Маяки

В отличие от преобладающего большинства людей, Стас очень любил утро понедельника. Что-то притягательное было в начале дня новой недели. Сродни привычке "начинать новую жизнь с понедельника" – как рождение заново. А это утро было значимым в квадрате, именно на этот день он наметил для себя сделать решительный шаг в пресечении задержавшейся, по мнению старых друзей, холостяцкой жизни. Собственно Полина давно ждала от него этого решения, но такой, казалось бы, простой вопрос почему-то вызывал у него чувство сродни страху.
Скрытый текст

Отредактировано - НикитА 14 Марта 2010 21:32:02

Степан Железняков стоял среди огромной поляны, окруженной вековыми елями, и недоуменно оглядывался вокруг. Еще бы не удивляться - пейзаж скорее принадлежал планете земного типа, пожалуй даже сама Земля имела такой пейзаж (лет этак тысячу назад, а не в 2550 году Новой эры). Насколько он помнил ни на одной из планет Сириуса, в частности на десятой, недаром носившей название Жаровня, и на которой он должен был находиться, не только не было кислорода, но и тем более, растительности. Опытный косморазведчик, капитан спецподразделения «Тень», снова проанализировал показания приборов: газовый состав, давление, наличие агрессивной микрофлоры – все более чем в норме!
Открыв блистер шлема, Степан двинулся по ярко-зеленой траве в сторону леса. Внезапно резкий рев, раздавшийся сзади, заставил его быстро обернуться. Увиденное спокойствия не добавило. Перед ним сидело странное существо высотой метров восемь, закованное в чешуйчатую броню и, почему-то о трех головах. Степан мог бы поклясться, что во всех шести огромных глазах существа читалось удивление. Поскольку ящер-мутант сидел неподвижно, разведчик решил снова тихонько двинуться к лесу.
- Не ходи туда, добрый молодец.
Фраза, произнесенная на чистом русском языке, подбросила Степана на добрый метр вверх с одновременным оборотом на 180 градусов. Дракон сидел на том же месте, почесывая передней лапой брюхо и задумчиво глядя на Степана.
- Не ходи в лес, Яга нынче не в духе, - отчетливо произнесла средняя голова. На что крайние согласно кивнули. – Сожрет тебя в один момент!
В голове у Степана тихо загудело. «Только галлюцинаций не хватало», - подумал он. «Очевидно, анализатор не смог определить какой-то галлюциногенный газ». Дальше началось сплошное светопреставление: над лесом взмыл странный летательный аппарат в виде мусорного бака, в котором восседала старуха с непонятным длинным предметом в руке. Мимо по траве прокатился комок биомассы, распевая: «Я от дедушки ушел…». Весело насвистывая, пробежал огромный волк, на спине которого восседала довольно милая особа, одетая по моде а-ля древняя Русь. Сознание опытного косморазведчика сжалилось над ним и успешно отключилось от созерцания дальнейшей свистопляски.

* * *

- Папа, ты обещал сказку! – голос пятилетнего Захара заставил Давида Несмашного, ведущего инженера имитационного полигона, оторваться от коммуникатора. Он вынул из рабочего кейса информационный кристалл, на упаковке которого была надпись «Русские народные сказки», вставил его в гнездо панели визора и оторопело уставился в экран. На нем зеленые пески неслись над черными скалами, а в черном небе сияло огромное голубое светило с невероятными протуберанцами в пол горизонта. Не узнать пейзаж Жаровни было просто невозможно. Он опустился на стул. В голове как зацикленная бродила по кругу только одна мысль: «Где же теперь проходит тренировку Степан Железняков…»

Споря с дураком, вы вынуждены опускаться на его уровень, где он неизбежно задавит вас своим опытом.

Он быстро шел по темной улице ночного мегаполиса. Где-то шумели машинами центральные улицы, ярко горели огни реклам и вывески ночных заведений. Там кипела жизнь. Эти же улицы освещались крайне скудно, словно никому не было дела до того, могут ли, живущие здесь, добраться до своего жилья в темное время. Одинокий фонарь горел над ближайшим перекрестком, но его пыльный свет только подчеркивал чернильную тьму расходящихся обманчиво пустынных улиц. Шлем с зеркальным забралом привычно скрывал его лицо. Ремень автоматической винтовки оттягивал плечо. На внутреннюю поверхность забрала проецировались данные окружающего психополя, индикатор несколько тревожно мигал оранжевым, указывая на то, что рядом находятся особи с повышенной степенью агрессивности. Верхний левый угол зрения занимал экран видеокамеры установленной на затылочной части шлема и позволяющий постоянно держать под контролем все, что происходит сзади. Его тело – само совершенство, мощные ноги способные развивать огромную скорость и вышибать двери, руки, которые легко, не замечая тяжести, могут нести любое стрелковое оружие, метать нож, практически не целясь и одним ударом ломать позвонки или конечности противнику. Его рефлексы превосходят обычные человеческие в десятки раз. Он Чистильщик, тот, кому досталась нелегкая работа хирурга человеческого общества. Социум необходимо физически очистить от Асов - асоциальных элементов , которые буквально захлестнули крупные города. И армия чистильщиков взялась за работу…

Скрытый текст

Споря с дураком, вы вынуждены опускаться на его уровень, где он неизбежно задавит вас своим опытом.

Легкая дымка тумана стлалась над поверхностью пруда. Где-то в кронах огромных верб, обступивших водоем, словно спросонья, спотыкаясь на каждом ку, пробовала голос кукушка. В отличие от нее, лягушки продолжали дружный ночной концерт, казалось, не замечая наступившего дня. Легкие поплавки из гусиного пера застыли на зеркальной глади воды. Сашка, худощавый, вихрастый светловолосый мальчишка, десяти лет от роду, больше всего любил именно этот момент предвкушения поклевки. Именно не ради самого улова, хотя чего греха таить, похвастаться перед сверстниками какой-то особенной добычей – приятно, он подрывался в половине четвертого утра затемно и, схватив удочки, мчался к пруду. Добежав до знакомого прикормленного места, быстро разматывал удочки, цеплял наживку на крючок, забрасывал снасть и застывал на берегу в сладком ожидании, когда поплавок первый раз дрогнет, давая знать – кто-то из водных обитателей готов вступить с ним в единоборство. Кроме того, рыбалка давала возможность спокойно помечтать в одиночестве. Он, городской житель, с десятилетним стажем, всегда ждал летних каникул, что бы уехать к деду Якову и бабе Маше. Здесь, в самом центре украинской степи, Сашка отдыхал от каменных коробок закрывавших горизонт, вдыхая вместо запаха гари и пыли, аромат скошенного сена, меда и парного молока. И, конечно, запах пруда. Отец начал брать его с собой на рыбалку лет с пяти, причем как полноправного партнера – у Сашки была своя удочка, подобранная под его рост и свое прикормленное место на берегу. Это отец научил его присматриваться к погоде, определяя, есть ли смысл идти на рыбалку, учил отличать рыбу не только по внешнему виду, а по манере поклевки. И еще, они вместе мечтали по ночам, лежа на огромном стоге сена и глядя в бездонное звездное небо. Да, такого обилия звезд, серебряной дороги Млечного пути в городе не увидишь…
Сегодня клевало очень вяло, солнце поднялось уже достаточно высоко, а на кукане сидело всего с десяток пескарей да пара не очень крупных окуньков. Поднимающийся ветерок согнал дымку со средины пуда и поднял легкую волну, но стена камыша пока не подпускала ветер к поплавкам Сашкиных удочек и они стояли не шелохнувшись. Вдруг правый поплавок дрогнул, чуть присел в воде, слегка покачиваясь, а через секунду поднялся над поверхностью на всю длину и лег на бок. Мгновенно сделав подсечку, Сашка ощутил на том конце снасти мощное сопротивление, кто-то, пока неведомый, стремился уйти в камыши, натянув лесу и согнув дугой его гордость – бамбуковое удилище. На всю деревню такие удочки были только у него, местные мальчишки обходились молодыми ровными побегами клена. Не давая добыче свободы маневра, Рыбак умело вываживал ее из воды. Блеснуло золотом под поверхностью и, в следующее мгновение, подсачек подхватил почти круглое тело, размером с добрую тарелку. Сашка зачарованно рассматривал добычу: красавец карась с чистым золотом чешуи, ярко красными плавниками, еще несколько раз трепыхнулся и застыл, ловя ртом воздух. Добыча была знатная, и дело было даже не в размере, золотистый карась, в отличие от своего серебряного собрата, попадался последние годы крайне редко. Отец говорил, что в годы его детства, пруды кишели золотистыми карасями, зато серебряный больше любящий проточную воду, встречался редко, но что-то изменилось, и теперь один вид явно вытеснял другой.
Сашка представил, с какой гордостью он покажет трофей сельской ребятне, как похвалит его дед, а бабка захлопочет у плиты. И внезапно увидел как она чистит карася и чешуя золотыми брызгами летит из под ножа и во что превратится это сверкающее золотое великолепие на сковородке. Поддавшись непонятному порыву, Сашка аккуратно сняв карася с крючка, взял его в руки и, зайдя по колено в пруд, опустил его в воду. Какое-то время красавец лежал на боку, словно не веря в свое спасение, а затем, выпустив из жабр цепочку воздушных пузырьков, мощно ушел в глубину. И так легко стало на душе, словно он совершил нечто значимое, но самому не понятное. Сашка улыбнулся вслед ушедшему красавцу и сказал: "Плыви, золотая рыбка". Вышел из воды, сел на берег и почувствовал, как мир вокруг вращается все быстрее, перед глазами возник калейдоскоп странных картин и образов, сменившихся полной тьмой.
Очнулся он, не вполне понимая где находится, от бабкиных причитаний.
- Казала ж йому, неслуху – вдягай бриля. Напекло таки голову.
- Не кричи стара. Хто зна, що воно. Йду, а вин лежить биля воды и посмихаеться, очи закрыти. Взяв та прынис додому.
- Може ликаря треба? – Голос бабушки полон неподдельной тревоги.
- Не надо врача, я просто немного заснул. – Он надеялся, что его голос звучит уверенно. – Клева не было, вот и придремал.
- Ну слава Богу, очухався. – Дед склонил свое усатое, загорелое лицо над лежанкой, на которой находился Сашка. – Як ты онучку?
- Да нормально. – Он сел, голова немного все-таки кружилась, но терпимо. – Деда, а ты знаешь, что такое реликтовое излучение?
-Шо? Таки дытына марить. Ты ляж онучку полеж – воно пройде...
То лето пролетело совсем незаметно, в беготне с сельской пацанвой, в купании в пруду. Рыбалка по прежнему оставалась его любимым занятием, хотя бабка и пыталась не пускать Сашку одного, но дед встал на его сторону, и снова почти каждое утро любимый пруд встречал его лягушачьим хором и плеском играющей рыбы. Пришла осень и снова пришлось вернуться в "царство камня и асфальта", как часто говорил отец. Как ни странно, но Сашка почти никогда не вспоминал об отпущенном карасе, а со временем воспоминания стерлись, на них наслоились другие впечатления, и эта история стала похожа на старый полузабытый сон...

* * *

- Деда, а как рыба слышит, ведь у нее же нет ух и она в воде? – Пятилетняя Катруся была неисчерпаемым источником вопросов.
- Катруся, не ух, а ушей. Вот смотри. – Известный астрофизик с мировым именем, автор сотен работ о структуре и развитии Вселенной, профессор Александр Григорьевич Ковальчук, сейчас просто дед этого рыжего создания, сидевшего рядом с ним на мостках с удочкой, протянул на ладони небольшую плотву, пойманную минуту назад. – Видишь, у нее на боках в ряд идут чешуйки с черточками, в одну линию? Вот ими рыба и слышит. Это ее уши.
- Это, что бы в них вода не затекала? - Логика внучки порой казалась ему несколько не соответствующей возрасту.
- Очевидно – да. Но если ты и дальше будешь тарахтеть не переставая, к нам ни одна рыба больше не подойдет, и мы не сможем испытать твое новое телескопическое удилище.
Аргумент был достаточно весомым, внучка унаследовала дедову страсть и наибольшей наградой считала возможность отправиться с ним на рыбалку. Можно было ожидать, что минут пять она сможет помолчать, пока новое "почему" или "как", вызванное к жизни вынырнувшей лягушкой или проплывающей ондатрой, не заставит ее открыть рот. Александр Григорьевич любовался лесным озером, знакомым за многие годы, казалось до мельчайших деталей, и все равно каждый раз таким разным. То спокойным и гладким, словно зеркальце, оброненное в лесную чащу великаном, то свинцовое с белыми барашками на волнах в осеннюю непогодь. Он всегда находил время, что бы вот так слиться с природой, ощутить себя малой ее частью. В такие минуты пара лысух, деловито снующих в камышах, была куда значимей проблемы темной материи, к решению которой он в последнее время подошел весьма близко.
- Деда!
Крик внучки вернул Александра Григорьевича к действительности. Маленькие ручки судорожно сжимали новое, только вчера подаренное, стеклопластиковое телескопическое удилище, изогнувшееся дугой. Леса, натянутая струной, резала водную гладь, уходя на глубину. Да, рыба, которую подсекла Катруся, явно была ей не по силам, побелевшие пальцы грозили выпустить удочку. Дед бросился на помощь, перехватил удилище и ощутил сопротивление неведомого озерного обитателя.
- Катруся давай подсачек.
Возбужденная, растрепанная со сверкающими глазами девочка передала деду подсачек и с замирающим сердцем следила, как он вываживает крупную рыбину. Через минуту единоборства добыча оказалась на мостках, еще несколько раз шлепнула хвостом и затихла, словно давая рассмотреть себя во всей красе. Александр Григорьевич и Катруся склонились, разглядывая улов. Золотой карась, почти круглый, с красными плавниками чем-то похожий на огромную монету, казалось, внимательно смотрел на них одним глазом и, открывая рот, беззвучно что-то говорил. Вид, уже несколько десятилетий не встречающийся в местных водоемах.
- Деда, что это? – Внучка, обычно звонкая как колокольчик, говорила шепотом.
Де жа вю... Сашка снова стоял над красавцем, сверкающим золотой чешуей. И Александр Григорьевич, вдруг отчетливо и ярко вспомнил тот странный толи сон толи обморок сорок пять лет назад, в далеком семидесятом. Это ведь была его жизнь, вернее ее ключевые моменты, те узлы, когда перед ним стоял выбор – куда идти и жить ли вообще. Теперь понятно, почему друзья называют его Везунчиком. Каждый раз, когда под ногами могла открыться пропасть – он знал, куда безопасно ступить. Он стал физиком, именно потому, что здесь смог достичь максимальных результатов. После университета, вдруг, пошел преподавать физику в школе и именно там встретил свою жену. Даже получив повестку из военкомата и, попав на свои полтора года срочной в Афганистан, он, не задумываясь, вел свою "Шилку" мимо фугасов и гранатометов. В аспирантуре выбрал тему, которая вдруг стала на острие астрофизики в мире. Даже этот дом у озера он купил в конце восьмидесятых, сняв со сберкнижки все деньги накопленные вдвоем с женой. А через месяц все вклады Сбербанка СССР заморозили, миллионы советских граждан в одночасье остались нищими...
- Катруся, - голос Александра Григорьевича, вдруг стал хриплым. – Помнишь сказку про золотую рыбку?
- Это Золотая рыбка? – Девочка зачарованно смотрела на озерного красавца. – Тогда почему она молчит?
- Ну, на самом деле не все золотые рыбки умеют говорить, но желания выполняют все. – Дед улыбнулся своим мыслям. – И если ты загадаешь желание и отпустишь ее в озеро, оно обязательно исполнится.
- Здорово! А желание нужно сказать или просто загадать?
- Ты знаешь, это не важно, я думаю, что она все равно исполнит твое желание и даже не одно, и даже те о которых ты еще не догадываешься.
Девочка склонилась над рыбиной, что-то шепнула ей и, запустив ладошки под чешуйчатый бок, с видимым усилием подняла ее с мостка. Опустившись на коленки у самого края воды, Катруся бережно опустила карася в озеро. Какое-то время красавец лежал на боку, а затем, выпустив из жабр цепочку воздушных пузырьков, мощно ушел в глубину.
Солнце висело в лазоревой глубине, отражаясь в зеркале водоема, странная тишина окутала мир, замолкли даже неугомонные лягушки. И в этой тишине над озером серебряным колокольчиком звенело: "До свидания, золотая рыбка!"

======================================================
Некоторые слова могущие вызвать затруднение в восприятии:
Брыль (укр.) – соломенная шляпа;
Марыты (укр.) – бредить;
"Шилка" – зенитная самоходная установка.

Споря с дураком, вы вынуждены опускаться на его уровень, где он неизбежно задавит вас своим опытом.

Мне никто не указ, да и сам я себе не указ
Доверяю лишь левой руке, маршруты рисую.
Ну, а тот кто указ, он не больно-то помнит про нас,
Да и мы поминаем его в беде или всуе.

Машина времени "Место где свет"

Орбитальная станция Российской Службы Контроля Гиперперехода (РСКГ, любят у нас, все-таки дикие аббревиатуры), висела на геостационарной орбите, символом победы человечества над диким космосом, блестя авангардистским набором цилиндров и сфер, гордо растопырив лопасти солнечных батарей. Над ней, еще на тысячу километров выше, располагался ядерный реактор и собственно генераторы преобразования пространства, выглядевшие уж совсем непрезентабельно – несколько кубов, образовавших карусель десятикилометрового диаметра вокруг некой невидимой оси. Вход в тоннель гиперперехода в евклидовом пространстве представлял собой слегка мерцающую сферу с добрый стадион.
Всего двадцать лет назад освоение дальнего космоса было прерогативой лишь писателей-фантастов. Человечество еле дотягивалось до планет Солнечной системы. И вдруг... Именно вдруг, буквально в течение полугода, независимо друг от друга, США, Россия и Китай провели успешные испытания действующих генераторов преобразования пространства. Правда, оказалось, что "дыроколы" – штука для планеты не безопасная. После выплеска энергии непонятной природы в штатах, уничтожившей научный центр, и возникновения зоны поглощения энергии в Китае, выморозившей до абсолютного нуля пол провинции Фуцзянь, решено было вынести генераторы за пределы земной атмосферы. США поставили на поток свои "шатлы", Россия стряхнула пыль с чертежей "Бурана", а великий и могучий Китай, словно фокусник из рукава, выудил челноки "Великий Поход 10". Человечество рванулось в неизведанные дали, стремясь найти там толи волшебную страну Эльдорадо, толи братьев по разуму... Но в течение первых десяти лет исследования нашей Галактики эйфория постепенно уступала место недоумению – космос был пуст. Десятки планет земного типа, с земной гравитацией, магнитным полем, океанами и реками и все - абсолютно стерильны. Ни одной завалящей бактерии или хотя бы вируса, не говоря о высших формах жизни или тем паче "братьев по разуму". Но тут в чью-то умную голову пришли слова Мичурина о недопустимости ожидания милости от природы и одну из подобных планет осторожно попробовали заселить сначала микрофлорой, а затем, и организмами более высоко организованными. Эффект был подобен взрыву, планета словно ожидала прихода жизни. Невероятно, но уже через пять лет, стараниями человека, уровень кислорода в атмосфере вырос почти до нормы, начал образовываться почвенный слой, а моря заполнились водорослями и планктоном. Начало было положено и, на данный момент, было создано девять постоянных терраформирующих станций на самых перспективных планетах. Человечество начало занимать свободные ниши мироздания.
Дежурного оператора станции Дашу Гринберг мысли о глобальной экспансии человечества сейчас волновали менее всего. Ну о чем может думать человек неся последнюю смену последней двухнедельной вахты перед отпуском? Мысли слегка зафиксировались на новом платье, присмотренном за день до старта. Плавно перетекли на "а не поправилась ли я?" Взглянув на экран основного монитора, с бегущими строками информации и изображением входа в "гипер" – все в норме, Даша отстегнула фиксирующие ремни и, легко оттолкнувшись от кресла, проплыла к панели аварийной сигнализации. Полированная поверхность панели давно использовалась ею в качестве зеркала. Из зазеркалья на нее взглянула невысокая девушка лет двадцати семи с точеной фигуркой. Миловидное лицо, нос с небольшой горбинкой, слегка подрезанные ноздри, копна каштановых кудрявых волос, карие глаза. Правильно говорит мама, что доминантный ген "пальцем не выдавишь". Андрей, которого она уговорила в этот отпуск поехать к Мертвому морю, постоянно посмеивается, что ее тянет на историческую родину. Возвратясь на рабочее место, Даша снова вернулась к приятным мыслям об отпуске. Почему-то вспомнилось детство. У всех лето обычно ассоциируется с морем, лагерем, деревней. Все это было и у нее. Но вот сейчас она вспомнила их старый питерский дом с огромными лестничными пролетами, резными перилами, необъятными площадками этажей и уникальной двустворчатой дверью парадного. По утверждению жильцов она была родом из 19 века. Какое это было дивное чувство – спускаться по гулким ступеням мимо зарешеченных пыльных окон в легкий прохладный сумрак нижней площадки, замереть на мгновение, держась за старинную медную ручку и распахнуть дверь, врываясь в иной мир. Мир залитый солнечным светом, заполненный шумом листвы и криками ребятни... Резкий звук аварийной сирены вернул ее к действительности. На мониторе расплывалось красное пятно, фиксируя аномально высокий выброс энергии. Строчки телеметрической информации показывали такое, чего никогда не встречалось ни в одной инструкции, такого не могло быть в принципе. Нажав кнопку экстренной связи, Даша бросила взгляд в иллюминатор. На месте призрачно мерцающей сферы тоннеля вспух гигантский радужный пузырь, стремительно разрастаясь в размерах. Через секунду волна неведомой энергии накрыла станцию.

* * *

Четкий упорядоченный мир, в котором каждой частице отведено свое место и задача. Хоровод звезд и галактик. Упругие сети гравитации спеленавшие Его пространство. Впрочем Он сам и был пространством, этим миром. Каждой звездной системой и каждым фотоном. Он не помнил своего рождения. Вернее для него этого понятия не существовало. Не существовало времени, ибо, что такое время для бесконечности? И вот в этот мир симфонии совершенства ворвалась диссонансная нота, нечто пришло извне (оказывается, что-то есть вне его мира!), породив хор умирающих в агонии бозонов и потоки "чужих" фотонов. А затем Он услышал крик, странно резонирующий с его энергетической сущностью и понял – это зовут его. Рушилась вся устоявшаяся картина мира, человек такое состояние назвал бы недоумением. Пришлось часть своей сущности сосредоточить на месте нарушения порядка. В пространстве обнаружилась крохотная, медленно зарастающая, червоточина, а рядом с ней, на голой каменистой планете лежал некий инородный объект. Над ним медленно кружило несколько энергетических сгустков, постепенно уходя в пространство. Лишь один сгусток, сияя на порядок ярче остальных, оставался в разрушенном объекте, словно пытаясь прикрыть собой нечто бесконечно важное. Более детальное рассмотрение показало наличие в странном предмете нескольких биологических существ, прекративших свое функционирование. Это их энергетические сущности уходили все дальше. Только одно, маленькое существо, над которым полыхал самый яркий сгусток, еще продолжал выполнять программу существования... Вдруг всплыло понятие – жизнь! Существо продолжало жить. А лежащий рядом человек (!) - мертвая женщина (это Он тоже знает?), просила его спасти своего ребенка. Это она кричала: "Об одном молю, спаси его!!!" Он взглянул на человеческое дитя и, вдруг, в его открытых глазах увидел крохотный, микроскопический кусочек своей собственной сущности. Затем пришло осознание – природная программа дала сбой, организм все равно погибнет, не выполнив до конца возложенную функцию. Он ничего не обещал матери, но ведь она точно просила Его о помощи. Исправить неверную программу. Создать комфортную среду обитания. А теперь взглянуть, откуда они пришли в Его мир. Он потянулся к зарастающей червоточине пространства...

* * *

Даша стояла в подъезде своего дома, держась за старинную медную, знакомую до каждой царапины, ручку двери. Мозг отказывался принять окружающее, выдавая только одну информацию – бред! Но тело, мгновение назад находящееся в состоянии невесомости, кричало каждой клеточкой, ноги подгибались, словно ватные. Значит все-таки это реальность? Раз она здесь, значит это кому-то нужно. Девушка решительно распахнула дверь. Подсознание пискнуло и затихло, сознание впало в легкую истерику – двора не было. Вместо него расстилалась бескрайняя каменистая пустошь, на которой лежали изувеченные остатки "Бурана" с бортовым номером 17. Того самого который не вышел из гипера три года назад, бесследно сгинув в подпространстве, и именно того на борту которого находился трехлетний ребенок, требовавший сложнейшей нейрохирургической операции. Именно плач ребенка вывел Дарью из ступора, она рванулась к огромной пробоине в борту космического челнока. Корабль был пуст, ни одного человека или хотя бы тела, только в одном, чудом уцелевшем кресле пассажирского отсека, обхватив колени руками, плакал трехлетний малыш. Даша схватила ребенка на руки, прижала к себе, шепча какие-то успокаивающие слова и ласково поглаживая мягкие детские волосы. Тонкие ручки доверчиво обхватили ее шею. Так, с прижавшимся к ней ребенком, Даша и выбралась из разбитого "Бурана" и оторопело уставилась на дверь, одиноким обелиском, стоящую на краю осыпи. А затем пришло ощущение взгляда. Нет, ВЗГЛЯДА! Она почувствовала себя инфузорией на предметном стекле микроскопа. Нечто, или некто беспристрастно рассматривал ее, причем ощущение взгляда шло отовсюду, даже, казалось, изнутри. Затем давление взгляда ослабело и некая сила толкнула ее в сторону двери. Уже взявшись за ручку, Даша вдруг обернулась и улыбнулась в пространство...

Она стояла на знакомом берегу Мертвого моря, на руках, обхватив ее шею, спал мальчик. Ласково плескались волны у ног. Солнце почти касалось линии горизонта. Умиротворяющий пейзаж, словно хотел успокоить человека, перенесшего такие потрясения. Даша вздохнула, пытаясь сообразить, что делать дальше. И вдруг снова накатило ощущение ВЗГЛЯДА, правда теперь он был скорее любопытным, а затем пространство ей УЛЫБНУЛОСЬ, именно так можно было передать возникшее ощущение. Да, теперь все будет хорошо... и не только у нее.

* * *
Ощущение давно забытого, мир несовершенный, но такой непредсказуемый. Заполненный этими маленькими существами, с их страстями и надеждами. Эксперимент Моего бесконечно далекого прошлого, отколовшийся кусочек Моей сущности, размножившийся в миллиардах экземпляров, и продолжающих наполнять эту Вселенную только им понятным смыслом. Не знаю, нужен ли Я им, но без них имеет ли смысл Мое существование?

Споря с дураком, вы вынуждены опускаться на его уровень, где он неизбежно задавит вас своим опытом.

Как всё интересно...

- Толик, Маша! Прекратите мучить Филиппа! – Женщина лет сорока, со смеющимися темными глазами, украинцы о таких говорят "як терен", густыми каштановыми волосами, стриженными под "сэссон", выглядывала в открытое окно веранды. – Вот он все-таки рассердится и съест вас одним махом.
- Не съест, он нас любит.- Посреди большого двора, заросшего густым спорышом, двойняшки пяти лет от роду усиленно пытались взобраться на спину сенбернару, носящему благородное имя Филипп ІІ. Впрочем, охотно отзывавшегося и на кличку Филя. Огромный пес, крупный даже для своей породы, стоически переносил эти попытки, умильно и снисходительно глядя на возню человеческих детенышей. Некоторое время он сидел, потом тяжело вздохнул и лег, подставив им широкую мохнатую спину.
За этой картиной, улыбаясь, наблюдали двое мужчин, сидящих под огромным раскидистым дубом, за добротным столом, сооруженным из гладко оструганных сосновых досок. Один, молодой человек лет тридцати с короткими светлыми волосами и голубыми добродушными глазами. Лет триста назад сказали бы - русич. Второй – лет на десять старше, судя по ширине плеч мускулистым рукам и мощной шее, недюжинной силы мужчина сидел в инвалидной коляске. У него не было обеих ног по колено, отсутствовала кисть левой руки, лицо пересекал шрам, спускаясь с высокого лба через глаз к подбородку. Но в серых глазах инвалида не было и тени скорби, казалось, они с восторгом мальчишки вбирали в себя весь окружающий мир. На столе стояли дары щедрой черниговской земли: помидоры, огурцы, миска самой разнообразной зелени, вареная картошка со шкварочками, уютно свернулась колечком на тарелке домашняя колбаса, котлеты возвышались макетом пирамид майя, светлым обелиском, устремляя ввысь золотистую крышечку, стояла запотевшая бутылка "Пшеничной", припрятанная явно для важного случая с догорбачевских времен.
- Катя, не шуми на детей. Ты же знаешь, Филя скорее любого их обидчика проглотит. – Мужчина в инвалидной коляске смеясь взглянул на жену в окне.
- Степан, ты мне педагогику не ломай, нечего им мучить животное. И вообще займись лучше гостем, заморишь его голодом. Петенька, вы не стесняйтесь, ешьте. Я сейчас еще вареничков с печеночкой принесу.
- Действительно, что это я о законах гостеприимства забыл. – Степан налил в рюмки. И, поднял свою, удачно копируя киношного генерала – Ну, за встречу!
Мужчины выпив, некоторое время молча налегали на закуску. Утолив первый голод, гость все-таки решил перейти к делу.
- Так в чем проблема, командир. Я смотрю ты живешь словно в раю: жена красавица, дети так просто золото, себе таких же хочу. Дом – ты же нам там в Афгане про него все время рассказывал. Все мечтал, как будешь в нем жить. И чтобы жена, и куча ребятишек...
- Петя, ты мне оды не пой. – Степан снова налил в рюмки и выпил свою, не ожидая собеседника. – Рай здесь, как коммунизм в отдельно взятом государстве – только до забора. А за забором беспредел. За забором, прапорщик запаса Кравцов, девяносто пятый. Нет той страны, которой мы служили, профукали ее! Там учителя, врачи и инженеры торгуют на рынке турецкими носками и трусами. Там бывшая комсомольская и коммунистическая верхушка в одночасье заделалась олигархами. Там "братва", крышуемая ментами, чувствуя свою безнаказанность, открыто занимается грабежом и вымогательством.
- Что-то нервы у тебя, майор, сдавать начали. Да жизнь изменилась и не в лучшую сторону. Но не ты ли учил нас, пацанов, там под Кандагаром – побеждает не тот, кто сильнее, побеждает тот, кто лучше и быстрее использует сложившуюся ситуацию в свою пользу. Тот, кто видит вектор развития событий и выходит на конечную точку раньше противника.
- Да, тогда было проще - вот ты, а вот противник. И где-то далеко те, кто тебя ждут. Я еще и об этом вам говорил, выживает и побеждает тот, кому есть за что бороться. Но жизнь злодейка иногда выкидывает странные фортели. Ты выволок из под завала то, что от меня осталось после удара нашей же вакуумной бомбы, а те восемь мальчишек от которых не осталось ничего, разве их никто не ждал? Их матери и любимые не получили даже посылку из "черного тюльпана". Пропал безвести. Куда пропал? Наверное есть те, кто до сих пор ждут и надеются, ведь смерти их никто не видел... И вот теперь я с этой жизнью вынужден бороться. – Степан тяжело вздохнул. – Знаешь Петр, какое самое слабое место у мужчины?
Петру речь бывшего командира показалась несколько сумбурной и местами словно перескакивающая через логические связки, но он только вопросительно взглянул на собеседника.
- Вон оно, самое слабое место. – Степан указал здоровой рукой на Катерину, которая мыла руки детям, наконец оторвав их от многострадального Филиппа. - Это самое незащищенное и самое больное место, по которому так легко нанести удар. Вот это и есть моя проблема. Объявилась и в наших пенатах своя "братва". Заправляет ею некто Паша Бульдозер, по виду так чистый отморозок, который корчит из себя хозяина жизни. Так вот приглянулся ему мой дом. Требует продать за бесцень, по сути – отдать. И еще, падла, угрожает, что с детьми и с женой "может случиться неприятность"! Понимает – особого отпора от меня, инвалида, он не получит, вот и распоясался. Ты, Петя, как новоиспеченный хозяин охранного агенства, можешь что-нибудь посоветовать?
- Тут, командир, не вопрос и не проблема. Пришлю пару своих ребят к тебе на постой, пусть подышат свежим воздухом да за женой и детьми присмотрят. А я тем временем, подниму свои связи в МВД, посмотрим чем этого Бульдозера можно прищучить, чтоб малость поутих. – Петя достал блокнот и черкнул несколько строк.
– Теперь тот вопрос, который ты меня просил проверить, насчет этого витража. – Бывший прапорщик ВДВ задумчиво посмотрел на дом своего командира. Старый каменный дом стоял на самой границе мачтового сосняка. Двор представлял собой скорее опушку леса, символически огороженную низеньким штакетником и ровно подстриженным кустарником. Тот, кто строил этот дом, словно старался уйти дальше от людей - ближайшие дома поселка находились на расстоянии не менее полукилометра. На всю ширину фасада раскинулась широкая стекленная веранда, в которой странным неуместным пятном выделялось правое крайнее окно. Вместо обычных прозрачных стекол там стоял витраж из синих, красных и зеленых стекол в свинцовом переплете. Витраж изображал закрытые створки то ли окна, то ли дверей. – Не знаю откуда твой прадед уволок его, при постройке дома, но все эксперты сходятся в одном – это Западная Европа, 14-15 век. А ты, что решил его продать? У нас в стране на него покупателя найдешь вряд ли, а на Западе за него дадут приличную цену.
- Я фамильными ценностями не торгую, просто Петя мистика какая-то с эти витражом, даже не знаю как тебе сказать. Может я крышей ехать начал? - Степан смущенно взглянул на своего бывшего подчиненного. Налил в рюмку водки, но не притронулся. – Сон мне снится. Навязчиво. Один и тот же. С завидным постоянством. Будто подкатываю на своей коляске к нему, а он распахивается. В следующее мгновение я СТОЮ на вершине огромного холма, скорее даже горы. За спиной у меня угрюмое серое здание с раскрытыми высокими дверями, как в готическом храме. У подножья холма раскинулся белоснежный город, стоящий на берегу темно-синего моря, уходящего к горизонту, где оно сливается с пронзительно голубым небом. Под ногами искрящаяся дорога, словно посыпанная мраморной крошкой. И такое у меня ощущение, будто там, в городе кто-то меня очень ждет, но стоит мне сделать шаг по дороге - в душе появляется такая дикая боль невосполнимой утраты, что я просыпаюсь... Кате не говорю, не хочу ее волновать. Не знаю, может надо попить чего-нибудь успокоительного. Ладно Петя, утомил я тебя своими проблемами и настоящими и придуманными, надеюсь ты у нас заночуешь.
Тиха украинская ночь... Прав был классик, есть все-таки в летней ночи свое очарование. Петр докурил сигарету, стоя на балконе мансарды и уже собирался идти в спальню, когда дом потряс странный удар, зазвенело стекло где-то в районе веранды. Взвыл Филипп, но вой сразу же перешел в странный скулеж. Десантник своих навыков не теряет, ровно через пятнадцать секунд он был на веранде, следом влетела в распахнутом халатике Катерина. Картина представшая их взгляду была достойна пера Лавкрафта. В голубом сиянии полной луны, на полу у витража на боку лежала пустая инвалидная коляска, одно колесо еще медленно вращалось. В витраже не осталось ни одного стекла, но полностью сохранилась свинцовая основа, очерчивая контур бывшего рисунка. Степан исчез...
Неделя пролетела не в самых приятных заботах. Как объяснить не молодому уже милицейскому капитану исчезновение из закрытого дома инвалида не способного самостоятельно передвигаться без спецсредств? Его тоже можно понять, по какой статье прикажете открывать уголовное дело? Прапорщик запаса возился с близнецами, стараясь отвлечь их от вопросов об отце. Катерина ходила словно сомнамбула, часто останавливаясь и словно прислушиваясь к чему-то. Петр старался поддержать ее как только мог, но прекрасно понимал, что наступит тот момент, когда он будет вынужден уехать. И эта женщина останется с двумя детьми в доме на опушке леса, полностью беззащитная перед разными Бульдозерами и иже с ними.
- Катя, ну Вы же понимаете, что не можете остаться здесь. Подумайте о детях. – Петя сидя напротив Кати под тем же дубом, под которым всего семь дней назад обедал со Степаном, в очередной раз пытался воззвать к голосу разума. – Если дом продать, за эту цену можно купить квартиру в Чернигове. Там и вам и малышам будет спокойнее.
- Петенька, - она почему-то всегда обращалась к нему в уменьшительном роде. – Степан вернется только в этот дом, и здесь я буду его ждать. Большое вам спасибо за помощь, но я все решила.
Беседу внезапно прервал рев моторов, по проселку, поднимая клубы пыли, к калитке усадьбы лихо подкатили два черных джипа, из которых выскочили, как чертики из табакерки бритоголовые ребятки, до того похожие друг на друга, словно деревянные солдаты Урфина Джюса.
- Это моя лягушонка в коробчонке прискакала. – Пробормотал Петр, положив на сгиб локтя помповое ружье, с которым по ночам патрулировал периметр. – Катя уведите детей и собаку в дом.
Женщина, видимо почувствовав по его голосу, что нужно подчиниться беспрекословно, взяла малышей за руки и что-то тихонько приказав Филиппу, отправила троицу в дом. После чего вышла и стала рядом с Петром. Он неодобрительно взглянул на нее, но ничего не сказал, снова повернув ничего не выражающее лицо навстречу нежданным гостям.
- Слыш ты, пукалку убери. Я поговорить приехал. – Монстроподобный детина, на пол головы выше не маленького Петра, с золотой цепью на шее, в малиновом пиджаке, который сразу наводил на мысль о корове и седле, насмешливо взглянул на бывшего десантника. – Тут, говорят, дом продается?
- У Вас, уважаемый, явно неправильная информация. – Петя был сама любезность, что означало крайнюю степень сосредоточенности. Его боевые товарищи знали если прапорщик заговорил подчеркнуто вежливо – атака может последовать в любое мгновение, в самый неожиданный момент для противника, убаюканного изысканной речью.
- Ты здесь вообще человек левый, так что отвали в сторону, я с бабой потолковать хочу. А то гляди братва рассердится, они давно не разминались. Или ты настолько крут, что хочешь здесь изображать крепкого орешка? – "Братва", оценив шутку, весело заржала.
- Не будете ли Вы столь любезны, отзываться о даме более почтительно. – Петя по прежнему сама вежливость, уже прикинул вектор своей атаки. Единственно его смущала Катя, стоящая рядом. В случае силовой акции придется ее не очень вежливо уронить на землю, там ей будет безопаснее.
- Ты, интеллигент ср ... ный, кончай выделываться. – Паша Бульдозер, вполне оправдывая свое прозвище, ломанулся через калитку, очевидно намереваясь просто смести надоевшего противника. Но увидев ствол помповушки молниеносно развернутый в его сторону, матерясь притормозил.
- Это плохая мысль, вламываться на территорию, где вас никто не ждет. – Улыбка уже сошла с губ Петра, а взгляд выдавал человека, который с оружием не балуется.
Паша открыл рот, видимо собираясь выдать очередную порцию брани, но так и застыл глядя остекленевшим взглядом за спину Петра и Катерины, толпа "братвы" издала синхронный удивленный не то вздох, не то всхлип. Упругая волна воздуха ударила со стороны двора, в доме знакомо взвыл Филипп. Защитники обернулись одновременно. Открывшаяся картина была вполне в стиле сюрреализма. В центре двора СТОЯЛ Степан, в афганке песчаного цвета, обмундирование дополняла полная боевая выкладка разведчика идущего в долгий рейд, ствол АКС недвусмысленно смотрел в сторону притихших гостей. А чуть сзади, привычно держа под прицелом каждый свой сектор, в таком же обмундировании, стояли восемь молодых десантников... Петр узнал их сразу, потому как помнил их именно такими – двадцатилетними, так и не вернувшимися с того последнего задания...
Никто не произнес ни слова, в полной тишине ретировалась к своим машинам братва и только звук завевшихся моторов, казалось, запустил на мгновение остановившуюся жизнь. Катерина бросилась к мужу, прижалась к его груди. Господи, она уже забыла за эти десять лет какой он высокий. Вдохнула запах его одежды и невольно вздрогнула. Тонкий, еле уловимый запах, пробуждал в памяти странные ассоциации. Первое слово, которое пришло в голову - не земной. Такой запах могла иметь пыль далеких планет или пыльца деревьев эдемского сада. Степан, видимо почувствовал некую неуверенность в жене и крепко обнял ее. Она сразу успокоилась, так обнимать мог только он, словно держал цветок на ветру – крепко, что бы не вырвало ветром, и нежно, что бы не сломать.
- Я вернулся, Катенька. Я не мог не вернуться. – Говорил Степан, вдыхая запах ее волос.
- Папа, папочка! – Просто удивительно, как они ухитряются произносить слова синхронно. От дома по зеленому двору, трава на котором полегла странными кругами и линиями (Петр вспомнил, нечто подобное он видел на фотографиях полей английских фермеров, это подавалось как свидетельство приземления инопланетян), с веселым лаем несся, его величество Филипп ІІ, за которым едва поспевали Толик и Маша.
Степан обернулся к своим бойцам, из глаз которых постепенно уходило напряжение ожидаемого боя.
- Все ребята, прибыли. Мы дома. Вольно, разойдись... – И подхватив на руки малышей, с улыбкой смотрел, как Петя пытается обнять сразу всех своих боевых товарищей.

Споря с дураком, вы вынуждены опускаться на его уровень, где он неизбежно задавит вас своим опытом.