Реджинальд Гулливер "Эрунтика"

Наивность стиля – как в «Магеллановом облаке», про бактерий – из «Эрунтики», все в целом, надеюсь, не смешно, как несмешным, хотя и наивным был советский фильм «Коммунист» С Урбанским в главной роли. Если еще добавить ЧЕРНЫЙ ЯЩИК и вспомнить об одной из 25 проблем физики будущего, о которой в феврале 2005 года рассказывал нобелевский лауреат Дэвид Гросс, а именно, о ТЕОРИИ СЛОЖНОСТИ, то и получится мой рассказ:

«Гарольд и теория сложности»


«Бесконечно дышит вселенная,
Мчат ракеты, как сгустки солнца.
Это – ваши мечты и прозрения.
Ваши знания. Ваши бессонницы.»

Р. Рождественский

Мозг Человека – машина с конечным числом элементов.
И поэтому существует простое физиологическое ограничение на возможности человеческого разума. Это ограничение рано или поздно будет достигнуто.
Подвиг Человека в том, чтобы, осознав свою ограниченность, данную раз и навсегда Природой-Конструктором, не терять веру в себя, не останавливаться на пути познания законов Мироздания. Гений Человека в его способности обойти самое жестокое правило своего Конструктора.
Человек велик!
И рано или поздно, так или иначе, тем или иным способом, но он овладеет Вселенной.
И станет Хозяином своего же Конструктора.

...«Все-таки «барьер узкой специализации» существует не для всех», – сказал я. Он улыбнулся. Понял и оценил мое замечание. «Не представляю, о чем ты, Саша, – он невинно посмотрел на меня, но в его глазах блеснули озорные искорки, – Термин как будто из психологии? Я в этом не компетентен.»…
Собрание трудов ИКИ. «НАЧАЛО КОСМИЧЕСКОЙ ЭРЫ» Т.1 «ЖИВОЕ ЗЕРКАЛО», стр. 243

Зал для отдыха был, конечно, пуст. Множество пустых «разнокалиберных» стульев неопределенного цвета из коридора и ближайших лабораторий стояли невпопад повсюду – по отдельности и тесными заговорщическими кучками; пустые потертые кожаные диваны темнели вдоль стен и завешанных пыльными шторами высоких окон. Заваленные бумагами столы белели в полумраке, недопитые чашки кофе напополам с пылью, должно быть, устали ждать хозяев. Под столом пульсировал огонек забытого авто-уборщика; авто-уборщик напоминал крошечную серебристую таксу, у которой вместо носа был бесшумный портативный пылесос – наверное, новая модель…. Наверное, все опять в Главной Лаборатории.
Я пересекал полутемный зал, почему-то стараясь ступать тише; тишина – такая редкость в Институте. Тишина напоминала мне мою молодость. Лет тридцать назад на целые этажи новенького, только что построенного пятнадцатиэтажного здания Института Космических Исследований (ИКИ) приходилось в среднем по пол-профессора, по четыре научных сотрудника и по одному лаборанту. Тогда в пустых коридорах тихонько и однообразно гудели лампы, что-то изредка потрескивало за щитками электросчетчиков…. Давно это было.
У выхода из зала – там, куда я шел, – желтыми огоньками в ряд мерцали давно не выключенные лампочки. Перед тем, как открыть большую металлическую дверь, я обернулся. Красный глазок авто-уборщика под столом грустно подмигнул мне, а я вдруг вспомнил, что еще застал те времена, когда по коридорам Института ходили обыкновенные уборщицы в синих халатах с мокрыми тряпками и вениками. Когда, наконец, мне дали здесь кафедру Космологии, наши соседи по этажу из Системного Отдела Бытовой Кибернетики (на местном жаргоне – «собаке») уже конструировали авто-уборщиков для всего Института. Иногда проектировщики шутили, делали манипуляторы роботов в форме то ложки, то карандашной точилки – в Отделе не признавались механические карандаши, – то еще чего-нибудь; один раз даже сделали венчик для омлета и авто-уборщика в корыстных целях тайно увели на кухню.
И почему я вдруг вспомнил о каких-то авто-уборщиках? Почему я никак не могу заставить себя думать о главном, о том, ради чего я, собственно и примчался в Институт? И бросил на аспирантов свою почти двухлетнюю работу по третьей межгалактической радиоантенне МR3. Группа Эренгарда в 2026 году, ища радиосигналы гипотетических Внеземных Цивилизаций с помощью МR2, сенсационно объявила о Первом Контакте. Но они обнаружили за орбитой Плутона всего лишь потерянный лет десять назад солнечный зонд. Я увлекся их разработками и кое-что модифицировал в них, в результате чего и появилась наша МR3. В настоящий момент мы проектировали гигантский, почти с Луну величиной, корпус антенны. Правда, после неудачи Эренгарда это направление считалось бесперспективным.
А теперь все, наверное, считают, что я бросил свой проект ради сенсационного проекта Института в погоне за… новыми веяниями научной «моды», что ли. Плохо же они меня знают – уж за «модой» в науке я никогда не гонюсь. Я всегда занимаюсь тем, что интересно мне…. Ну почему же все-таки мои мысли упорно останавливаются именно на авто-уборщиках? Наверное, потому что они просты и понятны. Этакий эталон простоты и понятности, тогда как на другой чаше весов – Черные Ящики, проклятые Черные Ящики, краеугольный камень нового проекта Института, проекта, ради которого я сегодня здесь!
Как известно, к концу 20-ого века, как в теоретической, так и в экспериментальной науке наметился кризис. Я буду говорить в основном о физике, так как я сам физик. Кризис наметился довольно, я бы сказал, философского плана, причем понятный только тем, кто имел к науке самое непосредственное отношение, хотя кризис этот, в конце концов, затронул даже очень далеких от науки людей.
Дело в том, что, с увеличением объема получаемой о мире информации, ученые стали становиться специалистами во все более и более узких областях науки; становилось невозможным – чисто физически – для одного человека охватить достаточно широкий раздел. Прошли те золотые времена великого Гаусса, когда человек мог знать не только всю высшую математику, но и ВСЮ физику…. Теперь же заслуженный специалист в области общей теории относительности часто не понимает не менее уважаемого специалиста в области, например, суперструн. А дальше еще хуже…. Вот показательный пример: наступает ситуация, когда человек, изучая, например, слона, говорит: «Я никогда не видел слона и не имею ни малейшего представления, что это такое – да мне это и не нужно! Я знаю пять отличий химического состава бивней двух взрослых особей различных ареалов обитания, а в этом я специалист мирового уровня и горжусь этим».
Представьте теперь, что нужно решить задачу, требующую знания многих разделов теоретической физики. Каким же образом следует согласовывать мнения специалистов, если не найдется человека, способного оценить задачу в целом? И не забывайте, что речь идет о задачах не конца двадцатого века, а о второй половины двадцать первого.
Я нашел красивую математическую аналогию сложившейся ситуации. Представьте себе современную «задачу», например, физики, как некоторое множество, некоторый континуум, то есть бесконечное число точек. Специализация каждого ученого также есть некоторое множество, некая совокупность знаний; специализация становится уже или, иначе, в пределе множество знаний стягивается в «точку». Специалистов конечное число, а значит, число «точек» тоже конечно. Значит, специалисты никогда не «заполнят» множества «задачи». Задача не будет решена полностью. Любопытно только, когда наступит этот предел, когда каждый ученый-специалист будет знать «все-ни-о-чем». По-моему, время это уже близко.
Вы скажете, что можно согласовывать мнения специалистов с помощью искусственного интеллекта, для которого гигантский объем информации не представляет никаких затруднений? Но речь должна идти о так называемой «думающей» машине, которая способна не только систематизировать получаемую информацию, но и «понимать» ее. Нет пока такой машины и по моему глубокому убеждению и не предвидится в ближайшем будущем.
А теперь о теории Черного Ящика.
Коротко говоря, это и есть устройство для согласования мнений специалистов; устройство, которое «оценивает» задачу «внутри себя» и выдает готовый результат. Как же его сконструировать? Первые примитивные Черные Ящики содержали в себе обычный алгоритм, написанный человеком. Собственно, их и «Черными» Ящиками нельзя было назвать, так как существовал человек – автор алгоритма. Черный ящик должен работать по принципу «вопрос-ответ». Каким образом получается ответ – человеку не известно; решение не может быть алгоритмизировано человеком. Для примера скажу, что сама Природа является Черным Ящиком, с ней и ведет разговор человек в режиме вопросов и ответов. Но как же сконструировать Черный Ящик? Ведь, по определению, человек не может его запрограммировать. Получается, Природа должна согласовывать мнения специалистов?
Представим себе на минуту, что Черный Ящик каким-то образом создан. И вот сразу же задача для него.
Представим себе, что необходимо технически соорудить очень большую, размером порядка размеров малых планет Солнечной Системы, конструкцию для определенных целей (кстати, моя недостроенная радиоантенна MR3 – частный случай такой конструкции). Существуют специалисты по отдельным, совершенно различным маленьким блокам этой конструкции, например, по защитным, навигационным и так далее. Известно, для чего должна быть предназначена вся конструкция целиком, например, для фокусировки солнечной энергии в определенной точке некоторой орбиты. Но не известен способ сборки такой конструкции! И не только не известен, но, оказывается, и в принципе невозможен, так как его алгоритмизация занимает время порядка существования самого Солнца! Алгоритм сборки упростить невозможно: существует знаменитый барьер Илки-Герхарда-Мацудайры (2019 год) об ограничении на размер любых астроинженерных конструкций цивилизации на некотором этапе технологического развития. В свое время учет этого предела заметно повлиял на проблему поиска Внеземных Цивилизаций, но не об этом сейчас речь. Так вот, этот предел показывает, что невозможно рассчитать с помощью алгоритмов, созданных человеком, конструкцию больше некоторых определенных размеров.
Мы так привыкли, что математика – это удивительное творение человеческого мозга – никогда не подводила нас при описании окружающего мира. Однако известно, что в Мультивселенной, этой необъятной совокупности различных миров, куда входит и наша Вселенная, законы физики могут реализовываться по-разному и существуею миры, где математика местных существ абсолютно не применима к окружающей действительности. Зная об этом, Человечество почему-то пребывало в полной уверенности, что, коль скоро симбиоз математики и физики складывался так удачно на протяжении тысячелетий, то так всегда и будет, что нас «минует чаша сия», когда самое сильное наше оружие окажется бесполезным.
А при использовании Черного Ящика такая гигантская конструкция «в принципе» может быть создана! Ведь барьер Илки дает ограничение только для алгоритмов, созданных человеческим мозгом. Одним словом, все замечательно, остается только создать Черный Ящик!
Споем дифирамбы о пользе такого проекта. Конструирование на околосолнечных орбитах группы энергетических установок (проект «ESol») для сбора и фокусировки в заданной точке почти 90% всей энергии Солнца позволит человечеству перейти на существенно новый этап развития. Позволит, наконец, овладеть всей планетной системой Солнца, позволит реализовать самые смелые идеи, предсказанные еще Циолковским и Дайсоном….
Вот это и есть та сверх важная задача, ради которой я и примчался, забросив все свои дела. Именно задачу «ESol» и поставил Институт. Кстати, если решается эта задача, то автоматически я получаю метод проектирования и своей межгалактической антенны и еще много чего такого, что я боялся и рассматривать даже в своих самых дерзких планах.
А задача действительно могла быть решена, ведь в Институте был создан и успешно прошел испытания первый Черный Ящик. Сотрудники Главной Лаборатории спроектировали реально работающий Черный Ящик! Так, во всяком случае, мне сообщили.
Барьер Илки занимал сейчас многих. Особенно наглядно можно было его проследить, изучая задачу «ESol». Если бы число блоков было равно бесконечности, то есть система «ESol» не была бы замкнутой, а взаимодействовала с космосом в смысле обмена материей, тогда возможно было бы объяснить, почему система не алгоритмизируема. Если бы блоков было конечное число, но каждый из них представлял бы некоторую пульсирующую динамически-стохастическую систему, то тогда задача стыковки блоков также не поддавалась бы алгоритмизации. Однако в нашей задаче мы имеем конечное число строго детерминированных составляющих! Барьер Илки–Герхарда–Мацудайры тем и удивителен для человеческого понимания, что он устанавливает глубокие, ранее не обнаруженные в силу технологических несовершенств земной цивилизации, связи между особенностями и возможностями человеческого мозга и размером астроинженерных сооружений. Пожалуй, даже Теория Относительности Эйнштейна не была для всех нас таким потрясением. А ведь многие ученые утверждали, что к концу 20-ого века все основные законы физики будут установлены.
Я не спеша шел по коридорам, собираясь с мыслями. Услужливая память подсказывала, куда нужно сворачивать, чтобы попасть в Главную Лабораторию. Я не был в Институте несколько лет, но легко находил дорогу по запутанным переходам.
Официально я был приглашен сюда руководителем Главной Лаборатории Гарольдом Гинти-Ганкелем для того, что бы просто поделиться опытом работы с так называемым «классом астроинженерных объектов микро-планетарных (то есть, спутниковых) уровней». Моя недостроенная радиоантенна, размерами порядка Луны, принадлежала как раз к такому классу; задача «ESol» предусматривала несколько более крупные объекты, порядка Марса. Для этой же цели, я думаю, пригласили и учеников Эренгарда. Хотя они давно уже занимались чем-то другим, опыт у них должен был сохраниться. Больше по таким вопросам специалистов не было.
По менее официальной версии, блуждавшей по Институту, считалось, что я буду с таинственным видом выведовать секреты нового институтского проекта. А потом попытаюсь что-нибудь использовать и для собственной радиоантенны. Но мне было нужно другое. Да, безусловно, было бы замечательно, если бы моя работа с радиоантенной продвинулась, но сейчас это все отступило на второй план. Сейчас моими поступками двигало какое-то глубинное древнее люботытство. То самое неистребимое человеческое любопытство, которое приводит к созданию или разрушению целых миров.
Прежде всего, я хотел знать, КАК работает его Ящик, не подделка ли это, просто подогнанная на выполнение заранее известных тестов (к сожалению, довольно распространенный метод в научных и псевдонаучных кругах). И я хотел знать, ПОЧЕМУ было принято решение слепо – именно слепо! – довериться Ящику в проекте «ESol»: ведь проверить правильность работы Ящика на еще не решенной задаче нельзя, потому что алгоритм работы Ящика неизвестен. Почему Ящик работает правильно, если не известно, КАК он работает? Одним словом, я, физик, просто не понимал, что такое этот Ящик. Или Господь Бог в лице руководителя Главной Лаборатории подрядил Природу занятья астроинженерией, впихнув ее, матушку, в этот Ящик?
Наконец, вдалеке послышался все нарастающий шум голосов. Мне стали попадаться какие-то озабоченные люди в халатах, – по-видимому, лаборанты – снующие по коридорам и переговаривающиеся на ходу быстрыми отрывочными фразами. Люблю, когда царит атмосфера страшной занятости; чувствуешь, что и ты причастен к ней…
В дверях Главной Лаборатории я столкнулся со своим бывшим сотрудником по кафедре Космологии, Юри Отсом, который, став уже профессором, занимал теперь кафедру Математической Статистики. Это был плотный коренастый здоровяк в очках из роговой оправы, которые он носил, видимо, только для солидности. Он отличался неизменной жизнерадостностью и оптимистично подходил к любой, даже очень сложной задаче. Он был всегда уравновешен, рассудителен и мог похвастаться достаточно широкой эрудицией в научных вопросах, что в наше время было большой редкостью. Пожалуй, из всех моих многочисленных сотрудников, с которыми мне когда-либо приходилось работать, с ним мы всегда ладили лучше всего. Я, кстати, был знаком еще с его отцом, Ойером, и знал Юри еще с детства.
Но сегодня Отс был весь какой-то раздерганный, что никак не вязалось с его обычными неторопливыми манерами.
- А, Александр Константинович! – тем не менее, с искренней радостью приветствовал он меня, – как ваши дела с радиоантенной?
- Рад вас видеть, Юри, – я тоже был рад встречи с ним, – А вы совсем не изменились за эти четыре года – ваш первый вопрос как всегда по делу.
Когда-то очень давно серьезный десятилетний мальчик Юри в ответ на мое приветствие поинтересовался устройством носового отсека автоматического модуля «Луна - Юпитер». Отец всегда приучал Юри говорить мало и только по делу, и сам он как-то почти маниакально экономил каждую секунду, тратя время исключительно на чтение научной литературы – человек волен сам распоряжаться своей жизнью и временем, я не возьмусь осудить его. Ойер всегда хотел быть в курсе всех, хотя бы достаточно важных событий, происходящих в научном мире. Ойер Отс был умным человеком, но он не хотел понимать, что современный ученый может быть хорошим специалистом только в очень узкой области; что не возможно чисто физически читать, читать до бесконечности о чужих открытиях и еще, к тому же, успевать делать и что-то свое. «Я не хочу знать «все-ни-о-чем», – любил повторять мне Ойер, – я все-таки считаю себя образованным человеком!». Он работал буквально сутками и, конечно, его не хватило надолго….
- Ну…, – Юри, казалось, сам стеснялся этой своей привычки спрашивать только по делу, – просто я много слышал о вашем проекте MR3.
- Кажется, здесь в Институте тоже затевается что-то похожее. Может быть, и я смогу чем-нибудь помочь. Во всяком случае, так считает наш бессменный Гинти-Ганкель, – сказал я.
Юри как-то странно посмотрел на меня.
- Гинти собирает всех, кто когда-либо работал в астроинженерии. Но вы, Александр Константинович, пользовались обычной электронно-вычислительной техникой при расчетах. К тому же размеры вашей радиоантенны, насколько я знаю, все-таки укладываются в барьер Илки. Ваши технические трудности, в принципе, можно обойти; потребуется, быть может, всего несколько лет.
- Вы считаете, что я здесь уже в роли граммофона среди музыкальных центров? – удивился я его неожиданным словам, – или я неправильно понял вас, и вы просто собираетесь отговаривать меня от использования этого нового…
- Нового? Этого Ящика!? Вы не правильно поняли меня, Александр Константинович! У вас прекрасные новейшие методы расчета, именно за вашими методами стоит будущее астроинженерии. А этот Черный Ящик, непонятно как работающий, которому Главная Лаборатория хочет доверить расчет параметров стыковки блоков энергоустановки…. Это ужасно, Александр Константинович! Куда катится наука, если сверхважную для человечества задачу мы полностью и бесконтрольно доверяем какому-то… «мистическому» ящику!
- Но ведь Ящик тестировали, – спокойно заметил я, стараясь не выдать и своего волнения. Меня тоже терзали сомнения, но я старался не думать о них до разговора с Гинти. У меня нет привычки осуждать чужие проекты, не изучив их предварительно, за что меня часто обвиняют в занудстве и излишней педантичности, но такой уж я есть.
- Тестировали, – грустно улыбнулся Юри, – тестировали на задачах, для которых ответ известен, а вам ведь прекрасно известно, как легко подделать подобные тесты…. Но вообще-то я по Ящику не специалист. Вам лучше поговорить с Гинти, насколько я знаю, и это не только мое мнение, он не любитель подделовать тесты… Но, честно говоря, дикая ситуация! Я, работая в Лаборатории, совершенно не представляю, что такое этот Черный Ящик! Это только официальная информация – для всяких комиссий, – что будто бы вся Главная Лаборатория создает какие-то опытные образцы. Ничего подобного! По-моему, Ящиком занимается практически один Гинти, а из нашего Гинти, как вы знаете, трудно что-нибудь вытянуть. Никто, правда, особенно и не старается, у всех дел по горло, уж задал нам работы этот «ESol»! Черный Ящик нужен только для стыковки всех блоков «ESol» в единое работающее целое, но ведь там полно и других задач, вполне «алгоритмических», которые можно обыкновенно расчитать с помощью машин. Я не специалист по стыковке и сшивке, я работаю по отдельным блокам, у меня, как и у всех, свой конкретный участок работы. Надеюсь, что Гинти «не подведет» (какое дурацкое слово «не подведет» – как будто мы в какие-то игры играем!), проверить-то его все равно никто не сможет. А иначе весь многомиллиардный пронет полетит к черту! И вообе, удивляюсь я вашей невозмутимости, Александр Константинович!
«Не специалист, не компетентен» – это признание в собственном бессилии? Или это становящееся все более острым с годами прогресса науки жало «узкой специализации», неизбежная плата человека за все возрастающий объем знаний? Или просто… просто нежелание посмотреть куда-то в сторону. Но отец Юри не смог и, наверное, никто не сможет.
И я пошел искать Гинти.

Вообще-то Гарольд Гинти-Ганкель не физик. Он биолог, причем довольно известный, но вот уже почти десять лет занимается астроинженерией и заведует Главной Лабораторией Института Космических Исследований. Мы с ним вместе окончили Физический Университет и одно время были даже очень дружны. Потом наши пути разошлись. Гинти поступил в ставший уже знаменитым к тому времени Институт Современной Биологи – на мой взгляд, просто трата драгоценного времени; я же занялся исследованиями ближнего космоса с Эренгардом.
Гинти вообще удивительный человек. Именно он, кстати, и является автором идеи об энергетических установках «ESol». Строго говоря, идея принадлежала еще Дайсону; еще в прошлом веке люди задумывались о возможности использовать солнечную энергию в больших количествах, чем она приходит на Землю, о возможности фокусировать или даже аккумулировать ее в нужных точках орбиты, например, на маленьких обитаемых искусственных спутниках-городах. Гинти был первым, кто сформулировал эту задачу математически и почти довел ее до уровня уже конкретных технических разработок. Почти…. Планируемая конструкция оказалась чересчур большой – порядка Марса – и тут начал работать барьер Илки.
Изначально планировалось создать три энергетических установки «ESol» на околосолнечных орбитах, каждая из которых состояла бы из пяти тысяч малых блоков. В космосе создали необходимое количество блоков для первой установки, но, при попытках смонтировать их в единое целое, начались массовые сбои в вычислительных машинах, и дело было не в превышении некоторого критического объема информации. Дело в том, что «невозможно за приемлемый промежуток времени рассчитать с помощью даже максимально упрощенных алгоритмов, созданных человеком, единую конструкцию больше некоторых определенных размеров».
С чем это связано? Быть может, с особенностями головного мозга человека, придумывающего алгоритмы. Я, физик, не знаю. Я знаю только, что это факт, доказанный Илки и его группой. Почему это так – это вопрос к Господу Богу….
Юрии тоже упомянул о деньгах, хотя и так совершенно ясно, что постройка пяти тысяч блоков обошлась недешево. Все правительственные комиссии, очень далекие от физики вообще, твердили в один голос, что необходимо довести работу до конца, что необходим результат. Демонтаж оставили на крайний случай.
Но, что меня больше всего удивило, что неудачу свалили только на одного Гинти. Можно подумать, он лично перепроверял за своими сотрудниками и, заодно, за машинами все вычисления. Гинти, к тому времени уже бывший Заведующим Главной Лаборатории ИКИ, встретил все обвинения с редкостным хладнокровием, ни о какой добровольной отставке (к сожалению многих!), речи не шло. Он просто спокойно продолжил работу, заявив, что нет такой задачи, которую в Лаборатории не решили бы. Действительно, наверняка существовали другие варианты монтировки блоков «ESol», в обход барьера Илки (например, энергоустановки могли быть меньших размеров, но тогда их должно было быть не три, а больше; везде, конечно, свои технические трудности). Но работа затянулась на несколько лет, и в Лаборатории, насколько я знаю, до совсем недавнего времени не могла предложить ничего конструктивного.
И вот в Лаборатории придумали Черный Ящик. Это, сознаюсь, звучит похоже на фразу из детской сказочки: «И вдруг лягушка стала принцессой», но по другому и не скажешь. Построили первую экспериментальную модель, которая дала такие потрясающие результаты, что Гинти – на свой риск – решил применить Ящик для задачи «ESol». Сначала, конечно, было необходимо проверить, не противоречат ли результаты, полученные Черным Ящиком, техническим знаниям, накопленным учеными при постройке аналогичных сооружений типа MR1,2,3. Меня и группу Эренгарда и пригласили, как я думаю, для проверки того, пригоден ли Ящик для проекта «ESol».
Итак, я искал Гинти.
Сначала я отправился на этаж администрации. Среди множества одинаковых темных лаковых дверей я отыскал одну с красивой позолоченной надписью: «Заведующий Главной Лаборатории ИКИ Гарольд Гинти-Ганкель». Я нажал кнопку звонка, подождал. Никакого эффекта не последовало. Тогда я попытался открыть ее, и она легко поддалась. Тщательно убранный холодный и совсем «нежилой» кабинет был пуст. Только иногда по очереди начинали жужжать три телефона на столе. Я вышел и тихонько прикрыл дверь, соображая, где бы еще поискать Гинти; все-таки я начал забывать планировку Института.
Мимо по коридору шел человек с портфелем. Судя по его уверенной неторопливой походке, я подумал, что он свой на этаже администрации.
- Простите, – обратился я к нему, – вы не знаете, где я могу найти Гинти-Ганкеля?
- Гинти? Ну, здесь вы его вряд ли дождетесь. Он или в Лаборатории…
- Там я уже был.
- … или улетел на космодром. Для него там специальный рейс организовали к месту сборки «ESol».
- Разве сборка УЖЕ ведется?! – я не поверил своим ушам. Ведь Гинти пригласил меня для того, что бы я рассказал о проблемах своей недостроенной радиоантенны, чтобы в новом институтском проекте учесть опыт моей работы, и разве не для этой же цели пригласили и учеников Эренгарда?...
- А вы не знали? Гинти позавчера провел заседание своей Главной Лаборатории, представил тесты Ящика, никто ничего не возразил, и специально приглашенная правительственная комиссия разрешила начинать сборку.… Работа в самом разгаре, и я не смогу точно сказать вам, где он. Но что этот сумасшедший в гуще событий, так это я вас уверяю.
«Сумасшедший – интересное прозвище», – думал я в замешательстве, идя дальше по коридору. Новость как-то выбила меня из колеи. В голове завертелись какие-то обрывки каких-то тестовых расчетов моей собственной антеныы, как бы в тщетной попытке доказать кому-то и, прежде всего, самому себе, что мои многолетние труды кому-то нужны… Черта с два они кому-то нужны!! Похоже, здесь прекрасно обошлись и без меня! «Какой самостоятельный, – думал я про Гинти, – его уже не интересует опыт тех, кто несколько лет проработал в похожей области; он думает до всего дойти сам… но зачем же тогда он просил меня прилететь в Институт?»
Блуждая по этажу, я случайно набрел на одного из учеников Эренгарда, щуплого, маленького человечка с крохотными белесыми глазками. Я, к сожалению, не помнил его имени и, буркнув «Добрый день», сразу же спросил, не знает ли он, где Гинти.
- А, вы, наверное, тоже из астроинженеров! – догадался этот коротышка, и вдруг завопил писклявым голосом, – ушел он уже, ушел! А вы, когда его встретите, получите много приятных эмоций! Этого выскочку, видите ли, совершенно не интересуют почти десятилетние наработки учителя (так коротышка именовал Эренгарда)! Этот Гинти или как его там, он спрашивал меня только о… каких-то КИТАЙСКИХ СКАЗКАХ!! Он, видите ли, выяснил, что когда-то очень давно, по молодости лет, я занимался историей Древнего Китая. А когда я назвал его сумасшедшим (второй раз за сегодняшний день Гинти назвали сумасшедшим, это становится характерным), он попросил меня убираться из института и не мешать работать! И не мешать работать!? Китайские сказки! Для проекта «ESol»! Вы представляете!?
Я, изобразив на лице понимание, кивнул ему и, больше ничего не спрашивая, пошел дальше по коридору.

Ход моих мыслей был прерван громким разговором.
По коридору шли двое. Один, грузный одутловатый мужчина в строгом деловом костюме с галстуком и, кажется, как с приросшим вечным портфелем подмышкой. Другой – высокий, худой, нервный, в белой рубашке с завернутыми до локтей рукавами, в руках блокнот и ручка. На мгновение мне показалось, что эту фигуру я уже видел когда-то, быть может, даже в каком-то фильме... Уж слишком раздражающе нереально он выглядел, таких людей в жизни не бывает! Взять хотя бы эти завернутые рукава, что за «показуха», в конце концов? Однако похоже я слишком резко все воспринимаю, но я абсолютно выбит из колеи всеми этими новостями! Подумать только, неужели Гарольд успел все согласовать?... Толстый мужчина с портфелем еле успевает семенить за стремительным белым пятном в полумраке коридора. Они шли в мою сторону.
- Но вы уверены, что цифры верные?
- Да. Не задавайте дурацких вопросов!
- Но технологи на сборке жалуются – параметры стыковки очень необычные…
- Что-о?... «Жалуются… !» …! У вас здесь не мелодрама, а научная работа. Извольте выбирать выражения. И делайте как я говорю!
- Но, господин Главный Заведующий…
- …! Делайте!! Мало времени! Завтра будут цифры для следующих швов. У вас все?
- Да, но…
- Тогда всего хорошего! Сегодня буду на станции. Вы заказали мне рейс?
- Да, но вы только вчера там были. Зачем так часто?
- Проверять всех вас! Я свои обязанности знаю, хорошо бы и вам знать свои! Все на сегодня. Я занят.
Мужчина с портфелем понуро замолчал и ушел. Когда он скрылся за изгибом коридора, я шагнул к человеку в белой рубашке. Я вспомнил, это был старый очень старый советский фильм «Укрощение огня».
- Гарольд?
Гинти обернулся. Не узнал меня. Прищурился. Холодно спросил:
- Что вам угодно?
Я сам с трудом узнавал его. Несмотря на то, что мы были практически одного возраста, Гинти всегда выглядел гораздо моложе меня. Да и вел он себя не как солидный ученый, а скорее как взбалмошный мальчишка. Но сейчас от его молодого задора не осталось и следа. Гинти очень похудел; на тонком нервном лице лихорадочно блестели глаза, на резко очерченных скулах проступили красные пятна. Вообще он выглядел больным.
- Господин заведующий, не могли бы вы принять меня по личному вопросу, – отчеканил я деловито, только что не щелкнув каблуками.
Гинти более внимательно пригляделся ко мне. Узнал. Улыбнулся.
- Прости, Александр Константинович, не узнал. Давно мы не виделись.
- Уделишь мне пол-часика? Тем более что ты сам просил меня приехать. Хотя, как я тут узнал, ты начал руководить сборкой «ESol» и без моих советов. Зачем же ты меня пригласил? Чтобы поиздеваться, как над учеником Эренгарда, которого я только что встретил?
Гинти перестал улыбаться. Как-то ссутулился.
- Пойдем в кабинет, – сказал он.
Мы молча шли по коридору. Гинти впереди, я за ним. Его шаг был тяжелым, было видно, что он сильно переутомлен. Я вспомнил, как плохо, еще со времен нашей учебы, он переносит космические перелеты. А ему теперь ведь часто придется летать на орбиту сборки этой энергоустановки. Я вдруг пожалел, что наш разговор начал с выяснения профессиональных отношений. Все-таки я очень давно не видел Гарольда, и иногда мне очень его не хватало...
В своем кабинете он молча предложил мне кресло. Долго не мог найти сигареты, открывая подряд все многочисленные ящики стола, что лишний раз показало мне, что он чужой в этом своем кабинете, не любитель административной работы. Потом все-таки нашел, закурил и стал молча ходить по кабинету из угла в угол.
- Что это за Черный Ящик, о котором столько говорят? – первым начал я разговор.
- Что говорят? – хмуро спросил Гинти, глядя куда-то в сторону.
Снова повисла томительная пауза.
- Ладно, – Гинти, наконец, повернулся ко мне, – понимаю твое любопытство. Черный Ящик – сложная биологическая замкнутая система. Некоторая самодостаточная популяция бактерий; система живых организмов, функционирующая по законам Природы, а не по алгоритмам Человека. С помощью некоторого кода можно переформулировать технологическую задачу стыковки блоков единой системы энергоустановки «ESol» в серию сигналов, понятную этим бактериям. Причем эта серия сигналов должна вынуждать популяцию совершать некоторые действия для собственного выживания, то есть принимать «решения». Потом эти «решения» снова переводятся на язык технологии. На входе в Ящик вопрос – на выходе конкретные цифры, например, координаты стыковочных узлов.
- Я не очень силен в биологии. Будь любезен, напиши химическими формулами.
Гинти присел на краешек стола, достал из кармана блокнот, вырвал из него листок, что-то несколько минут писал, а потом протянул листок мне. Я бегло просмотрел его. Выглядело вполне разумно. Во всяком случае, для моего скромного понимания химии. И получилось так, что я, долго готовя беседу о Черном Ящике, вдруг за считанные минуты получил исчерпывающий ответ. Гинти был точен и краток как всегда.
- Но нужен код, переводящий человеческую постановку задачи на язык этих твоих бактерий, в этом же все дело, – заметил я, чтобы сказать что-нибудь, кладя листочек на стол. Хотя из его записей ответить на этот вопрос было нетрудно.
- Идея Черного Ящика наверняка изучалась и раньше. Я, правда, таких работ не нашел. Самое сложное было придумать код. Но и это сделали. Здесь, в формулах я все немного упростил, для наглядности, а вообще-то использовалась так называемая антропогомологическая лингвистика, новый раздел субмолекулярной биологии.
- Первый раз слышу. Ты мне терминами зубы не заговаривай!
- Еще бы, совсем другая специализация, не имеющая никакого отношения к твоему проекту MR3, – съязвил Гинти и снова отвернулся.
Я видел, что он злится на меня. Наверное, тоже хотел меня увидеть, тоже скучал по нашим бесконечным диспутам студенческих времен. Я почувствовал себя виноватым. Быть может, он пригласил меня вовсе не из-за моих ценных советов, у него и своя голова была очень даже неплохая… особенно с этими его «биологическими» идеями.
- А кто придумал код? Вы что, подключили Институт Общей Биологии? Вы получили разрешение Объединенной Комиссии? А как же с постановлением 124? Вы тестировали колонии бактерий по методу Накаямы, что-то я читал об этом навороченном методе.., – спросил я.
- Это важно?
- Я хочу поговорить об этом, и это действительно важно! – сказал я, встав с кресла. По моей вине или нет, но разговора у нас не получалось.
Гинти неопределенно дернул плечом.
Я помедлил, внимательно посмотрел на Гарольда. «Нет, тут не только обида», – вдруг подумал я. Уж слишком хорошо я его знал.
- Зачем ты вызвал меня и группу Эренгарда? Ладно, я допускаю, что тебе не симпатичен этот коротышка – забыл его имя – который ничего не сделал, кроме как попугайски цитировал своего покойного учителя. Но, возможно, тем, кто, помимо тебя занят в этом проекте «ESol», было бы интересно послушать чужие мнения. И мое мнение, кстати, тоже. Ваша задача ведь невероятно сложная. Ты не имеешь права отказываться от мнений специалистов от имени всей Главной Лаборатории! – я плюнул на всякие сентенции, потому что догадался, что Гинти что-то не договаривает. Меня начинало злить это его подчеркнутое хладнокровие, за которым я, давно знавший его, чувствовал невероятное напряжение. Наверное, он был таким же, когда его публично обвиняли в первой неудаче по постройке «ESol». Защитная реакция, в некотором роде.
Гинти долго не отвечал, теребя в пальцах потухшую сигарету.
- Саша,… – вдруг тихо сказал он, – код целиком и полностью моя затея… и вообще, это все… и Ящик и сам проект…
Я так и замер.
Нас прервал стук в дверь. Дверь открылась и на пороге появилась девушка с подносом, на котором стоял электрический чайник, сахарница и две чашки на блюдцах. Я узнал ее, это была аспирантка Отса.
- Чаю? – спросила она, вопросительно оглядывая наши застывшие фигуры. Ее ярко-розовые губы раздражали, глаза были скучные. Как будто к нам заглянули из другого мира.
Когда она ушла, я попытался поудобнее устроиться в кресле и спросил, нет, даже скорей просто констатировал факт:
- Значит ты, биолог, сочинил и Ящик, и код. И никто в Лаборатории понятия не имеет, чем ты тут самостоятельно занимаешься. И ты, в конце концов, САМОСТОЯТЕЛЬНО СОБИРАЕШЬ эту «ESol»! И прикрываешься именем всей Главной Лаборатории!
Я старался намеренно преувеличивать, и был поражен, когда Гинти на все согласно кивнул головой. Он подошел к столу, бросил в чашку четыре куска сахара и налил себе чаю.
- А вдруг получится, Александр Константинович, вдруг, чем черт не шутит, получится…, – вдруг как-то чересчур взволнованно начал он, – и я вполне адекватен и соображаю, что говорю! – он поймал мой взгляд, – или наверное, ты хочешь, чтобы очередная комиссия, уполномоченная правительством выяснить, куда это все-таки девают деньги эти странные ученые, пришла и спросила: «Кто работает с компановкой блоков «ESol»? А ей в ответ: «Гарольд Гинти-Ганкель, который создал Черный Ящик на основе колонии бактерий, хотя сам биологией давно не занимается, который не проконсультировался с соответствующими специалистами и не учел вторую поправку к постановлению 124…». «А-а! Так это тот, который чуть было не загубил весь проект! Немедленно отстранить его!». А что они знают? Что все эти критики знают о МОЕМ проекте?! – Гинти разгорячился, его глаза яростно сверкнули, – да если бы мы в свое время не натолкнулись на барьер Илки, то я, возможно, никогда бы не создал Черный Ящик! А Черный Ящик дает потрясающие возможности по освоению дальнего космоса… Это все только начало.... А так комиссия скажет: «Главная Лаборатория? Подведомственная господину Н.Н.? Проекты Лаборатории согласованы по всем правилам и согласно стандартам? Ну, что ж, прекрасно, прекрасно! Продолжайте, продолжайте!»
Высказав все это, он замолчал на несколько секунд, тяжело дыша и стискивая в побелевших пальцах чашку. Горячий чай выплеснулся на его дрожащие пальцы, но он даже не заметил этого. Я молчал, и он продолжил говорить еще более возбужденно:
- Это дело всей моей жизни, а они, эти тупоголовые члены комиссии, которые, дай бог, прослушали общий курс физики в своих институтах, они могли, они имели законное право отстранить меня от работы. А еще журналисты.… О, Саша, ты даже не можешь представить себе, до какого идиотизма они доходят и, главное, сколько вреда они могут принести! Меня как-то настоятельно попросили принять участие в одной научной передаче, ну, рассказать о новейших достижениях и тому подобное; если бы я отказался… ну, да не важно… – налогоплательщики ведь должны знать, на что уходят их денежки. Что меня только не заставляли делать, чтобы я все время оправдывал затрачиваемые на меня деньги! И лекции читать, и семинары проводить для великовозрастных идиотов, которым ни черта не нужно. А я хочу только спокойно работать над своей задачей!… неужели я так много прошу! Но я отвлекся. Итак, этот журналист спрашивает меня: «Вы, – говорит, – Черными Ящиками занимаетесь? А скажите, можно ли через этот Черный Ящик попасть в параллельный мир, по аналогии с Черной Дырой? И будут ли там разумные гуманоиды? И можно ли установить с ними контакт?» Вместо того чтобы сказать что-нибудь вроде: «Невозможно постичь все тайны Вселенной, дорогие телезрители! Во всем есть свои мистические загадочные тайны и давайте постараемся вместе с вами разобраться…», я ответил что-то недопустимо резкое, не по правилам этой популярной передачки для домохозяек. Был скандал. И, к тому же, на всю страну стал известен протест телезрителей, возмущавшихся тем, что я, дескать, своими исследованиями препятствую установлению Контакта с Иным Разумом…. И опять мой проект хотели на время прикрыть…
- Послушай, Гарольд, – вмешался я, видя, что у него, кажется, уже начался жар; его глаза лихорадочно горели, – всем известно, что пропасть между людьми науки и обывателями все ширится. Люди, не в состоянии понимать вывертов высшей математики, начинают заменять науку всякой мистикой. Послушай! Даже Юри, Юри Отс, мой бывший коллега, ныне заведующий кафедрой Математической Статистики, с недоверием отнесся к твоему Черному Ящику. А ты хочешь, чтобы тебя понял любой журналист без специального образования! Успокойся, ради бога! Вообще тебе надо отдыхать больше!
- Но я ведь не обыкновенный «статист», каких полно в нашем Институте и для которых участие в телепередачах – верх желаний, и не заурядненький профессор с примитивными общепринятыми идеями, который за всю жизнь только и сделал, что написал докторскую. Меня нельзя заменить! Неужели так трудно просто дать мне спокойно делать то, что я хочу, а не заставлять меня популяризировать идеи, которые и понять-то в состоянии всего два-три человека на этой планете!
- А не слишком ли ты много берешь на себя, Гарольд? И может ли один человек ставить на карту судьбу миллиардного космического проекта…
- И ты мне о деньгах!! – в ярости прошипел Гинти, и я пожалел о своих словах. Хотя, мне кажется, что бы я ни сказал, он все равно бы завелся; он был просто как бешеный…, – ты говоришь, как это я один решился осуществлять проект «ESol»… да как же ты не можешь понять, Саша! ВЕДЬ БОЛЬШЕ НЕКОМУ! Ни один человек в мире не знает всех, необходимых для стыковки блоков в единое целое, разделов наук! А я – знаю, и можешь думать обо мне, что хочешь! Я знаю биологию, я знаю химию, я знаю астроинженерию…. А не кажется ли тебе, Саша, что земная наука все больше и больше заходит в тупик и нет дороги обратно? Когда один человек начинает отвечать за такой проект,… но у кого я могу спросить совета?! Самое мощное средство, используемое человечеством – вычислительные машины, с готовыми программами, библиотеками по всем разделам современных наук – не работают для этой задачи; проклятый барьер! Быть может, я должен спросить у твоего Отса, который считает идею Ящика мистическим бредом? Для него мистика все, что не описывается законом больших чисел. А может быть, у группы Эренгарда, которые возвели хорошие, но давно устаревшие, идеи своего учителя в культ и так с ними и носятся? Или у тебя? Ты умный человек, Саша, я глубоко уважаю тебя как ученого, но, что бы просто ввести тебя в курс моей работы, которой я занимаюсь годами, мне потребуется, по меньшей мере, год,… но у меня нет этого времени. Человек ведь не вечен, Саша…. А я чувствую себя вымирающим мастодонтом, это, знаешь, такие звери были…
- Да знаю я! Послушай, Гарольд, перестань, успокойся! Ты слишком драматизируешь ситуацию.
Гарольд залпом выпил уже остывший чай.
- А вдруг у меня ничего не получится, вдруг энергоустановка вообще не будет работать…. Ведь тогда мне вообще запретят заниматься наукой…, впрочем, тогда так мне и надо, не умеешь – не берись…. Но тогда могут закрыть всю Главную Лабораторию. А вдруг, помимо барьера Илки, существует барьер, скажем, пространственный, не позволяющий цивилизации занимать места в космическом пространстве больше определенного размера, или барьер выживаемости человека в дальнем космосе….
- Зато точно не существует барьера твоего упрямства, – я хотел разрядить обстановку. Мне очень не нравился вид Гинти. Он был явно нездоров. Надо было мягко закруглять этот разговор. Но я не успел.
- Я так устал, Саша… и мне страшно…, – почти прошептал Гинти, вдруг покачнувшись, судорожно прижав руку к левой стороне груди, – А я просто хочу работать, Саша.… О, ты не представляешь, как это будет красиво….
Я вскочил с кресла и успел подбежать к нему как раз вовремя, когда он медленно начал оседать на пол.
- Дурак! – в сердцах рявкнул я Заведующему Главной Лаборатории ИКИ, беспомощно повисшему у меня на руках. Вспомнился вдруг отец Юри…
Я уложил Гарольда на диван.
Подошел к телефону. Хотел вызвать секретаршу, ту самую, аспирантку Отса, которая, вместо того, чтобы заниматься науками, разносила чай по кабинетам начальства.
- Не надо,… – с трудом выдавил приходящий в себя Гинти. Он дрожащими пальцами неловко расстегнул рубашку и стал массировать сердце, пытаясь виновато улыбнуться мне посиневшими губами; зрелище было невеселое, – Таблетку… из верхнего ящика… достань. И не смей… орать на меня,… Саша… слышишь? – прошептал он слабым, но все еще повелительным голосом.
Я дал ему таблетку и стакан холодного чая, а сам устало опустился на стул. Некоторое время мы молчали.
- Мне на космодром надо, – почти бодро подал Гинти голос с дивана. Видимо, таблетка начала действовать.
- Отстань, – поморщился я, – никуда ты не пойдешь.
- Нет, пойду! – Гарольд вел себя как ребенок или, скорее всего, неловко себя чувствуя, просто дурачился, – но сначала послушай, какой, с помощью Ящика, я решил сделать энергоустановку…
Я покорно вздохнул, соглашаясь слушать. Гинти все равно не уймешь.
- Давным-давно, в Северном Китае, жил великий герой и полубог Хуанди. Он делал огромные зеркала. Зеркала, которые, как гласят легенды, могли «идти за Луной». Так говорили самые старые легенды, а потом, передаваемые бесчисленными поколениями из уст в уста, от отца к сыну, эти легенды изменялись и рассказывали уже о зеркалах, которые меняли форму, следуя образам рождающейся и умирающей Луны…. Я хочу создать систему зеркал, следующих за Солнцем, собирающих его энергию и меняющихся, как живое существо, живое, порожденное живым Черным Ящиком. Зеркала, парящие в космосе, как «эфирные города»….
Я молча слушал его. И думал о том, что у Гарольда Гинти-Ганкеля не было ни одного аспиранта, ни одного ученика, которые были бы способны продолжить его дело. «Вымирающий мастодонт», – так, кажется, он назвал себя.
Гинти говорил долго, переходя от китайских легенд к увлеченному описанию каких-то сложных пространственных конструкций. Он описывал вид и цвет каких-то правильных многогранников, перечислял их грани, вершины…. И я, наконец, понял, зачем он позвал меня. Никто, кроме старого институтского приятеля, не стал бы его слушать. Никто не дал бы ему выговориться. Никто не понял бы его отчаяния от чувства безмерной ответственности, которую он взвалил на себя….
Гинти вдруг замолчал и, тяжело дыша, несколько минут лежал совершенно неподвижно. Я, забеспокоившись, встал и подошел к нему.
- Александр Константинович, налей мне чаю, с сахаром, – попросил Гинти своим обычным голосом.
Я пошел к столу. Включил электрочайник в розетку. Через двадцать секунд выключил его. Насыпал в чашку заварку. Залил кипятком. Положил четыре куска сахара. И повернулся к дивану.
Чашка выпала у меня из рук. Кипяток брызнул во все стороны. Со звоном разбилось блюдце.
- Дурак чертов, – еле слышно пробормотал я с невероятным облегчением, – чертов ты дурак!! Как же ты напугал меня!
Свесив руку с дивана, так что она касалась кончиками пальцев ковра, как-то неестественно уронив голову на бок и, закрыв глаза, Гинти крепко спал; его грудь спокойно вздымалась в такт дыханию.

В Смотровом Зале орбитальной станции столпились сотрудники всего Института. Это, конечно, только казалось, – Зал вмещал всего тысячу человек.
За рекордно короткий срок была полностью скомпанована первая энергетическая установка «ESol». Она гигантским мертвым матовым шаром висела посередине большого, на всю стену и потолок Зала, экрана, имитирующего иллюминатор.
Готовилось первое пробное включение.
Энергоустановку пока не фокусировали. Ведь, вообще говоря, для наведения на цель требовалось три такие синхронно работающие энергоустановки. Первая задача была просто проверить, функционируют ли как единое целое все составляющие систему блоки.
Открылись матовые предохранительные щитки. Под действием солнечных лучей, медленно, один за другим, стали разворачиваться в пространстве зеркальные грани внешних правильных многогранников. Каждое ребро такого многогранника в свою очередь состояло из внутренних икосаэдров так называемого первого уровня, которые плотно прилегали друг другу. Ребра последних, в свою очередь, были составлены из внутренних икосаэдров второго уровня и так далее. Всего двадцать пять уровней вложенности.
Зрелище было грандиозным.
Шар, теперь уже ярко засветившийся и погасивший своим блеском большую область звездного неба, постепенно терял свою форму, разворачиваясь в какую-то многогранную фигуру и увеличивая свою площадь для сбора максимально возможного количества излучения.
Радостно-взволнованный шепот пробежал по Залу. Во всяком случае, все блоки работали жестко скоординировано. А это уже было большим достижением.
Но тут стало происходить что-то непонятное.
Зеркала, сложившись, сгруппировавшись в определенные замысловатые конфигурации, стали вдруг спонтанно менять свою форму. Они как будто плавились. Энергоустановка распадалась на множество мелких сгустков неправильной формы, которые, даже разделенные, не разлетались, а продолжали поддерживать некоторою общую структуру в пространстве. Сгустки беспорядочно двигались. Они пульсировали и, казалось, как губки впитывали в себя энергию Солнца. Все это отдаленно напоминало какую-то колонию бактерий или, во всяком случае, что-то… живое. Расстояния между сгустками стали хаотично, но неуклонно уменьшаться. И вот образовался единый огненный вытянутый кокон. Он разгорался все ярче.
А потом из нестерпимо сияющего кокона стали разворачиваться восемь гигантских полупрозрачных крыльев, и откуда-то из недр кокона на нас выплывал остро чужой взгляд немигающих огненных глаз…