и достойного господина, как ади Питри! Да хранят его волны Ийкена! – и айвонец вежливо поклонился.
- А я Гшор-бю-Ткауци, вольный странник с Роккана, учёный и волшебник, в настоящее время – верный слуга ади Питри Фроггана, – поклонился в ответ Гшор. – Что ж, я рад, что ади Питри с минуты на минуту будет здесь. Клянусь вам, что как только он доберётся до замка и велит мне опустить мост, как я тут же, с превеликим удовольствием, это и сделаю.
Оссу Та воздел в сторону Гшора руку, сжатую в кулак, что у айвонцев означало негодование, и гулко прокричал:
- Неужели, глубокоуважаемый Гшор-бю-Ткауци, вы не доверяете мне?! Неужели вы осмелитесь ослушаться приказа своего господина и не впустите нас?! – его широкие ноздри гневно раздувались, а вид стал ужасно грозен.
- Я страшно опечален, что вынужден огорчить вас, но, предобрейший мой господин Оссу Та, мост я не опущу! – ответствовал Гшор, пергнувшись через стену вниз.
- Но почему? Вы воюете с кем-нибудь? Или на то есть ещё какая-нибудь причина? Извольте объясниться! – упорствовал айвонец.
- Нет, да пребудет вовеки великий Роккан! Мы ни с кем не воюем, и очень надеюсь, что и не будем. Но таково пожелание моего господина, и, сколь бы странным оно вам не казалось, я намерен его исполнить, – соврал Гшор.
- Что ж, как я вижу, у ади Питри Фроггана очень хорошие слуги!.. Однако, не думаю, что это доставит ему удовольствие, – сердито бросил айвонец и, развернув коня, поскакал к своему отряду.
- Я ничего не понял! Что с моим господином? Ади Питри сейчас приедет? – Таркуд, уже в полном военном облачении, требовательно тряс Гшора за локоть.
Гшор перестал смотреть вслед удаляющемуся Оссу Та и повернулся к старому оруженосцу: – Нет, Таркуд, я думаю, что ади Питри вряд ли приедет… И я молю Единого, что бы с ним не случилось какого-нибудь нечастья!
- О, всемогущий Игун! Смиренно прошу тебя, спаси моего господина! – заметался по стене Таркуд, в отчаянии хватаясь за голову.
- Ты полагаешь, что айвонец лжёт? – спросил Гшора Эрв.
- Да. В его словах нет ни слова правды! – нахмурился рокканец. – Во-первых, шоэны – морские торговцы и, если уж выбираются на сушу, то охрану ни на шаг от себя не отпустят. Даже в самом дружественном окружении. А во-вторых, айвонец ни за что не станет служить ни охранником, ни кем-либо ещё, для каких-то там купцов, и даже никогда не поедет с ними вместе по каким-либо своим делам. Уж поверь мне!
- А кто они, эти айвонцы? – полюбопытствовал Эрв.
- До невозможности высокомерные обитатели острова Айвуру, что далеко на юго-восток отсюда, с другой стороны нашего материка. Они считают, что боги создали их первыми в этом мире, и им предначертано владеть и управлять Ойрисом. Они столетия потратили на завоевания, но так ничего и не добились… Что это там? – и Гшор указал в сторону отряда. А там восемь всадников быстро рассредоточились вокруг стен, взяв замок под круговое наблюдение, а ещё с десяток развернулись и поскакали обратно в деревню. Оставшиеся напротив поднятого моста всадники взяли в руки луки. В тоже мгновение какая-то рябь пронеслась по полю перед замком и с сокрушающей силой налетела на стены. Замок вздрогнул, так что все его защитники попадали, но выдержал удар.
- Проклятие Эура! Он и в правду волшебник! – выругался рокканец вскакивая на ноги. И тут же что-то забормотал и странным образом взмахнул руками.
Лошади противника, вместе с всадниками, взмыли в воздух на целый ран, и беспомощно взбрыкивая ногами, испугано заржали.
- Так их! Так их, Гшор! – радостно оживился Вап. – А ещё размахнись ими посильнее и зашвырни на этот их треклятый остров!
Но лошади уже вновь твёрдо стояли копытами на земле и лишь шарахались из стороны в сторону, пока всадники пытались их успокоить.
- К сожалению, это всё что я могу, на таком расстоянии, – виновато развёл руками Гшор. – Однако теперь айвонец поостережётся использовать Силу!.. Хотя, не могу не признать, что он, в отличие от меня, настоящий волшебник.
- Да хранит нас всех десница господня! – испугано запричитал Таркуд. – Он разнесёт наш замок!
- Нет, Таркуд, нет! – успокаивающе похлопал его по плечу рокканец. – Камень основы всё ещё силён и выстоит почти против любого волшебства… Я осматривал его.
- К тому же они, кажется, передумали идти на штурм! – обрадованно сообщил Хругут. Действительно, всадники противника опустили луки, а многие из них даже и спешились.
- Они что, решились на осаду? – озадаченно хмыкнул Вап и, поставив локоть на стену, подпёр голову ладонью. – Не думаю, что у них что-нибудь получится.
- Я тоже, – ухмыльнулся Хругут, вставая рядом с товарищем.

Прошло четверть часа, и из деревни появился ещё один всадник, бешеным галопом мчавшийся к замку. Чуть позади него скакали ещё четверо. Подъехав к айвонцу, он стал с ним о чём-то оживлённо беседовать, то и дело указывая в сторону замка. Айвонец же сидел неподвижно, так, словно бы это и не с ним говорили.
- Замок магически защищён. Не знаю насколько надёжно, но в этом крае почти совсем нет Силы, так что мне очень сложно будет преодолеть его защиту… А кроме того, у них там волшебник-рокканец. Пусть он и не чета мне, но он ещё больше истощил и без того скудный запас Силы, – айвонец невозмутимо взирал на кипящего яростью Хайеса.
- У нас нет времени на осаду, пронзи меня рог Тёмного! – в очередной раз вскричал Хайес. – Или мы с ходу захватим замок, или об этом можно будет забыть!.. Да и откуда там взяться рокканцу?
- Не знаю откуда, но он там! И не горячитесь, арвер. Я что-нибудь придумаю, – Оссу Та на мгновение оглянулся на замок. – Волшебство совсем необязательно использовать столь прямолинейно.
- Ну, так думай, волшебник, думай! – зло бросил айвонцу Хайес. – А я пока попробую их переубедить, – и рыцарь, резко развернув коня, поскакал к замку.
- Будь осторожным, арвер! – крикнул ему вслед Оссу Та.

Солнце ещё было высоко, и ни одно облачко не смягчало его беспощадного жара, так что очень скоро Гшору в своих прекрасных доспехах стало невыносимо душно. Даже лёгкий ветерок не помогал.
- Эрв, кто это ещё скачет сюда? – спросил он фарланина, утирая со лба слегка желтоватый пот.
- Человек, – ответил тот, покидая тень от стены, в которой до этого он укрывался.
- Вот как? – оживился рокканец.
Тут всадник подъехал ко рву и громко закричал:
- Приветствую вас, славные воины, защитники Оленьей Тропы! Я – Хайес Чёрное Копьё, старший сын Рулга Хейморна, по прозвищу Высокая Башня, господин Дорна, Ладола, Ирта и других земель в Лирне, в своё время незаслуженно отнятых у меня королём, внявшим лживым наветам. Я хочу предложить вам выгодную сделку. Выгодную, как я полагаю, и вам, и мне! Готовы ли вы меня выслушать?
И Хайес стал выжидающе переводить взгляд с одного лица на другое.
- Так ты жив, лживый предатель? Гнусное исчадие квана! О чём с тобой можно говорить? Ты – попущенье господне, ниспосланное на нашу землю за наши прегрешения! Я всегда считал, что покойный король был не прав, когда по своему великодушию, избавил тебя от смерти! Да тебя и десять раз кряду казнить было бы мало! Ни верьте ни единому его слову! Ни единому! Чтоб тебя орхаты забрали прямо к Тёмному! – это Таркуд, неожиданно вскочил на самый край стены и, если бы Эрв не ухватил его за широкий пояс, подпоясывавший кольчугу, то непременно свалился бы вниз. – А ну, отвечай немедленно, негодяй, что с моим хозяином, с моим славным и досточтимым ади Питри!
Даже со стены было видно, как изменился в лице рыцарь: злобная гримаса исказила его, словно молния – дождливое небо.
- Кто ты такой, чтобы сметь оскорблять меня?! И кто бы ты ни был – не тебе судить о том, виноват в чём я, или нет! Если король счёл нужным оставить мне жизнь, то не тебе отказывать мне в праве на неё!
- Замолчи, Таркуд! – попробовал урезонить старого оруженосца Гшор, стаскивая того со стены. Но Таркуд яростно отбивался от него и ни за что не хотел спускаться.
- Я Таркуд Огрре, верный и преданный оруженосец своего господина, честнейшего и доблестнейшего рыцаря, ади Питри Фроггана! Не будь я так стар, я бы сам спустился и искрошил тебя в капусту, зловонное порождение тьмы! Отвечай, где мой господин?
- Да уймись ты наконец! – и рокканцу, совместными усилиями с Эрвом, удалось наконец стянуть оруженосца с края стены. – И да ниспошлёт Единый и Всесущный на тебя, хотя бы на пять минут, дар молчания!
Мрачный, словно грозовая туча, Хайес, досадливо сплюнул и вновь заговорил:
- Только что мне нанесли тяжкое оскорбление! И теперь я, покуда не смою его кровью, никуда отсюда не уйду! Вашего господина, насколько я понимаю, сейчас нет. А ты, старый пень, у которого рот зловонней любой выгребной ямы, уже слишком трухляв, чтобы сражаться со мной!.. Но, как я слышал, у вашего господина есть ещё и молодой оруженосец. Пусть это и не достойнно рыцаря – связываться с тем, кто стоит ниже тебя, но… я давно уже отбросил все эти устаревшие предрассудки. Я готов сразиться с ним. Что ты на это скажешь?
Таркуд всенепременнейше хотел что-то сказать, но ему не дали: Эрв крепко держал его, закрыв рот старика своей широкой ладонью, и сколько тот ни бился, вырваться ему не удавалось.
- Ответь сперва, что с нашим господином, ади Питри Фрогганом? – спросил Хайеса Гшор.
- Не знаю… Когда мы выехали из лесу, то какой-то всадник, едва завидев нас, стремительно ускакал, прямо через поле, в сторону индэрской дороги. Возможно, это и был ваш господин, ади Питри.
- Поклянись, что это правда! – потребовал рокканец.
- Клянусь всеми искуплёнными, слезами Игуна и сами сердцем Его, что это истинная правда! – ни на мгновение не замешкался Хайес.
- Я готов сразиться с тобой, Хайес Чёрное Копьё! – закричал Эрв, подражая молодому человеческому голосу, с лестницы, куда он уже дотащил яростно упиравшегося и отбивавшегося Таркуда.
- Да отпусти его, небеса Ривлана! – прибежал на помощь своему другу старик Бирт и тут же вцепился в руку фарланина, замжимавшую рот оруженосца.
- Я отпущу, если он пообещает больше не вмешиваться! – согласился Эрв.
Секунду помедлив, Таркуд кивнул головой, и фарланин отпустил его.
- Котелок ты пустопорожний! Верёвка трёпанная! Чтоб тебя орахты по жилке распустили! Чтоб твои руки навек скрючило! – тут же набросился на него Таркуд, правда, в полголоса. Но затем вновь устремился к рокканцу. Однако Эрв успел поймать его за руку и так и не дал подняться по лестнице до самого верха.
- Не верь ему, Гшор! Этот клятвопреступник врал, наверное, ещё в утробе своей матери! – громко зашептал рокканцу Таркуд. – Они наверняка захватили ади Питри, и держат его в плену! Нам надо его освободить!
- Не торопись, Рин! – глядя на старого оруженосца в упор, громко произнёс Гшор. – Пусть рыцарь объявит своё предложение, ради которого он пожелал с нами говорить!
Таркуд опешил и в изумлении, молча, уставился на рокканца.
- Мне нанесено тяжкое оскорбление! И покуда я не поквитаюсь за свою обиду, я не желаю говорить ни о каком предложении! Пусть выйдет молодой оруженосец вашего господина, и я сражусь с ним! Пусть он ответит за те слова поношения, которым я подвергся со стороны его старшего товарища! – взъярился Хайес. – Даже больше того, я обещаю, что если потерплю от него поражение, то сразу же, и уже безо всяких условий, покину ваши земли! Обещаю вам это!
- Благородный рыцарь! Мне кажется, что будет справедливее, если на поединок с вами выйдет другой, по старшинству, оруженосец ади Питри. Тот, что младше Таркуда, но старше Рина. А кроме того, он тоже принадлежит к благородному и весьма почитаемому в своём крае роду, – вежливо предложил Гшор.
- Что?! Ещё один оруженосец?! – Хайес стал красный, как помидор, от охватившего его негодования. – Ты лжёшь, рокканец! У ади Питри только два оруженосца!
- Не горячитесь, мой любезный ади Хайес, и, прошу вас, умерьте свой гнев! – любезно улыбнулся Гшор, обнажив, спрятанные за толстыми, ярко-фиолетовыми губами крупные и белоснежные зубные цилиндры. – Почему вы решили, что вам доподлинно известно, сколько у ади Питри оруженосцев?
- Ну хорошо, - нахмурился рыцарь. – Кто же, этот оруженосец?
- Это фарланин Эрв Файро Долгий Путь, из славного рода вю Жергза! – торжественно объявил Гшор, оборачиваясь к Эрву и приглашая того жестом показаться Хайесу.
- Фарланин?! – обескуражено вскричал Хайес. – Не морочьте мне голову! – но тут же осёкся, едва увидев Эрва. – Вот так дела!.. Я смотрю, нынче в Оленей Тропе можно найти кого угодно! Уж нет ли среди вас, ко всему прочему, ещё и дрангарцев, улгийцев, фраасцев? Может там у вас и варгунцы найдутся? И даже лживые вингерлоны?
- Я не понимаю, к чему эти ваши странные намёки? – скрестил на груди руки Эрв. – Если вы хотите со мной биться – то извольте! – я немедленно к вам спущусь!
- Да, но… - Хайес запнулся, но затем продолжил. – Тем не менее, после того, как я сражусь с вами, я бы желал скрестить свой меч с Рином. Так, кажется, зовут юного оруженосца ади Питри?
- Однако! Почему же вам, воинственный ади Хайес, непременно хочется поединка с Рином? Разве одного поединка с Эрвом будет недостаточно?- недоумённо, по-роккански, воздел вверх руки Гшор.
- Рин – человек, так же, как и его господин, а потому, лишь человеческая кровь способна смыть нанесённое мне оскорбление! – не отступал Хайес.
- В первый раз слышу о подобном уложении! В интамских законах сословий об этом нет ни слова! – возразил Гшор.
- К чёрту интамские законы! – вновь вспылил Хайес. – Если хотите, то я готов биться с двумя одновременно!
Услышав такое, Эрв аж перегнулся через стену, чтобы получше рассмотреть такого смельчака.
- Ади Хайес, я правильно вас понял? – не поверил своим ушам, смешно шевельнув ими, Гшор. – Вы изъявили желание биться одновременно с воином-фарланином и молодым, но уже весьма искусным во владении мечом, оруженосцем?
- Да, Тёмный вас побери! Вы не ослышались! – и Хайес выхватил из ножен свой меч. – И я готов это сделать немедленно!
- Это замечательно, неистовый ади Хайес! Но только я не готов, взять на себя подобную ответственность. Это было бы бесчестно, по отношению к вам! Ведь что потом говорили бы люди о таких оруженосцах, если бы вдруг удача оказалась на их стороне? Они бы навеки покрыли свои имена позором! Я не могу допустить этого! – не согласился с рыцарем Гшор.
- Вы издеваетесь надо мной! – судя по всему, терпение Хайеса истощилось. – Тогда я буду биться с ними по очереди! Сперва – с фарланином, а затем – с Рином!
- Ну что ж, раз вы так на этом настаиваете… – задумчиво протянул Гшор.
- Да, я настаиваю! – решительно рубанул свободной рукой воздух Хайес.
- Что ж… Тогда предлагаю назначить поединок на завтрашний полдень, ади Хайес. – Гшор выглядел, как нельзя серьёзнее.
- Зачем же так надолго откладывать? – забеспокоился рыцарь. – Я готов сразиться с ними прямо сейчас!
- Нет, нет, наисмелейший мой ади Хайес! Необходимо соблюсти все правила. Возможно, что те, кто учавствуют в поединке, лишаться своей жизни, а потому, они должны быть готовы предстать перед своими богами. Фарланин, например, должен для этого вознести полночную молитву и исполнить утреннее служение. А Рин – исповедаться, если уж не священнику, который, кстати, живёт совсем рядом – за ручьём, там, где стоит церковь, подле водяной мельницы, и вы, к слову говоря, вполне могли бы за ним послать, то хотя бы своим священным книгам, – не уступал Гшор.
- Скажите проще, эти ваши оруженосцы – отъявленные трусы! Ха-ха-ха! – захохотал вдруг, довольный своим выпадом Хайес.
- Давай, я сражусь с ним прямо сейчас! – натянуто улыбнулся Гшору фарланин.
- Нет, Эрв, погоди! – удержал того Гшор.
- Однако, фарланина я уже видел, а где же тогда самый молодой оруженосец? Отчего он скрывается, словно девица на выданье? – Хайес что-то заподозрил и стал с беспокойством шарить глазами по вершине стены. – Представьте его мне!
- Он слишком горяч, и я не поручусь, что он не спрыгнет к вам прямо со стены! Так что, для его же блага, приходиться держать его взаперти, – развёл руками рокканец.
- Десять слёз Игуна! Да вы, всё-таки, морочите мне голову! – взревел, словно раненый вепрь, ади Хайес и погрозил всем кулаком. – Я вижу вас насквозь! Отвечай, враль рокканский, где юный Рин?!
- Зачем вам, достопочтимый ади Хайес, молодой оруженосец ади Питри? – как ни в чём не бывало полюбопытствовал Гшор.
- Я дам вам за него золота, много золота! И ещё драгоценных камней, крупных, как грецкий орех и чистых, словно слеза господа нашего! Вот, целый кошель! – и Хайес, отвязав от седла увесистый мешочек, потряс им в воздухе.
- Это и было вашим взаимовыгодным предложением? – проницательно спросил рокканец.
- А разве это не так? – пожал плечами рыцарь, снова убирая меч в ножны, видимо поняв, что поединка он не дождётся. – За каким Тёмным вам сдался этот молокосос? Если бы вы согласились отдать его мне, то стали бы богаты! Сказочно богаты!
- Если бы вы ответили мне – зачем он вам, то я, быть может, подумал бы над вашим предложением! – прокричал в ответ Гшор.
- Его хочет видеть один очень влиятельный господин, чьё имя я не знаю, ибо общался лишь с посредниками. И всех этих людей нанял тоже я, так что они тоже ничего не знают!.. Ну так как вам моё предложение? – стоял на своём рыцарь.
- Что, и айвонца тоже вы наняли, ади Хайес? – не поверил тому Гшор.
- У айвонца – долг чести ко мне! – рявкнул Хайес, как бы желая раз и навсегда обрубить все дальнейшие пререкания. – Отвечайте, согласны вы или нет?
- Я не могу вам так сразу ответить, терпеливейший ади Хайес: я должен посоветоваться с товарищами, – слегка поклонился рокканец.
- И как долго вы намерены советоваться? – конь под Хайесом от нетерпения уже танцевал на одном месте, и тому приходилось прилагать усилия, чтобы совладать с ним, как, впрочем, и с самим собой.
- До завтрашнего утра! – ответил Гшор.
- Что?! – вновь взревел Хайес. – Я даю вам четверть часа, и ни минутой больше! – и уже не желая что-либо слушать, развернул коня и поскакал прочь от замка.

Едва Хайес приблизился к всадникам, к нему подъехал Оссу Та.
- По-моему, они морочат мне голову! – Хайес был страшно раздосадован. – Либо – кто-то нас опередил, и вся эта разношёрстная шайка разбойников сама захватила этого самого Рина по чьему-то поручению! Хотя… Я, кажется, узнал старого оруженосца… Да и сам Питри Фрогган, не давал повода так думать.
- Вернее будет предположить, что это Питри Фрогган выполнял чьё-то поручение, – сказал айвонец, утирая платком свою лысую голову, в едва заметную, чёрно-желтую, широкую полоску.
- Что за поручение? – насторожился Хайес.
- Это одному Кфалу ведомо! – отмахнулся от вопроса волшебник.
- Что ж… возможно он намеривался отправиться в какое-то дальнее путешествие… Очень дальнее! – задумчиво проворчал себе в бороду Хайес. – Надо проверить ещё кое-что, – айвонец с любопытством посмотрел на него, и рыцарь продолжил. – Вполне возможно, что этого Рина в замке просто нет... Я съезжу в деревню, и постараюсь выяснить, не знают ли они там чего о молодом оруженосце Питри Фроггана.
- Хей! Хей! – тут же прикрикнул Хайес на лошадь и поскакал в деревню.
- Агглуо офе дикт… оро, оро, оро ка оро!* – тут же ткнул пальцем Оссу Та в четверых шоэнов, и те молчаливо последовали за Хайесом.
(* - Поезжайте за ним… ты, ты, ты и ты! (шоэн.))

Ади Питри лежал на широкой кровати Йоргла Молчуна. Только у него одного во всей деревне были в доме кровати, все же остальные спали либо на скамьях, стоящих вдоль стен, либо на сундуках, а то и вовсе на тюфяках, набитых свежей соломой. Ади Питри был мёртв, и все ждали священника. Впрочем, за отцом Неремом уже послали, как послали, напрямик через поле, и гонца в ближайший замок, с вестью о том, что на Оленью Тропу неведомо кто напал. Однако, и об этом уже знал каждый, гонец, пронзенный шоэнской стрелой, лежал в лесу, за полем, даже не доехав до индэрнской дороги: его лошадь вернулась без седока, а вокруг деревни, на некотором удалении от неё, разъезжало несколько шоэнов, не позволявших никому из жителей покинуть её. Всех, кто не разбежался с полей сразу, согнали в деревню. Правда, враг почему-то не грабил и не насильничал, что было как-то странно. Хотя на последнее обстоятельство вряд ли бы кто стал жаловаться.
Жители деревни, потрясённые этим неожиданным нападением, а ещё больше – смертью своего господина, угрюмо затворились по своим домам, беспокоясь за своё имущество и семьи. Мужчины насупились и озабоченно молчали, а женщины причитали и плакали. Правда, кое-кто из селян, видимо полагая, что даже мёртвый хозяин может каким-то образом их защитить, собрались в доме Йоргла Молчуна и теперь сидели, в глубокой печали, время от времени вытирая катившиеся из их глаз слёзы. Им было от чего плакать: ади Питри был очень хорошим господином. Мало того, что он уже много лет не увеличивал оброка, что позволило его крестьянам зажить намного богаче, чем крестьянам других господ, так он и всякими работами в свою пользу донимал не слишком часто, разве что в последнее время. Да и то, если уж и требовал что-то сделать, то с ним всегда было можно договориться о наиболее удобных для жителей деревни сроках. Теперь же, после его смерти, либо следовало ожидать приезда какого-нибудь его наследника, который окажется неизвестно ещё каким хозяином, либо, дабы таковой не найдётся, готовиться к тому, что весь его лен перейдёт к его непосредственному сюзерену – герцогу Индэрскому, что, зная о жизни его крестьян, не сулило жителям Оленей Тропы ничего хорошего.
Кана, самая красивая из дочерей Йоргла Молчуна, омыла рану ади Питри, очистив её от уже начавшей подсыхать крови, и теперь сидела подле него, тихонечко всхлипывая. Сам Йоргл, то и дело беспокойно запуская пальцы себе в бороду, тяжко вздыхая и ероша волосы на голове, ходил из угла в угол и, временами наступая кому-нибудь на ногу, невнятно бурчал извинения.
Неожиданно на улице раздался конский топот. Все присутствующие вздрогнули и настороженно повернулись к двери. Уверенные шаги, сопровождаемые лёгкой поступью шоэнов, приблизились к дому, дверь распахнулась и на пороге появился статный рыцарь, тот самый, что сразил ади Питри.
- Где молодой оруженосец вашего господина? – грозно гаркнул он, останавливаясь при входе и переводя взгляд с одного крестьянина на другого.
Все присутствующие невольно ссутулились и постарались отвести взгляд в сторону. Тогда рыцарь решительно подошёл к ближайшему и, бесцеременно схватив того рукой за подбородок, повернул его лицо к себе.
- Отвечай! Где Рин? – брызжа слюной, рявкнул он.
- Н-не знаю, мой прегрознейший господин! Наверное, в замке, – испугано залепетал тот.
- Если ты мне лжёшь, то я велю тебя повесить, а твой дом – сжечь! – зло прошептал рыцарь, склонившись и глядя прямо в глаза несчастному. Затем он резко развернулся и, схватив за ворот другого крестьянина, приподнял того с табурета:
- А что ты знаешь об этом? Где молодой оруженосец?
- Н-не знаю! Заклинаю Вас Единым и Всесущным, мой господин, отпустите меня! Я ничего не знаю! – испугано запищал тот. Рыцарь разжал руку, и мужчина мешком рухнул обратно на табурет.
- Если оруженосец не в замке – я сожгу вашу деревню дотла!.. – прорычал рыцарь и медленно обвёл каждого пылающим взглядом, а затем, криво усмехнувшись, добавил. – А может быть, я сожгу её вместе с вами!
- Он уехал в Индэрн! – крепко сплетя перед грудью пальцы рук, на середину комнаты выбежала мать Каны, а сама девушка, услышав это, громко вскрикнула и тут же прикрыла рот ладонью.
- Что ты сказала, женщина? – повернулся к ней рыцарь.
- Он уехал сегодня вскоре после полудня в Индэрн! – повторила мать Каны, невольно отступая на шаг. Рыцарь внимательно посмотрел на неё, а затем повернулся к девушке. – Твоё неподдельное волнение, красавица, больше всего убедило меня в том, что это – правда!
И с этими словами рыцарь развернулся и вышел на улицу. А через несколько мгновений вновь раздался конский топот.

- Мы едем в Индэрн! – крикнул Хайес ещё издали. – Мальчишка там!
- Ты уверен в этом, арвер? – спросил, впрочем, без особого удивления Оссу Та.
- Да. Они проговорились, – Хайес подъехал вплотную к айвонцу и остановил коня. – Я их, как следует, припугнул, и они проговорились. Он уехал туда вскоре после полудня… Задница Тёмного! Одно дело схватить его в этой дыре, но соваться в город! Соваться в город гораздо опаснее.
- Ничего, арвер. Главное – успеть. Я надеюсь, что у нас есть ещё время, – Оссу Та оглянулся по сторонам. – Однако, следовало бы созвать людей.
- Мы возьмём с собой только пятерых. Остальные пусть ждут нас в лесу севернее города, в пару илей от него, там где река делает излучину и подходит прямо к огромному валуну. – Хайес с силой потёр лоб. – Да… И пусть едут не сразу вслед за нами, а обождут до вечера. Чтобы из деревни и замка до этого времени никто не сбежал. И пусть едут не по дороге, а прямо через это поле, во-он, до того леса! – махнул рукой на восток рыцарь. – Сразу за ним и будет река. Пусть спускаются вниз по течению, пока не уткнутся в тот самый валун.
- Хорошо, арвер, – кивнул Оссу Та и поманил рукой высокого шоэна. Пока тот объяснял шоэну, что от него требуется, Хайес ещё раз проехался вдоль маленького замка, оглядывая окресности. Хорошее место! Красивое и умиротворённое. Хотел бы он, устав, наконец, от скитаний, встретить здесь свою старость. Хотя, впрочем, для него это уже вряд ли возможно.
- Мы можем ехать, арвер! – крикнул ему Оссу Та.
Хайес слегка разочаровано вздохнул и, не оборачиваясь, развернул коня в сторону дороги. Следом за ним, в сопровождении пятерых шоэнов, поскакал и айвонец.

http://www.trubaduren.ru/trubaduren.htm#news

Отредактировано - trubaduren_ru 09 Фвр 2013 23:00:11

Перестук копыт по булыжной мостовой родного города, звучал в ушах Рина, подобно сладчайшей музыке. Деловая суета, шум и толкотня на улицах, от которых Рин за те два месяца, что не был в Индэрне, успел уже отвыкнуть, радостно будоражила и немного пугала. То и дело оглядываясь по сторонам, он оставил позади Рыночную площадь, с её невообразимым гвалтом и толчеёй, и уже через несколько минут спешивался перед своим домом.
«Кэбокту Вэн», как и всегда, выглядел опрятно и приветливо. Отведя Динглина на конюшню, расседлав его там и вытерев насухо, Рин, едва сдерживая себя, чтобы не побежать, напустил себя важный вид и неторопливо вошёл в гостиницу. За трактирной стойкой скучал Паст, а мамы нигде не было видно. Завидев Рина, Паст радостно заулыбался и помахал ему рукой.
- Приветствую Вас, доблестный оруженосец, краса Ирвира и гроза всех прибрежных королевств! – напыщенно произнёс Паст, едва сдерживаясь от душившего его смеха.
- Как я рад тебя видеть, Паст! – улыбнулся в ответ Рин, ничуточки не обидевшись. – Мама наверху?
- А разве ты не знаешь? - смутился трактирщик. – Они три дня, как уехали. Господин нди’а Буни сказал, что на ярмарку в Адэрн.
- На ярмарку в Адэрн? – растерялся Рин. – Как на ярмарку?.. И даже меня не дождались?
Паст смущённо пожал плечами и ничего не добавил к уже сказаному. Рину же показалась, что его вдруг и совершенно незаслуженно взяли и обманули. Сердце тоскливо защемило, а в носу предательски защекотало.
- Гава! – вдруг крикнул Рин, направляясь к лестнице.
- Гава уехала на пару недель к своим родичам в деревню… – уставился в стойку Паст.
- Уехала к родичам в деревню?! – Рин был потрясён. За всю свою жизнь он не помнил случая, чтобы Гава покидала «Кэбокту Вэн» больше чем на два дня.
- Ну да!.. Твой отец решил отпустить домой и Гаву, и Лигурту, на то время, пока он с семьей будет на ярмарке. Вот, только я один и остался. Не считая, конечно, людей при трактире… Но, я полагал, что тебе это известно. – Паст выглядел немного растерянным. – Господин нди’а Буни сказал, что они известили тебя об этом… Разве это не так?
- Дыханье Господа нашего! Конечно нет! Чего бы я тогда сюда приехал? – разозлился Рин и с силой ударил кулаком по трактирной стойке, отчего кружки и тяжёлые бутыли, стоявшие на ней, громко звякнули. Немногочисленные посетители тут же с любопытством воззрились на них, видимо, предвкушая какой-нибудь ссору, однако, к их разочарованию, ничего такого не последовало. Рин уже взял себя в руки и, склонившись к Пасту, недоумённо спросил:
- Ну хорошо, Гава уехала к своим в деревню. Ну, а Лигурту-то чего отпускать? Она ведь и так живёт через четыре дома отсюда!
- Не знаю, Рин! – почему-то почти шёпотом ответил Паст и, боязливо оглянувшись по сторонам, как бы желая удостовериться, что их никто не подслушивает, заговорщицким тоном продолжил. – Мне всё это вообще кажется ужасно странным! Во-первых, никаких сборов в дорогу не было! Просто господин Вэйс утром, три дня назад, отправил куда-то госпожу Рилли, вместе с Ликом и Ашей, а затем, спустя где-то часа два, привёл меня в свою комнату, вручил все ключи и велел отвечать, если его будут спрашивать, что он с семьей отправился в гости к кому-то из горожан и к вечеру будет. А на следующий день он велел отвечать, ежели кто будет о нём справляться, что они уехали на три дня к родственникам госпожи нди Буни. Но… и это уже мне совершенно не понятно! – тут Паст и вовсе перешёл на едва слышный шёпот. – Господин Вэйс сказал… что на самом деле они отправляются на ярмарку в Адэрн, но строго–настрого запретил, кому-нибудь до их возвращения, об этом рассказывать!.. – Паст замолчал и обескуражено уставился на Рина.
- Как ты думаешь, Рин, чтобы всё это могло значить? – немного испугано спросил его затем трактирщик.
Сердце юноши сжалось от страха: у его отца и раньше бывали какие-нибудь секреты, но никогда ещё он не был столь осторожным. К тому же, никаких родственников у его мамы отродясь не было. По крайней мере, он о таковых никогда не слышал. Что же случилось? И Рин стразу вспомнил распятого на тахиле слугу Дэдэна. Неужели это безумие проникло уже и в Индэрн?
- Послушай, Паст… - решительно начал Рин. – В городе ничего не говорят против волшебников? Не… не преследуют и… не убивают тех, кто причастен Силе?
Паст напряжённо сглотнул и немного отстранился от Рина.
- Ну… Преследовать, не преследуют. Но смотрят косо… С того времени, как ты последний раз приезжал домой, в городе много что произошло. Понаехало тьма-тьмущая чужеземцев, многие из которых, как это выяснилось в дальнейшем, были волшебниками. И уж как они тут набезобразничали! И город чуть не спалили, и друг дружку из-под тишка убивали. И всё чего-то разнюхивали и выспрашивали. Но, клянусь всеми искуплёнными, никто так и не понял, что же они хотели узнать! А кроме того, из-за всех этих их бесчинств появилось много недовольных теми, кто знает всякие там магические искусства. Хотя, тут, конечно, хватили лишку, ибо наши волшебники, те, что состоят в Гильдии и чтут устав Радужной Башни, никакого отношения к этим безобразиям не имеют, и даже наоборот, как могли помогали герцогу в борьбе с пришлыми злодеями, наравне со священниками. Но многие боятся теперь всех волшебников. Да и нынешние разногласия в церкви, когда часть искуплённых отцов стала также открыто призывать к искоренению магии, ещё более смутили добрых тхалиан. Вот, к слову, проповедающих против волшебства и Гильдии нынче, почитай, что на каждом углу… Они учат, что те, кто использует Силу – прислужники Тёмного. – Паст снова склонился к Рину и приглушил голос. – А ещё они говорят, что и сам Предстатель спутался с ним! – и Паст недоверчиво округлил глаза. – Но, Рин… я полагаю, что это-то уж точно глупость!
- Я думаю, что те, кто распускает подобные слухи – и есть самые его верные слуги! Я не оправдываю тех проходимцев, что с помощью чародейского искусства нанесли ущерб жителям нашего города. Но и те, кто ополчился против всех владеющих Силой, без разбора, тоже ничем их не лучше! – неожиданно жарко выпалил Рин, а затем, устало проведя ладонью по лицу, словно бы пытаясь стереть какое-то неприятное воспоминание, посмотрел прямо в глаза трактирщику. – Знаешь Паст, они ведь убили слугу Дэдэна. Я сам, своими руками, отвязал его от огромной тахилы и похоронил… Его убили там, где поворот от дороги на Пьерт к Оленей Тропе.
- Искупи нас и защити, Всесущный! Что ты такое говоришь?! – всплеснул руками Паст, отшатываясь от стойки.
- Они одержимы Тёмным! Верно тебе говорю, Паст! Всё зло мира вдруг пробудилось и овладела душами добрых жителей Имрии!.. Если бы ты только видел, что они сделали с ним!.. – и Рин, схватив руку тракирщика, крепко сжал её.
- Что же это такое! – испугано запричитал Паст. – Что за проклятое время наступает! Если господин герцог не прекратит это безумие, то, право, я даже и не знаю, чем всё это закончится.
- Как ты считаешь, наверное, мне надо рассказать Дэдэну о его слуге? – неуверенно спросил Рин.
Паст на мгновение задумался:
- Рассказать-то надо… Однако, как бы кто не увидел, что ты ходил к волшебнику… Сейчас это не безопасно, если ты, конечно, не какой-нибудь знатный господин. Конечно, ничего страшного, я думаю, с тобой не случиться, но слишком многие будут смотреть на тебя косо и станут шептаться за твоей спиной. Да и все эти проповедники…
Рин лишь презрительно фыркнул и медленно скрестил руки на груди.
- Пусть только кто попробует взглянуть на меня косо!
- Не горячись, Рин! Незачем быть столь неосмотрительным, – попробовал урезонить юношу трактирщик. – Ты, конечно, уже не мальчик, а настоящий воин, и можешь постоять за себя, но, всё равно, не стоит лезть на рожон, без необходимости. Ведь это всё от гордыни! И, следовательно – грех!
Рин насупился.
- Послушал бы я, как бы ты заговорил, если бы сам похоронил того беднягу!
- Да не услышит Тёмный твои слова! Терпение, Рин, терпение. Вот расскажешь обо всём придворному волшебнику, тот сообщит всё герцогу, а уж Его Влиятельность сами решат, как надлежит поступить. – Паст перегнулся через стойку и успокаивающе похлопал Рина по плечу.
- Хорошо… Тогда я пойду к Дэдэну прямо сегодня! Вот отдохну немного с дороги, приведу себя в порядок и пойду!.. Дай мне ключи от наших комнат, – и Рин, буквально выхватив из руки трактирщика небольшую связку ключей на аккуратном бронзовом колечке, развернулся и побежал вверх по лестнице.
Глядя ему вслед, Паст лишь горько вздохнул и с сомнением покачал головой.

Комната родителей дышала его детством. Всё в ней напоминало о счастливой поре, и Рину на миг даже показалось, что он никогда и никуда не уезжал. Сердце сладостно защемило, и из его груди невольно вырвался глубокий вздох.
Но нет! Приглядевшись, он заметил, что комната изменилась: на комоде мамы не стояли в беспорядке зеркальца, бутылочки с маслами и баночки с благовониями, не лежали красивые, богато украшенные гребни и другие украшения, обычно всегда в изобилии присутствующие на нём. Да и всё вокруг было прибрано, словно бы тут никто не жил, словно бы это была сдаваемая внаём комната, ождающая новых постояльцев. Это ощущение было настолько чужим и странным, что в какой-то момент Рину даже почудилось, что он уже никогда не увидит ни маму, ни отца, ни своего озорника-братишку, ни милой сестрёнки. Никого из тех, кого он так любил, и кто до сих пор оставался главным смыслом всей его жизни.
Рин плотно сжал губы и не позволил слезам вырваться наружу. Постояв потерянно некоторое время посреди комнаты, он наконец вышел в коридор и, заперев дверь, направился к себе.
Вот и его кровать. Стянув с себя сапоги и сложив на стоящий у стены сундук свои кольчугу и оружие, он бросился лицом на подушку и крепко зажмурился. Что же всё-таки происходит? Куда подевалась его семья? И всё ли с ними в порядке? И, самое важное – где их теперь искать? От охватившего его беспокойства и бесчисленных и, как казалось Рину, неразрешимых вопросов голова его буквально раскалывалась. Быстрее бы уж приезжал ади Питри, с надеждой подумал Рин. Он наверняка что-нибудь да присоветует! Сам того не заметив, Рин заснул.

- Это Индэрн? – спросил Оссу Та, направляя своего коня вровень со скакуном Хайеса.
- Да, – коротко бросил тот в ответ.
- Красивый город, – задумчиво произнёс волшебник, любуясь живописным нагоромождением красноверхих башен и ослепительных, сияющих золотом шпилей, заключенных в мощные объятия высокой крепостной стены. Вокруг холмов, на которых возвышался город, раскинулся широкий лабиринт предместий, состоящий пусть и не из богатых, но вполне добротных и аккуратных, почти сплошь человеческих домов, и их маленький отряд, уже как раз проезжал первые из них.
Однако, это только издали казалось, что предместье было необычайно обширным. Неуспели всадники толком разглядеть проносящиеся мимо них дома, как оказались перед городскими воротами. Прямо перед ними, подле дороги, стоял стол, скрытый от солнца высоким балдахином. За столом сидел мужчина, облачённый в очень короткий и тесный, сиреневого цвета жакет, с полосатым, бело-зелёным бальцо на голове, похожем на вышитый валик. Перед ним была раскрыта толстая книга, а рядом стояли чернильница и деревянный стакан, наполненный серого цвета перьями. Вокруг же прохаживалось трое, вооружённых длинными копьями и короткими мечами, стражников, на боку одного из которых болтался широкий рог.
- Ваши имена, добрые путники. С какой целью вы прибыли в наш славный город Индэрн, находящийся под защитой и в полной власти нашего наирешительнейшего и наиславнейшего герцога Индэрнского? – равнодушно спросил их этот человек за столом, когда они подле него остановились.
- Я – ади Пайк Даггемо, господин Лысых Холмов, – надменно улыбнулся Хайес, выпрямляясь в седле. – А это – мои спутники: айвонец То Сомма, посол купеческой гильдии фрааского города Парн, и шоэны, сопровождающие досточтимого посла. Их имена: Аллав, Майас, Йо, Борг и Сахо. В Индэрн мы прибыли, дабы посол мог ознакомиться с товарами, привозимыми в ваш богатый город и, коли найдутся подходящие, уговориться с его владельцами о будущих покупках. Я говорил моему спутнику, – и Хайес слегка поклонился в сторону айвонца, - что Индэрн – очень знаменитый торговый город, и что его рынки славятся не только по всей Имрии, но и по всёму Ирвиру.
Привратный служка торопливо записал всё сказанное рыцарем, лишь раз с любопытством взглянув на спутников Хайеса. Посыпав запись мелким песком, он, спустя пару секунд сдул его и отодвинул книгу.
- Мы рады приветствовать вас в нашем славном городе. Надеюсь, вы останетесь довольны и его гостеприимством, и его богатством, и найдёте всё то, что ищите, – улыбнулся одими губами привратник. – Однако, досточтимые господа, я должен предостеречь вас: в нашем городе, согласно воле нашего наирешительнейшего герцога Индэрнского и членов нашего многоуважаемого маристула, под страхом денежного штрафа в двадцать даргов, запрещается иметь при себе оружие длиной, превышающей три лита. Вам надлежит, ежели вы имеете при себе подобное оружие, сдать его в ратушу до завтрашнего полудня. Держите въездой флаг, – и служка протянул Хайесу небольшой холщёвый лоскут, жёлтого цвета, на котором нацарапал какой-то номер, несколько коротких строк и дату их приезда.
Хайес молча схватил флаг и, небрежно сунув его в карман, направил коня в сторону ворот, а Оссу Та и шоэны, столь же невозмутимо двинулись за ним следом.
- И куда нам ехать дальше? – спросил у рыцаря айвонец.
- На постоялый двор «Кэбокту Вэн». Это его родной дом, и я полагаю, что искать его следует именно там, – усмехнулся Хайес и тут же окликнул идущего мимо горожанина. – Эй, добрый человек! Где тут у вас находится постоялый двор «Кэбокту Вэн»?
Горожанин остановился и, удивлённо развёл руками:
- Великодушно простите, господин, но в нашем городе нет такого!
- Что? – Хайес заметно побледнел. – Ах, ты, негодяй! Не смей мне врать! Я точно знаю, что здесь есть постоялый двор с таким названием!
- С позволения вашей милости, я не негодяй! – обиделся горожанин, слегка приподнимая свою шляпу. – А если вы не верите мне, то спросите кого угодно, и всяк подтвердит вам мои слова!
- Пошёл прочь, безродное отродье! – разозлился Хайес. Горожанин испугано отшатнулся и тут же с готовностью скрылся.
- Й-ах, й-ах, й-ах! – вдруг безудержно и странно засмеялся Оссу Та.
- Ты чего? – недоумённо посмотрел на него рыцарь.
- «Кэбокту Вэн» - это же по-кивилийски! Какой простолюдин понимает этот древний язык? Да они даже и не запомнят такое название, ибо оно для них – сущая бессмыслица! – ответил тот, утирая платком глаза. Затем он углядел ещё одного горожанина и окликнув его, показал красноватого цвета олт.
- Ответь мне любезный, как нам разыскать постоялый двор господина нди’а Буни? – спросил он у прохожего, когда тот приблизился.
- А! Это где «Кабак Вэна?» - радостно осклабился тот. – Конечно, добрый мой господин! Нет ничего проще! Езжайте и дальше по этой улице, пока не окажитесь на Рыночной Площади. Поезжайте прямо через неё, никуда не сворачивая. В конце площади увидите храм, что зовётся Храмом Искуплённого Априна. Одна улица пойдёт слева от него, но вам она не нужна. Вам следует двигаться по той, что идёт справа. Она зовётся Тележной, но многие кличут её и Двухколенной, поскольку она два раза поворачивает. На середине её, опять-таки направо, вы увидите ещё одну улицу, но пошире. Это Белошвейная улица. Вот там, как раз, и стоит «Кабак Вэна».
- Держи, любезный! Спасибо тебе, – и Оссу Та метнул горожанину монету. Горожанин ловко её поймал и, радостно улыбаясь, поклонился:
- Премного Вам благодарен, великодушный господин! Премного Вам благодарен!
- Ну вот, видишь, я был прав! – самодовольно улыбнулся айвонец.
- Что ж, на то ты и учёный волшебник, чтоб разбираться в подобных вещах! – невнятно проворчал Хайес, пытаясь скрыть своё недовольство. – Ладно! Поехали быстрее! Мне уже нетерпиться схватить, наконец, этого треклятого оруженосца! Хэй! Хэй! – и рыцарь слегка подогнал своего коня.
- Эй, айвонец! – вдруг обернулся он к Оссу Та и ткнул пальцем в небольшую решётку в мостовой, закрывающую дыру под ней. – Что это такое?.. Когда я был в этом городе последний раз, то этого не было!
Волшебник торопливо подъехал к рыцарю и любопытством склонился:
- Я уже видел такое в других городах… Только это было далеко отсюда… Это городской водосток… И я думаю, это хорошо, что он здесь есть. Не исключено, что он нам пригодиться.
- Это как же? – недоверчиво усмехнулся Хайес.
- Лишь всеблагой Йикен пока может знать это, – коснулся ладонью своей макушки Оссу Та, что у айвонцев означало то же самое, что и пожатие плечами у людей.

Несмотря на то, что улицы были весьма узкими, и народу на них было не мало, до «Кэбокту Вэн» они добрались довольно быстро.
- Отведи лошадей в конюшню! – бросил Хайес какому-то человеку, выскочившему из постоялого двора, при их приезде.
- Слушаюсь, господин! – поклонился тот, беря его коня под узцы.
- «Кэбокту Вэн» значит, – пробормотал Хайес, оглядывая нарядный трёхэтажный дом с просторными пристройками.
- Эй, трактирщик! Где я могу увидеть хозяина? – крикнул рыцарь Пасту, входя на первый этаж.
- А зачем он вам, господин? Если вы хотите снять для проживания комнаты, так предложить их вам могу и я, – ответил Паст, выходя из-за стойки.
- Нет. Мне нужно переговорить лично с хозяином. Ведь его зовут нди’а Буни? Не так ли? – и Хайес больно ткнул в грудь трактирщика пальцем.
- Да, мой господин. Хозяина «Кэбокту Вэн» зовут именно так! – кивнул Паст, машинально потирая ушибленное место.
- Ну, так веди меня к нему! – рассердился на бестолковость собеседника Хайес.
- А вот это никак невозможно, – упрямо помотал головой Паст. – Господин нди’а Буни, вместе со всем своим семейством, отбыл погостить к родственникам своей дрожайшей супруги Рилли нди Буни три дня тому назад и вернётся только через четырнадцать дней, в благост, что будет через неделю.
- Так-таки со всем семейством? – усмехнулся рыцарь.
- Да. Именно так, мой господин, – поклонился Паст.
- Вот ведь незадача! – Хайес досадливо хлопнул кулаком по своей ладони.
- Не сочтите меня за невежу, за то, что я лезу не в свои дела. Но не соблаговолит ли добрый господин изложить мне причину, по которой он хотел бы встретиться с господином нди’а Буни лично? – ещё ниже склонился Паст.
- Что ж… Я хотел вернуть ему очень большую сумму денег, которую, уже довольно давно, ему задолжал, – прошептал почти в самое ухо трактирщика Хайес.
- Кх! – озадаченно кашлянул Паст. – Тогда, быть может, вы дождётесь возвращения хозяина?
- Увы, мой друг, увы! Это невозможно. Ровно через пять дней я должен покинуть Индэрн. И, представляешь, как расстроиться славный господин нди’а Буни, когда узнает, что он так и не смог получить назад свои деньги! – ещё жарче зашептал рыцарь.
- Вот ведь незадача! – прищёлкнул языком Паст. – Но… Может быть вы согласитесь вернуть их старшему сыну господина нди’а Буни, Рину? – вполголоса спросил рыцаря Паст.
- Старшему сыну? Но ведь ты сказал, что хозяин уехал со всем семейством? – удивлённо вскинул брови Хайес, на что Паст виновато развёл руками. – И при том, мой друг, могу ли я ему доверить столь большую сумму?
- О, не сомневайтесь, мой доблестный господин! – обрадовался Паст, что крайне неприятная для него ситуация разрешилась сама собой. – Рин – молодой человек очень рассудительный. Он уже несколько лет служит оруженосцем у ади Питри Фроггана. И, могу вам поручиться, что честнее юноши вы не сыщите во всём Ирвире!
- Да ну? – недоверчиво усмехнулся Хайес. – Давай поступим так: я сперва сам, лично, взгляну на этого славного юношу, столь богато одарённого всевозможными добродетелями, а уж потом и решу, можно ему доверять, или нет.
- Хорошо, мой господин, как вам будет угодно! – снова поклонился Паст. – Но только с этим придётся немного обождать.
- Что такое! – сразу же повысил голос рыцарь.
- Не извольте беспокоиться, Рин отлучился в замок, и, как я полагаю, ещё затемно вернётся, – успокоил того Паст.
- Ну что ж, до ночи я вполне могу обождать! – недовольно пробурчал Хайес.
- А теперь извольте я предложу вам и вашим спутникам комнаты, – гостеприимно улыбнулся трактирщик, а затем, обернувшись, громко крикнул.- Эй, Бигон! Быстрей иди за стойку вместо меня! Живее!.. Живее я сказал!
В то же мгновение невысокий, полный человечек стремглав вылетел из задней комнаты и, озабоченно хмурясь и что-то ворча себе под нос, занял место Паста.
- Ты идёшь? – обернулся Хайес к айвонцу.
- Нет, арвер. Я посижу немного здесь, – холодно улыбнулся в ответ Оссу Та, лишь едва обозначив губами круг.
- Как хочешь, – буркнул рыцарь и заторопился вслед за трактирщиком. Шоэны также последовали за ним.

Рин продремал совсем немного. Сколько – он не знал, но свет солнца почти не изменился. Хотя дни сейчас стояли самые длинные в году, часа через три уже должно было стемнеть, поэтому, если Рин собирался попасть на аудиенцию к Дэдэну сегодня, то ему следовало спешить. А ведь он хотел ещё навестить и Адека, и Ндади, и всех, всех, всех, кого он так давно не видел! Рин первый раз был в городе, имея столь грозный вид: и меч, и кольчугу, и лук со стрелами, и даже ослепительно сияющий щит, со спрятанными в него метательными ножами. И он уже предвкушал, какое ошеломляющее впечатление произведёт в замке.
- Я в замок! Вернусь к ночи, – крикнул Рин Пасту, спустившись по лестнице на первый этаж, туда, где располагались трактир и кухня.
- Хорошо, Рин. – кивнул Паст, скучая за трактирной стойкой.
Пока Рин добирался до замка, он успел уже пожалеть, что поддался такому мальчишеству: его пару раз останавливала городская стража, никогда раньше так не усердствовавшая, и самым тщательным образом разглядывала въездной флаг, незабывая при этом напомнить, что завтра после полудня он уже не имеет права носить при себе подобное оружие. Так что теперь он даже сомневался – а пустят ли его, вообще, в таком виде в замок? Однако возвращаться назад Рину было лень, и он решил – будь, что будет! В крайнем случае, если сегодня ничего не получится, то он перенесёт всё на следующий день.
Как он и предполагал, стража, стоящая при входе в замок, впустить его отказалась, так что пришлось просить, пробегавшую мимо девушку-служанку, зайти на кухню и разыскать там, или куда оттуда направят, Адэка, или же Ндади. За это он насыпал ей в маленькую, очаровательную ладошку несколько фиртлей.
Ждать пришлось довольно долго, и, к удивлению Рина, пришёл почему-то не Адэк, и даже не Ндади, а Рикунд. Важный, словно индюк.
- Пропустите его! Я главный трапезничий Его Наирешительности. Я ручаюсь за этого юношу!
Главный трапезничий? – растерянно подумал Рин. Что это значит? Неужели со стариной Ндади что-то случилось? И где Адэк? Ведь именно его Рин ожидал увидеть больше всего.
Стражники переглянулись, и тот, что был постарше, отрицательно помотал головой:
- Этого никак нельзя! Вас, господин трапезничий, я знаю. Но он пусть, всё равно, оставит здесь своё оружие. Тогда я его пропущу.
- Этот юноша поступил на службу оруженосцем к ади Питри Фроггану, по повелению нашего всемилостивейшего господина, герцога Индэрнского, и я не исключаю, что Его Милость захочет посмотреть на то, как выполняется это его высочайшее распоряжение. А для этого, юноше надлежит иметь соответствующий вид! – Рикунд обиженно надул щёки, закинул высоко голову и являл собой вид столь значительный, что Рин даже глазам своим не поверил: неужели этот преважный господин и есть тот самый суетливый подхалим Рикунд, которого, ещё в совсем недавнем прошлом, он знал? Однако стражник был неумолим, так что пришлось Рину, со вздохом, вновь лезть в свой карман.
- Что, всего пять фиртлей?! – оскорблённо встопорщил усы стражник. – Да за такие деньги, тебя, не то, что я – в замок, а даже распоследняя девка под свою юбку не пустит!
- Да, на! Подавись, пиав распроклятый! – разозлился Рин, протягивая тому ещё и олт. – Смотри только от жадности не лопни!
- Поговори у меня ещё! – с напускной строгостью заворчал довольный стражник. Пять фиртлей он отдал своему товарищу, а олт засунул в свой кошель, спрятанный под кольчугой. – Ну чего встал, котелок начищенный? Проходи уж, пока я не передумал!
Бросив на усатого сердитый взгляд, Рин торопливо прошёл через ворота.
- А где Ндади? – недовольно пробурчал он, подойдя к Рикунду. На мгновение чувство собственной значительности покинуло новоиспечённого главного трапезничего, и тот, расплывшись в приветливой улыбке, с силой хлопнул юношу по спине:
- Тебя Рин, в этих доспехах, просто не узнать! Я когда подходил к воротам, даже подумал, уж не перепутала ли чего та девчонка?.. Ну и возмужал же ты!.. Настоящий рыцарь, клянусь Дыханьем Господним!
- Да и я, признаться, не ожидал, что именно ты меня встретишь. Да ещё, и как главный трапезничий! – не удержался и тоже улыбнулся в ответ Рин. – Что с Ндади?
- Э-эх! Ндади вдруг захворал, да здорово захворал. Так захворал, что четыре дня назад даже исспросил дозволения у герцога на месяц покинуть замок. Герцог всемилостивейши разрешил ему это, и Ндади уехал… В какую-то деревню. То ли к родичам, то ли к какому-то своему давнему другу. Так плох был он, что я ничего из его слов не понял… - сочувственно покачал головой Рикунд.
- Да что ж это такое! – встрепенулся Рин. – Это прямо моровое поветрие какое-то! Все вдруг взяли и разъехались! Сначало мои все, теперь вот и Ндади!
- Как, и господин нди’а Буни с семьёй уехал? – прищурился Рикунд. – Куда же это?
- К родственникам моей мамы, – ответил Рин, испытывая чувство неловкости, из-за того, что приходиться врать.
- И в самом деле… как моровое поветрие… - пожал плечами Рикунд и добавил, горько вздохнув. – Один Тона остался… Да и то, уж месяц как отошёл от дел… Так его та давнишняя история потрясла (это когда его околдовали), что он так до конца и не смог оправиться… Да ниспошлёт благодать Всевышний на нашего великодушного господина! Он позволил Тона остаться при замке на полном Его, Наирешительности, обеспечении.
- Погоди, погоди! – опешил Рин. – Как один Тона остался? А где же Адэк?
- Так ты не знаешь! – с ужасом посмотрел на него Рикунд и всплеснул руками.
- Чего я не знаю? – побледнел от леденящего сердце предчувствия Рин.
Рикунд отвёл глаза в сторону и заметно тише сказал:
- Когда тут у нас бесчинствовали чужеземные чародеи, один из них вселился в Адэка, полностью овладев им. А когда его подлый обман раскрылся, сгинул неизвестно куда… Кое-кто говорит, что видел, как он обратился в диковенную птицу и улетел… А Адэка, значит, не стало… Во как, с Адэком-то!
- Не может быть!.. Этого не может быть! – прошептал потрясённо Рин, и жаркие слёзы сами собой навернулись на его глазах. – Адэк!.. Как же так? – прошептал он и, закрыв лицо руками, затрясся от рыданий.
- Ну, что ж теперь поделаешь! – приобнял его за плечи Рикунд, пытаясь успокоить. – Жаль, конечно, Адэка. Но на всё воля Господа!.. Ну, пойдём, пойдём отсюда! – и, раздосадовано оглянувшись по сторонам, трапезничий повлёк за собой юного оруженосца. Ему тоже было жаль Адэка. Но, в то же время, если бы тот не погибнул столь ужасной смертью, то и он, Рикунд, никогда бы не стал главным трапезничим. Рикунд был не глуп и догадывался, что Ндади хотел видеть своим преемником не его, а именно Адэка… Однако… Всё в руках Господа!
Проходящие мимо люди, поневоле задерживали шаг и оглядывались на статного юношу, облачённого в великолепные доспехи и горько-прегорько над чем-то рыдающего.

Пара свечей на столе слегка потрескивали, отбрасывая на стены причудливые пляшущие тени. В комнате Рикунда окон не было. Так как главным трапезничим герцог назначил его лишь на время отсутствия Ндади, то жить он остался там же, где жил и раньше.
- Н-да… - задумчиво протянул Рикунд, зловеще уставившись прямо на Рина. – Клянусь всеми искуплёнными Ирдума, так оно и было! Чародей прыгал с крыши на крышу, расшвыривая вокруг себя огненные шары! Но прингид сотворил молитву, и, так как он был тхалианином истинно праведным, то сила Господа снизошла в него. Прингид грозно указал пальцем в нечистивого, и треклятый чародей рухнул вниз, на мостовую. Тут ему и конец пришёл!
Рин сидел на сундуке, вжавшись в самый угол маленькой комнаты, и мрачно смотрел в стол. Неужели всё это творилось в его родном городе? А он даже и не знал! Теперь, по крайней мере, ему стала понятна та странная ненависть, которой вдруг все воспылали к волшебникам. И всё же… Это же всё были чужаки, которые не только не признавали истинной веры, но даже, чего доброго, были прислужниками самого Тёмного! Разве можно их всех ровнять с теми, кто на протяжении многих веков верой и правдой служил народам Ирвира, и даже больше того - сами были его неотъемлемой частью?
- Ты тоже считаешь, что волшебство – от Тёмного? – спросил Рин, вертя в руках изрядно побитое огниво.
- Не знаю… - и Рикунд громко втянул в себя воздух. – От Тёмного ли, или ещё от кого… Ясно только одно – это не Господь вкладывает в души знание волшебства, ибо никогда ещё те, кто истинно служат Ему в церквях и соборах, не знали этого тёмного исскуства.
- Но это потому, что все, кто хочет стать частью тела Церкви, обязан пройти обряд Искупления, после которого все волшебные способности исчезают, – возразил Рин.
- А ты не думал, что раз такой обряд есть, то это не просто так? – повысил голос Рикунд, сердито воззрившись на Рина. – Разве истинным тхалианам нужно прибегать к помощи волшебства?
- Бывает, что и нужно, – пожал плечами Рин. – Вот, заболеет пашня, молоко у коровы испортится, человек или вещь какая ценная пропадёт, или когда мечу надо придать благородную прочность, или же погоду узнать, всегда за этим, да и за много чем ещё обращались к чародеям.
- Всё равно! – нахмурился Рикунд. – Волшебство – это скорее зло, чем праведное дело! И любое чародейство – неискуплённое мастерство!
- Эх! Ладно… Пора мне идти к Дэдэну, – поднялся Рин.
- Да поздно уже! – тут же вскочил Рикунд. - На улице, поди, уже совсем стемнело! К тому же, ты знаешь, какой он нынче сердитый ходит? Как напустится на тебя, так и пожалеешь, что сунулся к нему с дурной вестью на ночь глядя! Ложись-ка ты лучше у меня спать, а завтра утром оно всё и сподручнее будет.
Рину сейчас уже и самому идти не хотелось: вряд ли бы что-либо изменилось от того, когда узнает о смерти своего слуги придворный волшебник – сегодня ночью, или же завтра утром. К тому же, честно говоря, Рин, как и все вокруг, Дэдэна побаивался. На том и порешили.

http://www.trubaduren.ru/trubaduren.htm#news