Серьезное средневековье в ФиФ

Кто же помимо Эко может так досконально сэмулировать средневековье? Не знаю, право. Что ж Вам посоветовать? Может, разве что "Шпиль" Голдинга... Читали? Это уже 14-й век, Англия. Вообще, Голдинг близок к фантастическому жанру(к примеру у него есть роман "Наследники" - повествование идет от имени последнего неандертальца), но не фантаст. Фантастов, которые досконально и серьезно описывают исторческие эпохи - я не могу припомнить.

По ведьмам же - самые известный процесс - это процесс над салемскими ведьмами. Материалы по нему должны быть. Хотя это, конечно, не Cредневековье. Также есть Энциклопедия колдовства и демонологии, Робиннса, в сети есть и Уэйт с его "Церемониальной магией"
http://magiaworld.org.ru/library/book-208.html

Инквизиция, помнится, тоже относилась к богословам-любителям с немалым интересом. Перед сожжением клиента, они пристрастно выпытывали все детали, все тонкости его религиозных убеждений ;)

Литературную игру? Надо же... Никогда не видел литературных игр. Зайду, гляну...
По поводу реальных протоколов допросов еретиков и ведьм - вряд ли Вы их найдете. Это закрытая церковная информация. Если что и просачивалось в печать - это было взято в основном из мемуаров очевидцев. Людей, побываших на допросах Инквизиции, вроде Казановы, но освобоженных или бежавших впоследсвии.
Из художественных произведений, вспоминается ещё пьеса "Святая Иоанна". Там есть и допрос, и инквизиторы там не картонные, у них - своя правда, у Жанны д'Арк - своя.
http://www.lib.ru/INPROZ/SHOU/stjoanna.txt

Прежде чем написать пьесу Бернард Шоу детально исследовал все доступные материалы по процессу над Жанной д'Арк. Познавательно и само предисловие Шоу к этой пьесе. В нём нет того очернения Инквизиции, которым она подвеглось в более позденее время. Позволю себе процитировать несколько заметок из этого предисловия к пьесе:
----
ИСПРАВЛЯЯ СВОИ ПРОМАХИ, ЦЕРКОВЬ НЕ ТЕРЯЕТ АВТОРИТЕТА

А перешагнула она с большой легкостью. Для католической церкви в
значительно большей степени, чем для закона, нет зла, которое нельзя было
бы исправить. Она не считается с личной позицией, подобной позиции Жанны,
- преобладающая ценность индивидуальной позиции составляет суть
протестантизма. Однако и католическая церковь находит место для личной
позиции in excelsis [в избытке (лат.)]: она допускает, что высшая мудрость
может прийти к индивидууму в форме Божественного откровения. Если найдется
достаточно подтверждающих данных, такого индивидуума можно объявить
святым. Коль скоро откровение может либо внезапно просветить индивидуума и
повлиять на его позицию, либо снизойти на него в виде наставления,
услышанного непосредственно из уст зримого посланца небес, то святого
можно определить как лицо, наделенное героической добродетелью, чье
частное мнение отмечено Божественной печатью. Многие прогрессивные святые,
особенно Франциск и Клара, при жизни конфликтовали с Церковью, вследствие
чего даже вставал вопрос: святые они или еретики. Франциск, проживи он
дольше, вполне мог угодить на костер. Так что нет ничего невозможного в
том, чтобы некое лицо отлучили от церкви как еретика, а по размышлении
причислили к лику святых. Отлучение, объявленное провинциальным церковным
судом, не принадлежит к числу актов, признаваемых католической церковью
непогрешимыми. Пожалуй, стоит сообщить моим читателям-протестантам, что
знаменитый догмат о непогрешимости папы - это еще самая скромная из ныне
существующих претензий такого рода. По сравнению с нашими непогрешимыми
демократиями и медицинскими консилиумами, непогрешимыми астрономами,
судьями и парламентами, папа, можно сказать, на коленях повергаясь в прах
перед троном Господа, кается в своем невежестве и робко молит, чтобы лишь
по поводу считанных исторических дел, относительно которых у него,
очевидно, больше источников информации, чем у прочих, его решение было
принято как окончательное. Церковь сможет, а в один прекрасный день и
захочет канонизировать Галилея, не поступившись непогрешимостью,
приписываемой Книге Иисуса простыми душами, в ком рациональная вера в
некие главные истины живет вместе с совершенно иррациональной верой в
летопись деяний Иисуса, словно это трактат по физике. Пока Церковь,
очевидно, еще подождет канонизировать Галилея, хотя это был не самый
худший из ее поступков. Но зато Жанну Церковь сумела канонизировать, не
поступившись ничем. Жанна-то ведь никогда не сомневалась в том, что солнце
движется вокруг Земли - сколько раз ей приходилось это видеть!
И все-таки сожжение Жанны и ей самой, и совести человечества нанесло
большой вред. Tout comprendre, c'est tout pardonner [все понять - значит
все простить (франц.)] - сентиментальное кредо дьявола - не может
оправдать этого поступка. И даже если мы допускаем, что трибунал был не
только честным и законным, но и поразительно милосердным - избавил Жанну
от пытки, полагавшейся за упрямое нежелание принять присягу; что Кошон был
куда более выдержанным и добросовестным священником и законником, чем
любой английский судья, выступавший в политическом процессе, в котором
затронуты его партийные и классовые предрассудки, - все равно, сожжение
Жанны д'Арк - это ужас, и историк, который возьмется оправдывать его,
способен оправдать что угодно. Недаром жители Маркизовых островов
отказываются верить, что англичане не съели Жанну; в этом неверии
заключается решающая критика физической стороны дела. Кто же, возражают
они, станет возиться - поджаривать человека, если не собирается его
съесть? Им не взять в толк, что это делается ради удовольствия. Поскольку
мы не можем им ответить ничего, за что бы нам не пришлось краснеть,
давайте-ка устыдимся нашего более сложного и изощренного варварства,
прежде чем распутывать дело дальше и выяснять, какие оно еще содержит для
нас уроки.

ЖЕСТОКОСТЬ СОВРЕМЕННАЯ И СРЕДНЕВЕКОВАЯ

Прежде всего избавимся от представления, будто физическая жестокость
сожжения сама по себе играет особо важную роль. Жанну сожгли так же, как
сжигали в те времена десятки менее значительных еретиков. Когда Христа
распяли, он лишь разделил участь тысяч других, ныне забытых
злоумышленников. В смысле физических страданий у Жанны и Христа нет
никакого преимущества: известны гораздо более ужасающие виды казней, не
говоря уже о муках так называемой естественной смерти, особенно когда
конец тяжелый.
Жанну сожгли более пятисот лет назад. Через триста с лишним лет
(другими словами, всего за сто лет до моего рождения) на Стивен Грин в
моем родном Дублине сожгли женщину за чеканку фальшивых монет, что
считалось государственной изменой. В предисловии к недавно вышедшей книге
об английских тюрьмах, находящихся в ведении местных властей (авторы
Сидней и Беатрис Уэбб), я упоминаю, что уже взрослым человеком
присутствовал на двух концертах, которыми дирижировал сам Рихард Вагнер, а
Рихард Вагнер еще молодым человеком видел, как люди валом валили поглядеть
на то, как будут колесовать солдата, причем из двух способов этого
варварского рода казни был выбран наиболее жестокий. Он это видел и
свернул в сторону. Пишу я также, что казнь через повешение, вытягивание
жил и четвертование, о которой в подробностях и говорить невозможно, была
отменена так недавно, что найдутся еще и сейчас люди, когда-то к этой
казни приговоренные. У нас до сих пор порют преступников, и мы требуем,
чтобы пороли почаще. Но и самые чудовищные из этих зверств не навлекали на
жертву столько страданий, унижений, не вызывали такого чувства
бессмысленно потерянной жизни, как наши современные тюрьмы, особенно
образцовые; и, насколько - я могу судить, это возбуждает так же мало
угрызений совести, как и в средние века сожжение еретиков. Причем у нас
нет даже оправдания, что мы получаем от наших тюрем такое же удовольствие,
какое получали в средние века от костров, колес и виселицы. Жанна, когда
ей пришлось выбирать между тюрьмой и костром, рассудила по-своему, выбрав
костер. Таким образом она лишила католическую церковь возможности заявить
о своей непричастности к ее смерти и свалить всю вину на светскую власть.
Церкви следовало ограничиться отлучением. Тут она была в своем праве -
Жанна отказалась признать ее авторитет или согласиться на ее условия. И
Церковь по справедливости могла сказать: "Ты чужая нам, ступай, ищи себе
подходящую религию или создай ее сама". Церковь не имела права говорить:
"Теперь, когда ты отреклась, можешь вернуться в наше лоно. Но до конца
жизни ты останешься в темнице". Церковь, к несчастью, не поверила, что,
кроме нее самой, существует иная душеспасительная религия. Церковь, как и
все церкви вплоть до наших дней, была уже глубоко развращена примитивным
калибанизмом (в браунинговском смысле) или желанием умилостивить грозное
божество с помощью мук и жертвоприношений. Она применяла жестокость не
ради жестокости, а ради спасения души Жанны. Жанна, однако, полагала, что
спасение ее души - ее собственное дело, а вовсе не каких-то gens d'eglise
[церковники (франц.)]. Употребив этот термин с таким недоверием и
презрением, она проявила себя антиклерикалкой, притом, хотя и в зачаточной
форме, столь же бескомпромиссной, как Вольтер и Анатоль Франс. Скажи она
дословно следующее: "Долой воинствующую церковь и ее чиновников в черных
сутанах! Я признаю только церковь, торжествующую на небесах", - она и
тогда не сформулировала бы свой взгляд более четко.

КАТОЛИЧЕСКИЙ АНТИКЛЕРИКАЛИЗМ

Я не хочу, чтобы из моих слов заключили, будто нельзя быть одновременно
антиклерикалом и добрым католиком. Все папы-преобразователи были
страстными антиклерикалами, грозой для церковников. Все великие ордена
произросли на почве недовольства церковниками: францисканский возник из-за
снобизма священников, доминиканский - из-за их лени и лаодикианизма,
иезуитский - из-за равнодушия, невежества и недисциплинированности
священнослужителей. Самый фанатичный из ольстерских оранжистов или из
лестерских буржуа-евангелистов (по писанию мистера Генри Невинсона) -
просто Галлион по сравнению с Макиавелли, который, не будучи протестантом,
был тем не менее яростным антиклерикалом. Любой католик способен начисто
отвергнуть, а многие и отвергают, всех церковников порознь и вместе, видя
в них ленивых, праздных пьяниц и распутников, недостойных своей великой
Церкви и своего звания пастырей людского стада. Но сказать, что спасение
людских душ не есть дело церковников, значит сделать еще один шаг и
перейти Рубикон. Что Жанна фактически и сделала.

КАТОЛИЦИЗМ НЕДОСТАТОЧНО КАТОЛИЧЕСКИЙ

Итак, если допустить (а приходится это сделать), что сожжение Жанны
было ошибкой, мы должны настолько расширить границы католицизма, чтобы он
мог включить ее в свою программу. Наши церкви обязаны признать, что
никакой официальной земной организации, назначение которой не связано с
особыми умственными способностями (а перед лицом фактов и истории
воинствующая церковь ничем иным похвастаться не может), никак не выдержать
соревнования с личной позицией гениев, - разве что, по редкой случайности,
гением окажется папа, и то он должен быть неслыханно властным папой.
Церкви должны сами научиться смирению, а не только учить ему других.
Апостолическая преемственность не достигается и не ограничивается одним
возложением рук: слишком часто языки пламени обрушиваются на язычников и
отверженных и слишком часто помазанные церковники представали перед
потрясенной историей в виде погрязших в мирских делах мерзавцев. Когда
церковь воинствующая ведет себя так, будто она уже торжествующая, она и
совершает грубейшие ошибки, как в случае с Жанной, Бруно, Галилеем и
прочими, тем отталкивая от себя свободомыслящих. А церковь, в которой нет
места для свободомыслящих, которая, более того, не воодушевляет и не
награждает свободно мыслящих абсолютной верой в том, что мысль, когда она
действительно свободна, сама, по своим законам, должна найти путь, ведущий
в лоно Церкви, - такая церковь не имеет будущего в современной культуре.
Более того, она явно не верит в научную ценность собственных догматов и
склоняется к еретическому убеждению, что теология и науки - два различных
и даже противоположных движения, соперничающих друг с другом за своих
приверженцев.
Передо мной лежит письмо католического священника: "В вашей пьесе, -
пишет он, - я вижу драматическое воплощение конфликта между королевской,
священнической и пророческой властью - силами, которые раздавили между
собой Жанну. По моему мнению, не победа одной из этих сил над двумя
другими принесет мир и господство святых в царстве Божьем, а их
плодотворное взаимодействие в тяжком, но благородном состоянии
напряжения". Сам папа не мог бы лучше сказать. Я тоже. Мы должны
согласиться на это напряжение и поддерживать его с благородством, не
поддаваясь соблазну сжечь нить и тем облегчить это напряжение. Именно
таков урок, преподанный Жанной Церкви, и то, что его своей рукой священник
сформулировал на бумаге, дает мне смелость утверждать: канонизация Жанны
была великолепным католическим жестом - Римская церковь канонизировала
протестантскую святую! Но его особый смысл и все его значение не
проявляются до тех пор, пока он не воспринят и не осознан именно как жест.
Если какой-нибудь простак-священник, которому эта мысль недоступна,
возразит, что задумано все это было не так, я напомню ему, что все-таки
Церковь находится в руках Господа, а не Господь в руках Церкви, как
воображают простаки-священники. Так что, если он будет чересчур уверенно
ручаться за намерения Бога, его могут спросить: "Нисходил ли ты во глубину
моря и входил ли в исследование бездны?" Жанна дала старозаветный ответ:
"Если Он лишит меня жизни, я все-таки буду верить в Него. Но я буду
отстаивать свой обычай перед Ним".

ЗАКОН ПЕРЕМЕНЫ ЕСТЬ ЗАКОН БОГА

Отстаивая свой обычай, Жанна, подобно Иову, утверждала, что считаться
нужно не только с Богом и церковью, но и с обращенным в плоть словом,
сиречь с неусредненным индивидуумом, олицетворяющим собой жизнь - быть
может, на высшем уровне человеческого развития, быть может, на низшем, но,
во всяком случае, не на среднем математическом. Надо сказать, что теория
Церкви не обожествляет среднего демократического: члены Церкви
просеиваются по откровенному иерархическому принципу до тех пор, пока в
конце процесса индивидуум не достигнет высшей ступени как наместник
Христа. Но если проследить процесс, окажется, что на всех последовательных
ступенях отбора избранников высшие избираются низшими (кардинальный порок
демократии), и в результате великие папы столь же редки и случайны, как и
великие монархи, так что подчас претенденту на трон и ключи надежнее
проходить под маркой выжившего из ума морибундуса, чем энергичного
святого. В самом лучшем случае лишь немногие папы были или могли быть
канонизированы без занижения уровня святости, установленного
самостоятельно избирающими себя святыми.
Но другого результата и ожидать было бы безрассудно: не может
официальная организация, распоряжающаяся духовными потребностями миллионов
мужчин и женщин, большей частью нищих и невежественных, успешно
соревноваться со Святым Духом в выборе патронов, ибо он с непосредственной
безошибочностью осеняет индивидуума. Даже если целая коллегия кардиналов
будет молиться о том, чтобы вдохновение свыше помогло им в выборе. Быть
может, сознательная молитва низших и заключается в том, чтобы их выбору
дано было пасть на тех, кто достойнее их, но подсознательное-то желание,
обусловленное инстинктом самосохранения, состоит в том, чтобы найти для
своих целей надежного исполнителя. Святые и пророки, хотя случайно и
занимают иногда то или иное официальное положение и должность, всегда
выбирают себя сами, как Жанна. И поскольку ни Церковь, ни Государство по
причине их обмирщения не способны гарантировать даже признания таких
самовольных миссий, нам ничего не остается, как сделать вопросом чести
наивысшую (в пределах разумного) терпимость к ереси, ибо всякая новая
ступень развития человеческой мысли и поведения на первых порах неизбежно
воспринимается как ересь и беззаконие. Короче говоря, хотя общество в
целом и основано на нетерпимости, всякий прогресс основан на терпимости
или на признании простого факта: закон эволюции как раз и есть ибсеновский
закон перемены. А поскольку закон Бога (какой бы смысл в эти слова ни
вкладывать), который в наше время может вселять веру, не подверженную
влиянию науки, есть закон эволюции, то из этого следует, что закон Бога
есть закон перемены, и когда церкви ополчаются на перемену, как таковую,
они ополчаются на закон Бога.

ЛЕГКОВЕРИЕ СОВРЕМЕННОЕ И СРЕДНЕВЕКОВОЕ

Когда знаменитого врача Эбернети спросили, почему он предается всем
вредным для здоровья привычкам, против которых сам же предостерегает
пациентов, он ответил, что выполняет функции указательного столба: всегда
указывает путь, но сам туда не идет. Он мог бы добавить: и не заставляет
путника туда идти, а также не мешает искать другую дорогу. К сожалению,
наши клерикальные указательные столбы, если только они обладают
политическим могуществом, обязательно направляют путника в определенную
сторону. Пока Церковь была не только духовной, но и светской властью, пока
она еще долгое время, насколько могла, оказывала влияние и воздействие на
светскую власть, она добивалась ортодоксии гонениями, которые были тем
более жестоки, чем лучше были ее намерения. В наши дни, когда врач занял
место священника и может фактически делать с парламентом и прессой что
захочет, пользуясь слепой верой в доктора, сменивший куда более
критическую веру в приходского священника, - в наши дни юридическое
принуждение, в силу которого больной обязан брать у врача любой
вредоносный рецепт, доведено до такой степени, что оно ужаснуло бы
инквизицию и потрясло бы архиепископа Лода. Наше легковерие гораздо хуже,
чем легковерие средних веков, потому что у священника не было той прямой
денежной заинтересованности в наших грехах, какую питает доктор по
отношению к нашим болезням: в отличие от частного, коммерческого врача
пастырь не голодал, когда с паствой было все в порядке, и не преуспевал,
когда она гибла. К тому же средневековый клирик верил, что после смерти с
ним произойдет нечто в высшей степени неприятное, если он будет
действовать без зазрения совести, - вера, ныне, по существу, утраченная
лицами, получившими догматическое материалистическое образование. Наши
профессиональные корпорации - тред-юнионы - не проклянешь, у них нет души.
Но скоро они вынудят вас напомнить им, что зато у них имеется тело, и его
можно пнуть. Ватикан, тот никогда не был бездушным; в худшем случае он
представлял собой политическую организацию, поставившую своей целью путем
заговора добиться, чтобы Церковь стала высшей силой, не только духовной,
но и светской. Поэтому-то вопрос, поставленный сожжением Жанны,
по-прежнему остается жгучим, хотя сейчас решение его не повлечет за собой
столь сенсационных последствий. Вот почему я и занимаюсь этим вопросом.
Если бы речь шла просто об историческом курьезе, я не потратил бы на него
и пяти минут времени.

ТЕРПИМОСТЬ СОВРЕМЕННАЯ И СРЕДНЕВЕКОВАЯ

Чем больше мы вникаем в этот вопрос, тем сложнее он становится. При
первом рассмотрении мы склонны согласиться с мнением, что Жанну следовало
отлучить от Церкви и затем предоставить ей идти своим путем. Правда, сама
она яростно протестовала бы против такой жестокости - против того, чтобы у
нее отняли духовную пищу, ибо исповедь, отпущение грехов и причащение тела
Господня составляли ее главные жизненные потребности. Такая сильная
личность могла бы и преодолеть это затруднение, как английская церковь
преодолела буллы папы Льва, - основать собственную церковь и провозгласить
ее оплотом истинной исконной веры, от которой отступили ее гонители. Но
поскольку в те времена подобный поступок, с точки зрения Церкви и
Государства, был насаждением пагубы и анархии, то для того чтобы проявить
терпимость, потребовалась бы такая большая вера в свободу, какая
недоступна по природе политику и священнику. Легко сказать, что Церковь
должна была дождаться, когда предполагаемое зло проистечет, а не считать
заведомо, что оно проистечет, и гадать, в чем оно будет состоять. Казалось
бы, чего проще. Но что, если бы нынешняя администрация, ведающая народным
здравоохранением, в вопросах санитарии предоставила бы людей целиком самим
себе, говоря: "Нам дела нет до канализации и до вашего о ней мнения, но
если заразитесь оспой или сыпным тифом, мы подадим на вас в суд и, следуя
примеру властей в батлеровском Едгине, постараемся, чтобы вас очень сурово
наказали"? Да такую администрацию либо поместили бы в дом умалишенных,
либо напомнили ей, что, отказываясь соблюдать правила санитарии, А на
расстоянии двух миль может убить ребенка у Б или вызвать эпидемию, во
время которой могут погибнуть наиболее сознательные блюстители чистоты.
Нам придется смириться с тем, что общество основано на нетерпимости.
Бывают, конечно, вопиющие проявления нетерпимости, но они характерны для
наших дней так же, как и для средних веков. Типичный пример из
современности - обязательные прививки, заменившие собой обязательное
крещение. Однако против них возражают потому, что считают их диким,
антинаучным, а также злонамеренным и антисанитарным шарлатанством, а вовсе
не потому, что полагают неправильным насильно заставлять людей
предохранять детей от болезни. Противники обязательно хотели бы сделать из
нее преступление и, возможно, преуспеют в этом. И тогда это станет
проявлением такой же нетерпимости, что и принцип обязательности. Ни
пастеровцы, ни их противники - блюстители санитарии - не дают родителям
растить своих детей голыми, хотя и это течение тоже имеет своих внушающих
доверие защитников. Мы можем сколько угодно болтать о терпимости, но
обществу приходится проводить границу между допустимым поведением и
безумием или преступлением, хотя так легко ошибиться и принять мудреца за
сумасшедшего и Спасителя за богохульника. Мы все равно всегда будем
подвергать кого-то гонениям, карая всеми наказаниями, вплоть до смерти.
Умерить опасность гонений мы можем только так: во-первых, преследовать с
большой осторожностью и, во-вторых, помнить, что если не предоставлять
свободу шокировать сторонников условностей и не отдавать себе отчета в
том, сколь много значит оригинальность, индивидуальность и
эксцентричность, это, бесспорно, приведет к загниванию, а это
подразумевает подавление сил эволюции, которые в конце концов вырвутся
наружу с невиданной и, быть может, разрушительной необузданностью.

В самом деле, это - ветхозаветная традиция :) Фарисеи, видимо, считали не замучанных на смерть пророков... слишком легковесными, что ли...

Цитата:

---

Недаром жители Маркизовых островов
отказываются верить, что англичане не съели Жанну; в этом неверии
заключается решающая критика физической стороны дела. Кто же, возражают
они, станет возиться - поджаривать человека, если не собирается его
съесть? Им не взять в толк, что это делается ради удовольствия. Поскольку
мы не можем им ответить ничего, за что бы нам не пришлось краснеть,
давайте-ка устыдимся нашего более сложного и изощренного варварства,
прежде чем распутывать дело дальше и выяснять, какие оно еще содержит для
нас уроки.

---

Жанна сделала это первая? Разве это не одно из утверждений катаров?

Цитата:

---

Когда
церковь воинствующая ведет себя так, будто она уже торжествующая, она и
совершает грубейшие ошибки, как в случае с Жанной, Бруно, Галилеем и
прочими,

---

Да, "их есть у нас". И Город, и люди, и персонажи с характерами и шкурными интересами. У нас даже допрос есть: метод Ги "напополам с малиновым вареньем"... В смысле, напополам с собственными логическими досужими домыслами. Вы же собирались поглядеть. Если неудобно здесь читать, я Вам могу, скажем, этот допрос в wordе прислать, по почте.

А вообще интерфейс вполне даже удобный.